Пётр Левин
Последний пенсионер
«Жигуль» прибавил хода. Дорога была накатанная, ровная. Стрелка спидометра подходила к «80». Я специально подотстал от Ивана: пыль стояла страшная.
Через пару километров «Жигуль» остановился у развилки. Дорога шла по посадкам дальше, а вправо прямиком в лес вела заросшая травой кишка. Туда же уходили провода – видимо про их обрыв писали в интернете.
– Ну вот и все! Я дальше прямо поеду. А вам направо. Я ездил к Юре пару месяцев назад. Потихоньку и вы проедите на вашей пузотерке. Ну, до встречи! Передавайте от меня привет! Прокофьев моя фамилия. Иван Прокофьев!
Дверь «Жигуленка» с шумом захлопнулась, мотор взревел, задние колеса прокрутились, из-под них взметнулся песок – и машина полетела вперед, оставляя столб серой пыли. Я смотрел, как она медленно оседает, отчего воздух становится прозрачным, чистым.
Сел в машину и повернул. Дорога была сносная – Иван не обманул. Только кусты и высокая трава слишком близко росли по краям да деревья недружелюбно свесили лапы, пытаясь достать до крыши. Я ехал как можно медленней, чтобы не поцарапать бока и не словить днищем кочку. Минут через десять дорога начала расширяться. Показался первый дом, согбенный, с покосившимся крыльцом и сгнившим порогом. Маленькие окна были целы, остеклены.
Поехал дальше. По левую и правую руку стояли деревянные дома, преимущественно срубы, но были и из досок, краска отцвела, железные крыши покрылись ржавчиной. Улица шла метров на триста вглубь. В конце нее был тупик и лес.
Меня встретили жирные гуси и большой откормленный рыжий кот. Он выпрямил хвост и что-то орал на своем кошачьем. Заглушил мотор и посигналил. Вышел из машины. Воздух был влажным, свежим, не таким, как в Алешкино. Отчетливо пахло деревней: перегноем, навозом, сеном, травой, деревьями. Запах был сильный, настойчивый.
Последний дом был добротным, видно было, что за ним ухаживали – железная крыша была недавно выкрашена в зеленую краску, порог обновлен, а забор – свежий. Из-за дома вышел хозяин. Похоже, с огорода. Это был невысокий худой старик в шапке-ушанке, сером тулупе, синих штанах на ватине, резиновых до колен сапогах.
– Здравствуйте, чем могу помочь? – спросил он. Старик снял с забора тряпку и вытер руки.
– Юрий Васильевич? – спросил я, и после того, как собеседник кивнул, протянул руку, – меня зовут Константин. Я ваш родственник. Мой отец Александр Конеев ваш троюродный брат. Я прочитал, что у вас свет отключился, и приехал, чтобы помочь. Но вот выяснилось, что уже свет дали… Мне Иван Прокофьев из Алешкино все рассказал, он вам привет передает… Да я заехал просто по пути. Я из Самары в Москву еду, в командировке был.
Я соврал, потому что не хотел стеснять хозяина.
– Ну проходи в дом, родственник! Как отец поживает? Он же младше меня на двенадцать лет. Я его нянчил.
– Похоронили два года назад. Сердце.
– Ай-ай-ай, – покачал головой хозяин, – давно я его не видел. Лет двадцать он сюда не приезжал. Все хотел родительский дом восстановить. А к дому твоего отца мы сходим. От него только фундамент остался. Его наш родственничек Сергей с женушкой-грымзой продали за копейки… Сруб хороший был… А я не смог им помешать.
Я вытащил из багажника сумку с гостинцами, которые купил вечером до отъезда. За обитой войлоком дверью располагалась небольшая кухонка. Низкие потолки заставили пригнуться. Мебель была неприхотливая – старый шкаф с микроволновкой и электрочайником, ручной умывальник, советский холодильник, стол с клеенкой и два деревянных крашеных стула, которым было на вид лет пятьдесят.