Полина Рей
Асфиксия
Надо мною кроме твоего взгляда
Не властно лезвие ни одного ножа (Маяковский)
Я не помнил, когда точно захотел её в первый раз. Не мог воспроизвести до доли секунды этот момент. Просто почувствовал вдруг острую потребность разложить где и как угодно и оттрахать. Чтобы орала подо мной от боли и удовольствия. Это было настолько нетипично для меня, что я охренел, но жажда поиметь подругу моей жены от этого не уменьшилась.
Я и приехал сюда совершенно с иной целью. Напугать, показать, что я думаю о её последней выходке. И она поняла всё, мне даже не нужно было произносить ни слова. Вскочила со своего места, попятилась назад. В глазах – такой страх, будто перед ней разверзлась земля и появился сам дьявол.
И именно в тот момент я почувствовал, как меня прошила, будто электрическим разрядом в триста восемьдесят, такая похоть, что член мгновенно встал, и стояк стал причинять физическую боль. Двинувшись в её сторону, я наслаждался каждым мановением. Тем, как она пятилась назад, тем как бурно вздымалась её грудь под безразмерным пиджаком. Последний, кстати, выбешивал меня настолько, что приходилось удерживать контроль на тоненькой ниточке. Хотелось порвать эту нелепую ткань ко всем чертям, увидеть, что она скрывает. После впиться в пересохшие от страха губы, причинить боль, кусать их до крови.
Я никогда не был зверем в постели. Напротив, старался быть нежным, даже с теми, кого не хотел настолько сильно. А может, причина и была именно в этом? Может, мне нужно было хотеть кого-то до сносящей тормоза потребности, чтобы представлять такие картины, которых не ожидал даже от самого себя?
Я постоял так несколько минут, развернулся и ушел. Она не произнесла ни слова, просто смотрела на меня, а в потемневших зрачках плескался такой ужас, что любой другой ситуации мне наверное стало бы стыдно. Но не сейчас.
Выходя из небольшого салона красоты, где работала подруга Лены, я лишний раз напомнил себе, что должен ненавидеть эту суку. Что должен был разорвать её на месте голыми руками, заставить пожалеть о том, что она вмешивается в нашу с Леной жизнь. И ненависть действительно появилась, только совсем не та, которой ожидал. Она была смешана со все той же похотью, и совсем не давала мне удовлетворения, на которое я рассчитывал.
Сев за руль, я жадно, с хрипом втянул воздух сквозь стиснутые зубы. Мою голову разрывало на части. Сука! Я не ожидал, что со мной произойдёт такое. Как в нелепых смешных женских романах, которые иногда мне читала вслух жена, хохоча на всю квартиру. Здоровые мужики вдруг ни с того ни с сего начинали желать бабу настолько, что превращались в коврики под их ногами. Я же всегда умел держать под контролем эмоции. И теперь не узнавал сам себя.
Сорвав машину с места, рванул в сторону дома, чтобы только не передумать и не вернуться обратно. Ибо чем это могло закончиться в итоге, не мог предугадать даже я. Хотя, нет… Мог. Просто бы изнасиловал эту суку во все места, и может, тогда бы на смену похоти пришло удовлетворение. Впрочем, я очень сильно в этом сомневался.
Антонина. Бесцветная, как моль. Тихая, как мышь. Именно такой я знал её последние два года, с тех пор, как моя жена выбрала её своим мастером маникюра. Антонина не вызывала у меня интереса, я даже мог пересчитать по пальцам одной руки те взгляды, которыми её удостоил. Не вызывала интереса ровно до тех пор, пока я не вернулся с работы чуть раньше обычного и невольно не стал свидетелем разговора, который происходил у неё с Леной. Это был даже не разговор. Тоня, вещающая с таким пылом, что ей бы позавидовал даже Ленин на броневике, пыталась убедить мою жену, что если ей достался такой муж, как я, самое меньшее, что она может сделать, – бежать без оглядки. Во мне вскипела настолько чёрная злоба, что она едва не разворотила нутро. Я мог бы сказать этой суке всё, что думаю, но я сдержался. У меня в голове возникли мысли о том, что я хочу морально раздавить эту тварь. Заставить её мучиться, пожалеть о сказанном.
Наши отношения с Леной нельзя было назвать идеальными. Она была для меня скорее хорошим другом, чем женой, и я искренне считал, что это гораздо больше, чем я мог бы дать любой другой женщине. Потому что не верил ни в какую одну-единственную, в которую бы влюбился раз и навсегда.
Я менял женщин как перчатки до того как мы с Леной поженились, не оставил своих привычек и после свадьбы. И вот теперь узнал, что какая-то бесцветная моль поучает мою жену тому, за что ей захотелось сразу же открутить бошку.
А теперь выходило, что она меня уделала, не приложив к этому усилий. Уделала одним взглядом, одним своим беззащитным видом.
Я усмехнулся, растирая шею ладонью. Стащил в прихожей обувь, прошёл в кухню, где плеснул себе вискаря.
– Кирилл, это ты? – послышалось приглушённое из душа.
А кто это ещё, б*я, может быть? Любовник, которому выдали ключи?
– Я, – ответил кратко, залпом закидывая в рот порцию алкоголя. Хотелось, чтобы этот ужасный привкус, который появился во рту, когда вышел от Тони, наконец исчез.
Я был зол ещё и на Ленку. Не понимал, какого хрена она позволяла этому недо-психологу лезть туда, где можно отхватить порцию дерьма. Я не был белым и пушистым и Лена, чёрт бы её подрал, это знала. Знала и жила со мной, не устраивала истерик, не била посуду, наверняка находила следы моих приключений, но всегда молчала. Такая честность имени Кирилла Горского, и я не просил верности взамен. Зато просил честности, и Лена прекрасно об этом знала.
– Мур-мур.
Она вышла, завёрнутая в полотенце, которое открывало почти всю задницу. Шагнула ко мне, обняла и принялась тереться всем телом.
– Лен, я не в духе, – отодвинул от себя жену и, отвернувшись, налил себе ещё виски.
– Случилось что?
Дважды намекать ей было не нужно, она послушно отошла, уселась на стул, вытянула из пачки сигарету и прикурила. За это я её всегда ценил – всё понимает, никуда не лезет, чувствует, когда нужно стать незаметной.
– У кого?
– У тебя.
– Неа. А у тебя?
Я забрал сигарету, уселся напротив. Затянулся до боли в горле, выпустил дым, прищурился, глядя на Лену. Смотрит в ответ спокойно, значит или слова Тони для неё ничего не значат, или же она там что-то себе в хорошенькой головке решила, и будет вести со мной двойную игру. Что ж, это даже интересно.
– Горский, ты чего вокруг да около ходишь? Говори уже.
– Да нечего говорить, Лен. Нормально всё у меня.
– Ну, окей. Трахаться не хочешь?
– Неа.
– Ладно.
Она поднялась, потянулась всем телом, понуждая полотенце задраться, обнажая всё снизу до пупка. Я затушил сигарету. Перед глазами снова всплыло лицо Тони, такое испуганное, беззащитное. В штанах сразу стало тесно, будто похоть питалась этим страхом.
– Иди в койку и жди меня, ополоснусь быстро и приду трахну.
– Да, мой господин.
Лена насмешливо поклонилась мне, развернулась и вышла из кухни. Если так будет продолжаться, если от каждого воспоминания того, как Тоня дрожала передо мной от страха, я буду заводиться, как будто мне пятнадцать, у жены скоро ноги сдвигаться перестанут.
На следующий день я делаю то, чего делать совершенно не собирался – еду к грёбаному салону, где работает Тоня. Снова почти ночью, зная, что с работы она уйдёт последней. Паркуюсь неподалёку, закуриваю и жду. Даже пальцы дрожать начинают, что заставляет выругаться сквозь стиснутые крепко зубы. Весь день себе места не находил, метался по офису из угла в угол, ни черта не видя, не слыша. Думал утром, что отпустит, а по факту – ещё больше заело.
Ждать приходится долго, успеваю уничтожить половину пачки, когда наконец дверь салона открывается и выходит Тоня. Всё такая же закутанная в какие-то безразмерные вещи, которые бесят даже отсюда, с расстояния взгляда. Пока возится с замком, выхожу из машины и подхожу ближе, и она замирает, как будто чувствует меня. Чёрт, а это ведь снова заводит, да так, что крышу рвать начинает.
Оборачивается, глаза опять распахиваются так, что в них отражение своё вижу. Перехватить получается быстро – грубо хватаю поперёк талии и прижимаю к себе. С силой такой, что слышится, как кости её хрустят. Член стоит как каменный, когда трусь о её попу. Тоня начинает царапаться и высвобождаться. Чем больше сопротивляется, тем больше я близок к тому, чтобы спустить себе в штаны.
– Отпустите! – наконец выдыхает испуганно, замерев, когда понимает, что всё бесполезно.
– Нет. В машину сядешь ко мне. Поговорим.
– Пожалуйста…
Я не знаю, о чём она просит, да мне это и неважно. Хочу, чтобы повторила снова это «пожалуйста». Чтобы его же выкрикивала подо мной, когда я буду вбиваться глубоко во все отверстия её тела. Просто хочу эту суку до боли.
– Сядешь в машину и поговорим, – выдыхаю я ей в ухо, чуть ослабляя хватку. – Бежать не советую, всё равно поймаю.
Разжав руки, отступаю, и Тоня застывает в полуметре от меня. Вижу, как её колотит от страха, но мне нравится и это. Вот так смотреть на её неестественно выпрямленную спину, голову, которую она так и не опустила, будто королева, которая снизошла к своим подданным, это такой кайф, что его даже не облечь в слова.
– Садись. Я тебя не съем. По крайней мере, пока.
Она медлит ещё с полминуты, после чего всё же разворачивается и идёт к машине. Хорошая девочка, умная иногда. Садится на пассажирское сидение, я прыгаю за руль и срываю машину с места.
– Куда вы меня везёте?
Спрашивает без отчаяния в голосе и без страха. Скорее как жертва, которая смирилась с тем, что попалась в капкан охотника.
– Просто покатаемся. Ты мне о жизни своей непростой расскажешь.
– Зачем?
– Интересно мне это, Тонь. Так интересно, что весь прям внимание.
– В моей жизни нет ничего интересного.
– Поэтому ты лезешь к другим? Кто тебя просил Лене на мозг капать? Кто тебя, сука, просил?
Слова цежу, хотя хочется сорваться и повысить голос. Наверное, даже не потому, что зол на неё, а потому, что сам себя бешу. Вот этой реакцией своей на неё бешу, когда сорвался на другой конец города, заставил в машину сесть и допрос устроил.
Она на меня взгляд переводит – огромные серые глаза, в которых столько всего, что и понять невозможно, чего больше. Смотрит долго и пристально, так что мне не по себе становится. Мне – не по себе, б*я!
Резко выруливаю к обочине и ударяю по тормозам. Тоня вынуждена подставить руку и упереться ладонью в торпеду, чтобы её не мотнуло в кресле вперёд. Даже этот её жест, когда хрупкие пальцы кладёт на равнодушный пластик, в теле взрывается на атомы.
– Я не лезла к Лене, – чётко и как-то холодно говорит она, вперившись взглядом прямо перед собой. Только по тому, как её руки дрожат, могу понять, что она на грани. – Я поделилась с ней тем, что о вас думаю.
– Какого х*я?
– Что?
Глаза Тони округляются ещё больше, хотя казалось – куда уж? – смотрит на меня с таким страхом, что мне даже не по себе становится. Неужели я настолько страшный?
– Я спросил… зачем ты с ней делилась тем, что думаешь?
– Потому что она моя подруга.
О, за ту искренность, что проступает в чертах её лица, можно всё простить. И я бы, возможно, это сделал, не будь собой. Она подруга Лены… Чёрт, кто ей вложил в голову эти мысли? Такие, как она, не становятся подругами женщин вроде моей жены. Даже хочется пожалеть дурёху, сказать ей, что она жестоко ошибается. Хотя теперь мне становится хотя бы примерно ясно, что ей двигало.
– Тоня, запомни, пожалуйста, на будущее. Какой бы подругой она тебе ни была, лезть к Лене и рассказывать о том, какой, по твоему мнению, её муж гондон, не стоит. Это плохо кончится. И совсем не для Лены и её гондона.
Она смотрит с опаской. Да, б*я! Зачем так округлять глаза, зачем дышать вот так, будто она жертва на охоте, которую загнали в ловушку? Зачем я вообще её усадил в свою тачку и сейчас наслаждаюсь всем тем, что вижу перед собой?
– Я вас поняла, Кирилл Дмитриевич, – наконец выдыхает едва слышно. – Мне можно идти?
Эта покорность сводит с ума. Так и вижу, как раскладываю её на столе или на кровати. Как делает всё, что захочу. Как трахаю глубоко, жёстко, пока она кричать не начинает. И знаю, что кайфует от этого, как и я от всего, что происходит.
– Можно. Надеюсь, ты действительно поняла.
Тоня не отвечает, сбегает из моей машины будто из разжавшегося капкана. Оставляет желание вернуть её обратно, усадить рядом, увезти куда-нибудь и вытрахать из неё все мысли о том, что может лезть в мою жизнь. Только я знаю – подсяду как на наркоту и на её этот беззащитный вид, и на страх её. И на то, как буду брать её, зная, что она после себя ненавидеть станет за то, какое наслаждение подо мной получает.
Никогда не думал, что буду испытывать подобное. Когда каждая секунда прожитого времени – это мысли. Разные. Какие-то крышу сносят, какие-то успокаивают, когда вынужден напоминать себе, что ничего не добьюсь этим хождением по кругу. Столько всего в башке – хоть стреляйся. И неизменно в ней она, Тоня.
– Кирилл… Кир! – зовёт меня Ленка, и я понимаю, что завис посреди хоккейного матча, который мы смотрим. Я – потому что мне реально интересно, жена – потому что ей интересно то, что нравится мне.
– А?
– Скучно?
– Что скучно?
– Ну игра. Скучная?
– Нет.
Смотрю на экран, но ни черта не вижу. Просто неинтересно.
– Что с тобой?
Вот только сеанса психотерапии мне и не хватало. Перевожу взгляд на Лену, пытаюсь донести, что сейчас лезть ко мне не стоит, но она, такая понятливая обычно, начинает давить.
– Я же вижу, что-то неладно.
– Да у кого, б*я?
– Кир…
– Что – Кир? Сколько раз мне нужно тебе повторить, что у меня всё нормально? У меня всё нормально! Ох*енно! Зашибись! Довольна?
– Всё, я молчу.
Отворачивается, вперивается взглядом в экран, делает вид, что ей интересно. Хотя знаю, она буллит от проброса не отличит никогда, но ей же, мля, нужно «болеть за тех, за кого болеет Кир». Почему вдруг это стало меня настолько раздражать?
– Лен, давай так. Всё ведь просто. Если меня что-то колышет, я тебе говорю. Если нет, если считаю, что тебе нечего знать и не о чем беспокоиться – молчу.
– Я поняла, поняла! Говорю же, умолкаю.
– Только не надо из меня чудовище делать.
– А я и не смогла бы. Сам справляешься.
Она поднимается и выходит. Начинает возиться на кухне, и может, я снова испытал бы грёбаный стыд, но не испытываю. Не хочу сейчас думать о Лене. И о Тоне тоже, но последняя настойчиво лезет туда, куда не звали. И это отравляет меня, заставляет срываться, хотя я этого совсем не желаю.
Второй период досматриваю через силу. Нужно что-то делать с тем, что сводит меня с ума, иначе это плохо кончится.
На следующий день снова делаю то, чего совершенно не было в планах – приезжаю в салон в разгар рабочего дня. Приходится ждать в очереди, и это неимоверно злит. Никогда не любил быть вторым, тем более – десятым, но сейчас просто сижу на обтянутом дерматином диване и пялюсь в телефон.
Знаю, что Тоня рядом. Знаю, как она отреагирует на мой приезд, и предвкушение момента нивелирует все неудобства. Когда наконец вхожу в крохотный кабинет, успеваю довести себя ожиданием почти до предела.
Антонина застывает на месте, но быстро берёт себя в руки. Надо отдать ей должное, справляться с эмоциями она научилась гораздо лучше, чем это делаю я.
– Снова вы? – уточняет она, и на лице её появляется насмешливое выражение. Стереть бы его прямо сейчас, но мне приходится сдерживаться.
– Снова я. Успела соскучиться?
Я сажусь в кресло, протягиваю ей руку. Никогда не увлекался этими пидорскими примочками типа маникюра и выбритых до гладкости яиц, но сейчас готов идти на жертвы, по крайней мере в том, что касается отполированных ногтей.
Она берёт мою руку, обхватывает прохладными тонкими пальцами, и меня снова прошивает электрическим разрядом.
– Надеялась вас больше не увидеть.
Начинает свою работу. Осторожно, будто боится, что мне что-то может не понравиться.
– Зря. Я вот наоборот, хотел тебя увидеть и приехал.
– Зачем?
– Потому что я тебя хочу.
Эти слова вырываются помимо воли, заставляют Тоню вздрогнуть – рядом с ногтем проступает капелька крови от ножниц, которыми она орудует. А мне это даже нравится. Хочется, чтобы она обхватила палец ртом и слизала алую влагу.
– Я сделаю вид, что этого не слышала.
– Почему?
– Потому что вы мне не интересны.
– Совсем?
– Да.
Она продолжает свои манипуляции, а внутри меня начинает туго сжиматься невидимая пружина, и что будет, когда она дойдёт до предела и распрямится, я боюсь даже предположить.
– Ты лжёшь мне. Если бы я был тебе неинтересен, ты бы не трахала мозг моей жене.
– Я сказала, почему это делала.
– Меня не удовлетворил твой ответ.
Цепко слежу за её лицом, чтобы не упустить ни единой смены эмоций. Она действительно научилась справляться с ними и теперь умеет взять себя в руки. Только в памяти так и всплывают черты, искажённые страхом, и это снова и снова как катализатор заставляет меня желать увидеть Тоню под собой.
– Я ничем не могу вам помочь.
– А я думаю, что помощь нужна совсем не мне.
Убрав руку, я оставляю Тоню сидеть, а сам поднимаюсь, нависаю сверху, обхватываю подбородок пальцами. Каждое прикосновение к ней – разряд по телу, почти что шоковая терапия. Глаза серые становятся темнее, когда зрачки расширяются. Ну же… кричи, если тебе снова страшно. А я вижу, что страшно.
Впиваюсь в её губы – жадно, тут же проталкивая язык ей в рот. Это не поцелуй даже, губы кусаю, жёстко, едва ли не до крови, и упиваюсь привкусом адреналина.
– Не надо, – шепчет хрипло, когда отпускаю.
Дышит так надсадно, каждый глоток кислорода – будто последний.
– Что не надо, Тоня? Я сказал, что тебя хочу. Вопрос времени теперь, как быстро ты окажешься передо мной с раздвинутыми ногами.
– Кирилл, пожалуйста…
Ведь я же хотел, чтобы она снова и снова это слово повторяла. Хотел, б*я… Почему же теперь так мерзко от самого себя становится?
– Это вопрос времени. Я всегда беру то, что хочу.
Теперь на воздух, туда, где не будет этой отравы, которая вокруг разлита. Где член не будет вставать как каменный и едва штаны не разрывать. Это уже даже не интерес – какая-то навязчивая потребность. Одержимость. И остаётся только надеяться, что когда я получу Тоню в свою постель, эта потребность исчезнет.
***
– Кир! Красное или чёрное? Ну! Ответь уже хоть что-то!
Никогда не любил вот эту хрень, когда вынужден делать вид, что хоть что-то понимаю в бабских тряпках. Мне было насрать, в чём будет Лена. Хоть в красном, хоть в чёрном, хоть в портках и ватнике, лишь бы отстала.
– Красное, – не глядя на то, как жена прикладывает к себе абсолютно идентичные платья разных цветов, ответил в никуда.
– Хорошо, значит красное.
Она вздохнула, но протестовать не стала. Вообще ничего не прибавила и отвернулась. На её месте я бы трижды послал себя к херам, трижды с собой бы развёлся, ну и ещё по мелочи, но знал, что Лена делать этого точно не станет.
– Горский, ты чего смурной такой? – всё же снова поинтересовалась Ленка, но не успел я ответить, прибавила, расставляя точки над «ё»: – Сегодня отец будет у нас, ты же помнишь?
Вот оно что. Перед тестем мне нужно было вести себя хорошо, такой вот намёк от любимой супруги.
– Как будет, так повеселею.
Она подошла, устраиваясь на подлокотнике кресла, скользнула прохладными пальцами по шее, заползая под воротник и заставляя поёжиться от неприятных ощущений. И вдруг выдала то, от чего я застыл на месте:
– Я Тоню позвала.
Так и хотелось уточнить, не шутка ли это. Лена позвала Тоню… Интересно, зачем? У неё всегда и всё было расставлено по местам – богатая девочка, избалованная отцом, не знающая ни в чём отказа. Поверить в то, что Лена испытывала дружеские чувства к мастеру маникюра? Я никогда не был идиотом, чтобы верить в подобную чушь.
– Позвала и хорошо, – пожал я плечами, борясь с желанием встать и уйти.
– Какой ты злюка…
Лена снова вернулась к поискам платья, зарываясь в безразмерном шкафу, в котором поместилось как минимум несколько последних коллекций. А я смотрел на неё и пытался понять, что она задумала. Верить в альтруизм по отношению к Тоне или в случайность желания видеть её на этой вечеринке, не приходилось. Значит, причина крылась в другом. Теперь бы понять, в чём именно.
Это были стандартные посиделки, одни из череды тех, что уже проходили в нашем доме. Самые близкие друзья – Самойленко, Вихровы, отец Лены, мы с ней и вот теперь ещё и Тоня. Которая удивительно просто и легко влилась в коллектив, будто всю жизнь не ногти подпиливала, а ходила на подобные сборища.
Мы оба делали вид, что всё случившееся между нами – привиделось. Или мне, или ей – неважно. Она почти не смотрела в мою сторону, я же, напротив, почти не сводил с неё глаз. И не только я.
Отец Лены, то ли желая вспомнить молодость, то ли имея свои планы на Тоню, не отлипал от неё весь вечер. Я не ревновал, нет. Напротив, меня это подстёгивало, а предвкушение дошло до критических отметок.
– Горский… Горский! Ты вообще с нами? – окликнула меня жена, и я инстинктивно надел на лицо одну из своих дежурных улыбок. Протянул руку, положил на колено Лены и чуть сжал.
– Что случилось?
– Это я у тебя должна спросить, что случилось. Пойдём танцевать!
Она схватила меня за руку и потащила с дивана. Пришлось повиноваться под взглядом её отца.
Наш брак никогда не пах любовью или романтикой. Мы поженились только потому, что это хотела Лена. Говорила, что влюбилась в меня едва ли не с первого взгляда. Она же и вытащила меня из дерьма, когда я прогорел со своей первой фирмой. Её отец, Борис Анатольевич Ларин, выдал мне тогда большую сумму для того, чтобы я мог разгрестись с долгами. И как-то само собой разумеющимся стал тот факт, что я за это должен был жениться на его дочери.
Нет, продажной сукой я не чувствовал себя даже тогда. Лена была из тех женщин, которые с готовностью закрывали глаза на похождения мужа, прекрасно отдавая себе отчёт в том, что те никуда не денутся, надёжно взятые хрупкой рукой на железный поводок. И я даже считал себя долбаным счастливчиком, потому что мне реально повезло. Я был женат на женщине, отец которой обладал властью в определённых, очень влиятельных кругах, от меня ничего не требовали, даже поставили во главе одной из фирм тестя.
Я трахал баб налево и направо, потому что Лена была не против, ничего не желал от неё взамен. Знал только, что никогда не преступлю в том, что касается необозначенных границ, когда доставил бы жене неприятности.
Так было до сегодняшнего вечера. В воздухе словно что-то изменилось, не нужно было обладать экстрасенсорными способностями, чтобы почувствовать это. Я ощущал напряжение со стороны Лены, неприкрытую похоть Бориса Анатольевича по отношению к Тоне, и свои собственные эмоции, когда в водовороте всего не ясно, что именно испытываю в первую очередь.
– Горский, хватит на неё пялиться, – шепчет мне на ухо Лена, когда мы двигаемся невпопад в центре огромной гостиной.
Кто-то режется в бильярд, кто-то болтает и пьёт шампанское. Тоня сидит чуть в стороне. Напротив неё – мой тесть, рассказывает что-то, от чего на лице Антонины появляется заинтересованное выражение.
– На кого? – делаю вид, что я идиот, который не сразу соображает чего от него хотят.
– На маникюршу мою. Понравилась, что ли?
Это первый раз, когда Лена даёт понять, что заметила мои поползновения в сторону другой женщины. Впрочем и заметила она только потому, что я по неосторожности проявил их на её глазах.
– Нет. Просто она странная какая-то.
Плотнее прижимаю жену к себе, сосредотачивая внимание на ней, хотя так и хочется понять, что происходит у Тони с Борисом Анатольевичем.
– Почему странная? – удивлённо уточняет Лена.
– Как будто не от мира сего.
– А! Так это потому, что у неё проблемы какие-то.
Она обнимает меня за шею, целует, откровенно, с языком. В такие моменты особенно остро понимаю, что жена намеренно пользуется ситуацией. Чувствует, что я прогибаюсь, чтобы не отхватить чего-нибудь дерьмового, и берёт с лихвой всё.
– Какие проблемы? – уточняю, разрывая поцелуй.
– Ты серьёзно? Думаешь, я спрашивала?
Лена запрокидывает голову и смеётся. Совершенно искренне и весело. И я тоже растягиваю губы в фальшивой улыбке.
В этом вся она, всё же я неплохо изучил Лену, если сразу понял, что все эти дружеские чувства Тони ей на хер не сдались. Вопрос только в том, почему она не рассказала мне о сути бесед со своей маникюршей. Или я чего-то не знаю о собственной жене?
– Кажется, папик на неё подсел, – говорит Лена, отсмеявшись. Слова сопровождает тяжёлым вздохом, впрочем, в нём нет ни капли искренности.
– Ты о чём?
– Ну вон как прилип. Точно трахнуть хочет.
Эти слова посылают по телу такой бешеный импульс, что я инстинктивно сжимаю руки на талии жены, что она интерпретирует по-своему.
– Хочешь, уйдём наверх? – шепчет жарко и льнёт ко мне всем телом.
– Нет. Неудобно.
Идти сейчас куда-то, чтобы трахнуть Лену нет никакого желания. Да и терять Тоню из поля зрения не хочется.
– Да ладно тебе, Горский. Когда это тебя волновало?
Её руки заползают под пиджак, едва не вытягивают рубашку из-за пояса брюк.
– Помнишь, как мы из постели почти не вылезали в медовый месяц? – продолжает Лена, оставив рубашку в покое. Не раздела прилюдно и на том спасибо.
– Помню. Но давай не сейчас, идёт?
Коротко поцеловав жену, веду её за руку обратно к столу, где она садится не рядом со мной, а мне на колени, всем своим поведением показывая, что к чему.
– Ладно, друзья мои, мы с Антониной в бильярд пойдём поиграем, – говорит Ларин, поднимаясь с дивана. Эти нотки, что сквозят в его голосе, слишком хорошо мне знакомы. Даже если Тоня не хочет идти играть в бильярд, ей придётся это сделать.
Она вскидывает на него удивлённые глаза, но послушно поднимается и направляется к обитому зелёным сукном столу, откуда ретируются остальные гости, чтобы не мешать.
– Горский, знаешь что я тут подумала? – задумчиво говорит Лена, глядя в ту же сторону, куда и я. На то, как е отец «учит» Тоню играть в бильярд, встав позади и прижимая к краю стола всем телом.
– Что?
– А давай ребёнка заведём.
– Что?!
Это предложение настолько шокирует, что я не сдерживаю громкого возгласа. На что Лена снова начинает хохотать.
Сама же она не так давно размышляла о том, что ей ближе всего стиль жизни чайлдфри. И что будь у нас ребёнок, она бы не смогла путешествовать так часто, как ей того хочется.
– Горский, ты меня доведёшь, – качает она головой, наконец вставая с моих коленей. – Ладно, переваривай, я пойду налью себе выпить.
И уходит, оставляя меня в недоумении.
Интересно, что это было? Попытка сказать мне «к ноге?». Намёк, что теперь нас ждёт унылая, семейная жизнь? Как бы то ни было, я не собирался отступать от задуманного, особенно сейчас, когда при взгляде на Ларина и Тоню внутри начали просыпаться искры ленивой злости.
Вечер заканчивается без происшествий. Ларин вызывается добросить до дома Тоню, Лена преувеличенно наигранно зевает, делая вид, что устала и мечтает о моменте, когда гости покинут наш дом. После того, как все разъезжаются и прислуга быстро прибирает со стола, жена недвусмысленно даёт мне понять, что ждёт продолжения вечера в спальне, и сегодня мне придётся отрабатывать повинность.
Пока Лена в душе, я пью виски, глядя с балкона на подсвеченный фонарями сад. Размышляю о том, что же всё-таки кажется мне чертовски неправильным. Моя неуместная ревность? Возможно, я принял за неё уродливое собственническое чувство, когда решил, что касаться Тони и желать её могу только я.
Недвусмысленное отношение ко всему со стороны Лены? Вероятнее всего именно это меня и глодало. Значит, просто нужно было впредь быть осторожнее. Ну а интерес Ларина был весьма объясним – тесть частенько волочился за хорошенькими подругами дочери, только его потребность уложить их в постель сексом и заканчивалась.
– Прикинь, Тоня у меня в долг попросила. Много.
Лена подошла сзади бесшумно, заставляя меня вздрогнуть, выходя из задумчивости. Горячее и влажное, распаренное после душа тело прильнуло сзади, тонкие руки принялись вытаскивать рубашку из брюк.
– Мда? А ты что?
– А я ничего. Мне кажется, она думает, что за мой счёт может решить свои проблемы. Я же не похожа на благотворительную организацию?
– Не похожа.
Развернувшись к жене лицом, я залпом допил виски и отбросил пустой стакан, который с весёлым звоном разбился, что вызвало у Лены сначала смех, а следом – болезненно-сладкий стон от моего жёсткого поцелуя.
– Горский, иногда ты просто животное, – шепнула она, заползая под рубашку ладонями и начиная царапать мне спину.
Именно так. Сегодня я собирался трахать жену зверски, сбрасывая напряжение прожитого дня.
– Но тебе же это нравится.
– Чтобы до синяков и завтра сесть не смогла?
– Да.
– Нравится.
– Окей. Тогда идём.
Уже через пару дней понимаю, что беспрестанно прокручиваю в голове разговор с Леной. Если Тоня нуждалась в деньгах, я вполне мог ей помочь. Но, разумеется, не за просто так. И чем больше я об этом размышлял, тем больше приходил к выводу, что эта затея кажется мне вполне перспективной.
Всё в жизни продавалось и покупалось, и я знал – Тоня не исключение. Даже стало интересно, как быстро она превратится из неприступной крепости в готовую на всё девку, которую я смогу иметь во все места в любое время дня и ночи.
Я уже собрался набрать её номер телефона, когда в кабинет после стука заглянула секретарша.
– Кирилл Дмитриевич, к вам посетительница. Сказала, что ей не назначено.
Она скорчила гримаску вроде «и ходят тут всякие» и уточнила:
– Примете?
– По какому вопросу?
– Сказала, по личному. Антонина Вересова.
Б*я…
Одно только имя Тони, произнесённое секретаршей, послало по моему телу волну возбуждения. На ловца и зверь бежит. Причин, по которым Антонина пришла ко мне, было не так уж и много. Хотя, о чём это я? Самой вероятной была нужда в деньгах.
– Попроси минуты через три, – кивнул я секретарше и когда та закрыла за собой дверь, откинулся на спинку стула, вытягивая ноги.
Увидеть Тоню в своём кабинете, где я обязательно отымею её если не сейчас, то через время, – это едва ли не самая желанная вещь на данный момент. Итак, она сама явилась ко мне, и я собирался сыграть в свою игру.
Тоня входит ко мне минут через пять, после осторожного стука. Киваю ей, и на этом наш обмен приветствиями оканчивается.
– У меня…
Она запинается, в глаза не смотрит. Взглядом обводит кабинет, будто ищет пути отступления помимо двери за её спиной. Наконец выдыхает:
– У меня дело к вам.
Нет, это совсем не беседа о моей жене. Тоня кто угодно, но только не дура, и знает, чем именно закончится разговор на эту тему, если она всё же будет иметь глупость его завести.
Я намеренно выдерживаю паузу, а сам жадно осматриваю её – опять эта чёртова безразмерная одежда, которая портит всё. Ничего. Если Тоня задержится в моей жизни дольше чем на пару перепихов, куплю ей что-нибудь более достойное.
