Пэт Кэдиган
Искусники
Глава 8
«Когда Джина узнает, – подумал Марк, – она мне всыплет по первое число». Даже за меньшие прегрешения в прошлом ему здорово влетало.
Вчерашние события разворачивались слишком быстро. Вчерашние? Нет, Господи, уже позавчерашние. Все в голове смешалось и перепуталось. Ведь столько всего случилось за одну ночь. Но он определенно попал не на ту вечеринку.
Сначала была Мимоза, где всегда что-нибудь происходит. Публика самая пестрая, хакеры и рок-музыканты, блестящие глаза подростков и потухшие лица кадров, повсюду разный люд: на песке пляжей и тротуарах, в заброшенных зданиях и временных пристройках, под пирсами. Ребятишки-хакеры ни секунды без дела не сидели, запускали своих «наездников»[9], обводные циклы и прочие хитрые программы. Ноутбуки у них помигивали; музыканты отрывались; одна молоденькая девица, до своего совершеннолетия, вполне вероятно, бывшая пай-девочкой, загружала изображения с камеры на хакерский ноутбук и тут же создавала симуляцию, а в экзоскелете прыгал ее приятель, переживающий все спецэффекты, и время от времени перебрасывался с ней репликами – вот если бы у них был настоящий виртукостюм, вышло бы куда лучше. Кадры же взирали на происходящее как на видео – по сути, так для них и было.
Еще Вальжан с его плащом. Помнится, он придумал этот плащ для одного из клипов группы «Канадейтайм», и Вальжан возжелал иметь такой же в жизни. Штуковина сосала энергию почище Дракулы, весила чуть ли не тонну со всеми своими встроенными солнечными батареями, а Вальжан носил ее не снимая по восемнадцать-двадцать часов в сутки. Итак, Вальжан с плащом, красавчик Эклстоун и Морей, самозабвенно импровизирующая с ребятами, как она делала еще до той поры, когда «Канадейтайм» переключилась на видео. Все было здорово, можно было хоть целую ночь слушать, как Морей и ребята играют, но кому-то пришло в голову отправиться в набег, а так как трезвых среди них уже не было, то всем это показалось неплохой идеей. Собственно, и ему тоже.
Марк еще помнил, как втиснулся с какими-то людьми в авто. Удобством такой способ перемещения не отличался. Когда-то у него была настоящая машина, но давно, до того, как он поселился здесь, в Лос-Анджелесе, в великой Калифорнии. Кажется, об этом он пытался рассказать попутчикам по дороге в Фэрфакс. А может, только думал, что пытался. Иногда из-за музыки было трудно провести различие между мыслями и реальностью. Но режиссер у него в голове распорядился: пусть она все время звучит, причем громко.
Выгрузились в одичавшем старом парке Гилмор, точнее, среди его останков. Вероятно, в один прекрасный день кто-нибудь решит вложить деньги в восстановление разрушенного после Большого Толчка парка. А пока, в свете времянок на фонарных столбах, окружающая местность напоминала Марс, – вернее, то, как выглядел бы Марс, изгаженный землянами. От этого зрелища он слегка приуныл, но тележка торговца «разносолами» («Что вы, мистер полицейский, какие наркотики? Только соления, ничего другого.») и разговор с пташкой в ярко-розовой маске фламинго с торчащими вверх перьями его развеселили.
Ребята-хакеры запускали программы-обманки – до такой степени легко, что даже противно: обходишь датчики тревоги системы безопасности и скармливаешь ей любую дребедень; проще простого, я сама это делала – а он старательно делал вид, что ему интересно ее слушать. Так искренне она возмущалась; искренняя и такая юная. До безобразия похоже на его собственную жизнь: обойти датчики и скормить системе любые данные, какие только пожелаешь. Однако то ли веселье с самого начала стухло, то ли просто не успело разгуляться, но на душе у него вскоре стало безрадостно. Так, без причины. Он решил слинять, пока Вальжан не успел его обнаружить и уговорить остаться.
Подобные набеги его никогда особенно не привлекали. Веселье на скорость: сколько успеешь накуролесить, пока не явятся копы. Хотя один раз, посреди перекрытой для движения автострады, было действительно здорово, будто восстанавливалась некая справедливость, будто они забирали назад часть времени, потраченного в пробках. Не жаль было даже платить потом штраф.
Значит, после Фэрфакса… Да, просто ехал себе в темноте и думал, что хорошо бы сейчас попасть домой, голову в шлем, надраться и забыться в стране видеообразов. Но тут назойливо зазвонил телефон. И вот уже вытаскивают из машины. Не волнуйся, мы сдадим авто за тебя, но ты в обязательном порядке должен поехать вместе с нами.
В обязательном. В совершенно-долбано-обязательном. Это был Ривера. Стоило Ривере показаться на горизонте, Джина всегда исчезала, ведь Ривера приезжал в сопровождении Галена, который вызывал у Джины только одно желание – пристукнуть его и помочиться на его могилу.
Он и сам не испытывал к этому типу, продавшему «Ай-Трэкс» с потрохами, никаких теплых чувств, хотя тот и выдал ему причитавшуюся долю. «Ай-Трэкс» была детищем Ударника – так Марк всегда считал, даже после того, как Ударник вынужден был по решению суда передать основную часть активов компании Галену. Никакого Галена и в помине не было, когда Ударник начинал дело. «Ай-Трэкс Видео».
А он там был. С самого первого дня, когда Ударник продал старый экскурсионный автобус на металлолом. Туризм заглох, а видеобизнес шел в гору. Появились тысячи компаний по производству видео, но «Ай-Трэкс» отличалась от них, и в этом была заслуга Ударника. Они не просто делали деньги. Вот с Галеном все изменилось.
Какие клипы они вначале ваяли! Видео не было в новинку, но его качество улучшалось день ото дня, все эти виртукостюмы и вирту-разэтакая-реальность, да что там говорить – теперь ты мог быть музыкой. Как-то один затейник смикшировал симуляцию Великого Бога Элвиса с мастерами рокабилли новых поколений, которые в жизни друг с другом не могли встречаться; и была еще одна отличная вариация на эту тему – Шелковый Латино из две тысячи второго года схлестнулся с Шаманом Джимом Моррисоном из шестидесятых годов двадцатого века. Круче этого ему видеть ничего не приходилось.
Правда, он для Ударника придумывал образы и похлеще, и у того были тогда силы и желание все это воплощать в жизнь – свою музыку и его образы, – но потом пришлось отдать компанию в руки Галена. И Ударник сдался, накрыл свой синтезатор чехлом и превратил в простой офисный стол, заделался бизнесменом. Даже не пытался сопротивляться.
Если бы был какой-то смысл брыкаться, старина, я бы на месте не сидел. Но время живых музыкантов прошло. Большинство новичков вообще не считают нужным выступать в клубах. А теперь и я пальцем не пошевельну. Мне уже не нужен этот синтезатор. Вместо него – вы. Ты, Джина и остальные, вы делаете синтез звуков и картинки, и в результате получается то, что все страстно жаждут услышать и увидеть. Вы – истинные инструменты искусного синтеза.
Это его рассмешило: «Может, я и поддаюсь на многие искусы, но я не инструмент. Если уж играть словами, то я – искусник».
С тех пор это прозвище к нему и пристало, как пристает всякая дрянь. А Гален начал понемногу от них избавляться: сначала ушел Герштейн, за ним Влад, потом была уволена Ким, затем демонстративно и со скандалом покинула «Ай-Трэкс» Джолин. В итоге их осталось только трое, как в самом начале – он, Ударник и Джина. И вот где они теперь.
По правде говоря, где они теперь, было неясно. А в особенности, где находится он сам. В «Диверсификации»? Точно, в одной из спален пентхауса. Ему разрешили тут провести ночь, он должен явиться на работу утром – какого дня? – а потом мог свободно отправляться домой. Его не арестовали. Арестовали хакера.
Все это он помнил довольно смутно, в том числе и историю с хакером, который занимал соседнюю спальню. Он был не с Мимозы, в этом Марк был точно уверен.
Скорее всего, этот хакер проник в систему «Диверсификации» и поживился информацией о том, чем занимались Гален с Джослин, к чему они хотели привлечь его, Марка. Только отчего-то неотвязно преследовало чувство – Ривера знал парня, причем очень неплохо. Гален с Джослин этого не замечали, но их нужно было хорошенько встряхнуть, чтобы они на что-то, кроме себя, обратили внимание. А он все время ловил взгляды, которыми Ривера обменивался с парнишкой, и был почти уверен, что это не игра воображения, хотя разум все чаще играл с ним злые шутки, особенно в период работы над очередным видео, чем он теперь занимался постоянно. Работа с видео его «далеко заведет», по словам Джины. Но, черт побери, как еще он мог бы видеть картинки и правильно отображать их?
В голове явственно всплыла сцена: полицейский рейд на … какую-то клинику? Да, точно, на благодельню. Господи, а они еще его считали тронутым. У него, по крайней мере, не было никаких долбаных имплантатов, от которых плющит без всяких наркотиков. Это неправильно, это дико и совершенно неестественно, именно так.
И сделка, которую ему навязал Гален, тоже была неестественной. От этой мысли стало совсем неуютно. Но отказаться он был не в силах. Именно этого ему и хотелось. Не превратится ли он тогда в очередного выродка? Нет, это совсем другое, не надо будет нажимать никаких кнопок для стимуляции мозга, просто он получит возможность выпустить образы наружу из своей головы в точности такими, какими он их видел, а потом включить в видео, чтобы и остальные могли их увидеть без искажений. Конечно, здесь совершенно другой случай, ничего общего с тем, чем занимаются благодельни.
Пока он сидел в лимузине и наблюдал, как копы заталкивают этих, из благодельни, в свой фургон, ему вдруг захотелось, чтобы операция уже осталась позади. В голове крутился один из старых мотивчиков Ударника, параллельно шли картинки, и лучше этого видео представить себе было трудно, оно заводило до такой степени, что на мгновение ему показалось, что Ударник сидит рядом. Но его не было.
Что же происходило после рейда? Ривера и его люди выдернули хакера из общей кучи задержанных, затолкали в лимузин, и они куда-то поехали. Краткий визит в дом к какой-то шишке. Скорее всего, в районе Бель-Эр, столько ворот с охранниками пришлось проехать. А может, были одни ворота, просто они многократно повторились в его сознании, потому что там в этот момент звучала музыка, внутренний режиссер следовал за изобразительным рядом и так микшировал отрывки, что сам Ударник уписался бы от восторга. То есть, конечно, прежний Ударник.
Об этом доме в Бель-Эр запомнилось немного – только то, что телефоны все время звонили. Там было не меньше двух дюжин телефонных линий, а мониторов и терминалов и того больше. Информация била ключом, того и гляди попадет по голове. Хакер, похоже, был на взводе, будто боялся, что пострадает именно его голова.
А может, он боялся Риверы. К тому времени не оставалось никаких сомнений, что Ривера его знал, и парнишка глядел на него так, будто тот зажал чеку гранаты зубами и вот-вот выдернет. Все они что-то втолковывали парню, давили и уничтожали его своими голосами. Он словно попал под пулеметную очередь: я-та-та-та-та-тат, бац, бац, бац, я-та-та-та-та-тат, бац, бац, бац! Захотелось даже крикнуть: «Ложись!». Только вот Ривера начисто был лишен чувства юмора и не понял бы шутки, урод.
Так шло довольно долго, пока парень не произнес волшебных слов: свидетель обвинения. Но удивительнее всего, что после этого выражение лица Риверы прояснилось, и Марка осенило: парень думал, что Ривера решит все его проблемы, а на самом деле сам только что вытащил его из какой-то ямы, даже не заметив.
После чего парню подсунули кипу документов, на которые требовалось поставить отпечатки пальцев, и вдобавок подвели к устройству для сканирования сетчатки глаза. Поговорили еще немного, снова кому-то звонили, а потом, когда, казалось бы, все закончилось, и пора была двигаться по домам, они поехали на ночное заседание суда. Никак не верилось, что это всерьез, пока не подъехали к входу и не начали подниматься по ступенькам.
Тут паренек опять заартачился. Хотел увидеть какую-то бумагу? Он это плохо помнил. А потом, в зале суда…
Перед дверями зала заседаний его вдруг обуяло страшное предчувствие. Вот войдет он сейчас, а там – Джина, которую замели во время набега или за дебоширство в нетрезвом состоянии. Он встретится с ней глазами, она увидит его вместе с Галеном и Джослин и испепелит на месте. Ядерный взрыв, все плавится.
А когда узнает, на какую сделку он пошел – и ядерный взрыв побледнеет перед Армагеддоном, который она ему устроит. Иисус наконец явился на Землю, но только по твою душу, засранец!
Но они ведь пообещали, что устроят это и для Джины, прежде чем откроют процедуру для всех. Она поедет с ним, оба получат новые способности, и это будет хорошо. Хотя Джина не на шутку рассвирепеет, когда выяснит, что он многое скрывал, и просто из принципа живого места на нем не оставит. За двадцать лет, проведенных вместе, они ничего друг от друга не утаивали. Да и нечего было утаивать. Ему и в голову не приходило, что у него могут появиться секреты. До сих пор.
Извини, Джина.
Интересно, хватит ли у него сил выдавить из себя хотя бы эти два слова, прежде чем она испепелит его?
В соответствии с обещаниями, жизнь действительно изменилась, отчего наутро на душе было грустнее обычного.
Нет, наутро уже следующего дня. Куда же девался целый день? О боже, конечно – его ускоренным темпом чистили от токсинов. Ривера отвел его к врачу в… Нет, врач сама пришла сюда, в пентхаус, и дала ему свой пурген. Конечно, называла она это иначе, но суть от этого не меняется. Ему случалось уже испытывать это незабываемое удовольствие. Выворачивает долго и старательно, и если не отнимает пару-другую лет жизни в действительности, то по всем ощущениям так оно и есть. А «Диверсификация» в лице Риверы стоит за прилавком: «Вот вам жизнь покруче, но покороче». Ars longa, vita, черт ее подери, brevis.[10]
Да пошло оно все. Он просто будет тут лежать и наблюдать за картинками, проплывающими у него в голове. Видео, бесконечно крутившееся там, как раз подходило к той точке, с которой он начинал различать его яснее, или же он сам спускался туда, где все происходило… Неважно. Главное – видеть.
Озеро, снова озеро с каменистыми берегами. Во всех его видео теперь присутствовал хотя бы краешек этого озера. Почему? Таким вопросом он не задавался. Картинки просто текли через него. Он – медиум…
…искусник…
…ну, ладно, пусть искусник, теперь слово казалось привычным, а не хромой выдумкой Ударника, желавшего выделиться. Могло быть и хуже, Ударник мог вытащить на свет этот старый избитый термин «кибер-как-его-там», уже вылетело из головы, но это и неважно, потому что он теперь стоял на берегу озера, усыпанного миллионами круглых, обкатанных волнами голышей: будто множество гладких яиц, в каждом из которых – тайна, которая раскроется, стоит только взять камень в руки.
Будь осторожен.
Едва слышный шепот вплетался в музыку, но был ли он ее частью или доносился из другого уголка сознания, понять было невозможно.
Он явственно почувствовал под босыми ногами твердую гальку, когда, пошатываясь, двинулся дальше по берегу. Солнце стояло высоко, его лучи ярко и требовательно падали на воду.
Будь осторожен.
Он задержался, стоя на одной ноге, а солнце все требовало от озера, чтобы то выпустило что-то из себя…
Камни вывернулись у него из-под ноги, и он потерял равновесие. Небо и земля закачались и закрутились тоже, сопровождая его падение под требовательным взглядом солнца.
Вода легким поцелуем коснулась руки, и пальцы сомкнулись вокруг камня.
Будь осторожен. Ты можешь метнуть этот камень?
Он поднес камень ближе к глазам. Костяная белизна испещрена тонкими серебристо-серыми прожилками и точками. Поверхность чуть сместилась перед глазами, требовательный луч высек из нее ослепительную искру.
Зеркальная поверхность озера колыхнулась, и от едва заметной волны отразилась другая искорка, снова ослепившая его на мгновение. Или он по-прежнему глядел на камень, а может – на камень и на озеро сразу?
Рисунок поверхности камня снова изменился: будто расступилась какая-то дымка, зыбкая вуаль, и теперь он смотрел внутрь камня и приближался взглядом к сокрытой там тайне…
По озеру опять прошла рябь; вспышки, теперь более яркие, обожгли глаза, горячими иглами вошли в мозг, как безжалостные копья света, о Боже, если камень именно это скрывал, он хочет выбраться, уйти подальше, скорее уйти, уйти прочь…
Будь… осторожен…
И вот он вырвался, и теперь парил, совсем невесомый, менее материальный, чем промежутки между снами, будто все, чем он был, сконцентрировалось в одной единственной чистейшей мысли.
Именно так и должно быть, и никак иначе, этого он хотел всю свою жизнь.
Костяная белизна была кроватью; теперь Марк видел себя лежащим на ней, и этот образ стремительно уменьшался, отдалялся, будто он смотрел в перевернутый телескоп.
Стоп.
Движение прекратилось, и он почувствовал, что ждет чего-то.
Рябь на озере потревожила воздух, его потоки расступились; парнишка в соседней комнате беспокойно ворочался в постели, запутавшись в своих простынях и проблемах.
«Джоунз», – произнес парень. Вслух? Кажется, они о многом болтали, когда остались тут вдвоем. Джоунз. Джоунз был мертв. Нет, Джоунз не был мертв. То есть был мертв, но не всегда. Только иногда. Джоунз Шредингера. Что это за шредингеров Джоунз? Странное занятие – засовывать кошек в ящики с наполненной ядовитым газом склянкой[11]. Правда, не страннее, чем шредингерово видео, которое никак не получалось сделать правильно, поэтому он возвращался к нему снова и снова, зная, что оно не оставит его в покое, пока не будет закончено – а Ударник этого не понимал, потому и пришлось пойти на сделку с Галеном и Джослин. А может, все это из-за шредингерова члена, который тоже временами заставлял его страдать. Если присмотреться, наш мир до безобразия шредингеров.
Камень по-прежнему лежал в руке – ровная, шероховатая поверхность обволакивала его самого, в то время как пальцы смыкались вокруг нее, но тело при этом находилось далеко внизу, распластавшись на кровати, как снятый экзоскелет. На кровати, которая дрейфовала по поверхности озера, а волны ряби рассыпали вокруг ослепительные искры света, – тайный мир внутри камня, и ничем не отмечен путь назад, домой…
На каменистом берегу кто-то стоял спиной к нему, а теперь начал поворачиваться – это происходило медленно, как смена времен года или движение Луны по небосводу. Он боялся увидеть, какое лицо окажется у незнакомца на этот раз, какое лицо глянет на него из темноты, какое лицо, лицо…
Джина. По телу пробежала дрожь облегчения. На этот раз – Джина. Он будто впервые за долгое-долгое время ясно различил ее лицо, словно все эти годы смотрел на нее сквозь слои тумана или вуали. За двадцать лет может накопиться немало слоев. Он почти позабыл, насколько прекрасна была она для него.
Цвет кожи у нее был замечательный от природы, без всяких подцветок и подкрасок, хотя точно такой же в салонах красоты именовался «Железное дерево». Она не любила выставлять себя напоказ, просто не считала нужным, предпочитая заниматься другими делами. Дреды особой заботы не требовали – они рассыпались по ее плечам и спине уверенными и в то же время изящными прядями. Сильные черты лица, выразительные глаза. Другой такой во всем мире нет, а теперь она выглядела еще лучше, чем двадцать лет назад, когда впервые явилась к ним с ноутбуком, самодельной симуляцией и неукротимым желанием делать видео. Тогда ей никак не могло быть больше шестнадцати, от силы – семнадцать, но точного возраста он не знал. За все эти годы он так ни разу и не спросил: «Эй, а сколько тебе, собственно, лет?»
А вот она знала его возраст. Он видел это по ее лицу, которое сейчас поворачивалось к свету, ее взгляд скользил по нему, и она знала, сколько ему лет, знала и о другом… Точно знала.
На ее лице он прочел и то, чего не заметил, когда стоял на ступеньках здания суда. Пока Гален и Джослин танцевали вокруг паренька (они-то уж точно не знали), пытаясь вовлечь его в ритм этого танца и затянуть свою ловчую петлю намертво, он увидел, не отдавая себе в этом отчета, тень, затаившуюся в еще более глубокой тени и наблюдавшую за ним. Слабая искорка света отразилась тогда в ее глазах. И вот теперь перед ним был этот отблеск, и он чувствовал, как дыхание Джины колеблет озерную воду.
Джина, прости меня.
Она отворачивалась от него. Он снова увидел себя распростертым на меняющей свой рисунок поверхности кровати и понял, что пора возвращаться. Если только удастся сделать это.
Именно эту часть видео Шредингера никогда не получалось передать точно. Раньше он всегда возвращался, но вот как раз сейчас мог и не вернуться.
Будь осторожен.
Балансируя на одной ноге, можно упасть в любую сторону…
Марк лежал на полу лицом вниз, прижавшись щекой к ковру, а перед глазами гасли отблески искр. Пальцы левой руки скрючены, будто в них зажат невидимый камень приличных размеров.
Чертовы каменные бредни, подумал он, опираясь на кровать, чтобы подняться. Наверное, приснился какой-то кошмар, вот он и свалился на пол. И еще голова раскалывается после этого долбаного пургена. Боже, если они попытаются еще раз его накачать этой гадостью, он тут же снимется с места, и поминай как звали: будет шагать и шагать, через горы, моря и целые океаны, даже если они посулят ему подарить тайну всей Вселенной в долбаном шоколаде, все равно – больше никакого пургена, и точка.
Одежда лежала комом в широком, слишком мягком кресле. Он медленно начал натягивать на себя все, стараясь разгладить мятые вещи и попутно решить, не стоит ли сменить нижнее белье. Работа в «Диверсификации» подразумевала трезвость и деловой стиль. Кабы не великий проект Джослин, никто бы ни его, ни Джину на пушечный выстрел сюда не подпустил.
Воспоминание о Джине нанесло ему почти физически ощутимый удар. Он стоял в этот момент на одной ноге, пытаясь попасть другой в штанину. Покачнувшись, он на мгновение снова увидел каменистый берег озера в бархатистой поверхности ковролина и рухнул на кровать.
Там он и лежал некоторое время, сраженный удивлением. Она действительно была там, а его слишком зашкалило, чтобы сознательно распознать ее, но мозг зарегистрировал ее образ, чтобы показать ему позже, на каменистом берегу.
Сев, он второй ногой спихнул полуодетые джинсы на пол, смял в комок и бросил обратно на кресло. «Опять все не так», – пробормотал он себе под нос. Теперь приходится быть вдвойне осторожным и не делать ошибок, потому что стоило расслабиться – и он опять оказывался на берегу, усеянном галькой, а чтобы выбраться назад, могло потребоваться немало времени. И теперь это было иначе, чем когда он просто смотрел свое шредингерово видео, потому что…
Но почему, он и сам не мог объяснить. Может, потому что лучше прыгнуть самому, а не дожидаться, когда тебя столкнут. Лучше сгореть, чем тихо угаснуть.
В этом, видимо, и заключается причина его возвращений на то озеро. Один из потайных миров, в который открывались пути с каменистых берегов, мог стать для него выходом, но и сделка с Галеном и Джослин тоже была выходом, причем более определенным. По крайней мере, так уверял его Ударник при заключении сделки.
Возможно, лучше сгореть, чем угаснуть, Марк, но еще лучше не делать ни того, ни другого. А ведь ты чувствуешь, что гореть осталось недолго. Правда?
«Да, твоя правда, старина, и до чего же тактично с твоей стороны об этом напоминать! Мне, наверное, тоже стоит напомнить, что ты к моему состоянию руку приложил больше, чем кто-либо другой. Слишком рано ты сдался; когда ты в последний раз и навсегда закрыл свой синтезатор, я услышал, как захлопнулась надо мной крышка гроба».
– Уф, – сказал он вслух и выдохнул, что можно было принять за насмешку над собой. Вытянулся во весь рост, лежа на полу лицом вниз, потом осторожно поднялся и подошел к креслу, где валялись брюки. На этот раз он не выбился из ритма музыки, игравшей у него в голове, поэтому одеться удалось без проблем.
* * *
Роскошная, со вкусом обставленная гостиная была пуста. На мониторе в простенке между окнами мигало его имя. Пришлось, правда, дождаться, пока режиссер у него в голове подберет что-нибудь подходящее под ритм этого мигания, а потом уже подойти ближе и нажать на клавиатуре, встроенной в столешницу, кнопку вывода сообщений.
Спасибо за помощь в суде, – появилось на мониторе. – С юридической точки зрения твое личное появление не было обязательным, но оно сделало нашу позицию неуязвимой. Надеюсь, ты неплохо отдохнул. Нажми кнопку печати, чтобы получить план здания и помещений, которые могут тебе понадобиться. Если стоять лицом к монитору, то левый коридор ведет к лифту. Мэнни Ривера.
* * *
Так, значит? Угостили его пургеном, а о завтраке не позаботились? Вот козлы.
Он как раз собирался взять лист с распечатанным планом, когда почувствовал какое-то движение воздуха.
В дверях стоял паренек-хакер, в одних плавках неопределенного цвета, которые давно миновали стадию пригодности для носки. Родственная душа, даже если бы он и не произнес, словно пароль:
– Видео-Марк.
Тот пожал плечами.
– Я видел много твоих работ. И всегда хотел узнать, как тебя зовут по-настоящему.
Марк хмыкнул.
– Да кому это на хрен надо. Никто уже не помнит, да я и сам давно позабыл.
Тут он немного лукавил: хотя кое-что из того, что он в последнее время принимал, имело странные побочные эффекты, но свое настоящее имя он еще мог вспомнить, если бы попытался. Впрочем, такая попытка не вписывалась в текущую звуковую дорожку.
– Угу, ладно, – отозвался паренек и уставился куда-то на ковер примерно посередине между собой и Марком.
– Послушай, парень… – Марк сделал шаг в его сторону, но остановился. Чем тут поможешь. Парень назвал пароль, и это связало их воедино. Марк покачал головой. – Ты бы знал, парень, до чего шредингеров этот чертов мир.
После чего засунул план здания в карман рубашки и направился к лифту.
