Полина Груздева
Приключения девчонки из приюта
Против этих ребят Людка ничего не имела, а за Адаша даже порадовалась – свой, тахиаташский! Голосовали за всех сразу. Кандидатуры утвердили единогласно.
На следующий день после тихого часа и полдника всех «волжан» посадили на катер, и судно вышло в открытое море. Никитина сидит возле самого борта и ловит взглядом даль, живую морскую пустыню, докучливых чаек, что с писком кружат над движущейся машиной, пытается заглянуть в самую глубь пучины, прячущейся под волной.
У Людки от страха замирает сердце, и в то же время ей ужасно любопытно видеть море не с безопасного берега, а в его середине. Вот бы подглядеть в массивной водяной толще хоть какую-нибудь ее маленькую тайну! Вода лазурная и прозрачная! Но дна все равно не видно. Занятая своими наблюдениями и мыслями, она ничего не отвечает о чем-то спрашивающей ее Катьке, а только подставляет успевшее загореть под южным солнцем лицо встречному ветру и загадочно ухмыляется.
Катер подплывает к скале, в которой видна выемка с внутренним арочным сводом. Волны бьются о подножие горы и рассыпаются алмазными брызгами. Это Пушкинский грот. Экскурсовод, крепкого сложения парень, рассказывает, что Пушкин бывал здесь летом 1820 года. В его честь и названа пещера. Людка представляет себе, как ее любимый поэт на лодке подплывает к гроту, трогает руками каменистые стены. Ей тоже очень хочется прикоснуться к скалистому боку грота, но протянутая рука девочки только мягко рассекает воздух в полутора метрах от каменной громадины, вызывая в душе экскурсантки легкое разочарование.
Катер продолжает рассекать водную гладь, несется по волнам дальше. И вот новая скала. Она недалеко от Пушкинского грота. Она раньше называлась Футя, Ява, Султанка («Ого, сколько у нее названий!» – думает Людка), а сейчас называется Шаляпинской. Так рассказывает сопровождающий отряда. Людка знает, кто такой Шаляпин. Но почему эту скалу так назвали? Оказывается, знаменитый певец купил ее за большие деньги и хотел построить замок для творческих людей. Но не построил. Людке жаль, что певцу не удалось это сделать: хорошая была задумка.
Судно удаляется от Шаляпинской скалы и мчится к Адаларам. Это два острова, находящиеся в море. Ой, сколько здесь птиц! Людка спрашивает про себя, как они называются. Вера, вожатая, будто подслушав Людкины мысли, подсказывает, что это бакланы. Дальше девочка узнает, что существует много легенд, рассказывающих о появлении островов. По одной из них, в скалы превращены непослушные братья-близнецы: они вопреки запрету слуги использовали магические ларцы для того, чтобы завоевать любовь похищенных ими сестер.
Людке легенда нравится. Она вообще любит сказки, предания, притчи. – Ребята! – говорит гид. – Сейчас катер будет проплывать между скал. Вы можете загадать желание. Говорят, сбывается.
Все артековцы и, конечно же, Людка, выполняют ритуал. Девочка очень хочет еще хотя бы раз побывать на Черном море.
Прогулка заканчивается, катер несется к причалу. Адалары остались позади, слева уплывают Шаляпинская скала, Пушкинский грот. Виден весь берег «Артека» и Медведь-гора. Артековская бухта! Боже, как красиво! Девочка безмерно счастлива! И у нее на глаза наворачиваются слезы. Это слезы умиления и восхищения. Но их никто не должен видеть! Еще засмеют. И путешественница всем своим взволнованным существом, отворачивая от друзей лицо, впитывает озорные солнечные зайчики на воде, серебро игристых брызг от летящего по волне катера и глубоко вдыхает необыкновенный, морской воздух.
На лагерь «Прибрежный» наплывали безмятежные сумерки. Вожатых нигде не было видно, и пионеры корпуса «Волга» на свое усмотрение резвились на площадке перед зданием. Поймав в очередной раз Катьку, утомленная беготней Людка, шумно дыша, с удовольствием плюхнулась на скамью. Рядом с ней приземлилась и подруга.
− Слышь, Людка! Правда, здорово мы поплавали на катере?! Как думаешь, нас еще куда-нибудь повезут?
− Не знаю, не говорили, − повернув к подруге пышущее жаром лицо, отозвалась та, а затем поинтересовалась: – Катька, ты не знаешь, где вожатые? Что-то никого не видно.
– Говорят, Вере плохо. А Лариса с Олькой, Валдисом и Адашем ушли в «Морской» на встречу с космонавтами, – без особых эмоций доложила Катька.
Новость о том, что в данный момент проходит такое чрезвычайное событие, как встреча с героями космоса, произвела в душе Людки настоящий бунт: в ней бешено взыграли отчаяние и протест – космонавты здесь! рядом! рукой подать! а она их не увидит!
– Послушай, Катя! Разве это справедливо, что вот в «Артек» приехали Гагарин и Попович, их увидят только наши делегаты, а мы – нет, – в голосе Людки послышались горечь и, чего греха таить, черная зависть.
– Мы же сами за них голосовали, – вступилась за счастливчиков Катька.
– Ну и что, что голосовали. Представляешь, есть такая возможность – повидать настоящих героев! Никогда больше в жизни так не повезет, – уныло закончила Людка.
– Да, но что же делать? – не ожидая ответа, просто так спросила Катька.
Девчонки замолчали. Но желание увидеть знаменитостей у Людки было настолько сильным, что в голове у нее вдруг молнией пронеслась мысль: “Бежать!”
– А знаешь что? – медленно начала она, будто раздумывая. – «Морской» совсем рядом. Что, если мы быстренько сбегаем, посмотрим – и назад?
– С ума сошла? – послышался придушенный голос Катьки, вскочившей с места и нависшей над сумасбродкой. – А если узнают, что мы без разрешения, нарушив дисциплину, покинули территорию «Прибрежного»? Что тогда будет? Помнишь, как нас наказали на Сапун-горе? И то только за то, что мы просто бесились после отбоя. А тут такое!
– Катя, никто же не узнает, – горячо начала убеждать подругу и себя подстрекательница. – Смотри, уже темнеет. Вожатых нет. Все разбрелись кто куда. Мы туда – и назад. Хоть одним глазочком посмотреть на живых Героев Советского Союза, настоящих летчиков-космонавтов!
Людка замолчала. Катька выпрямилась, постояла, подумала и, перестав сопротивляться, выдохнула:
– Ладно, уговорила. Бежим!
Стараясь не привлекать ничьего внимания, заговорщицы в полутьме осторожно спустились к аллее, прячущейся в тени засыпающих деревьев, и со всех ног понеслись к костровой лагеря «Морской». Заблудиться они не могли: не раз ходили по дороге, что прямиком вела к соседям.
Бежали быстро. Ветерок освежал разгоряченные лица. Ветки ствольных растений прикрывали темнеющее небо, но зажженные фонари большой дороги, тянувшейся рядом, подсвечивали путь. Девчонки не замечали ничего. Охваченные непреодолимым желанием увидеть Гагарина и Поповича, они и не думали ни о чем.
До самого места торжества бегуньи не встретили ни души. Когда, запыхавшись, добрались до костровой, сумерки сгустились, и нарушительницы артековских запретов, скрываясь в тени деревьев, стали присматриваться к происходящему.
Свет многих прожекторов освещал площадь, и на ней, словно днем, явственно обозначались и предметы, и люди. Заполненные до отказа артековцами в праздничной пионерской форме трибуны «Морского» представляли собой единый живой организм, дышащий интересом, волнением и восторгом. На широком свободном пространстве перед ребятами у микрофона стояли знакомые девчонкам только по фотографиям и кинохроникам Юрий Алексеевич Гагарин и Павел Романович Попович. Они говорили зрителям слова прощания и радушно улыбались. Жульки с ними не было.
Но вот неожиданно космонавты под громкие рукоплескания трибун отходят от микрофона и направляются прямо в сторону Людки и Катьки. Оказывается, в двух шагах от притаившихся нарушительниц стоит автомобиль. Именно к нему подходят мужчины и, вместе с маленькой девочкой в летнем цветном платьице, появившейся неизвестно откуда, тихо переговариваясь, садятся в авто. Слышен звук заработавшего двигателя, «Волга» медленно выбирается из тени деревьев и уезжает.
Что в этот момент испытывает Людка? Ошарашенная невероятно близким присутствием летчиков-космонавтов, девчонка с головы до пят поглощена увиденным. Сбоку от нее молча стоит Катька. И пусть они не слышали все слова, сказанные прославленными людьми, им и того достаточно, что они увидели.
Было ли Людке стыдно за то, что дерзко нарушила правила лагеря, сделала сообщницей своего некрасивого, в общем-то, поступка подругу, в принципе, подвела вожатых? Нет, нет и нет. Правда, ночью Людка подумала о том, во что бы ее, непослушную пионерку, нарушившую запрет (как братья-близнецы в легенде об Адаларах), превратил артековский волшебник: в скалу, в морскую пену, в чайку? И решила: ну и пусть!
Видно, бывают в жизни такие моменты, когда человек идет за своим желанием вопреки всем наставлениям и понятиям, и никакие ограничения не могут его остановить. Да и судьба будто хранила набедокуривших девчонок: никто в отряде об их преступном марафоне так и не узнал.
Как ни печально, всему приходит завершение. Сказке тоже.
Прощай, «Артек»!
Ребята отряда «Волга» расстаются с вожатыми Верой и Ларисой, друг с другом, с навсегда полюбившимся лагерем «Прибрежный», с «Артеком». Они уже сдали артековскую форму, оделись в свою одежду и ждут прибытия автобуса, который помчит их по знакомой горной дороге, доставит в место пересадки, Симферополь, откуда, теперь уже бывшие артековцы, разлетятся кто куда на просторах огромной любимой страны − СССР.
Прощай, «Артек»!
Расставание вызывает у отъезжающих искренние слезы. Мальчишки и девчонки, стесняясь нахлынувших чувств, пытаются беззаботно балагурить, смеяться, похлопывают друг друга по плечам, обнимаются, целуются. И дружба, родившаяся в «Артеке», будет долгие годы греть сердца этих ребят.
Прощай, «Артек»!
Людка обнимается с друзьями. Долго держит в объятиях Катьку: их связывают многие воспоминания. Никитина улетит в Каракалпакию, Самсонова – в Латвию. Как далеко одна от другой эти республики! И как приятно будет их жительницам получать друг от друга весточки. Они обещают обязательно писать. В этом и состоит дружба: не забывать друг друга, даже если расстояние между друзьями тысячи километров.
Глава 15
Старшеклассница
Новый учебный год – выпускной для восьмиклассников – начался как обычно с заезда воспитанников интерната. Теперь, входя в комнату общежития, девчонки радостно бросались в объятия не только друг друга, но и Людки Никитиной. За два года совместной жизни все они повзрослели, многое узнали о каждой, с кем-то прочно сдружились, с кем-то остались в деловом общении, с кем-то характерами так и не притерлись.
Но ежедневные режимные правила, уроки, подготовка к ним и различным школьным мероприятиям, девичьи секреты и тайны создали среди выпускниц этакую атмосферу солидарности и единения, в которой все чувствовали себя достаточно комфортно.
Теперь в классе никто старшеклассников не рассаживал по усмотрению классного руководителя: они сами выбирали себе партнера, с кем-то договаривались или, в крайнем случае, мирились с соседством не очень приятной особы. Но правило “мальчик-девочка” соблюдалось, за редким исключением, неукоснительно.
Людку пригласил в соседки Джантуреев Адаш, и девчонка сразу же согласилась. Ей, конечно же, очень хотелось изо дня в день видеть с собой рядом Рашида, но он опять оказался рядом с Кларой. У подруги был другой объект для воздыханий, поэтому Людка успокоилась. Да и после «Артека» у нее с неразговорчивым, но внимательным и мужественным Адашем установились хорошие дружеские отношения.
Никитина всерьез занялась учебой. Она и до этого училась хорошо, но не фанатела, не рвалась за оценками, не сидела часами над заданиями. Некоторые изменения случились после разговора с Каримом Бекмурадовичем, завучем школы.
– Людмила, – однажды на перемене остановил ее завуч, – зайди ко мне в кабинет, нужно поговорить.
Как и прежде, девчонка внутренне сжалась в комок от ожидания каких-либо неприятностей. Но делать нечего. Раз вызывают, надо идти.
– Люд, чего от тебя хотел Карим Бекмурадович? – озабоченно спросила подругу Клара, с которой до этого они повторяли стихотворение.
– Не знаю, сказал прийти в его кабинет.
– Как ты все-таки думаешь – зачем?
– Может, географичка нажаловалась? Я Мишке Утемисову на контрольной помогла. Он мне карандашом пол-урока в спину тыкал. А географичка, ты же слышала, несколько раз мне замечания делала.
– Да-а-а! Ну, может, и не из-за этого. Давай иди, не дрейфь. Думаю, все обойдется. – И Клара дружески обняла подругу.
Кабинет заведующего учебной частью находился на том же этаже школьного здания, где и класс 8-Б. Войдя после стука в дверь и разрешения войти, Людка оказалась в небольшом помещении с обычной канцелярской мебелью. Карим Бекмурадович общался по телефону. Увидев ученицу, он указал ей на стул и продолжил разговор. “Галина Антоновна! – говорил он густым мужским голосом в микрофон аппарата. – Я вам отправил черновой вариант нагрузки учителей”.
Людка, от нечего делать, пробежав взглядом по портрету Первого секретаря ЦК КПСС Никиты Сергеевича Хрущева над головой завуча, по развешенным на стенах плакатам и таблицам, отражающим учебно-воспитательную работу интерната, в ожидании беседы сосредоточилась на внешности хозяина помещения.
Карим Бекмурадович смотрел перед собой в какой-то документ, лежащий перед ним на столе, что-то в нем чертил и слушал. Ответ собеседницы по поводу его слов вызвал на лице мужчины озабоченность. «Да, хорошо, внесем изменения. До свидания!» – вздохнув, он положил трубку и некоторое время молча, серьезно, всей плотной фигурой в сером костюме на белоснежной рубашке с синим галстуком, будто это Людка каким-то боком имела отношение к важному разговору, смотрел на сидящую перед ним ученицу.
– Ну что, Людмила, поговорим? – наконец произнес он, и лицо его просветлело. – Как отдохнула в «Артеке»?
– Хорошо, – открыла рот Людка.
– Ну и славно! Значит, теперь в полную силу за учебу.
– Но я и так стараюсь! – удивленно взглянула девочка на учителя.
– Знаю, знаю, что не ленишься. Но ведь вот какое дело. Ты уже в выпускном классе, а у тебя в первой четверти намечаются четверки. Учебный год пролетит быстро. И нам бы хотелось по окончании тобой учебы в школе-интернате вручить тебе не только свидетельство о восьмилетнем образовании, но, как всегда, и похвальную грамоту как отличнице. Что скажешь? Сможешь получить все пятерки по предметам в этом году?
Людка не знала, что ответить. А вдруг она не справится? Если обещаешь, то обязательно держи слово. Девчонка одарила взглядом пол, затем посмотрела на учителя.
– Извините, Карим Бекмурадович! Я не буду давать обещание. Я постараюсь.
– Молодец, Никитина! – засмеялся педагог. – Хороший ответ! Но ты уж постарайся. Можешь идти! – отпустил он девочку и, после того, как за ней закрылась дверь, еще некоторое время покачивал головой и улыбался. – С характером Никитина! Ишь ты! Не обещает, но постарается. Поглядим, поглядим в конце июня, на сколько ты постаралась, – добродушно подумал он и снова поднял трубку телефона.
Разговор с завучем пробудил в Людке смятение, медленно переходящее в твердое желание доказать самой себе и всем учителям, что она может быть лучшей и все для этого сделает. Так зародилась в ней уверенность в собственных способностях и силе воли…
– Девочки, кому нужны голубые тени? – вопросительно глядя на подруг, протягивала коробочку с косметическим средством для глаз Аброськина Лида.
– Мне бы хороший карандаш, мой наводит ужасные стрелки, – хныкала Карпенко Аня.
– Господи, ну что за тушь! – возмущалась Родионова Тамара. – Склеила ресницы. Ужас!
– Девчонки, как вам мой наряд? – кружилась в голубом платье, подпоясанном красным поясом, Макаричева Наташа.
Девушки по очереди вертелись перед небольшим зеркалом, укрепленном на стене, наносили на лицо имеющиеся у них средства косметики, делали начесы, укладывали локоны. Вся суматоха была связана с подготовкой к вечеру отдыха. Каждая из обитательниц девичьей комнаты хотела выглядеть на нем роскошно, поэтому любая деталь внешнего вида, будь то макияж, костюм или обувь, имела чрезвычайное значение и подвергалась придирчивому осмотру и оценке хозяйки и подруг.
Никитина Людмила тоже волнуется страшно. Ей сегодня нужно выглядеть как можно лучше: на вечере будет Рашид. С недавних пор он частенько стал оказываться рядом с Семеновой Наташкой. Людка девушку хорошо знает: ее родители тоже работают на буровой «Шахпахты».
С Наташкой и ее братом Ваней дети Никитиных водились на буровой все каникулярное лето. Даже фотографировались вместе: на фото Наташка и Людка на заднем плане, в пионерских галстуках, Ванька, Светка, Витька и Валька − перед ними. Это было в прошлом году. Семенова учится здесь же, в интернате, в параллельном классе. Она, в отличие от Никитиной, уже комсомолка. Дочь Екатерины и Николая на год младше своих одноклассников, не дотягивает по возрасту до комсомола.
Когда Людка впервые открыла для себя, что Рашид симпатизирует Семеновой, она вмиг забыла, что они с Наташкой друзья, что их связывают приятельские отношения родителей, нехитрые устюртские забавы и открытия.
– Представляешь, – поделилась она своим негодованием и обидой с Кларой. – Рашиду нравится эта длинномордая Наташка, из 8-А. Я видела, как они мило общались на перемене.
– Что ты выдумываешь? – пыталась успокоить приятельницу Клара. – Может, они какие-то комсомольские дела решали.
– Комсомольские дела? Да ты бы видела, как эта бледнолицая дура пялилась на него и как он ел ее глазами.
– Скорее всего, тебе это показалось, из-за ревности. Не стоит так нервничать.
– Да, не стоит, а у меня слезы закипают.
Но волноваться Людке действительно было из-за чего.
Правильные черты бледного утонченного лица, обрамленного ореолом русых кудряшек отрастающих волос, мягкая улыбка выразительно очерченных губ, две толстые косы, почти всегда уложенные в корзинку и закрепленные по бокам затылка небольшими бантиками, в сочетании с высокой, стройной девичьей фигурой были очень привлекательны.
И еще. Наташа Семенова относилась к той категории девушек, что несли в себе особый внутренний свет, на который юноши, тонкие и впечатлительные, как Рахимов Рашид, слетались, словно ночные бабочки на огонь, и относились они к источнику этого света по-особенному: как-то бережно, деликатно.
В то время, когда в отсутствие учителей раззадоренные парни, как угорелые, носились по классу за ускользающими хохочущими девушками, тискали их в углах помещения, слыша в ответ на толчки и прижимания к девичьим плотным выпуклостям как бы сердитое «пошел ты на х…й», Наташу они не задевали. Она, сидя на своем месте за партой, только изредка улыбчиво поглядывала на бесшабашных одноклассников, не осуждая и не одобряя их возню, листала учебник.
В отличие от своей соперницы, старшеклассница Никитина Людмила в таких играх принимала самое деятельное участие: дразнила парней, сочно материлась, ощущая от вылетевшего запретного, взрослого слова какое-то странное, непонятное ей самой удовольствие. И в то же время, когда какой-нибудь «охальник» показывал ей «похабные» рисунки, она, сопровождая действие словом «дурак!», отбрасывала их от себя как что-то липкое и гадкое.
Старшеклассницы разнились и внешностью. В отличие от утонченной Натальи, к выпускному классу Людмила оформилась в упитанную девушку с безудержно рвущейся из-под ткани платьев и кофточек грудью, объектом вожделений парней как застенчивых и сдержанных, так нескромных и горячих. Объемные формы груди и бедер при тонкой талии наводили разбирающихся в женских достоинствах людей на мысль, что у девушки хорошая фигура, но сама обладательница от нее в восторге не была.
Полнота не мешала старшекласснице заниматься многими видами спорта: ей нравилось бегать на разные дистанции, толкать ядро, метать диск, играть в волейбол. От этих занятий тело становилось крепче и сильней, но на душевное равновесие девушки это не сказывалось никак.
Да и как можно было себе нравиться, если к тому же Людке не давали покоя обыкновенные подростковые прыщи. Борьба с вульгарными высыпаниями стала одним из смыслов ее существования. Все попытки удалить с лица предательские бугорки приводили только к временному результату. К тому же миленький курносый нос казался ей огромной выпячивающейся шишкой. «Какая я уродина!» – в отчаянии думала она.
Жизненная сила и познавательный интерес старшей дочери Никитиных не ограничивались физическими упражнениями. Людмила обожала все, что волновало впечатлительную душу: самозабвенно пела «Главное, ребята, сердцем не стареть», надоедала подругам стихами Е. Евтушенко и А. Вознесенского, пластично двигалась под самые разные мелодии. Жизнерадостную круглую мордашку восьмиклассницы можно было увидеть там, где находила удовольствие ее любознательность и неугомонность. Это была живая, общительная, интересная натура с хорошими задатками, считающая себя гадким утенком.
Никакие уверения подруг в том, что она очень симпатичная, не меняли ее отношения к себе. Людка окончательно решила, что она некрасивая. Мысль о том, что ее нельзя считать привлекательной, и в то же время желание нравиться, этот симбиоз противоположностей разума и души наводил на грустные размышления и, вообще, портил ей жизнь.
А сейчас девушка в надежде завоевать внимание Рашида порылась в обшарпанном чемодане, перебирая юбки, кофточки и платья, и, не находя ничего подходящего к предстоящему вечеру, с унылым видом разочарованного в своем гардеробе существа уселась на кровать, глядя на действия подруг, но думая о своем.
– Клара! – наконец обратилась она к подруге, завязывавшей перед зеркалом бантики на пушистых хвостиках. – Посоветуй, что мне надеть?
– Сейчас, только бант довяжу, – готовая в любой момент прийти на помощь, ответила Клара и, распрямляя на ходу ленту в пышный бант, подошла к печальной сверстнице.
Склонившись над вещами подруги, выудила из вороха одежды кофточку и протянула ее хозяйке:
– Вот эта подойдет.
– А юбку?
– А юбку?.. – задумалась Клара, а потом решительно продолжила: – Я тебе дам свою.
Интернатские девчонки частенько менялись одеждой между собой. Людка этого делать не любила: ей претила одежда с чужого плеча. Да и мама наказывала никогда ничего чужого не надевать. Хоть и не было достатка в семье Никитиных, но гордости и самолюбия хватало, существовали и свои правила жизни, которые домочадцы старались не нарушать. Поэтому дочь Никитиных сначала отказалась воспользоваться предложением одноклассницы.
– Ну что ты, Клара! Я не могу. Она такая красивая, тебе самой надо.
– Я ее давно не надевала, и сегодня она мне не нужна: я надену платье.
И Людка сдалась: Кларина юбочка ей очень нравилась. Приодевшись в выбранный наряд, пышно начесав коротко стриженные темно-русые волосы, нанеся на веки коричневые тени, на ресницы – тушь и, подкрасив слегка красным карандашом губы, Людка застыла перед подругой, ожидая ее приговора.
–Ты такая модная и красивая! Как какая-то артистка! – искренне восхитилась Клара.
– Скажешь тоже! – возразила девушка. – А не слишком я намазалась? Увидела бы меня мама.
– Что ты! Это же на вечер. Я думаю, твоя мама не была бы против. Она у вас красится?
– Красится немного. Отец страшно не любит, когда она губы помадой подводит, а она все равно красит. И мне это нравится.
– Вот видишь, значит, мама не будет против, чтобы ты на праздник делала макияж. Пошли, а то все девчонки уже в актовом зале.
Неуверенная в своей привлекательности, Людка вслед за подругой вышла из комнаты. Азиатский осенний вечер овеял принаряженных старшеклассниц легким теплом. На улицу проникали звуки музыки. И девушка сразу повеселела.
Вечер только начинался. Принаряженные, взволнованные предстоящим весельем, мальчишки и девчонки, сбившись в стайки, образовали перед сценой полукруг. У них под ногами вертелась малышня. Взбудораженные громкой музыкой, пацанята бесцеремонно вклинивались в толпу, шныряли в ней, толкались, выбегали на открытое пространство, затем снова бросались в круг девушек или парней, получая от тех и других толчки и подзатыльники, но не успокаивались, продолжали озорничать.
Звуки вальса расшевелили кучкующуюся молодежь, и самые смелые девчонки стали парами выходить на круг и двигаться так, как умели. Остальные с любопытством, с похмыкиванием и усмешками поглядывали на первых танцующих, о чем-то переговаривались, смеялись.
Трудно было назвать вальсом то, что выдавали ноги большинства смельчаков. Шаг вправо, шаг влево − вот, собственно, и все. Иногда шаг сбивался, пара старательно налаживала синхронность в движениях и продолжала танец. Те же, кто умел действительно вальсировать, кружились самозабвенно и легко. Но мастерство в танце для детей не было главным. Слияние с мелодией, веселое настроение побороли все: и робость, и скованность, и неуклюжесть.
Вальс закончился, и танцующие поспешно присоединились к своей стайке.
– Девочки, и долго мы будем стоять? – вся в нетерпении обратилась к подругам Людка. – Так и вечер скоро закончится, а мы и не натанцуемся.
– Да ладно, сейчас пойдем, – протянула Родионова Тамара. – Вот только джаз поставят.
– Ну да, Томка, ты у нас руками и ногами махать лучше всех умеешь, – посмеялась Аброськина Лида.
– А чего там танцевать? Двигай всем, чем можешь, – скривила в ухмылке губы Тамара.
Пауза в музыке затянулась, и Людка поискала глазами Рашида. Он стоял в толпе ребят, о чем-то оживленно разговаривая, иногда бросал взгляд в сторону девчонок. Людка проследила за его взглядом. В шумящей красочной толпе девчонок из параллельного восьмого она увидела Наташку. Юноша смотрел на нее. И Людка потемнела. Она отвернулась к подругам, пытаясь скрыть зависть и ревность.
В это время ее кто-то окликнул. Девушка в недоумении обернулась и увидела перед собой Гордополова Петьку.
– Никитина, ты нравишься стиляге, – услышала она.
– Кому?
– А вон тому чуваку с коки на голове, – махнул головой Петька в сторону мальчишек.
Девушка перевела взгляд с одноклассника на группу интернатских парней и среди них увидела незнакомца. Он открыто поедал ее глазами. Это был худощавый парень среднего роста, разительно отличающийся от всех тех, кто стоял рядом. Зауженные зеленого цвета в красную клетку брюки обтягивали его худые ноги. Мешковатый коричневый пиджак прикрывал белую рубашку, на которой пестрел яркий узенький галстук. На голове модника торчал петушиным гребнем аккуратно зализанный кверху черный чуб. Парень был смешной и чужой.
«Господи! – подумала Людка. – Это что еще за чучело?»
– Ну и что? – обратилась она к Петьке.
– Он хочет с тобой танцевать.
– Еще чего! – отрезала она и и отвернулась к подругам: модный парень был ей не интересен, не нужен.
Зазвучал джаз, и публика оживилась. Живая ритмичная мелодия прогнала скованность и стеснение, зажгла в юных душах бесстрашие и веселье. Пустое пространство наполнилось молодыми беснующимися телами. Они сталкивались друг с другом, задевали локтями, но эти столкновения вызывали только всепрощающий хохот и неиссякаемое буйство чувств.
Людка не отставала от подруг. Зеленая кофточка, пышная желтая юбка, перетянутая в талии широким черным поясом – весь ее яркий наряд, ее загоревшееся удовольствием лицо, свободные движения юного тела преобразили девушку. Танец сделал ее поистине восхитительной, и незнакомый стиляга не сводил с нее глаз. Но Людка о нем уже забыла. И даже Рашид в ее сознании отдалился, ушел за горизонт ее мучений и желаний. Главной в этот момент была всепоглощающая и раскрепощающая душу и тело энергия джаза.
Глава 16
Выпускница
Весна. Легкий майский загар уже покрыл лица и открытые части тела взрослых и детей, воздух наполнился шумом свежей глянцевой листвы, тонким ароматом цветов на пестрых клумбах, на цветущих кустарниках и деревьях.
Весеннее разнообразие красок и запахов не тревожило, не волновало старшеклассников школы-интерната №6 им. Хамзы города Ходжейли: сбегал учебный год и восьмиклассники готовились к выпускным экзаменам. Как все ее товарищи, Никитина во время подготовки к урокам повторяла пройденные темы. По всем предметам у нее был высший балл. Осталось сдать экзамены. Эти последние испытания она должна пройти на «отлично». Ведь сказала Кариму Бекмурадовичу, что постарается вытянуть на «пять» все предметы.
– Людка, ты как, к экзаменам готова? – легонько шлепнула ее по спине тетрадкой сидящая за соседней партой Пьянкова Светка, когда Тамара Ахмедовна, организовавшая дополнительное занятие по математике, вышла из класса.
– Не знаю, боязно как-то, – повернувшись вполоборота к подруге, вздохнула та.
– Да ладно притворяться, что боишься. Если ты переживаешь, что мне-то делать? – влез в разговор девушек Петька, в то же время вертя головой в ожидании реакции других ребят.
– А тебе, Гордополов, на экзаменах бекать-мекать! – сердито отреагировала Никитина на колкость своего недруга и, вернувшись в прежнее положение, нахмурила брови.
Кое-кто захихикал.
– Подумаешь, бекать-мекать! На троечку я сдам. На большее мне и не надо. Пойду в профтехучилище. У меня отец был токарем, и я буду, – ответил пренебрежительно на прозвучавшую реплику парень.
– А я пойду учиться на портниху, – послышался тихий голос Макаричевой Наташи. – Мне нравится работать на электрической швейной машине. Светлана Петровна молодец: многому нас научила в мастерской.
Первые фразы выпускников нарушили деловую тишину класса. Аудитория оживилась, загалдела. Людка искоса посмотрела на Рашида. Он тоже оторвался от книжки, выражение лица из сосредоточенного перешло в расслабленное и улыбчивое. Вот он что-то сказал Кларе, затем повернулся к Цыганкову Володьке, сидящему против него на соседнем ряду. Володька, наклонившись длинным, как у жирафа, телом к парте Рашида, толкнул его учебник. В ответ Рашид шлепнул его тетрадкой по голове.
«Какой дурак этот Володька! – мелькнуло в голове Никитиной. – Боже, а меня девчонки еще хотели заставить с ним целоваться».
История с поцелуем произошла в седьмом классе. Тогда Карпенко Аня пригласила одноклассников к себе домой. Пошли не все, компания составилась немногочисленная, но веселая. Всю дорогу до Аниного дома перебрасывались шутками, запихивали друг другу за воротники сорванные листья деревьев, низкие ветки которых пробегали по ребячьим головам, добродушно толкались.
Аня жила с матерью в разборном многоквартирном доме на первом этаже. Старшая Карпенко была на работе. «У меня мама повар, – перед походом сообщила друзьям Аня. – Дома ее не будет. Повеселимся!» Перспектива отдохнуть без надзора взрослых порадовала всех, поэтому, когда Аня открыла ключом дверь квартиры, толпа без стеснения ввалилась в чужое жилье. Людка сразу заметила скромность обстановки и чистоту двух небольших комнат: спальни и кухни. Самым интересным предметом интерьера оказался большой сундук, покрытый цветным ковриком. Заглядывать в него гости, конечно же, не стали, но посидеть захотел каждый. В борьбе за место на этом замечательном предмете мальчишки и девчонки выталкивали друг друга попами, визжали, хохотали.
