Полина Луговцова
Кукомоя
Глава 3. Поющая колдунья
Стоило вытащить один туесок, и тотчас все остальные посыпались на пол, будто были сложены как попало. Словно их прятали впопыхах. Антон повертел туесок в руках, догадываясь, что он, судя по топорному и неказистому виду, вряд ли был изготовлен дедом. К тому же, туеском явно пользовались: внутри виднелись бурые пятна – возможно, от ягод или грибов.
Антон подозревал, что все эти туески появились здесь вслед за первым, который обнаружил он сам. Получается, домовой продолжал сюда наведываться? Или это был не домовой? Но кто или что это было?
На задней стенке шкафа висел кусок цветастой ткани, из-под которой выпирало нечто бугристое. Антон приподнял ткань и… выронил туесок. Сердце заколотилось как сумасшедшее, когда его взгляду открылась объемная резная картина из дерева шириной около полуметра и не меньше полутора метров в высоту. В центре картины была изображена женщина, с головы до пят закутанная в черную накидку, под которой угадывалось тонкое, но сильное и как будто молодое тело. Лицо женщины тонуло в тени высоко поднятого воротника и низко спущенного на лоб капюшона, облегающего голову как вторая кожа. Накидка выглядела сильно изношенной: рукава свисали лохмотьями, похожими на спутанную бахрому, из-под них выглядывали кисти рук, казавшиеся когтистыми птичьими лапами, но, возможно, такое впечатление складывалось от того, что отдельные нити в «бахроме» были длиннее кончиков пальцев. В облике женщины сквозило что-то нечеловеческое – не то потустороннее, не то колдовское. Вероятно, автор картины изобразил здесь лесную ведьму или богиню смерти – недаром от ее вида Антона мороз продрал по коже. Женщина стояла среди голых хилых берез, над ней желтела полная луна, а земля у ее ног щетинилась острыми корягами. Картина производила тягостное впечатление, хотя и восхищала изысканностью и точностью линий: каждая складка на одежде женщины, каждая веточка на деревьях и даже наросты на березовой коре были тщательно выточены, отшлифованы и выкрашены так, что казались настоящими. Антон узнал руку деда и подумал, что тот наверняка трудился над картиной не один день – может быть, даже не один год. Вот только кто же захочет купить такое жуткое творение? Вероятно, дед вырезал картину не для продажи, иначе не стал бы скрывать ее от посторонних взглядов и держать в шкафу, под куском старой тряпки.
В нижнем правом углу картины белело нечто вроде надписи. Склонившись и подсветив фонариком, встроенным в корпус телефона, Антон разобрал буквы, еще более корявые, чем компьютерная капча против ботов, какую используют для входа на сайты. Складывалось впечатление, что дед специально их искривил, чтобы посторонний человек не мог с ходу прочесть слова. Там было написано: «Поющая колдунья» – просто название картины, никаких намеков на зашифрованное послание. Но до чего же неожиданной находкой была эта картина!
Антон отступил на шаг, чтобы охватить взглядом всю картину целиком и чуть не упал, подвернув ногу на одном из туесков, разбросанных повсюду. Это вывело его из задумчивости и заставило вспомнить о времени: он ведь еще не заглядывал в дом и понятия не имеет, в каких условиях ему придется сегодня ночевать. Может быть, там даже одеял нет – все-таки дом много лет простоял без присмотра. Не мешало бы и еды какой-то купить к ужину, а значит, с походом в местный магазин лучше не тянуть, чтобы успеть туда до закрытия.
Спрятав картину под тканью, Антон скользнул взглядом по валявшимся на полу туескам и, решив, что приберет их позже, вышел из сарая. Снаружи снова моросил дождь. Мокрые заросли во дворе казались теперь непроходимыми джунглями: лезть в них совершенно не хотелось. Накинув на голову капюшон из тонкой водонепроницаемой ткани, Антон сделал глубокий вдох, словно собирался нырнуть на глубину, и отправился в обратный путь.
Дождь моросил и внутри дома. Крупные капли срывались с потолка, покрытого серыми разводами; на полу, застеленном линолеумом, блестели лужи. Пахло грибами и плесенью. Оценив масштабы бедствия, Антон понял, что заночевать в доме не получится даже при наличии одеял. Завтра он попробует подлатать крышу, но сегодня придется отправляться спать в машину. Конечно, можно было расположиться на ночь в сарае – судя по наличию пыли на всех поверхностях, крыша там не протекала, но почему-то мысль об этом казалась настолько неприятной, что Антон отмел ее, не раздумывая.
При более детальном осмотре дома выяснилось, что все не так уж плохо: текло с потолка лишь в кухне и гостиной, а в остальных трех комнатах было почти сухо, не считая пары влажных пятен на обоях. Заглянув в спальню, в которой выросла мама и впоследствии останавливался он сам, Антон с удивлением отметил, что там все осталось по-прежнему с момента его последнего приезда сюда: кровать заправлена тем же пледом, темно-синим, с желтыми звездами и полумесяцами; за стеклянными дверцами шкафа – его любимые игрушки и книжки, на которых он учился читать; на полу ковер со смешным мультяшным героем, – желтым ушастиком, носившим забавное и непонятное имя Пикачу. Разве что обои и занавески выцвели, да вид за окном стало не узнать – грядки с луком и капустой сменились «джунглями» (даже слово «заросли» слабо отражало то, что теперь творилось в бывшем огороде). В комнате бабушки вместо кровати с растянутыми пружинами и лакированного шифоньера советского образца, с узким зеркалом между дверок, красовался новый спальный гарнитур из светлого дерева с огромными зеркалами в пол, а в комнате дедушки тоже что-то изменилось, но Антон так не понял, что именно, он редко туда заходил. На удивление, везде был порядок, а ведь Антон готовился к тому, что дом будет перевернут вверх дном, – едва ли висячий замок и хлипкие деревянные ставни могли остановить воров. Однако за все это время никто не проник внутрь с целью разжиться чужим добром. Это показалось Антону странным. Разве так бывает? Особенно в деревнях и селах, где все на виду, и, если дом долго пустует, это быстро бросается в глаза – летом двор зарастает бурьяном в считанные недели, а зимой за это же время дом может замести снегом по самые окна. Где это видано, чтобы в доме, пустующем несколько лет, все выглядело нетронутым? Такое возможно лишь с домами, которые пользуются уж очень дурной славой, настолько дурной, что даже самые дерзкие воры боятся на них посягнуть.
Антон расставил ведра и тазы в тех местах, где особенно сильно капало, вытер лужи и переоделся в чистую одежду деда, которую нашел в его шкафу. Строгий костюм старомодного кроя (как бы еще и не свадебный!) насквозь пропах нафталином, но хорошо сохранился и подошел ему по размеру, поэтому Антон без всякого сожаления сменил свой замызганный «Найк» на парадно-выходной наряд деда. Сложив грязную одежду в таз, Антон присыпал ее стиральным порошком и плеснул туда воды из бочки, вкопанной в землю рядом с домом – благодаря зачастившим в последнее время дождям она оказалась полной. Выстирав вещи, Антон развесил их сушиться в сенях, на веревках, натянутых под потолком.
За этими хлопотами незаметно пролетело два часа. Солнце за окном уже коснулось линии горизонта, заливая багровым сиянием расползавшиеся в стороны тучи. Бросив беглый взгляд на экран телефона, чтобы узнать время, Антон спохватился: пора было подумать о том, чтобы чем-нибудь наполнить свой желудок. Единственный в поселке магазин, куда он по поручению бабушки бегал за хлебом в детстве, располагался на соседней улице и работал до восьми часов вечера. Если ничего не изменилось, то до закрытия оставалось еще полтора часа. Антон решил пройтись пешком, хотелось подышать свежим воздухом после прелой сырости старого дома, да и на поселок посмотреть, как тот изменился. Может, удастся и людей знакомых встретить, но вряд ли его кто-то узнает, ведь столько лет прошло. Евдокия Егоровна, вон, не узнала совсем, хотя мальчишкой видела его не раз – правда, мельком: несмотря на близкое соседство, она отчего-то не общалась с бабой Тоней и никогда не заходила к ней в гости, по крайней мере при Антоне. Антон и сам не узнавал Евдокию Егоровну, он никогда к ней не присматривался, в его памяти сохранился лишь размытый образ обычной сельской женщины, они все были для него на одно лицо. К тому же, известно ведь, что у детей короткая память.
В воспоминаниях закружился калейдоскоп лиц местной детворы, с которой Антон иногда проводил время, играя в догонялки на сельских улицах или коротая вечера у костра на берегу озера. Все, конечно, выросли с тех пор, как и он сам, но ему казалось, что некоторых из них он мог бы узнать несмотря ни на что, например, белобрысую Ленку, носившую прозвище Ссадина за вечно разбитые коленки; тощего длинноносого Владьку, которого все называли Лисапедом, или упитанного Ромку, переименованного в Перепела из-за сходства его бледной, отливавшей голубым веснушчатой кожи со скорлупой перепелиного яйца. Сам Антон ни клички, ни особых примет не имел, поэтому не надеялся быть узнанным. Правда, Ленка-Ссадина говорила, что он похож на принца из ее книжки со сказками и даже приносила ему эту книжку, чтобы показать картинку с принцем. Антон не заметил вообще никакого сходства: у принца были нарумяненные девичьи щеки и коровьи ресницы. Походить на этого принца ему решительно не хотелось, и он даже ресницы на всякий случай подстриг, рискуя выколоть себе глаза бабушкиными маникюрными ножницами с сильно загнутым кончиком, еще и щеки бабушкиной пудрой припудрил, чтобы никакого румянца нигде не просвечивало. Вспоминалось об этом со смехом и некоторым стыдом – надо же было быть таким идиотом! Позже он догадался, что Ленка, сравнивая его со сказочным принцем, хотела сделать ему комплимент. Однажды она заманила его на озеро, соврав, что вскоре придут и остальные ребята. Пока они в ожидании ребят любовались закатом на пустынном берегу, Ленка внезапно поцеловала его в губы. В тот момент где-то в камышах жутко взревела выпь, и Антон так и не понял, отчего его обсыпало мурашками – от этого рева или все-таки от поцелуя. Выпь все испортила: ощущения от поцелуя начисто стерлись из его памяти, осталось только противное липкое чувство испуга. Он ведь даже не понял в тот момент, что это всего лишь птица, потом только Ленка объяснила, в чем дело, еще и посмеялась над его страхами. И снова Антону стало смешно и одновременно стыдно от этих воспоминаний. В тот вечер он пообещал Ленке, что, уехав в город, ни с кем не будет там целоваться и обязательно вернется в поселок следующим летом, но… приехал только сейчас, не считая короткой поездки на похороны бабушки. Ленкин поцелуй стал последним ярким событием в его беззаботных сельских каникулах, которым никогда уже не суждено было случиться вновь. С тех пор у Антона началась совсем другая жизнь.
Шагая по улицам, Антон с легкостью узнавал знакомые места, но при этом они выглядели как-то иначе. Некоторые дома обветшали и покосились, иные, наоборот, приосанились и щеголяли свежим ремонтом, а кое-где появились новые строения в современном стиле, но дело было не в изменениях, а в том, что эти места утратили для Антона свое очарование, потому что он сам стал другим. Недаром же говорят, что красота в глазах смотрящего. Ничего уже не будет таким, как в детстве, сколько ни приукрашивай.
Внезапно в конце улицы, упиравшейся в магазин, появилась девушка в белом коротком платье и красной панаме. Сердце в груди Антона совершило кульбит и зачастило. Он не сомневался, что ему навстречу идет Ленка-Ссадина, хотя на точеных коленях девушки, мелькавших под платьем при ходьбе, не было видно ни единой царапины. К тому же она сильно вытянулась и выглядела очень высокой, едва ли не выше Антона, а ведь он гордился своим ростом – всего-то пары сантиметров не хватало до метра девяносто. Лицо у Ленки округлилось, исчезли острые углы, а небрежный хвост-метелку на макушке она сменила на аккуратное каре. В общем-то, это была уже не та Ленка, но почему же он ее узнал? Вглядевшись, Антон понял: Ленку выдавала походка. В детстве Ленка отчаянно косолапила, из-за чего часто спотыкалась и падала, поэтому ссадины на ее коленках не успевали заживать, и легкая косолапость так и осталась при ней.
Завидев Антона, Ленка пошла медленнее, потом остановилась и прищурилась, недоверчиво склонив голову набок.
– Ты-ы? – спросила она, расплываясь в улыбке и приосаниваясь. – Вот так встреча! А я уж и не ждала… – В последней фразе прозвучал плохо скрытый упрек. Она окинула его оценивающим взглядом, и, вероятно, дедовский костюм, в котором был Антон, ее не впечатлил – радостная улыбка трансформировалась в ироничную ухмылку. – Хорош смокинг, тебе идет! – съязвила она. – Прямо завидный жених!
– Привет! Ты тоже отлично выглядишь! – Антон старательно держал удар, ничем не выдав, что «смокинг» нанес серьезный ущерб его самолюбию.
– Надолго к нам? – Судя по интонации, ей хотелось услышать утвердительный ответ.
– Может, и насовсем, – вырвалось у него. Мысль о том, что однажды ему придется вернуться в город, была настолько неприятной, что он всерьез подумывал осесть в поселке. Ленке, конечно, не стоило об этом сообщать, чтобы не вызывать лишних вопросов и не давать повода для пустых надежд, но кривить душой Антон не любил. Правда, можно было и не врать, а просто уйти от ответа, но уж как вышло.
Ленка понимающе закивала.
– Опостылела городская жизнь? К природе потянуло? – с притворным сочувствием спросила она, а в глазах вспыхнуло торжество.
– Можно и так сказать, – уклончиво ответил он и хотел пройти мимо, но не тут-то было.
– Ты далеко? – переступая с ноги на ногу, Ленка как бы невзначай преградила ему путь.
– В магазин.
– Так закрыто уже!
– Как это? Еще ведь рано. – Антон извлек телефон и взглянул на часы.
– В пятницу, субботу и воскресенье короткий день.
– Хорошо хоть, что короткий, а не выходной, – усмехнулся Антон, не скрывая разочарования. – А то до понедельника я бы тут с голоду умер. Ладно, до завтра как-нибудь потерплю. – Он развернулся, чтобы пойти назад.
– Так ты голодный? – Она участливо заглянула ему в лицо. – Я думала, за выпивкой идешь.
Антон вскинул брови и улыбнулся.
– А что, в ваш магазин только за выпивкой ходят?
– Нет, но… вечером в пятницу, наверное, да, – нехотя призналась она и тоже заулыбалась. Антон почувствовал, как возникшая к ней неприязнь понемногу рассеивается.
– Пойдем-ка, выручу тебя по старой дружбе! – сказала вдруг Ленка, хватая его за руку.
– В каком смысле? – насторожился Антон.
– Продам тебе продукты, вот в каком! Я там продавщицей в бакалейном отделе работаю. Правда, ассортимент крайне ограниченный: лапша, консервы, свечки, спички и тому подобное – товары длительного хранения, в общем, ни колбасы, ни хлеба, но с голоду не умрешь.
– Вот это повезло мне! – Антон позволил Ленке повести его за собой.
– А тебе, случайно, не влетит за торговлю в неурочное время? – поинтересовался он, когда они поднялись на крыльцо «Универсама» и остановились у застекленных двустворчатых дверей с обшарпанными ручками. Магазин остался почти таким же, каким Антон его запомнил, разве что вместо деревянных окон теперь стояли пластиковые стеклопакеты, а крашеные кирпичные стены скрылись под серым виниловым сайдингом, – на этом улучшения заканчивались. Старый бетон на крыльце покрылся паутиной трещин и хрустел под ногами. Краска на вывеске облупилась, и обнажились проржавевшие железные прутья, из которых состояли буквы. Стекла, подернутые налетом грязи, почти полностью утратили свою прозрачность. В городе такой магазин уж точно не пользовался бы популярностью у покупателей, а в поселке при отсутствии конкуренции владельцы магазина, видимо, не особенно беспокоились о его внешней привлекательности.
– Не влетит, разве что сторож поворчит немного, – ответила Ленка, нажимая на кнопку звонка рядом с дверью. – Но он, если что, мой сосед и хороший человек! – Она обернулась и заговорщически подмигнула Антону, как часто делала в детстве. Подмигивать у нее получалось задорно, никто так больше не умел. На секунду Антон пожалел, что их поцелуй был единственным, но лишь на секунду: где-то внутри вспыхнула крошечная искорка зародившегося трепетного чувства и тотчас угасла. Уж слишком нахрапистой была Ленка для того, чтобы он мог представить ее своей девушкой.
– Открывай, дядь Борь! – не подождав и минуты, Ленка уже отчаянно тарабанила в дверь. «Еще немного, и начнет стучать ногами», – подумал Антон и, представив себе эту картину, отвернулся, с трудом сдерживая смех: вдруг заметит, обидится и оставит его без продуктов.
Дядю Борю, потрепанного вида мужичка в возрасте далеко за пятьдесят, с трехдневной щетиной и свежим перегаром, Антон вспомнить не смог: либо не встречался с ним раньше, либо, что более вероятно, тот с годами изменился до неузнаваемости. Высунувшись из-за двери, дядя Боря окинул их хмурым взглядом исподлобья, задержавшись на Антоне чуть дольше, чем на Ленке, а потом, ни слова не говоря, впустил их внутрь и куда-то удалился, исчезнув в боковом коридоре. Ленка повела Антона вглубь торгового зала, лавируя между застекленных прилавков с разнообразными товарами. Антон вновь мысленно провалился в детство, вспомнив свои походы в этот магазин. Здесь пахло по-прежнему: резиновыми сапогами, стиральным порошком, подгнившими овощами, вареной колбасой, тоже не очень свежей, и много чем еще – ничего не изменилось с тех пор. Раньше ему нравилось здесь бывать. Он подолгу простаивал рядом с охотничьим отделом, отгороженным от остального пространства решетчатой перегородкой. Детей в тот отдел не пускали, и он издали разглядывал витрины с массивными ножами, ружьями и чучелами животных, мечтая, что станет охотником, когда вырастет. Правда, мечта эта вскоре испарилась при мысли о том, что ему придется убивать зверей и птиц, но желание обладать собственным ружьем и пострелять из него сохранилось до сих пор.
Наполнив пакет нехитрой снедью, Антон расплатился за товар, и, поблагодарив Ленку, стал с ней прощаться.
– Погоди! – Она накрыла его ладонь своей, когда он забирал сдачу. – Ведь столько лет не виделись! Расскажи хоть, как ты вообще.
– Да нормально я, все как у всех! – Антон попытался убрать руку, но ее пальцы сжались так, что острые ноготки вдавились ему в кожу.
– По тебе не скажешь! – Она прошлась пренебрежительным взглядом по его костюму. – Может, тебе денег надо? Могу одолжить.
Ситуация показалась Антону забавной. Знала бы Ленка, кому предлагает дать денег в долг! Продавщица в сельском магазине готова оказать финансовую поддержку директору филиала одного из крупнейших банков страны! У него вырвался смех и эхом прокатился по всему торговому залу.
– Что я смешного сказала?! – Ленка насупилась, но его руку так и не выпустила.
– Извини. Это, видимо, нервное. День выдался не из легких. За предложение спасибо, но с деньгами у меня проблем нет.
– Да? А чего тогда одежду нормальную себе не купишь? Костюмчик-то из прошлого века!
Антон не сдержал тягостного вздоха. У него не было никакого желания объяснять Ленке, что свой спортивный костюм, испачканный грязью, он постирал, и переодеться ему не во что. Она ведь тут же спросит, почему он приехал без багажа, если собирается остаться надолго.
– Ничего ты не понимаешь, сейчас винтаж в тренде! – пошутил он. Ленка снова взглянула на его костюм с явным недоверием и пробормотала:
– Кажется, я что-то такое слышала.
– Ну вот! Смело доставай наряды из бабушкиного сундука, если хочешь быть на пике моды.
– А нафталиновый парфюм тоже в тренде? – спросила она с ехидной улыбкой, принюхиваясь к нему и морща нос.
Антон усмехнулся.
– А тебя не проведешь! Ладно, сдаюсь. Я сбежал от своей невесты, на которой раздумал жениться, и так торопился, что не захватил с собой никаких вещей. Пришлось позаимствовать этот костюм в гардеробе покойного деда, пока мой собственный, спортивный, сушится после стирки.
Ленка заметно воодушевилась:
– Так ты не женат? И я не замужем!
«Ну все, я окончательно влип!» – решил Антон и, воспользовавшись тем, что Ленка ослабила хватку, выдернул руку из ее вспотевших пальцев.
– Слушай, а может, ты к нам в гости заглянешь? – выпалила она. – Как раз время ужина. Заодно и поговорим, а? Я ведь тоже хочу тебе многое рассказать! У нас тут столько всего интересного, не поверишь…
Непринужденно болтая, она вышла из-за прилавка, закрыла витрину на крошечный замочек и повернулась к нему с умоляющим выражением лица.
– Спасибо, Лен! Большое спасибо, правда. Обязательно зайду, но не сегодня.
Глаза у Ленки потускнели, как небо над горизонтом после заката.
– А что не сегодня? – глядя на него в упор, спросила она.
Ну вот как с такой быть тактичным?! Антон уже собирался осадить ее какой-нибудь колкой шуткой, но вдруг на ум ему пришла подходящая причина для отказа:
– Сегодня меня Евдокия Егоровна в гости ждет, соседка. Я ей уже пообещал!
На самом деле он не собирался заходить к Евдокии Егоровне, позабыв о ее приглашении, но теперь вспомнил и решил, что все-таки заглянет ненадолго. Заодно и от Ленки избавится. Конечно, это временное избавление, и, судя по всему, так просто Ленка от него не отстанет, а он не сможет терпеть ее назойливость слишком долго и однажды ему придется пренебречь вежливостью в общении с ней, но пусть это случится не прямо сейчас.
– Что ж ты сразу не сказал? – Ленка всплеснула руками. – Я бы тебе посоветовала, что к столу купить. Евдокия Егоровна очень любит зефир и конфеты «Птичье молоко».
Антон пожал плечами:
– Я взял какие-то конфеты. «Птичье молоко» в другой раз принесу.
– Погоди! – Ленка отомкнула замок на прилавке, прошла к витрине, покопалась там и вернулась с коробкой конфет. – Вот, пусть порадуется. И денег не надо. Комплимент от заведения! – Она решительно оттолкнула протянутую им купюру.
Внезапно раздался хриплый окрик возникшего в конце торгового зала дяди Бори:
– Э-эй! Вы там долго еще копошиться будете?!
– Уже уходим, дядь Борь! – Ленка снова схватила Антона за руку и потащила за собой, как будто без нее он бы заблудился.
Они вышли на крыльцо. Провожая их тяжелым хмельным взглядом, дядя Боря хмыкнул:
– Слышь, Ленка! Эт че за фрукт заморский с тобой?
– Свои, дядь Борь! Антон Горынский из города приехал, внук бабы Тони, той самой, которую поющая колдунья в колодце утопила!
Последние слова Ленки повергли Антона в шок.
– Поющая колдунья?! – переспросил он, цепенея.
– Ой, прости! – Она театрально прижала ладонь к губам и виновато заморгала. – Я думала, ты в курсе…
– Родители мне сказали, что бабушка упала в колодец, потому что у нее случился сердечный приступ, когда она воду доставала. Люди на похоронах шептались, будто ее кукомоя заморочила. А что ты знаешь о поющей колдунье?
– Так ведь поющая колдунья и есть кукомоя! – сообщила Ленка, глядя на него с абсолютно серьезным видом, словно речь шла о чем-то обыденном вроде прогноза погоды.
