Татьяна Викторовна Полякова Таинственная четверка

Он взял нож и яблоко, отрезал кусок и протянул мне:

– Хочешь?

Я взяла и теперь жевала задумчиво.

– Слушай, – сказала, вновь переходя на «ты». – А можно без всей этой галиматьи объяснить, что вы не поделили с Максимильяном?

– Можно, – кивнул он. – Мы не поделили этот мир. Нам здесь не ужиться.

– Вот так просто, да?

– Конечно. Чаще всего мы и не догадываемся, какие силы приводим в движение, произнося свои дурацкие клятвы. Теперь бы и рады все назад отыграть, но… – Он развел руками. Доел яблоко, отнес нож в кухню и, стоя в дверях, сказал: – Пользы от тебя никакой. А жаль. Я рассчитывал: увидев меня, ты вспомнишь.

– Вспомню что? – поднимаясь, спросила я. Он криво усмехнулся и сделал шаг, а я испугалась, что он уйдет. – Максимильян сказал, ключевая карта – Девушка, – быстро заговорила я. – Рядом с ней лучший друг, злейший враг и возлюбленный.

– Хочешь знать, кто я? – вновь усмехнулся он. – Я твой самый злейший враг.

Мы стояли друг против друга, и в его взгляде исподлобья была ярость, а еще тоска. Глухая, неизбывная, которая отдалась во мне острой болью, и я спросила едва слышно, с трудом преодолевая эту боль:

– Кем я была для тебя?

Он так долго медлил с ответом, что я успела подумать: и не ответит вовсе.

– Ангелом, – произнес он едва слышно. – Смыслом моей жизни, – и тьма отступила на миг от его лица, сделав его прекрасным: нагим и бесстрашным. – Потом последней тварью. Ты предала меня, а я не смог простить. От великой любви до великой ненависти всего полшага. Пользы от тебя по-прежнему я не вижу, – добавил он совсем другим тоном. – Так что прощай.

Мне очень хотелось его остановить, но я не знала, что должна сделать. Он был возле входной двери, и я крикнула:

– Подожди!

Он повернулся, взглянул с мрачной яростью, которая так поразила меня, а я прикрыла рот рукой, точно нарушила табу и теперь жалела об этом. А потом мы шагнули друг другу навстречу, точно неведомая сила швырнула нас вперед, он схватил меня за плечи, и его губы прикоснулись к моим. В тот первый миг я не почувствовала ничего. Мозг словно замер, неспособный осознать, что происходит. А затем во мне разлилась темная горячая сила, вызывая невиданное счастье, почти болезненное, настолько оно было острым. Не хватало ни слов, ни мыслей, чтобы выразить или хотя бы понять, что я ощущала в ту минуту. И когда он отстранился, я испуганно зашептала:

– Кто ты? Скажи, кто ты на самом деле?

– Я тот, кому надо бежать от тебя, – усмехнулся он. – Потому что ты опять предашь, как делала не раз. Вот только нет в этом бегстве никакого смысла, а жизнь без тебя просто долгая мука.

– Прости, – испуганно сказала я. – Я не знаю, за что… Прости…

Он улыбнулся, но теперь в его улыбке не было насмешки, лишь грусть. И боль, запрятанная в самой глубине его глаз, и в тот самый миг я поняла, что готова умереть за него. Ради него. И теснее прижалась к нему.

– Любовь моя, – едва слышно сказал он, и я повторила:

– Любовь моя…

Я проснулась от телефонного звонка, мелодия навязчиво звучала раз за разом, я наконец открыла глаза, повернула голову, бессмысленно таращась на мобильный, пока музыка не смолкла. И только после этого огляделась, уже зная: в постели я одна.

Его нет, а может, и не было никогда. И все это мне приснилось. Еще один сон, яркий, как недавнее воспоминание. Я положила голову на примятую подушку рядом, зажмурилась, пытаясь представить, что он снова со мной. Его запах, его дыхание, движения его тела…

Может сон быть таким отчетливым? И если может, как мне теперь жить с этой свербящей тоской по тому, чего нет? Я ревела, зарывшись лицом в подушку, и только после этого догадалась проверить мобильный. А вдруг это он звонил? Мысль спасительная и нелепая одновременно, потому что я почти убедила себя: эта ночь – буйство воображения.

Звонил Воин, теперь казавшийся посланцем какого-то иного мира. Перезванивать я не стала, вместо этого прошлась по квартире, пытаясь отыскать малейший след того, что он был здесь. Смятая постель, моя одежда на полу. Вчера он бросил нож в мойку, а теперь нож лежал там, где ему и положено быть…

«В твоих интересах смириться с тем, что это был сон. И лучше поскорее», – точно кто-то шепнул в ухо.

Я нашла сигареты, запрятанные в угол шкафа. Руки дрожали, когда я прикуривала, а первая затяжка вызвала тошноту. При всей этой ноющей тоске в самом деле лучше, чтобы прошлой ночи не было в реальности. Потому что если она была, то как все объяснить? Где и когда мы встретились и почему я об этом ничего не помню? С Бергманом они враги, это ясно, но в чем причина этой вражды? Да мало ли что они не поделили… И что теперь? Рассказать о случившемся Максимильяну? Сознаться? В чем? В том, что я сплю с кем попало, или в том, что сплю с его врагом?

От меня ждали выбора, и вот нате вам… Я его сделала. Через полчаса, выкурив, несмотря на тошноту, с десяток сигарет, я смогла убедить себя: все, что было ночью, – плод моих нездоровых фантазий.

И тут воспоминания об этой ночи, яркие, навязчивые, стали следовать бесконечной чередой. Чем больше я старалась не вспоминать, тем настойчивее они становились.

«Как тебя зовут? – спросила я.

– Все-таки забавно, что ты ничего не помнишь. Зови Клим.

– Клим?

– Клим, Климент, как тебе больше нравится.

– Редкое имя. А мое…

– Тебя всегда звали Елена.

– Ты мой враг, а кто остальные? Бергман сказал, от моего выбора многое зависит…

– Чушь собачья. От твоего выбора не зависит ничего. Джокеру известен расклад, а все его байки – еще один способ морочить вам головы. Воин – твой любовник, бросив меня, ты сбежала с ним. А Поэт – давний друг, вы вместе с младенчества. На самом деле Джокер хочет, чтобы ты выбрала его. Неужели не ясно? Ты строптива, всегда такой была. Если станешь его подружкой, с прочими проблем не возникнет».

Вновь зазвонил мобильный, на сей раз я поспешила ответить, звонил Максимильян, и чувство вины накрыло с головой.

– У тебя все в порядке? – спросил он, голос, как всегда, ровно-доброжелательный, а я боялась слово произнести, чтобы не выдать себя.

– Да, все отлично.

«У меня все хреново, – хотелось заорать мне. – Я то ли окончательно спятила, то ли сделала величайшую глупость, по-любому, получается, что спятила».

– Воин звонил тебе…

– Да, видела. Была в ванной, перезвонить не успела.

Он сделал паузу. Я чем-то себя выдала? Не думать об этом, вести себя так, точно ничего не случилось.

– Мы вчера поговорили после твоего ухода… Ты права, нужно довести это дело до конца.

Если честно, в тот момент мне были безразличны все дела на свете, но я выжала из себя несколько слов, мол, отлично, я очень рада и благодарна Джокеру, что он меня поддержал. Не переборщила? Да хрен с ним.

– В таком случае мы тебя ждем. Надо все обсудить.

– Да, сейчас приеду.

Я боялась увидеть его. Была уверена, он сразу все поймет, лишь только я войду. Надо успокоиться, а еще понять, что, собственно, произошло. Какой-то тип вломился в квартиру, а я, вместо того чтобы вызвать полицию, занялась с ним любовью? Чокнутая, что тут скажешь.

Второй вариант звучит похлеще: я переспала с человеком, который является нашим врагом. Вот уж не знаю, чем он нас достал! В этом случае надо признать: я верю в россказни Бергмана и в наличие этого самого врага.

И третий вариант: мой новоявленный любовник – на самом деле соратник в тяжкой борьбе с мировым злом, представленным как раз таки Максимильяном. Тут уже не просто психушка, а отдельная комната в ней, с мягкими стенами. Ну и что предпочесть? По мне, так лучше остаться неразборчивой девушкой со склонностью к опасным авантюрам. Может, стоит проверить квартиру на предмет пропавших вещей?

Все, хватит! Прими душ, поезжай к Максимильяну и постарайся делать вид, что ночью тебя мучили эротические сны, а еще лучше – забудь о них.

В душ я отправилась, но стало только хуже. Я потянулась к крану, и вновь воспоминания, как яркая вспышка: я упираюсь ладонями в кафель на стене, а Клим держит меня за бедра.

В конце концов, мне удалось принять душ, собраться и покинуть квартиру. На улице я почувствовала себя лучше, вокруг был знакомый мир, в котором со вчерашнего дня ничего не изменилось. Я шла пешком, пытаясь обрести былую уверенность в том, что я – это я, а не кто-то мне неведомый.

Подойдя к дому Максимильяна, заметила в окне магазина Василия Кузьмича. Он приветливо махнул мне рукой, а я подумала: «Он и вправду похож на кота, как я этого раньше не замечала?»

Растянув рот в улыбке, я помахала ему в ответ и вскоре уже входила в логово колдуна, мага и волшебника, само собой, злого.

– Вы плохо выглядите, – заявила Лионелла, впустив меня в дом и критически разглядывая, пока я интересовалась, где мужчины.

– Не может быть, – скривилась я и подумала: «Знала бы ты, как хреново я себя чувствую».

Все трое были в кабинете и, когда я вошла, дружно повернули головы. Димка слегка улыбнулся, Вадим подмигнул, мол, твоя взяла. Мне показалось или взгляд Максимильяна задержался дольше, чем другие, и был он куда внимательнее?

«Прекрати игру в шпионов. Либо расскажи, что произошло, либо забудь об этом». Сон. Мне приснился сон. Странный, временами пугающий, восхитительный и обманчивый.

– Привет, – сказала я, прошла и села в кресло.

– У тебя точно все в порядке? – спросил Бергман.

– Спасибо, я знаю, что скверно выгляжу, Лионелла сообщила.

– Не верь старушке. Это просто зависть, – засмеялся Вадим.

– Тетку Светлова благополучно отпустили после допроса, – к моей великой радости, перешел к делу Максимильян. – Но поговорить с ней стоит. А еще желательно знать, есть ли у наших конкурентов подозреваемые.

– Уверен, что есть, – кивнул Вадим, – не зря они в поселке болтаются.

– Ну вот с этого и начнем. Вы с Девушкой отправляетесь к тетке Светлова…

Я мысленно вздохнула с облегчением. Не знаю, что бы я делала, реши Максимильян ехать со мной. Остаться с ним наедине я попросту боялась. К счастью, дом мы покинули уже через несколько минут.

– Джокер с утра какой-то дерганый, – по дороге сказал Вадим, косясь на меня.

– Да? Ничего такого я не заметила.

– И ты, кстати, не лучше.

– Спасибо за комплимент. Хотела спросить, как твои сны?

– Все так же. И какая-то тварь словно в затылок дышит. А у тебя?

– Похожее ощущение, – ответила я уклончиво.

– Главное, не забывай, за моей спиной то самое место, где ты можешь расположиться с удобствами. Можно и на груди. Лишь бы ты не была против.

– Спасибо. Учту. Этот наш заклятый враг, которого мы ждем… Ты о нем что-нибудь знаешь, кроме того, что он враг?

– Интересный вопрос. Ты вроде бы сомневалась в его существовании. Уже нет?

– А можно не умничать, а просто ответить? – разозлилась я.

– Ей-богу, такое впечатление, что вы оба сегодня не с той ноги встали, – хмыкнул Вадим. И отвернулся.

Вот и поговорили. Настаивать я не рискнула, ему это наверняка покажется подозрительным.

Звонить пришлось долго. Я было решила, Гошиной тетки нет дома, когда занавеска на окошке, выходящем на крыльцо, едва заметно шевельнулась.

– Светлана Николаевна, – заголосил Вадим, – открывайте! Мы никуда не спешим и запросто можем состариться на вашем крыльце.

Минут через пять после этого дверь чуть приоткрылась. Я увидела глаз, смотревший с враждебностью, затем щель расширилась, и к глазу добавилось все остальное.

– Вы меня обманули, – с обидой заявила Светлана.

– Когда? – удивился Вадим.

– В прошлый раз вы сказали, что Гоша взял у вас книгу, шастали по всему дому… могли что-то подкинуть.

– Странная идея. Обычно те, кто шастает, что-то воруют.

– Чего вам надо?

– Вы предпочитаете говорить здесь, чтоб вся улица слышала?

– Ни о чем я с вами говорить не собираюсь… – Но дверь все же распахнула, и мы вошли. Воровато оглядев улицу, дверь она захлопнула и, сложив руки на груди, уставилась на нас. – Что вам надо? – повторила сердито.

– Позвольте выразить нашу огромную радость, что вы в своем доме, а не в СИЗО, – с воодушевлением начал Вадим.

– С какой стати? Я не делала ничего противозаконного.

– Не сомневаюсь. Если не считать того, что тырили деньги с карты племянника.

– Катитесь отсюда! – рявкнула она и даже пригрозила полицией, но звонить не стала, зато перебралась в кухню, где устроилась на табурете возле окна.

Мы отправились за ней.

– В поселке болтают, я Гошу убила, – вздохнула она. – В спину шипят. Хоть бы башкой подумали, кто б меня тогда выпустил.

– Думать – процесс затяжной и нудный. Куда проще решить, не думая.

– Тебе все смешочки, а мне здесь жить, – обиделась Светлана.

И потихоньку разговорилась. Однако ее рассказ мало что добавил к известным нам фактам.

Отсутствие племянника ее поначалу не насторожило, однако заставило проявить любопытство. Тщательно осмотрев его комнату, она нашла сумку с документами, в паспорте лежала банковская карта, а в столе, в записной книжке, обнаружился код.

– Я хотела просто денег снять на продукты, – оправдывалась Светлана. – Ведь Гоша мог в любую минуту вернуться… потом еще сняла. И еще. Видно, бес попутал. Но как только я документы нашла, я сразу в полицию обратилась.

– А документы зачем спрятали?

– Из-за карточки этой. Говорю, бес попутал. Какая разница, искать с документами или без документов. Главное, чтоб искали. Заявила я как положено. А они мне вчера сказали, с вашим участием в этом деле надо разобраться. Вроде как я Гошу помогла убить, что ли? Как это понимать? У меня и в мыслях не было…

Монотонное повторение одних и тех же фраз быстро утомило Вадима. Да и меня тоже. И Светлану мы покинули с чувством, что потеряли время впустую.

На присутствие следователей в поселке ничто не указывало. Возле дома Ситникова их точно не было. Оградительные ленты шуршали на ветру, примятая крапива вокруг дома свидетельствовала о недавнем нашествии граждан.

Взглянув на все это из окна машины, мы решили навестить Ключникова. Скорее из вежливости, а не в надежде на новости. Но дома его не застали. Зато смогли немного поболтать с охранником. Он и сообщил, что хозяин улетел к дочери в Испанию, хозяйка тоже пакует чемоданы, и, похоже, навсегда.

– Хотите с ней увидеться?

Вадим решил, что обойдемся, и я с ним согласилась.

Покидая поселок, мы обратили внимание на парнишку, который шел по обочине дороги со стороны реки. Судя по всему, с рыбалки, вряд ли удачной, ничего, кроме удочки в руках, у него не было. Парня я узнала сразу, это его мы видели возле могилы Иры Краско.

– Останови, – попросила я Вадима.

Парень равнодушно взглянул на нас и пошел дальше, а я припустилась за ним.

– Подожди!

Он замер и теперь хмуро меня разглядывал.

– Ты с Ирой дружил, да? С Ирой Краско?

– А вам-то что?

Вадим хотел выйти из машины, но я сделала ему знак оставаться на месте.

– Я видела тебя на кладбище. Вот и захотела поговорить.

– О чем?

– Об Ире. Какой она была?

– Занозой, – отводя взгляд, вдруг сказал он.

– Занозой?

– Ага. Последнее слово всегда за ней, и все такое… А еще глазастая. Все заметит и все обсмеет.

– Доставалось от нее?

– По полной.

Я кивнула на поваленное дерево неподалеку, мы подошли к нему и сели.

– Мы тут в гостях были… – начала объяснять я, он кивнул.

– Вас Ключников нанял. Из-за Насти, точнее, из-за Изольды, ей же камнем по башке кто-то зазвездил.

– Тебя как зовут?

– Данилой. Мы с Ирой не дружили, – глядя куда-то вдаль, сказал он. – Даже наоборот, однажды подрались. Я ей нос разбил, ее предки скандалить приходили.

– Не обидишься, если я спрошу? Ты ее любил?

Он пожал плечами.

– Не знаю. Она утонула, и… как-то пусто стало. Наверное, любил. Я ее в то утро видел. Не знал, что в последний раз. Ну и знал бы… что с того? Ничего бы не изменилось. Или изменилось?

– Трудно сказать.

– Ага.

– Она была с подругами?

– Нет. Одна, то есть с отцом Изольды. Недалеко от клуба, возле детской площадки.

– Они разговаривали?

– Ругались. Изольдин батя тряс ее и вопил: «Не смей никому говорить!»

– Что говорить? – нахмурилась я.

– Почем я знаю… но он здорово злился, багровый весь, а она испугалась. Я за кустами был и хотел выйти, но он ее толкнул и пошел к дороге. А она к дому побежала.

– Довольно странно, да? Чего она не должна была говорить и кому?

– Я полицейским все рассказал, – повернулся ко мне Данила. – Они по поселку ходили, вопросы всякие задавали. Кто с Гошей дружил, и все такое… Я и рассказал про Иру, про то, что утонула, про то, как отец Изольды на нее орал. Мать теперь ругается: зря, говорит, неприятности себе и Стрешневу. Если он ничего плохого не делал, с какой стати ему ментов бояться? Ира, она… была уже… взрослой… – Он вдруг покраснел, а я поняла, что ему не дает покоя.

– У нее был мужчина?

– Она сама хвалилась, я слышал, как она с девками разговаривала.

– И называла имя?

– Не… но и так все знали. Она же с этим придурочным Гошей.

– Почему придурочным?

– Потому. То волосы в синий цвет выкрасит, то наголо побреется. Ире он нравился. Но возле клуба я подумал… вдруг этот мужик – Стрешнев… В полиции, по-моему, так же подумали. Может, мать права? И зря я…

– Они разберутся, – как могла, утешила я и, помедлив, спросила: – Ира была лучшей подругой Изольды?

– Ну, они вчетвером дружили, учились в городе. Ни на кого внимания не обращали. Не считая Гоши. Но Ира больше с Тоней, а Изольда с Настей. Они ж здесь всем заправляли. То есть отцы их. А Ира с Тонькой попроще, не так нос задирали, предки у них победнее… Изольду вообще все ненавидят. И то, что камнем долбанули, неудивительно, жалко только один раз.

– Ты знал, что они в доме Ситникова собираются?

– Ага. Но никому не говорил.

– Из-за Иры?

– Да. Из-за нее. Мне ее убить хотелось. Из-за всех этих кошек и собак… Из-за того, что она не такая… нехорошая… а все равно мне нравилась. Почему так? Ты знаешь, что человек плохой, и все равно к нему тянет.

«Очень своевременный вопрос, – с печалью подумала я. – Не жди, парень, что я на него отвечу. Сама не знаю».

Мы еще посидели немного, глядя на облака, плывущие на горизонте, я поднялась и, простившись с ним, пошла к машине. А он так и остался сидеть, наверное, пытался самому себе ответить на вопросы, даже не догадываясь: чтобы найти ответы, и целой жизни бывает мало.

Когда мы вернулись, Бергмана дома не оказалось. К некоторому удивлению, Димки тоже. Вадим с кем-то минут пять болтал по телефону, после чего сказал:

– Я отъеду на полчасика. Если Максимильян вернется раньше, скажи: у меня дело чрезвычайной важности.

– А на самом деле?

– На самом деле – ерунда. Но приятная.

Он ушел, оставив меня в библиотеке, куда я забрела с желанием максимально приятно скоротать время. Внизу Лионелла героически боролась с пылью, я слышала, как работает пылесос. Этаж был в моем распоряжении. Эта мысль явилась и больше не отпускала. Я вышла в коридор и неторопливо направилась к кабинету Бергмана. Если меня там застукают, придумать предлог будет нелегко. Непременно застукают, в кабинете видеокамеры. Почти наверняка включены. Почему бы не обойтись без предлога? В конце концов, Максимильян не раз повторял: дом в моем распоряжении.

Набрав в грудь воздуха, я толкнула дверь кабинета. Тяжелые портьеры были задернуты, и комната тонула в полумраке. Я вошла, прикрыла дверь, ища взглядом видеокамеры, решительно приблизилась к столу. Включила настольную лампу, теперь столешницу красного дерева заливал свет. Я села в кресло Бергмана и потянула на себя верхний ящик, с опозданием подумав: он, вероятнее всего, заперт. Так и оказалось. Я досадливо выругалась. Все глупости, что я успела натворить, совершенно напрасны. Куда Максимильян прячет ключ? Прикрыла глаза, попыталась сосредоточиться. И почти сразу увидела Бергмана. Вот он запирает ящик, встает, направляется к шкафам напротив… Я повторила его путь. Протянула руку, как он в моем видении. На полке фигурка смешной обезьянки, державшей связку бананов на подносе. Ключ лежал там. Схватив его, я вернулась к столу, вставила ключ в замок, ожидая подвоха, но ключ легко повернулся, и я выдвинула ящик. Шкатулка на месте. Я поставила ее на стол и с минуту сидела, не шевелясь. Решиться было непросто. Между тем уходить отсюда надо как можно быстрее.

Приподняв крышку шкатулки, я увидела колоду, сделала еще один глубокий вздох и, достав ее, принялась быстро раскладывать. Должно быть, я очень увлеклась, потому что не почувствовала появления Бергмана.

– Что-то ищешь? – спросил он, и только тогда, вздрогнув от неожиданности и повернув голову, я увидела, что он стоит возле двери, привалившись плечом к стене и сложив на груди руки.

Странное дело, недавний страх мгновенно исчез. Не отводя взгляда, я спокойно сказала:

– В колоде нет одной карты.

– Да, – помедлив, кивнул он. – Туза пик.

Максимильян прошел к столу и сел в кресле напротив меня. Мы немного помолчали, словно изучая друг друга.

– Куда исчезла карта? – наконец спросила я.

– Когда карты попали ко мне, в колоде ее уже не было.

– Вот как.

– Тебя это как будто удивляет?

– Расскажи мне о нем, – попросила я.

– О ком? – усмехнулся Максимильян.

– О Тузе пик.

Он пожал плечами.

– Карта смерти… – Максимильян взял в руки серебряный колокольчик и принялся вертеть его в руках. Он сидел вполоборота, как будто избегая смотреть в мою сторону. – В гадании зловещий символ несчастья и всевозможных бед. Но это скорее предрассудок. В древнейших картах Таро было четыре масти, соответствующие четырем мировым стихиям: огню, воде, воздуху и земле. Они же символизировали и времена года. Первоначально пики были зеленой масти – символом весны. В качестве знака им соответствовал жезл, посох, виноградный лист. Позднее знак получил форму, которую мы видим на современных картах, он стал восприниматься как эмблема копья, то есть воина.

Максимильян замолчал, вернул колокольчик на место и теперь смотрел на меня. В глазах и уголках губ пряталась усмешка. А я почувствовала себя так, точно потерпела сокрушительное поражение: отчаяние, вина, сожаление и тоска от потери того, что должно быть дороже жизни.

– Это все?

– Нет, – покачал головой Максимильян. – Я не сказал главного. Пиковый туз – символ тайных мистерий. Ее еще называют картой магов.

– Черный Колдун? – сглотнув, спросила я.

Максимильян с безразличным видом вновь пожал плечами, точно хотел сказать: «Это очевидно». И спросил будничным тоном:

– Сам себя он как назвал?

И стало ясно: хитрить бессмысленно.

– Клим. Кажется, полное имя Климент.

Бергман кивнул.

– Одно из значений имени Климент – милостивый. В самоиронии ему не откажешь. Впрочем, смерть иногда в самом деле милость. Второе значение – виноградная лоза. В некоторых областях России пики называют «вини», от слова виноград, знак действительно похож на лист винограда. В общем, имя он себе выбрал подходящее.

– Что значит выбрал? Максимильян, кто он такой, черт возьми?

– Я ведь уже ответил на этот вопрос.

– Ответил? А нельзя объяснить все без всей этой мистической чепухи?

– Можно ли объяснить движение планет в Солнечной системе человеку, который искренне верит, что Земля покоится на трех китах? – совершенно серьезно спросил он и вздохнул: – Я допустил ошибку. Нельзя было оставлять тебя одну. Я ведь знал, что он рядом.

– Максимильян, он сказал… – Я на мгновение смешалась, сообразив, что собираюсь произнести. – …он сказал, Черный Колдун – это ты. И… опасаться нужно как раз тебя.

Он кивнул с довольно равнодушным видом, я ждала ответа и, не дождавшись, спросила с обидой:

– Почему ты молчишь?

– А что еще он мог сказать? Зародить сомнение, возбудить вражду – обычная тактика. Ты всегда во мне сомневалась, логично было с тебя и начать.

– Ты думаешь, за Воином и Поэтом следил он? Я хочу сказать…

– Прежде чем появиться, он должен знать расстановку сил. – Бергман поднялся и шагнул к двери. – Не забудь убрать колоду.

– Подожди, – растерялась я. – Ты ничего не хочешь мне сказать?

Он вроде бы удивился:

– Слова в таких случаях по большей части бессмысленны.

– Да? И что прикажешь делать мне?

Склонив голову набок, он с полминуты разглядывал меня.

– Я ведь говорил: ключевая фигура – Девушка. Тебе и предстоит сделать выбор. – Он повернулся и пошел к двери.

– Ты сукин сын, Максимильян, – в досаде сказала я.

– Возможно, – не оборачиваясь, ответил он, – я – сукин сын, который в тебя верит.

Дверь за ним закрылась, а я еще некоторое время на нее таращилась. Перевела взгляд на карты. Дама червей лежала сверху, точно нарочно, прямо под рукой. Я осторожно взяла ее, закрыла глаза, пытаясь освободиться от мыслей и сосредоточиться на ощущениях. И вдруг внезапный толчок, меня словно засасывало в гигантскую воронку, и сразу яркие вспышки видений, сменяющие друг друга, как в калейдоскопе, так быстро, что я не успевала понять, кто передо мной.