Татьяна Викторовна Полякова Таинственная четверка

И все-таки предпочла не спешить. Посидела еще минут десять, слушая, как он разговаривает с Лионеллой, и только после этого покинула комнату.

– Ты приехал? – позвала громко.

– Да. И у меня есть кое-что интересное.

Мы вновь собрались в его кабинете, впрочем, Димка, похоже, его все это время не покидал. Бергман устроился в кресле и начал так:

– История довольно занятная. Ситников с родителями жил в городе, но лето проводил на даче, то есть в Черкасово. И здесь познакомился с Верой Матвеевой, которая часто гостила у своей бабушки. Им было лет по пятнадцать-шестнадцать, когда они решили, что любят друг друга.

– Но родители Веры парня не жаловали? – усмехнулся Димка.

– Ничего подобного поначалу не было, – покачал головой Бергман. – Он в то время скорее считался женихом завидным, родители не бедствовали, раз смогли купить дом своего предка. Но потом у Ситникова-младшего начались проблемы.

– Связался с дурной компанией?

– Подсел на наркоту. Родители, похоже, пребывали в неведении до тех пор, пока сына в один совсем не прекрасный день арестовали с еще одним таким же оболтусом. Ограбили пенсионерку, ударив ее по голове тяжелым предметом. Родители сделали все возможное, чтобы спасти дитятко от тюрьмы, в результате он отделался условным сроком. Но парню все это не пошло на пользу.

– Что неудивительно.

– Да. Отец вскоре умер, мать пробовала лечить сына от наркозависимости, результат был неутешительный: требуя денег на очередную дозу, он избил ее, а потом порезал себе вены, то ли мать хотел запугать, то ли просто был в невменяемом состоянии. В результате оказался в психушке. Но и это не помогло. В общем, Ситников катился по наклонной и, разумеется, завидным женихом быть перестал. Родители Веры запретили дочери с ним встречаться.

– А Ситников так огорчился, что обоих пристрелил? – вновь вмешался Димка.

Бергман кивнул:

– Следователь, который вел это дело, уже на пенсии. Но я встретился с теткой Веры и узнал то, чего нет в деле. Мать Ситникова через пару месяцев после его возвращения из психушки перебралась к брату на Дальний Восток. Парень, который нигде не работал, оказался без средств к существованию и завел дружков, совсем уж отмороженных.

– Которые и помогли разжиться оружием?

– Он к тому времени задолжал много и многим. Родительское жилье без согласия матери продать не мог, а она согласия не давала. Думаю, родителей Веры он убил в расчете на то, что, заполучив наследство (ей к тому времени было уже девятнадцать), Вера поможет решить его проблемы. Как-никак две квартиры в городе и сбережения. Сам Ситников на следствии утверждал, что на убийство его толкнула безумная любовь. Он не мог жить без Веры, а ее чуть ли не взаперти держали. Вера в тот вечер поссорилась с отцом и ночевать не пришла, но ночевала не у Ситникова, а у подруги. Однако родители решили, что у него, позвонили, он назвал якобы адрес подруги, но вовсе не тот, по которому Вера тогда находилась. Супруги отправились туда на машине, Ситников их уже ждал и расстрелял в упор, после чего спокойно отправился к себе, забрав из карманов убитых всю наличность. Денег оказалось достаточно для того, чтобы сутки пребывать в нирване, на вторые сутки его арестовали. Пистолет нашли при обыске, в общем, на первом же допросе он во всем признался, но изображал несчастного Ромео, которого буквально вынудили пойти на убийство бессердечные родители. Он отправился отбывать наказание, Вера, потрясенная убийством родителей, порвала с ним раз и навсегда. На суде с трудом отвечала на вопросы, выглядела подавленной. Надо сказать, и следователь, и судья отнеслись к ней с сочувствием. После гибели родителей младшую сестру Нину воспитывала бабушка, а Вера вскоре покинула город, бросив институт. Больше сюда не возвращалась и отношений ни с кем из родни не поддерживала. Бабка два года назад умерла. Нина, окончив институт, удачно вышла замуж за Краско, в фирме которого, кстати, проходила практику. На свадьбе Веры не было, и Нина о ней старается не упоминать.

– Вера покинула город, потому что ее считали виноватой в гибели родителей? – подала я голос.

– По мнению тетки, в тот вечер Вера сама звонила родителям и попросила забрать ее от подруги.

– То есть она знала о затее Ситникова и помогла ему?

– Тетка в этом уверена. Младшая сестра призналась бабушке, что слышала разговор отца по телефону. И разговаривал он с Верой, после чего собрался уезжать. Мать не хотела отпускать его одного, видя, что он очень нервничает, и отправилась с ним. За рулем, кстати, была она.

– А теперь Вера вдруг решила вернуться?

– Не вдруг, – заговорил Димка. – Похоже, у нее большие неприятности. Кредитов на ней в самом деле предостаточно, но это не самое интересное: она работала риелтором, а сейчас их конторой занимается Cледственный комитет. Повод весьма серьезный.

– Она решила смыться от греха подальше, – кивнула я, – и вспомнила о сестре. Но та не спешит заключать ее в объятия. И даже в дом не пустила, оттого Вера и живет в заброшенном садовом домике. Однако сестринский долг заставляет Нину ее подкармливать.

– Похоже на то. В общем, судя по всему, эта Вера Матвеевна к нашему делу отношения не имеет. Единственное, что хотелось бы знать: что или кого она видела, болтаясь в тот день у реки. И еще: зачем ей все-таки понадобилось идти в дом Ситникова? Она искала место для ночлега или знала о происходящем в доме? Думаю, с ней стоит поговорить.

– Когда я сказала, что мальчишки видели Веру возле реки, – нахмурилась я, вспоминая, – Нина вдруг испугалась. Возможно, у нее появилась мысль…

– А не виновна ли сестра в гибели ее дочери? – усмехнулся Димка.

– Учитывая, какую роль, по мнению Нины, та сыграла в убийстве родителей, – отчего бы и нет? – пожал плечами Бергман. – Завтра отправляемся в Черкасово, надеюсь, с полицией мы там не столкнемся. От Вадима известий не было?

– Нет, – ответил Димка.

Вадим появился ближе к вечеру. Усталый, голодный, но довольный собой.

– Мне повезло, сразу в двух местах видеозаписи сохранились. Предлагаю отгадать, кто снимал деньги с карточки Гоши? – смеясь, предложил он.

– Тетка? – вздохнула я.

– С тобой неинтересно, – с прискорбием констатировал Вадим. – Ты что, с самого начала знала?…

– Нет. Но особых симпатий она не вызывает и первой пришла на ум.

– Тогда ладно. А я уж хотел разобидеться, если ты с самого начала что-то там почувствовала, какого хрена гонять меня по городам и весям?

– Такого. Чтобы мое чутье проверить.

– Зачем? Я ему доверяю.

– Вы думаете, эта баба племянника убила? – усомнился Димка.

– Кто ж знает, денежки прикарманила точно.

– Тогда почему мы еще не в Черкасове?

– Я бы не стал торопиться, – сказал Волошин. – На выходе из банка я столкнулся с одним типом, фамилию его не помню, но его ментовскую рожу узнал сразу.

– А он твою?

– Боюсь, что да. В любом случае он уже знает то, что знаем мы, следовательно, менты сегодня с дамочкой побеседуют. Перебегать им дорогу вредно для здоровья.

– Никто и не собирается, – проворчал Димка. – Еще вопрос, связано ли все это с нашим делом.

– Отдыхайте, а я подготовлю отчет для Ключникова, – сказал Бергман.

– Ага. Злодея, покушавшегося на его дочь, мы не нашли, зато столько дерьма раскопали…

– Злодея мы найдем, – заверил Максимильян.

Утром мы с Димкой пили кофе в кухне. Лионелла сообщила, что Бергман встал рано и успел позавтракать (мне в ее голосе, само собой, слышался упрек), Вадим не только поел, но уже и дом покинул.

Вскоре Бергман заглянул в кухню, должно быть, услышал наши голоса. Старушенция нервно сновала от плиты к столу, поглядывая на нас с недовольством. Недовольство, впрочем, относилось к факту нахождения здесь дорогого хозяина. Это смешно, но присутствие Максимильяна ее смущало, она искренне считала, что кухня совершенно неподходящее для него место.

– Кофе можно допить в столовой, – заметила она, но на это внимания никто не обратил. Досадливо покачав головой, она удалилась, не желая наблюдать вопиющее нарушение правил, некогда ею самой установленных. Оказалось, Бергман не такой уж и беспомощный и отлично ориентируется в ее владениях: приготовил кофе и устроился рядом с Димкой. Вот тут и выяснилось: в Черкасово мы едем с Максимильяном.

Бергман садился в машину, я, чуть поотстав, копалась в сумке в поисках солнцезащитных очков, когда услышала голос:

– Доброе утро, господа сыщики.

С той стороны калитки замер Сергей Евгеньевич, должно быть, собирался звонить, когда заметил нас.

– Каждый раз, когда я вижу вашу машину, думаю: а не податься ли мне в частные детективы, – продолжил он со смешком.

– Оставайтесь лучше на своем месте, – сказал Бергман. – Вряд ли вы сможете заработать даже на велосипед.

– Невысокого вы о нас мнения.

– Я имел в виду лично вас. – Максимильян открыл калитку и спросил: – Чем обязан?

Сергей Евгеньевич сделал шаг вперед, но особо далеко не продвинулся, Бергман дал понять: говорить им придется здесь и ему лучше поторопиться.

– Хотел узнать, господин Бергман, вы сейчас заняты расследованием или гонорары проедаете?

– Вам-то что?

– Ваши сотрудники или коллеги, уж не знаю, кем вы их считаете, объявились в Черкасове, и там вскоре был найден труп.

– Даже вашей глупости не хватит обвинять их в убийстве.

– Я далек от этого. Однако уверен: появились они там не случайно. А вчера Волошин интересовался видео с банкомата, того самого, где покойный якобы снимал деньги. Хотел бы я знать, откуда у вас подобные сведения? – Бергман презрительно фыркнул, а Сергей Евгеньевич продолжил: – Так что у вас за дело в Черкасове? И кто ваш клиент? Советую ответить, иначе мне придется…

– Не трудитесь, – перебил Максимильян. – Наш клиент – Ключников. Дело касается его дочери.

– Дочери? А что с ней? – вроде бы не поверил Сергей Евгеньевич.

– С ней, слава богу, все в порядке, а вот на ее подругу напали, ударили камнем по голове. У Ключникова есть повод думать, что девочку перепутали с дочерью.

– Слышал я об этой истории… девчонок якобы перепутали. Вы мне голову морочите?

– У меня на это времени нет.

– Мужик совсем спятил, – покачал головой Сергей Евгеньевич. – Выкинуть такие бабки…

– Если бы вы серьезно отнеслись к своей работе, деньги бы он, безусловно, сберег.

– При чем здесь я? Родители девочки написали заявление, нападавшего ищут…

– Не утомились еще?

– Хорошо, работать мы не умеем, к счастью, есть вы, – разозлился Сергей Евгеньевич. – Почему вас вдруг заинтересовал Светлов?

– А вы сами ответить на этот вопрос не в состоянии? Потому что с Настей Ключниковой их связывала дружба, так же как и с утонувшей Ирой Краско.

– По-вашему, Краско не случайно утонула?

– На этот вопрос я пока ответить не могу.

Охота язвить у Сергея Евгеньевича мгновенно пропала.

– Что вам удалось узнать? – спросил он.

– К сожалению, мы недалеко продвинулись.

– Искренне надеюсь, что вы говорите правду. Хочу напомнить…

– Свои права я помню не хуже, чем вы мои обязанности. Всего доброго.

Сергею Евгеньевичу ничего не оставалось, как нас покинуть, Бергман закрыл калитку, и мы сели в машину.

– Я думала, мы на одной стороне, – заметила я.

– Мы – да, – усмехнулся Бергман. – Каждый на своей собственной.

Если честно, другого ответа я не ждала. Хотя почему бы нам не объединить усилия? Впрочем, глупости, Сергей Евгеньевич сведениями с нами делиться не станет, а Максимильян с ним тем более, раз уж мы на этом неплохо зарабатываем.

До Черкасова ехали молча, но молчание не тяготило, просто каждый думал о своем. Когда впереди показалась церковь, я попросила:

– Давай заедем на кладбище. – И поспешно добавила: – Хочу убедиться, что это действительно могила родителей Нины.

Оставив машину возле церковной ограды, мы по тропе поднялись к кладбищу. Могилу я отыскала быстро. Так и есть: судя по именам и датам, это те самые Матвеевы.

– Тебе нужно больше доверять себе, – без всякого интереса взглянув на памятник, произнес Бергман.

– А ты никогда не сомневаешься? – сказала я и тут же пожалела об этом: прозвучало как упрек.

Он вроде бы не обратил внимания на мои слова, и я уже не знала толком: задело меня это или, напротив, успокоило.

– Почему их похоронили здесь? – вслух подумала я. – Они ведь жили в городе.

– Наверное, бабушка Нины решила, что тут ей будет проще ухаживать за могилой. Многие предпочитают сельские кладбища. Тихо, спокойно, – добавил Максимильян, оглядываясь. – Церковь рядом. Кстати, за нами наблюдают.

– Кто?

– Вероятно, тот самый сельский священник.

– Отец Владимир?

Повернув голову, я успела заметить, как тот поспешил укрыться за большим кленом, который рос возле церкви, но, видимо поняв, что я его заметила, громко поздоровался.

Крикнув в ответ «добрый день», мы направились в его сторону.

– Вы здесь частые гости, – сказал отец Владимир, узнав меня.

– Нас заинтересовала одна могила. Мужчина и женщина погибли в один день. Это ведь родители Нины Краско?

Мой вопрос, точнее обширные познания, его удивили.

– Да. Вы с ней знакомы?

– Довелось встречаться. Это ее дочь недавно утонула?

– Ужасное несчастье, – кивнул отец Владимир.

– Муж Нины из этих мест?

– Кажется, он родился где-то в Сибири. Я мало знаком с их семьей.

– А Гошу Светлова хорошо знали? – вмешался Бергман.

– Это тот парень, которого обнаружили повешенным? Я его совсем не знал, даже никогда о нем не слышал… до вчерашнего дня. Теперь весь поселок только о нем и говорит. Ужасно, когда гибнут молодые, совсем еще дети…

Он сокрушенно покивал, сам священник был еще слишком молод, может, оттого его слова звучали расхожим клише. Но вовсе не это меня заинтересовало, а тот факт, что батюшка, отрицая знакомство с Гошей, вне всякого сомнения, лгал. Он вздохнул и отвернулся, а Бергман заявил:

– Пытаюсь понять, что заставляет вас говорить неправду.

Тут вся кровь бросилась в лицо отцу Владимиру, в первое мгновение я решила: он кинется бежать, должно быть, подобное искушение имело место, однако никуда он не побежал, а заговорил с вызовом:

– Не знаю, что за сплетни дошли до вас…

– Давайте поговорим об этом, – предложил Бергман.

– О чем? – ошарашенно спросил он.

– Обо всем. Уверен, вам уже давно пора сделать это.

Священник с полминуты таращился на Максимильяна, а потом вдруг кивнул:

– Хорошо. Идемте в дом.

Он шел впереди, сутулясь и глядя себе под ноги. Готовился к неприятному разговору? Я ожидала, что в любой момент он передумает и отправит нас восвояси, но отец Владимир поднялся на крыльцо, открыл дверь, и мы вслед за ним прошли в небольшую уютную кухню. На одном из стульев лежал плюшевый медвежонок, он взял его и посадил на подоконник.

– Жену с дочкой я отправил в город, – сказал он. – Жена не могла спать по ночам и за дочку боялась.

– Чего боялась ваша жена? – уточнил Максимильян, предложив мне стул, сам остался стоять.

– Было чего, – усмехнулся отец Владимир. – Нам устроили настоящую травлю. По ночам в окна стучали, жуткий вой на кладбище, какие-то огни. Мы люди верующие, но всему есть предел, особенно когда в доме ребенок. Жена боялась, дочка, чего доброго, заикаться начнет.

– Прихожане были недовольны вашим назначением? – спросила я.

– Прихожане? Они же не сумасшедшие, чтобы так себя вести. Дело не в прихожанах, хотя теперь и в них тоже. Даже не знаю, чем все закончится. Молю Бога, чтоб он меня не оставил и помог вернуть доброе имя. Вы про парня этого спросили. Конечно, я слышал о нем раньше, но мы действительно никогда не общались, хотя, возможно, своими несчастьями я и ему обязан.

– Вы хотите сказать, травлю устроил Гоша? – сказала я.

– Я не раз видел их вместе, – пожал он плечами.

– Кого их? – начала я терять терпение.

– Все началось через несколько месяцев после моего переезда сюда. Сначала все складывалось совсем неплохо. Понятно, что прихожанам нужно было время принять меня, привыкнуть, что ли. И я старался, знакомился с людьми, вникал в их проблемы… Я очень хотел быть добрым пастырем. – Тут он вновь усмехнулся. – Такая наивность извинительна, жизнь моя была вполне благополучной до тех пор, и какими злыми могут быть люди, я слышал, конечно, но верил, что доброе слово, участие, любовь помогут заблудшим душам… Простите, получается, я вам проповедь читаю. В общем, как-то я отправился на рыбалку, люблю посидеть с удочкой, обычно утром ходил, а тут время выкроил после обеда. Место у меня свое на реке было, туда и отправился. А там девчонки купаются нагишом. – Отец Владимир покраснел, а я мысленно вздохнула, уже догадываясь, что услышу. – Лет им тринадцать-четырнадцать, дети, и все же уже достаточно взрослые. Я смутился, спешу уйти, а они вместо того, чтобы тоже смутиться, принялись меня задирать: сначала водой брызгались, а когда я решил бежать подобру-поздорову, и вовсе из речки выскочили и за мной. Представьте мое положение. Может, я и сказал тогда лишнее, вышел из себя из-за их совершенно неприличного поведения, но я никак их не оскорблял, я священник, а передо мной были дети… Они оставили меня в покое, с визгом опять полезли в воду, а буквально через несколько дней все и началось. Стук в окно, звонки среди ночи. Дальше – больше. Я думал, если не обращать внимания, им все это быстро надоест. Но не тут-то было. Шутки становились все более скверными. Однажды утром я нашел на крыльце нашу кошку. Убитой. И понял: надо что-то делать.

– И что вы сделали?

– Решил поговорить с отцом Изольды. Мне показалось, она у них заводила. К тому же его проще застать здесь, в поселке…

– И как прошел разговор? – спросил Бергман.

– Он решил, я клевещу на его ребенка. Любой отец, наверное, отреагировал бы так же. Беда в том, что у меня не было никаких доказательств. Они включали запись с этим жутким воем, зажигали свечи на кладбище. Но я ни разу не мог их застать на месте, так сказать, преступления. Могло и вправду показаться, что я оклеветал его дочь. Но он, видимо, с ней поговорил. И у меня очень скоро был повод пожалеть о своем поступке.

– Надпись на ступенях церкви? – сказала я, подозревая, что отцу Владимиру нелегко будет рассказывать об этом.

– Вы знаете? Впрочем, чему удивляться… Я не сразу увидел эту гадкую надпись, потому что в церковь вошел через притвор, а вот прихожане…

– Да, неприятная ситуация, – сказал Бергман.

– Неприятная? Это был настоящий скандал. Всем наплевать, что в этом обвинении ни слова правды и я никогда даже… – Он махнул рукой. – Не думайте, я пытался бороться. Разговаривал с теми из прихожан, кто, как мне казалось, хорошо меня знает… И тут кое-что выяснилось…

– Что? – не утерпела я.

– От их мерзких игр не я один пострадал. Были и другие. Правда, с ними обошлись помягче, наверное, потому, что они молча терпели. Этим зверенышам становилось скучно, и они находили себе другую жертву.

– А терпели потому, что одной из девчонок была дочка Ключникова? – сказал Бергман.

– Да. От него тут все зависят. Ее подружки Краско, Стрешнева и Антонина Лебедева. Весь цвет, так сказать. Богатые отцы со связями, «засудят», как сказал один из пострадавших, «или вовсе со свету сживут». Четыре девчонки держали в страхе весь поселок, и никто ничего не мог сделать. Это поразительно. Даже невероятно. По крайней мере, когда я это говорю, мне мало кто верит. Если честно, вы первые, кто не стал тут же возражать, мол, как такое в принципе возможно? Потом случилась беда: утонула Ира Краско. Я не кривлю душой: действительно беда, потому что девочка теперь лишена возможности изменить свою жизнь, измениться самой.

– И искупить свои грехи… – кивнул Бергман с едва заметной усмешкой.

– Вот именно. Но для меня с ее смертью все вроде бы закончилось, я имею в виду, что они оставили меня в покое. Хотя к тому времени все зашло так далеко…

– Вы думаете, заводилой была она?

– Мне казалось – Изольда. Она из них самая наглая и самая… коварная, что ли. Наверное, их так потрясла смерть подруги, что они оставили свои игры.

– А надпись на памятнике Матвеевых?

– Откуда вы знаете? – растерялся он.

– Мы видели вас на кладбище, – напомнила я.

– И рисунок видели?

– Нет. Что за рисунок?

– Омерзительная морда, похожая на козла. И надпись… в общем, мое имя. С того дня, как Ира утонула, это было в первый раз, и я… я испугался, подумал, неужели все опять началось. Проверил, нет ли еще где этой гадости. И понять не мог, почему они выбрали именно эту могилу, ведь похоронены там дедушка и бабушка их погибшей подруги. Оттого и отправился к Нине Михайловне. Сказал, что осквернили памятник ее родителей, что я с трудом отмыл его от краски. Наверное, надо было убрать только надпись, но я жалел этих людей, у них большое горе… И все же я надеялся, что Краско предпримет меры, обратится к участковому… не знаю, на что я надеялся. Однако Нине Михайловне было не до этого. Мне стало стыдно, что я беспокою ее в такое время. Я постарался ее утешить, а потом…

– Отправились к Стрешневу, – подсказала я. На этот раз он не стал спрашивать, откуда мне это известно, просто кивнул. – Вам удалось с ним поговорить?

– Вряд ли можно назвать мою попытку удачной. Я сказал, что ему следует поинтересоваться, чем занимается его дочь… а он стал ее защищать: она прекрасный ребенок, а я по неизвестной причине обвиняю ее во всяких мерзостях. Мне даже показалось… Он намекнул, это потому, что я противник красоты, как он выразился. Его дочь – настоящая красавица, и некоторые ограниченные люди не в силах ей этого простить. Представляете? Если бы не мой сан… не знаю, что бы я сделал. Тут он, должно быть, понял, что перегнул палку, и стал меня убеждать: мол, я здесь новый человек, мне трудно, я делаю ошибки… но он постарается помочь. Я было решил, он издевается, но говорил Стрешнев, по-моему, искренне. Странный человек.

– Странный? – решил уточнить Максимильян.

– Такое впечатление, что он… не в себе. Я бы даже сказал, такое впечатление, что он под воздействием наркотиков. Смотрит на тебя, а в глазах пустота. Или вдруг заговорит невпопад…

– Интересно, – усмехнулся Бергман.

– Вы, чего доброго, решите, я на него наговариваю… Я пожалел, что пошел к нему, поддался порыву… теперь жду, как поведут себя эти девицы, если, конечно, Стрешнев рассказал дочери о нашем разговоре.

– Думаю, у них сейчас другие заботы, учитывая, что Гоша был их приятелем.

– Говорят, его убили. Но кто?

– Надеюсь, полицейские выяснят… Скажите, вы уверены, что виновницы ваших несчастий четыре несовершеннолетние девчонки?

– Ну вот, я так и знал, – всплеснул руками отец Владимир. – Теперь и вы сомневаетесь. Знаете, чего я боюсь?

– Обвинения в убийстве этого парня? – сказал Бергман. – Бросьте, чересчур фантастично.

– Вы не знаете, на что они способны. Подбросят какую-нибудь улику… следователям быстро передадут эти грязные сплетни, и вот вам мотив.

– Для собственного спокойствия вам пока лучше не появляться в Черкасове.

– Думаете?

– Скажите, с художником, который живет здесь, в каких вы отношениях?

– Я слышал о нем, но даже не уверен, что мы встречались. Почему вы спросили?

– Не важно. – Бергман поднялся и кивнул мне.

– Четыре девчонки терроризируют поселок, – сказала я уже в машине. – В это действительно трудно поверить. А если принять во внимание историю с козой… Не слишком ли это для подростков?

– Не вижу особой разницы, – пожал плечами Максимильян. – Убить собаку или убить козу…

– Но… отрубить голову… я бы точно не смогла.

Он посмотрел так, точно собирался опровергнуть данное утверждение, но промолчал.

– Что, если они кого-то так достали… – продолжила я. – Подозревать священника я не могу, да и говорил он искренне. Кстати, почему он вдруг разоткровенничался?

– Наверное, мы ему понравились, – усмехнулся Бергман. – Между прочим, неплохая версия. Пострадавший от их жестоких игр решил отомстить: утопил одну, повесил другого, едва не убил третью.

– Боюсь, у нас возникнет серьезная проблема, – сказала я. – Ведь речь идет о Насте Ключниковой. Если она принимала участие во всех этих гадостях, а мы продолжим копать в этом направлении…

– Лишимся клиента? Надеюсь, нам удастся оставить его в неведении относительно ее роли. Священник промолчит, остальные тем более. А нам придется проявить гибкость. Есть идея, с какой стати Плетнев решил напакостить священнику, и это притом, что они даже незнакомы?

– Разумной нет.

– А какие есть?

– Ему сделали предложение, от которого он не смог отказаться.

Бергман поднял брови, склонил голову набок и произнес:

– Любопытно. Девчонки его шантажировали? Что ж, мысль нелепая, но лишь на первый взгляд. Допустим, они узнали о его шашнях с нашей Людмилой.