Полина Нема
Здравствуйте, я ваш папа!
Первая книга серии "Здравствуйте, я ваша мама" доступна на Литрес
Пролог
– Фил, ты идешь кушать?
Ответом мне послужила тишина. Я направилась в комнату. Наверное, муж опять сидит в своих наушниках. Экран ноутбука горел, но рядом никого не было.
– Фил, слышал? – я прислонилась к дверному косяку детской комнаты. Муж стоял над кроваткой ребенка, спиной ко мне. – Фил, – позвала его.
В голове пронеслись различные фильмы ужасов, где маньяк вот точно так же стоит над кроватью своей жертвы. Только, эй, это же мой пухлый и добрый муж Филипп! Он и мухи не обидел бы.
Я медленно прошла в комнату и остановилась возле него, безотрывно глядевшего на ребенка. Еле успокоила Злату сегодня. Малышка кричала почти весь вечер, пока папа не пришел домой.
Я положила голову на огромное мягкое плечо мужа. Он у меня вообще пухлый, как медвежонок, и такой же добрый. Мы познакомились в институте – учились на одном курсе, начали встречаться. Съехались и в скором времени поженились. Ничего интересного. Жили, как среднестатистическая семья. У меня работа, у него работа, а по вечерам он втыкал в компьютерные игры, а я в сериалы.
– Даже не верю, что она уснула, – усмехнулась, ощущая, как напрягся Фил. – Все в порядке?
Муж не ответил и молча вышел из комнаты.
Что-то как-то странно… Даже несмотря на свое пристрастие к вечным компьютерным баталиям, он не забывал хотя бы поцеловать меня. Что на него нашло сегодня?
Я поправила покрывало дочки и на цыпочках покинула детскую.
Мужа нашла в нашей комнате натягивающим джинсы.
– Я ухожу, – сказал он, застегивая ширинку.
Я нервно сглотнула. Как уходит? Он же только пришел.
– К Диме? Ты хоть поешь, – промямлила, не веря своим ушам.
Сердце нервно сжалось, предполагая нечто большее, чем обыденные вечерние посиделки с друзьями.
– Я совсем ухожу, – ответил он убитым голосом. – Это все… – Он обвел рукой нашу комнату. – Я не могу, – пригвоздил.
– Что ты такое говоришь, Фил? – прошептала, ощущая, как в грудь будто засунули раскаленный прут.
– Ксю… Ксения, я ухожу. Я понял, что это все не для меня. Эти пеленки, распашонки, детский плач… Еще и ты.
– Что я? – хрипло спросила, пытаясь унять слезы, рвавшиеся наружу.
– Ничего. Ты изменилась после родов. Ты меня больше не заводишь.
– Это логично. Мне же надо время, чтобы прийти в форму, – почему-то начала оправдываться перед огромным, заплывшим жиром мужиком. – А сам ты не лучше. Только и сидишь перед своим компом с этими монстрами и с друзьями своими пиво распиваешь. Я, будучи беременной, таскала покупки домой.
– Во-первых, у меня тогда был рейд, – скривился он. – Во-вторых, купить пару куриц и мармелад была твоя идея. Ты мне в тот день даже не позвонила. Тратила мои бабки направо и налево, скупая, как бешеная, все подряд.
Его голос звучал настолько убито, будто он сам не верил в то, что сказал. Но я-то помню, как он отдал мне тогда свою карточку со словами «трать на все, что хочешь».
– Ты же только радовался, что я трачу, – вставила, не веря в искренность слов про бешеную.
Говорила – лишь бы говорить. Моего мужа будто подменили. Стоял с потухшим взглядом и мертвыми глазами. Будто в его теле кто-то чужой. Еще и глаза, обычно карие, как будто стали светлее. Серые какие-то. Но что это меняет, если он уходит?
– Я ухожу, Ксения, – вновь сказал он. – У нас нет близости, и мы с тобой очень разные. У нас даже общих интересов нет.
Ага, конечно. Это же он сидел за компом сутки напролет, когда я звала его прогуляться хотя бы в парк. Я хочу в горы на лыжи, а он – в Египет на море. Как-то мы выкручивались и ездили и туда, и туда. И брак не трещал по швам. А сейчас…
Я даже не понимаю, что происходит. Хочется кинуться на колени, обнять, целовать и не отпускать. Позволить ему близость, которую врач все еще запрещает. Ребенку всего два месяца, а мне потребовалось время для восстановления.
– Иди, но я подам на алименты, – душу на корню истерику.
– Подавай, но больше ты меня не найдешь. Я знаю, как обойти законы. Ты ни копейки не получишь, – сказал он, будто со стенкой разговаривал. – Я понял, что мне надо больше, чем все это. Какой-то бесконечный день сурка. Надоело. Я эгоист, и мне лучше быть одному.
Его лицо кривится в противной улыбке. И этот человек добивался меня два года.
– Мы женаты, – прошептала.
Я смотрела на его правую руку, но не видела кольца.
– Фил, я не понимаю, – сделала шаг к нему, а он ко мне.
Поравнялся со мной, и что-то внутри скрутилось в тугой узел, когда он смерил меня надменным холодным взглядом. Хотелось рухнуть на колени, преклонив голову. А еще лучше, чтобы он просто прошел и не заметил.
Да что ж такое?! Что с моим мягким и нежным Филом?! Еще вчера мы вместе ложились спать. Я буркнула, что он занимает много места, а он сгреб меня в объятья, говоря, что все равно поместимся.
– Мне жаль, Ксюша, – едва услышала его голос.
Посмотрела на него. В стальных глазах вспыхнула безграничная тоска, отозвавшаяся во всем моем теле.
Казалось, что сейчас он скажет, что пошутил, я посижу, подуюсь пару дней или до утра. И потом все у нас наладится. Но муж обулся в коридоре, накинул куртку поверх футболки и вышел в морозную парадную, в холод и зиму перед новым годом, который я встречу с дочерью.
Я сползла по стене, не веря ни глазам, ни своим ощущениям. Я в каком-то трансе, в котором перед моими глазами развернулось вот это. Быть такого не может, чтобы мой Фил, мой мишка просто так ушел.
Прошло 5 лет
– Мам, мам!
– Что, Злата? – устало спрашиваю, направляясь в ванную.
– А ты надолго? – спрашивает дочка, сжимая планшет в руках.
– На полчаса, – тяжело вздыхаю, глядя на дочь мутным взглядом.
В голове только несколько действий – ванна, теплая вода, отдых.
– Мам, это долго, – вновь строит разочарованную мину.
– Злата, маме надо отдохнуть. У мамы вчера корпоратив был, – я открываю дверь в обитель моего успокоения.
Как же хочется иногда полежать в воде и просто насладиться отдыхом. Особенно, когда у вас гиперактивный ребенок, которому постоянно нужно внимание.
– Ма-ам, – вновь стучит в дверь дочка.
А-а, а-а, а-а-а-а-а-а!
Вот так приблизительно я хочу кричать уже пять лет.
Резко открываю дверь. Дочь тычет в меня планшетом, который сегодня хочется запустить в стенку.
Внутри все горит праведным гневом. Хочется разбить стиралку о стену. Не знаю, как я ее подниму, но разбить очень хочется.
– Что такое, солнышко? – устало спрашиваю.
Мой тумблер от «я сейчас взорвусь» до «я пень в лесу» переключается за пару секунд.
– Мам, включи тот мультик.
– Какой?
Я не бешусь, не бешусь. Все хорошо.
– Котолый мы с бабушкой вчела смотлели. Я не помню, как он называется.
– Так спроси у бабушки, – ласково говорю.
– Она тоже не помнит.
– Злата, включи что хочешь. Дай маме отдохнуть немного.
– Ма-ам…
– Злата! – рявкаю. – Иди в свою комнату! Делай что хочешь, но не трогай меня полчаса!
Дочка надувает губы, разворачивается и уходит в комнату.
Кажется, я слишком резко выразилась, но надоело. Мне тяжело одной.
Я включаю воду, в полусне медитирую над ней, пока она заполняет ванну.
С ребенком ни минуты покоя. Да, я мать-одиночка, и приходится справляться самой. Я пыталась сойтись с мужчинами, но каждый раз ощущала, что это не то. Не то чтобы они были против ребенка, но как-то я не чувствовала хоть толики интереса. А потому начала жить только для Златы. Вот она вырастет, и у нее обязательно будет все хорошо.
В общем, планировали мы с бывшим мужем одно, а вышло совершенно другое.
Как сейчас помню его пустой взгляд и слова, что с ребенком тяжело, он хочет высыпаться, и вообще ему на работу рано вставать. Мы ему сильно мешали. Спрашивается, почему мы с ним завели ребенка? Потому что оба хотели. Я все еще помнила, как он касался моего огромного живота, трогал его, лаская. Как наша девочка стукала ножкой. И он все разрушил в один день, когда сказал, что уходит. Ненавижу отца моего ребенка. Это ж он хотел. Давай заведем, давай заведем… Завели – я одна воспитываю.
Даже тогда я напридумывала себе, что в его глазах была адская боль, пока мое сердце разрывалось на части. Нет оправдания его поступку. Все-таки его интересовала карьера, а я хотела стать мамой-мамой.
В итоге мне пришлось собрать волю в кулак и заставить себя выйти на работу. Ради меня и Златы. В какой-то момент я не выдержала и пришла к нему в офис требовать алименты. Но его не было. Он исчез. Не только из нашей жизни, но и, казалось, от всего мира. Что ж, можно было только хмыкнуть. Мы ему были настолько не нужны, что он слинял отовсюду, как и говорил.
Пока вспоминала те времена, вода уже заполнила ванну.
Залезаю в нее, погружаясь в сплошное блаженство. Тишина и покой. Все, что мне надо.
Только мысли все равно к бывшему возвращаются.
Ровно пять лет назад он ушел. А передо мной так и вспыхивали картинки того дня. Вот хлопает дверь, вот я подхожу к ноутбуку и вижу статьи на тему, как уходят мужья от жен так, чтоб те даже на алименты не смогли подать. Это было глупо – сидеть и оправдывать его, но я не могла по-другому. Просто тогда я не понимала, почему он ушел, и верила, что вернется…
– Мама! – как в тумане слышу голос Златы.
Открываю глаза. Все расплывается. Нервно хлопаю ресницами – не помогает.
– Мам! – еще тревожней звучит голос дочери.
Ох, если она в очередной раз оторвала голову Барби и не может ее вкрутить, то не знаю, что я сделаю.
Неужели я так много прошу? Всего лишь полчаса покоя.
Становлюсь на пол, заворачиваясь в полотенце. Меня ведет в сторону, будто я все еще ловлю вертолетики. Да, в конце концов, я могу себе позволить. У меня дата – пять лет, как меня бросил муж. Подумаешь, бокальчик позволила себе.
Вот только квартиру неестественно шатает, пока я ковыляю к Злате, держась за стены. Кажется, что мы взлетаем куда-то в космос.
– Злата, ты у меня в печенках сидишь! – рявкаю я, врываясь в детскую.
Застываю на месте, видя, как моя пятилетняя дочка сияет лазурным светом. В ее глазах столько страха, а мне так стыдно за то, что я сказала.
– Ма-ма, – шепчет она, поднимая руку, которая будто исчезает.
На наших глазах.
Подлетаю к ней и обнимаю. Ее тонкие руки обвивают меня за шею. Светло-желтые тона детской исчезают, а мы появляемся в странном месте с каменными стенами.
Глава 1
Если б рядом не было Златы, я бы подумала, что это какой-то глюк.
– Мама, а где мы? – испуганно спрашивает дочь.
– Не знаю, – я смотрю на огромную железную дверь.
В принципе, в комнате тепло. Камин горит. Мне как-то неловко очутиться непонятно где в одном полотенце. Хотя о чем я думаю?! Мы с ребенком не пойми где!
Дверь открывается. В комнату входит огромный мужик, одетый в странную рубашку с парусинными рукавами и черные свободные штаны. Я такую одежду видела только на страницах учебника по средневековой истории.
Он недоуменно смотрит на нас.
– Опять… – устало произносит он, потирая ладонью лицо. – Объясню вкратце…
Он делает шаг в комнату, а я прижимаю Злату к себе.
– …Вы попали в другой мир. Мой замок – некий мост между мирами. Чтобы вернуться домой, вам нужно немного подождать, – виновато улыбается.
Его глаза вспыхивают золотистым свечением, а я нервно ежусь. У него реально глаза горят золотом!
– Я, право, не хотел, чтоб это происходило, но, увы, каждый раз кто-то да попадает сюда… – он направляется к камину.
Я не свожу с него взгляда, пытаясь понять, что он вообще несет. Какой другой мир? Какой мост?
У меня же ребенок. Злата притихла, дрожа под моей рукой.
– …Вы не бойтесь, – продолжает мужчина. – Я слышал, что вместо возвращения в свой мир иногда девушки попадают в другие.
Он берет с камина какую-то продолговатую капсулу с золотистой жидкостью.
– Если вы не попадете после перемещения в свой мир, то советую ей воспользоваться…
Он подходит ближе, а я еще больше напрягаюсь, как львица, готовая кинуться, защищая своего детеныша. Или как испуганная обезьяна, не понимающая, что происходит.
– Вы извините, но у меня жена жутко ревнивая, особенно когда здесь появляются женщины. В вашем мире сейчас какое время года?
– Зима, – сдает Злата.
– О, хорошо…
Мужчина кладет на кровать возле нас капсулу и отходит к стене.
Под его рукой по ней идут странные зеленые линии.
А вскоре на пол падают зимние вещи – две куртки под наш размер, штаны с начесом, вязаные носки, сапоги, шапки и варежки. Полный зимний комплект.
«Обалдеть!» – все, что я могу подумать.
– Я пойду. Вы тут переодевайтесь. И да, вы забудете, что здесь были, – мужчина направляется к двери. – Советую одеться. Кристалл может перенести далеко от дома. Миры порой странно сдвигаются, и то место, где вы должны появиться, смещается. Хотя мои знакомые говорили, что это новые кристаллы, и они должны вернуть туда, откуда вы пришли. Но одежду возьмите – за причиненные неудобства.
Э-э…
Так и хочу протянуть что-то нечленораздельное, но сдерживаюсь.
– А почему мы вообще перенеслись? – только это и могу спросить.
– Не знаю, возможно, – он как-то странно смотрит на нас, – возможно, что-то повлияло на это. Какой-то всплеск энергии в вашем мире. Скажем так, вы влезли в межпространственную дыру. Они часто появляются, с тех пор как сдвинулись миры и пространства. Такое бывает. Вы не волнуйтесь. Плохо, конечно, что вы, после того как уйдете, не вспомните обо мне. Но с этим я тоже ничего не могу сделать. Таковы правила, вы не должны помнить о других мирах.
Дверь захлопывается за ним.
– Мам, а кто это? – спрашивает Злата.
– Понятия не имею, – отвечаю.
– Можно? – она кивает на одежду.
– Подожди, – я подхожу к вещам и рассматриваю их.
Добротные и видно, что дорогие. Немного стыдно их брать, но если все это взаправду, то одежда нам понадобится. А если даже и сон на двоих, то какая разница, что в нем творится? Логично же.
Я помогаю Злате одеться, когда воздух вновь колеблется. Я успеваю надеть носки, штаны и кофту и схватить кристалл и куртку, когда помещение вновь вибрирует, как совсем недавно наша квартира.
Застегиваю куртку и…
…ощущаю, как утопаю в глубоком сугробе.
Почему я стою по колено в снегу? Когда мы со Златой успели поехать куда-то в горы?
– Мам, – зовет дочка. – Где мы?
Она тоже в шоке. И что-то я не помню, чтоб у нас была подобная одежда!
– Понятия не имею, – я поплотнее кутаюсь в куртку, а затем и Злате поправляю шапку, съехавшую набок.
– Пошли, – беру дочь за руку.
Кажется, мы в каком-то снежном поле. Как так-то? Я же помню, как лежала в ванне, а потом воздух завибрировал. Тут – бац, и мы посреди снежного поля, одетые и обутые. Если б я была в одном полотенце, было бы хуже, конечно. Может, я просто в ванне уснула? Вода остыла, а я проснуться не могу?
– Злата, что тебе задали в школе? – задаю самый нелогичный вопрос в этой ситуации.
Просто зная законы сна, то ответ по-любому должен быть дурацкий.
– Мам, я еще не хожу в школу, – супится дочка.
Это не сон. Моей дочери пять лет.
Я хлопаю по карманам. Задеваю рукой какой-то предмет. Может, телефон?
Достаю продолговатую колбу с золотистой жидкостью. А это откуда?
Нас выкрали инопланетяне? По-другому я вообще не могу объяснить происходящее.
– Злата, где твой телефон? – спрашиваю дочь.
– На зарядке, – отвечает она, улыбаясь. – Мам, а мы где? Как сюда попали?
– Понятия не имею.
– Мамочка, ты замерзнешь, – продолжает Злата, смешно сдвигая брови.
У нас всегда так: мне холодно, а ей хоть бы хны.
– Злата, я не знаю, где мы. Если устанешь или замерзнешь – скажи мне, я тебя понесу, – выдаю самую идиотскую идею.
Мы в каком-то поле: впереди, позади и со всех сторон сплошная снежная равнина. Куда идти? Как далеко идти?
– Мам, пошли туда, – дочка тянет меня в сторону.
Так, а вот это уже совсем ненормально.
– Почему, Злата? – я недоуменно смотрю, куда тянет дочь.
У нас компаса нет. Как определять направление в снежной пустыне?
– Не знаю, – дочка резко останавливается и испуганно глядит на меня. – Плосто нам туда. И ты сама не знаешь, куда идти.
Ох, и это дочка, которая меня вечно тянула в обратную от дома сторону, когда я ее забирала из садика. Но я все-таки решаю прислушаться к ее ощущениям. Может, мы выйдем к населенному пункту? Тут главное что – не раскисать. Я не должна показывать дочке, что мне страшно, или паниковать.
Мы идем долго. С каждым шагом я замерзаю. Руки уже ледяные, не спасают даже теплые карманы.
Вскоре подходим к холмику.
– Ты не устала? – спрашиваю у дочери.
У самой уже ноги горят от усталости и холода, а этому полю конца и края нет. Мне бы посидеть, отдохнуть. Но нельзя. В такой мороз надо двигаться. Еще и метель усиливается, то и дело забивая ноздри снегом. Это кощунственно, но я не могу взять свою пятилетнюю дочь на руки и тащить на себе, и очень волнуюсь, что она замерзнет раньше меня. Но Злате мороз нипочем. Порой мне кажется, что это она тащит меня за руку, не позволяя останавливаться.
Глава 2
Я пытаюсь отдышаться, а Злата бежит к огромному сугробу.
– Мам, он живой! – восторженно говорит.
– Кто живой? – я недоуменно смотрю на дочь.
Злата кладет руку на сугроб, и на нем вспыхивают два ярко-синих фонарика. Может, нас украли инопланетяне, и мы очутились на какой-то базе?
Вот только вряд ли у базы есть глаза.
Сугроб начинает подниматься.
– Злата!
Она тут же подбегает ко мне.
Мы пятимся.
Снег будто стекает ручейками с огромного ящероподобного зверя с лазурной кожей.
Похож на динозавра, проснувшегося после спячки.
Только динозавры давно вымерли! Мы явно попали на какую-то экспериментальную базу, где выводят подобных монстров. Как еще объяснить потерю памяти?
Зверь – огромный, как двухэтажный дом – расправляет огромные крылья, машет ими, избавляясь от остатков снега.
Что уж говорить про его лапы. Если наступит – мокрого места не останется.
Сощурившись, он опускает голову к нам. Принюхивается, вдыхая морозный воздух.
Я смотрю на него со страхом, прижимая к себе Злату. Хочу спрятать ее за спину, но это может разозлить монстра.
Он делает шаг к нам. Не удерживается и падает на бок. Медленно поднимается, разбрызгивая снег в стороны. Ощущение, что он напился, уснул в сугробе, а потом проснулся – и нате вам, цирковые трюки.
Он вновь пытается подползти к нам, даже дергает огромной лапой с острыми когтями в нашу сторону. Рычит от бессилия.
Я никогда не понимала фильмов, когда люди стоят и просто смотрят на надвигающуюся на них катастрофу, будь то цунами, падающий самолет или машина на скорости, но сама вот сейчас стою, не в силах сдвинуться. Инстинкты вопят бежать, но я не могу.
Зверь продолжает рыть снег, подбираясь к нам, пока мы пятимся.
По округе разносится рев. Небо заслоняет огромная тень. Над нами летит еще один зверь. Только черный.
Синий вытягивается и мотает головой, которую тут же склоняет, когда черный подлетает к нему.
В воздух поднимается столб снега, и мы рискуем остаться погребенными под ним.
Я оттаскиваю Злату, ощущая дикую усталость и холод. В теплых сапогах не чувствую пальцев.
– Злата, пойдем, – шепчу. – Нам надо уйти отсюда.
Черный зверь заслоняет нас от синего.
– Солнышко, не бойся, – говорю Злате, не сводя взгляда со зверей.
Такие огромные, что могут одной лапой нас раздавить, но пока они заинтересованы друг другом, мы можем сбежать.
– Хорошо, мам, – шепчет дочка.
Она сжимает меня своей детской хваткой, передавая едва заметное тепло.
Спина черного монстра напрягается. Вновь раздается оглушительный рев. Миг – и он срывается на синего. Тот тут же падает, вздымая комья снега.
– Бежим, – дергаю я Злату.
Ноги утопают в сугробах. Мы даже не отдаляемся от дерущихся зверей.
Сердце бешено бьется, грозясь вот-вот замереть. А я не могу остановиться, пока хотя бы не выведу Злату из опасного места.
Холод пробирается по ногам, несмотря на адреналин, бурлящий в крови. Я заставляю себя двигаться через силу, пока Злата то и дело оборачивается к зверям.
Раздается оглушительный рев.
Я оборачиваюсь. Черный дракон повалил на землю синего, тот бьет крыльями о землю и воет от боли.
– Мама, он ее убьет! – кричит Злата, когда черный зверь прижимает синего к земле.
Черный глядит на нас стальными глазами. На миг кажется, что я уже видела их где-то… или когда-то. Зверь не полностью черный, в некоторых местах видны сияющие ярко-синим светом прожилки. Особенно на шее, когда он ее вытягивает.
Дракон расправляет огромные кожаные крылья, закрывая небо. Он очень красивый.
Раздается дикий гул и рев.
Я перевожу взгляд на лазурного: на продолговатой ящероподобной морде с тоской сияют сапфировые глаза. Зверь будто мяукнул тоскливо, раскрывая огромную пасть, полную белоснежных клыков, каждый из которых в половину моего роста. Звук отдается тупой болью в моем сердце.
– Мама, – Злата дёргается, пытаясь вырваться. – Он ее убьет. Останови!
– Злата, успокойся, – я оттягиваю дочь подальше от зверей.
Откуда она вообще понимает, что это он и она?
Эти синие глаза я не забуду никогда. Они с такой мольбой смотрят на нас, когда огромная черная лапа опускается на шею.
Отворачиваюсь.
Раздается взрыв. Я валю Злату на землю, закрывая собой. Волна льда и снега накатывает на нас, больно ударяя по телу. В меня будто всаживают ледяные пули, которые чудом не делают из моего тела решето.
Дышать тяжело. Я вдыхаю ртом воздух, впуская в легкие холод вперемешку со снегом.
Вскоре все прекращается.
Застывшая подо мной Злата пытается выкарабкаться. Я перекатываюсь на спину, ощущая жуткий холод. Хочу чашечку горячего кофе или чаю.
– Мама, вставай, – Злата тянет меня, а я не могу.
Обморожение, или как это там называется. Ноги и руки скованы, в глазах застыли слезы, превращающиеся в ледышки. Я даже не дрожу от холода, не в силах подняться.
– Мама, – Злата ложится сверху, – Пожалуйста, вставай. Я тебя соглею, ты только вставай.
Чувствую теплое дыхание дочери на шее.
– Сейчас, – выдыхаю.
Всего одно усилие.
Дочь скатывается с меня, а я пытаюсь подняться. Мне слишком холодно, чтобы я хоть как-то могла собраться с силами.
– Злата, иди, – шепчу из последних сил. – Если я не буду дышать, просто уходи.
Боже, моя дочь останется одна, без меня.
– Мама, – по щекам дочки текут слезы.
Куда она пойдет? Там черный зверь, убивший лазурного. Он разорвет Злату в один присест. Да что там – просто съест в один присест.
Плохая из меня мать. Я не уберегла дочь.
Глаза закрываются.
