Полина Груздева
Приключения девчонки из приюта
Людка подвигалась в кресле.
− Ты видела голову Гордополова? – спросила она.
− Ну, видела, − ответила Клара.
− Там же никаких следов не осталось, − подергала мочку уха Людка.
Правильно Тамара Ахмедовна сделала. За то, что я не давала Петьке списывать, он пребольно колотил меня по ноге. Я не плакала, и он бил все сильнее и сильнее.
− Я не знала, − посочувствовала подруга, а потом вдруг спросила: − А Омар Есенович? Он тоже правильно сделал: запустил мелом в пацанов?
На уроках физики Омара Есеновича всегда муху было слышно. Но и он однажды сорвался. Не выдержав нескончаемого хихиканья и верчения болтунов на галерке, что есть силы запустил мел в противоположную от доски стенку класса. Звук удара о кирпич мела, разлетевшегося мелкой крошкой за спинами разгильдяев, мгновенно привлек внимание всех учеников и навел на уроке порядок.
− Я тогда испугалась, − пожаловалась Людка. Резкий звук, будто кинжалом рассекший тишину класса, заставил ее вздрогнуть.
− Пацаны за хулиганство свое получили: дежурили в классе целую неделю, − сказала Клара.
− Да, знаю. Но они совсем обнаглели. А Омара Есеновича мне жалко. А еще Валерию Игнатьевну.
− Это почему же?
− Ты ее уроки любишь?
− Да, люблю, − призналась Клара.
− Вот и я люблю.
Людка действительно обожала уроки интеллигентной, утонченной учительницы: все красивое, возвышенное обязательно находило отклик в ее душе. Тихий, проникновенный голос женщины, читающей прозу или поэзию, уводил ее далеко-далеко, и она забывала о том, где находится и что должна делать.
− Помнишь, мы изучали Тараса Бульбу? – продолжила Людка. – Пацаны ее так довели, что она стала сама на себя не похожа. Представляешь, она мальчишек ругает, а всегда бледное лицо ее вдруг зарумянилось, на нем резко выделились брови и проявились следы их выщипывания. Мне стало жалко ее до слез.
− Нет…− задумчиво протянула Клара, а затем добавила твердо и убежденно: − Не хочу быть учителем! – И позвала подругу: − Ну что, пойдем? Обед скоро.
И девчонки выбрались на залитый лучами зимнего солнца школьный двор.
Глава 8
Артистка
В середине декабря к дочерям наведались родители. Приют не дом родной, поэтому приезд отца с матерью для детей – настоящий праздник. Взволнованные сестры, сияя живыми глазами и счастливыми улыбками, не закрывали рты: столько накопилось разного рода событий, о которых нужно немедленно рассказать родным.
− На каникулах в интернате почти никого нет, − сообщила Валька, поедая материн пирожок. – Мы с Людкой сначала сидим у меня, потом идем к ней, потом – в столовую.
− А почему в столовую? – удивленно приподняла брови Екатерина. – Вы что, голодаете? Идете выпрашивать еду?
− Нет, не голодаем. Просто повара, тетя Надя и тетя Лида, угощают нас вкусными пончиками.
Перед глазами Людки возникли поварские изделия, и она, откусывая кусочек от пирожка, засмеялась.
− Они похожи на крестьянские лапти.
− Нам нравится смотреть, как их пекут, − продолжает Валька. – Тетя Надя отрывает кусочки теста от большого куска, разминает их в лепешку и опускает в казан. А казан огромный, в нем масло кипит, как вода! Там пончики и жарятся: набухают и становятся золотистыми.
Пока Валька в очередной раз впивается зубами в родительский вкусный гостинец, инициативу рассказа перехватывает старшая.
− Вылавливает готовые «лапти» шумовкой тетя Лида. Она кладет их на поднос, а потом угощает нас. Мы не отказываемся.
− Конечно! Пончики такие сладенькие, хрустящие, горячие – слюнки текут! – жмурится от испытанного удовольствия младшая.
Людка смотрит на отца с матерью. Как рада она их видеть! С добрыми, но чужими людьми хорошо – с родными гораздо лучше! Она берет из бумажного кулька еще один пирожок и говорит:
− Мама! Твои пирожки тоже очень вкусные.
− Еще какие вкусные! – подхватывает одобрение сестрой материной выпечки Валька, энергично двигая челюстями.
− А мы поварам иногда помогаем, − вдруг сказала Людка. – Когда делать нечего. Чистим овощи, накрываем на столы, подмываем посуду.
− Какие вы у нас молодцы! – похвалила дочерей мать. – Правильно делаете: за работой время бежит быстрее. И работящих людей любят, стараются наградить. Вот вас пончиками и угощают. Не забывайте только говорить заботливым поварам спасибо.
− Мы и говорим! – почти в унисон вскрикнули сестры.
Девчонки уже доедали угощение, когда Валька сказала:
− А Людка у нас настоящая артистка: на новогоднем празднике она будет Снежной королевой!
− Что, правда? – взглянула на дочь Екатерина, убирая кульки в сумку.
− Да, назначили. Пионервожатая Анечка сказала, что мы будем шить костюм у нее дома.
− А почему у нее дома, а не в интернате? – забеспокоилась мать.
− У Анечки удобнее, потому что у нее есть бинты, марля, вата. Сошьем платье, накрахмалим, потом украсим. Не один час будем трудиться над костюмом. Так Аня сказала.
− Ты смотри там, веди себя скромно, у чужих людей все-таки, − подал голос Николай, до этого не сказавший ни слова, только с улыбкой глядевший на разговор жены и дочерей.
Родителям нужно было уходить, и девчонки пошли их провожать. Недолгим было свидание, но оно успокоило детей, дало им терпение и силы дождаться следующей встречи. А до нее родных будут связывать только письма, которые Людка с Валькой с нетерпением ждут.
Рутинные дни учебы ко всеобщему удовольствию учеников интерната перемежались с праздничными. Школа встретила новый, тысяча девятьсот шестьдесят второй год, веселыми утренниками, на которых детвора в самодельных маскарадных одеяниях водила хороводы, пела новогодние песни и демонстрировала свои таланты.
В письме на «Шахпахты» Людка писала, что костюм Снежной королевы получился очень красивым. Она ночевала у Анечки целых две ночи. Пока они с пионервожатой колдовали над шитьем, мама Анечки, тетя Даша, кормила их борщем, пельменями и поила чаем с душистым яблочным вареньем. Людкино удовольствие от этого посещения выражалось в каждой строчке послания. Уют дома, пусть и чужого, дружеское общение с милой девушкой, вкусная еда – что еще нужно ребенку, много дней живущему вдали от семьи, чтобы приятным отголоском сохраниться в его сердечной памяти?
Дальше девочка сообщала, что началась подготовка ко Дню Советской армии.
Этот праздничный день календаря принес не меньше суматохи, хлопот и переживаний, чем подготовка к новогоднему утреннику, не только для Никитиной, но и для всех шестиклассниц Тамары Ахмедовны: они должны выступить в тахиаташском Доме офицеров. Девчонки рьяно взялись разучивать танец «Цыплятки». «Цып, цып, мои цыплятки…» распевала Людка вместе с подругами в свободную минуту.
И вот «цыплятки» в нежных желтых пачках, как настоящие танцовщицы, страшно волнуясь за кулисами перед выходом на сцену, оглядывают себя и друг друга.
− Девочки, тише! – взволнованная не меньше учениц, пытается угомонить «артисток» Тамара Ахмедовна, кому-то из девчонок поправляя при этом прическу. – Мы мешаем. Нас могут услышать в зале.
Людка подходит к Кларе.
− Я так волнуюсь! Вдруг что-то сделаю не так.
− Главное – слушать музыку, − успокаивает Клара, хотя от переживаний без конца поправляет на голове чепчик. – Повернись, я на тебя посмотрю.
Повертевшись вокруг своей оси, Людка затем тоже внимательно изучает костюм подружки, находит какие-то изъяны, поправляет. И здесь слышит, как объявляют их номер.
С первыми звуками «Джуджалярим» душевная и телесная дрожь у Людки вмиг куда-то исчезает, и девочка самозабвенно исполняет все па, отработанные на частых репетициях в школьном актовом зале. Рядом движутся подруги, все имитируют движения детенышей курицы.
Желтые пачки заполонили всю площадку, солнечно горят на сценическом пространстве. Зрители сердечно усмехаются: уже наряды танцовщиц вызывают у них улыбки удовольствия. Что говорить о танце? Это так уморительно, весело, мило!
Только закончился номер – зал взрывается аплодисментами. Людка, стоя рядом с подругами, видит сияющие лица женщин, военных, детей, вскинутые в жарком порыве хлопающие ладони и улыбается счастливой детской улыбкой – восхитительный момент славы! Одноклассницы в таком же возбуждении. Все «цыплятки» заученно кланяются и под энергичные, благодарные рукоплескания упархивают в костюмерную…
Скучно живется человеку, если дни и ночи у него – тишь, да гладь, да божья благодать. Но грустить Людке некогда. Давно приметила пластичную, сообразительную и старательную девочку Тамара Ахмедовна и по случаю празднования Международного женского дня разучивает с ней индийский танец. Девочке очень нравится танцевать. Теперь она без конца напевает мелодию из индийского фильма «Бродяга».
Каждый танцор знает: сольный танец –это не групповой. В сольнике исполнитель на сцене, как ясно солнышко на небе. Зрители ловят взглядом каждое его движение. И оценивают строго – попробуй ошибиться! Но Людке не страшно: она уже знает, что такое сцена и как нужно на ней себя держать. Вот если бы только не дрейфить! А так все нормально.
Наконец наступает ответственный день. Актовый зал школы набит до отказа разноголосой, разновозрастной детворой. До концерта остаются считанные минуты. В бурлящем помещении Людки нет: она в гримерке. Рядом с ней суетятся другие выступающие: натягивают костюмы, расправляют банты, пояса, причесываются, вертятся перед зеркалом и неумолчно галдят. Людка тоже смотрит в зеркало и не узнает себя. Она ли это? Перед ней индианка в голубом блестящем платье, сшитом Светланой Алексеевной. Оно при движении переливается, будто речная волна. Целая гроздь сверкающих «драгоценностей», пожертвованных учителями школы «для благородной цели», украшают лоб, запястья и грудь.
− Ну что, нравишься себе? – довольно усмехается Тамара Ахмедовна. – Настоящая индийская принцесса!
− Красиво! Только бы не сбиться в танце, − переживает Людка.
А причина для тревоги есть: на нее через несколько мгновений будет смотреть вся школа. Ловить ее танцевальные движения будут одноклассники, учителя. На нее будет смотреть Рашид, волноваться Валька. Поэтому нужно не ударить в грязь лицом, выступить как можно лучше.
− Людочка, наш танец следующий, − сообщает Тамара Ахмедовна, и танцовщица с хореографом выдвигаются за кулисы. – Все у тебя получится как надо, − убежденно говорит женщина, и в нужный момент Людка выходит на сцену.
Зрение мгновенно выхватывает море ребячьих голов, горящие любопытством глаза. Но уже властно за собой девочку ведет мелодия прекрасной Индии, и Людка забывает обо всех. Главное – сделать все правильно и, как говорит Тамара Ахмедовна, грациозно.
На последних нотах музыки Людка замирает. Под шквал оваций медленно кланяется публике, разворачивается и со всех ног уносится со сцены в спасительную тень кулис, затем выскакивает в гримерку. Сердце бешено стучит, глаза горят, дыхание быстрое и шумное.
− Молодец, Людочка! – ловит ее в свои объятия постановщица танца. – Успокойся! Все уже позади. Ты танцевала просто здорово!
− Спасибо! – говорит Людка, принимаясь снимать украшения. – Я старалась не сбиться.
Обо всех своих артистических треволнениях с огромным воодушевлением Людка рассказала родным, когда на весенних каникулах ей и Вальке разрешили приехать домой. «Надо же, артистка! – мысленно восхитилась Екатерина, вглядываясь в сияющее лицо дочери. – И откуда у нее этот талант?»
Глава 9
Валькин больной зуб
Учебный год подошел к концу, и сестры Никитины вернулись домой. Летние каникулы они провели на буровой. Как всегда, детвора не скучала. Отец, окончивший в далеком детстве пять классов, решил освоить программу шестого, а роль наставницы отвел Людке. Она охотно согласилась. Но желания учиться у родителя хватило ненадолго, и девочка была предоставлена самой себе, чему была очень рада.
Незаметно пришло время отправиться в интернат. Екатерина и Николай не сомневались, что подросшие девчонки доберутся до школы самостоятельно, тем более, что приют из Тахиаташа перевели в Ходжейли: прикатишь на поезде на станцию, а там недалеко до интерната пройти пешком, поэтому Людка с Валькой добирались до школы сами, без всякого сопровождения.
Осень и зима миновали незаметно. Учеба, праздники, каникулы – все по расписанию. То девчонки ездили домой, то родители навещали их. Поездки, встречи, шумная школьная жизнь не давали скучать, но и ничем особенным не удивляли до самых майских праздников.
Азиатская весна, как всегда, солнечная и щедрая, будто встряхнула мальчишек и девчонок: они радостно носились по территории школы, задирали друг друга, голосисто выясняли отношения, здесь же мирились и затевали такие игры, что чуть не сбивали с ног своих подобревших от весеннего оживления наставников. Людка с Валькой дурели не меньше одноклассников.
Еще энергичнее и веселее школьный улей заставил гудеть приближающийся День международной солидарности трудящихся 1 Мая. Вся школа включилась в подготовку к первомайской демонстрации. Не отставали от других и подопечные Тамары Ахмедовны и Александра Владимировича.
Семиклассники на шествии по улицам города решили представить «яблоневый сад». На уроках труда Светлана Алексеевна научила девчонок делать из кусочков белой бумаги искусственные цветы. И теперь после занятий весь класс изготавливал «яблоневые ветки». Получались цветы, конечно же, лучше всего у девчонок. Зато мальчишки находили хорошие веточки. А еще они помогали резать проволоку, цеплять к веткам готовые бумажные изделия. Все работали без принуждения и лени.
Людка трудилась в паре с Кларой. Она старательно рисовала лепестки, тычинки, а подруга их вырезала: у кого что лучше получалось, тот то и делал. Рядом с ними вертелся Махмудов Рустам: этот добродушный лентяй смешил одноклассниц, был у них на посылках.
Уже много белых лепестков, желтых тычинок, готовых к сборке в соцветия, лежало на парте, как в дверях класса показалась Валька.
– Никитина, к тебе сестра пришла! – прокричала сквозь шум множества голосов Пьянкова Светка – она трудилась за партой недалеко от двери.
– Иди сюда! – перекрикивая голосистых друзей, позвала Людка сестру. – Что случилось?
Лавируя между партами, Валька подошла ближе.
– У меня зуб болит, – плаксиво произнесла она. – Мы с девочками в прыгалки прыгали, и он заболел.
– Покажи! – деловито потребовала Людка, отложив в сторону карандаш.
Валька оттянула нижнюю губу и показала больной зуб. Сколько новоиспеченный доктор ни смотрела на указанный жевательный орган, ничего необычного на нем не заметила.
– Прополощи водой, – деловито посоветовала она. – Думаю, пройдет. Наверно, зубы плохо чистила.
Но боль не прошла. Людка взяла сестру за руку и повела в медпункт. Там их встретила полная женщина средних лет с маленькими добрыми глазками на пухлом розовощеком лице. «Доктор Айболит!» – так подумалось Людке еще при самом первом посещении медицинского пункта. И вот теперь сестры Никитины пришли к нему за помощью.
Воспитанники интерната неоднократно оказывались в небольшой светлой комнатке, пропахшей лекарствами, где их всегда встречали улыбчивый взгляд Розы Львовны и один и тот же ее вопрос: «Что за беда стряслась с моей красавицей (если приходила девочка), с моим героем (если это был мальчик)?» И женщина в белом халате, больше похожая на снеговика, чем на медицинского работника, кряхтя, с видимым усилием выбиралась из-за стола и начинала обследование, а затем оказание помощи пострадавшему.
– Что стряслось с моими красавицами? – привычно встретила Роза Львовна вошедших в ее кабинет сестер Никитиных.
– Вот, у Вальки зуб болит. Полоскали зуб, полоскали, не проходит, – огорченно сообщила Людка.
– И чего это он заболел? У такой красавицы зубы болеть не должны! – беря шпатель, категорично произнесла «Доктор Айболит». – Ну-ка, открой рот. Какой из этих зубчиков болит?
Валька открыла рот, показала причину своего несчастия. Роза Львовна поводила шпателем во рту, немного подумала и сказала: «Ничего страшного. Сейчас я дам тебе таблетку, ты выпьешь, и все пройдет».
В праздничной кутерьме Людка про Вальку забыла. А та при болях бегала к Розе Львовне, получала от нее спасительное средство и к сестре уже не обращалась. Да и боль в скором времени прошла, только немного припухла щека. До поры до времени школьная медсестра не подозревала, что у Вальки медленно развивался флюс. Образовавшийся гнойник, глубоко сидя в десне, невидимо набухал до тех пор, пока с внешней стороны щеки не показался свищ.
Однажды в яркий майский день, когда Людка собиралась бежать в школу готовиться к урокам, в спальню вошла Наталья Петровна, воспитательница Вальки, в сопровождении Александра Владимировича. Копошившаяся в своей тумбочке девочка их не заметила, но услышала тихий голос своего наставника. Тот, не увидев в комнате нужную воспитанницу, обратился к мгновенно притихшим с появлением взрослых ученицам: «Девочки, где Никитина?» Тут Людка поднялась в межкроватном проеме во весь рост и вопросительно уставилась на вошедших. Одноклассницы, хихикнув, одна за другой исчезли за дверью.
– Никитина, – обратился к ней воспитатель и не очень уверенно продолжил: – Тут такое дело… Ну, Наталья Петровна тебе все расскажет.
– Люда, – заговорила руководительница Вальки. – Ты только не волнуйся, ничего страшного, но у Вали на десне от больного зуба образовался нарыв. Сестру нужно показать стоматологу.
Людка почувствовала, как по телу побежала противная волна и ударила в щеки. Растерянная, не произнося ни звука, девочка замерла в ожидании продолжения.
– Завтра я и ты с сестрой поедем в Нукус, – продолжила Наталья Петровна. – Вот Александр Владимирович тебя отпускает. С директором мы тоже уже все решили.
– Конечно, поезжай. Поддержишь сестру. Ты ведь старшая. Валентина рядом с тобой не будет бояться. Ты согласна? – поддержал женщину воспитатель, вопросительно глядя на Людку.
− Хорошо, − тихо выдохнула девочка.
Все трое один за другим вышли из здания. Александрович Владимирович отправился в школу, а Людка с Натальей Петровной − в общежитие начальных классов.
Валька одиноко сидела на кровати и листала книжку. Увидев появившуюся в дверях сестру, младшая сморщила лицо и захныкала. Людка села рядом с ней, обхватила ее за плечи и прижала к себе. Наталья Петровна встала перед девочками. Она, глядя на печальных сестер, намеренно бодро заговорила: «Ну что вы, девочки, стоит ли грустить? Вам предстоит путешествие в Нукус, столицу Каракалпакии. Это большой город. Там живут мои родители. А мама моя стоматолог в городской больнице. Она нам обязательно поможет». Проведя мягкими, успокаивающими движениями по рукам девчонок, Наталья Петровна вышла из спальни.
Словно два несчастных птенца сидели сестры Никитины на казенной интернатской кровати. Людка осмотрела Валькину щеку. На ней красовался пластырь, а под ним скрывалась от людских глаз язвочка. Хоть «Доктор Айболит» и заклеила ранку пластырем, но все равно вид был не из приятных. Людке было жаль Вальку, поэтому она крепче обняла и прижала сестру к себе, таким образом пытаясь унять ее страх.
Утром следующего дня Наталья Петровна и сестры Никитины плыли на пароме по Амударье. Путешествие в Нукус заняло немного времени. Людка не успела увидеть что-нибудь примечательное, как нужно было высаживаться. Дальше на автобусе добрались до поликлиники, где воспитательница взяла Вальку за руку и увела в кабинет, под дверью которого оставила старшую Никитину сидеть на деревянной скамье.
Больных под этим кабинетом не было. Людка, сидя в одиночестве, старалась не думать о том, что происходило за плотно закрытой белой дверью. Но страх за Вальку не оставлял ее. Она изо всех сил напрягала слух, чтобы услышать Валькин крик, ее болезненные стоны, но только странную тишину улавливали ее уши.
Ожидание становилось томительным. И тогда Людка перестала прислушиваться к звукам и начала петь. Она пела про себя любимую их с мамой песню: «Ой, цветет калина в поле у ручья…» Спела один куплет, второй…И тут дверь открылась. Из нее вышла Валька в сопровождении учительницы. Щека младшей сестры еще больше распухла: как оказалось, увеличилась она от положенного на ранку большого тампона. Следом появилась высокая статная женщина в белом халате.
– Ну все, теперь ничего болеть не будет. Вырвали мы Валин нехороший зуб, – обратила она к Людке красивое моложавое лицо, а затем посмотрела на больную: – Попьешь, Валечка, лекарства, которые я тебе назначила.
Валька кивнула головой.
– Спасибо, мама! – тепло обняла Наталья Петровна доктора. – Рада была тебя повидать.
– Ты когда в отпуск пойдешь, доченька? – ласково спросила ту незнакомая женщина.
– Мама, я тебе позвоню. Пока! – Наталья Петровна еще раз обняла мать и поцеловала ее в щеку.
– До встречи! Если что, звони, – чувственно произнесла доктор, опустив руки в карманы белоснежного халата, и посмотрела на сестер. – До свидания, девочки! Берегите зубы! – приветливо попрощалась она.
– Спасибо! До свидания! – застеснявшись, выдавила из себя Людка. Валька говорить не могла, поэтому старшая Никитина благодарила доктора за двоих.
В интернат вернулись в тот же день. Людка приказала сестре приходить почаще и показывать зуб. Ранка постепенно затянулась, опухоль прошла. Только на щеке остался небольшой шрам. И жизнь пошла своим чередом.
Что подвигло Наталью Петровну заняться Валькиным зубом: боязнь выговора за недостаточно старательное выполнение своих обязанностей или голос совести женщины, которой доверили заботу о чужом ребенке? Ну, заметила, отвела бы к медсестре – пусть решает, что делать. Как говорится, с плеч долой и никаких проблем. Но ведь поступила иначе: организовала поездку в столицу, на свои средства повезла обеих сестер к специалисту. К чему ей были эти хлопоты?
Думается, есть категория людей, работающих с детьми, для которых ребенок свой или чужой – одно и то же. Они живут жизнью каждого ребенка. И если с маленьким человеком случается беда, все силы души, все физические и материальные возможности бросаются такими людьми на его спасение. Чувство сострадания в них настолько обостряется, что мысль начинает работать быстрее, пробуждается жажда деятельности. И они делают то, что другим может показаться безрассудным и ненужным.
Глава 10
Каникулярные неприятности
– Ура! Каникулы! Мы едем домой! – затормошила Людку Валька, поймав ее в школьном коридоре.
– Что, вас уже отпустили? – поинтересовалась та, вопросительно глядя на сестру, у которой от радости сияло, казалось, не только лицо, но и волосы, и вся ее фигура.
– Да! А вас? – весело заглядывая старшей сестре в глаза, продолжала светиться младшая.
– У нас еще будет классный час. Но ты иди в корпус и собирайся. Скоро поедем.
– Как поедем? А кто нас повезет? – продолжала допрашивать взволнованная Валька.
– Сами поедем, – деловито сказала Людка. – Мама заявление прислала, я его уже директору отнесла. Нас отпустили.
– Ах, как хорошо, Людочка! Скоро будем дома! – прямо закипела счастьем Валька. – Ты не задерживайся. На поезд не опоздаем?
– Не опоздаем, – уверила девчонку Людка и поинтересовалась: – А где твой табель?
– Вот! Смотри! – Валька торопливо вытянула табель из дневника и горделиво протянула сестре.
– Позже посмотрю, – улыбнулась та, заметив, с какой поспешностью сестра достала свидетельство завершения учебного года. – Слышишь звонок? Я пошла, а ты укладывай в чемодан вещи. Смотри, не забудь чего.
И вот уже довольные девчонки сидят в общем вагоне с грохотом мчащегося поезда, обмениваются взглядами с пассажирами, ловят за окном азиатские пейзажи. Трястись до Кунграда нужно около трех часов. Говорить не хочется. Можно подумать.
«Сейчас приедем к тете Маше, – думает Людка. – Сколько потом ждать вертолет?»
Девочке не хочется долго задерживаться у друзей родителей. Они приветливые люди, всегда рады приезду детей Никитиных, но в очередной раз стеснять их как-то неловко. Да и видеть дядю Гришу по утрам в семейных трусах неприятно.
Мысль перескочила на прощание с друзьями. Клара перед отъездом обещала писать. Людка тоже. Ни она, ни Клара не остались отдыхать в лагере. Отправились по домам многие Людкины одноклассники, уехал домой и Рашид. Он веселый, дружелюбный парень. Но его улыбчивое лицо оборачивается к Людке так же приветливо равнодушно, как к любой другой девчонке. Зато бесшабашный весельчак Рустам не дает прохода. Мордашка этого дуралея, как казалось Никитиной, появляется у нее перед глазами там, где нужно и не нужно. Однажды к ней прибежали, запыхавшись, Анька и сестры Пьянковы.
– Никитина, – заговорили они наперебой, – Рустам заболел. Лежит в изоляторе. Мы у него были. У него температура.
− А мне какое дело? Я чем могу ему помочь?
− Он хочет тебя видеть. Идем, пока медсестры нет.
Людка внутренне поежилась: идти к больному ей совершенно не хотелось. Ну, что она ему скажет? Спросит, что у него болит? Пожелает быстрей выздоравливать, чтобы снова маячить у нее перед глазами, преданно, по-собачьи, оказывать мелкие услуги? Вот если бы заболел Рашид, она бы обязательно пришла в лазарет, принесла какой-нибудь гостинец, книгу, чтобы ему не было скучно. Она нашла бы, что рассказать: о повестях Пушкина, которые заканчивала читать, о происшествиях на уроках, о ребятах. Она бы смотрела в его глаза, слушала его слова, его дыхание.
К Русте она все-таки пошла: девчонки прямо-таки силком потащили. Он, укрытый байковым одеялом, лежал на кровати в узкой комнатке, пропахшей больничными запахами. Рядом на квадратной тумбочке стояла нетронутая тарелка с кашей и стакан компота. Людка немного постояла, сочувственно посмотрела на красные нос и щеки мальчишки, на свалявшийся чуб одноклассника, пожелала здоровья. Ей действительно было его жалко, но и только. Ни сияние при виде ее в его воспаленных глазах, ни счастливая болезненная улыбка, предназначенная ей, – ничто не тронуло глубин ее сердечка: оно было безраздельно отдано Рашиду.
А как же Женька Воронин, по которому Людка сохла в Риштане? Он не был забыт, но мысль о нем уже не вызывала печали. Женька остался в прошлом, а в настоящем был Рашид, ее одноклассник, которого она видела ежедневно, в одном школьном пространстве, близко, рядом. И от его присутствия, его случайного внимания и касания у нее замирало сердце. Ничего с этим она поделать не могла.
Вагон затих: какая-то станция. Началось обычное движение пассажиров, мысли у Людки сбились. Валька, задремавшая на плече сестры, подняла голову, сонными глазами взглянула на нее, на незнакомых людей, спросила: «Приехали?» «Нет», – коротко ответила Людка.
Вскоре вагон снова дрогнул, медленно, будто раздумывая, двигаться или остаться стоять на промежуточной станции, проплыл мимо перрона и, убыстряя ход, привычно застучал, загрохотал, закачал сидящих и лежащих в нем людей. Валька продолжила дремать на плече сестры, Людка уставилась в окно…
Переночевав у Марии и Григория, девчонки на вертолете прибыли на буровую. Екатерина, Витька и Светка кинулись навстречу вылезшим из огромной машины сестрам, бросились их обнимать, тащить чемоданы. Отец дочерей не встречал: был на смене.
Соскучившаяся по своим ученицам Екатерина дома суетливо кормила дочерей и в то же время расспрашивала о том, как доехали, что нового у Марии и Григория, затем рассматривала табеля дочерей, хвалила, интересовалась жизнью в интернате. Пришедший с работы отец задавал те же вопросы, что и мать. Девчонкам повторно пришлось рассказывать о своих и не своих делах, но это их не утомляло: они так скучали по родным, что теперь готовы были в сотый раз радостно смотреть им в глаза, вспоминать пережитое, делиться впечатлениями и терпеть дергание их за руки, тормошение за одежду нетерпеливых Витьки и Светки, желающих получить от приехавших сестер свою долю любви и внимания.
На следующий день Людка вышла из землянки на улицу, осмотрелась. Ничего в рабочем поселке не изменилось: все также равнодушно камышовыми крышами смотрели в горячее небо жилища буровиков и в отдалении нарушала тишину пустынного пространства буровая.
Не увидев в округе ничего привлекательного, Людка пошла на шум дизеля. Недалеко от вышки задрала голову. На площадке верхового разглядела белую каску рабочего, его энергичные движения, внизу мастерски орудовали еще двое рабочих, в таких же защитных шлемах. Шел подъем колонны: труба к трубе. Все как обычно, но как давно девочка не приходила к законодательнице жизни геологоразведчиков, к месту надежд, успехов и разочарований мужчин поселка. Не только по родным скучала старшая Никитина в интернате. Ей не хватало привычной картины работы буровой: рева мощного двигателя, разнообразных движений бурильщиков, рассказов отца о произошедшем на производственном участке. Дочь геологоразведчика!
Побродив в окрестностях поселения, Людка вернулась домой: нужно было разобрать вещи. Среди кофточек, платьев, нижнего белья девочка нашла аккуратно спрятанные открытки, подаренные друзьями. Вот картинка с огромной цифрой 8, в которую вплетены яркие цветы – открытка от Рустама. «Зачем я ее храню?» – подумала Людка и отложила в сторону. Небольшая картонка со словами «С днем рождения!» и большим букетом роз – поздравление от Светы Пьянковой. Новогодние открытки с разными смешными зверюшками, снеговиками, Дедом Морозом: от Кости, Клары, Тамарки… Но ни одной от Рашида.
Девочка вздохнула. Да, вместе со всеми друзьями они с Рашидом часто играли в «Ручеек». Иногда ей выпадало везение: они с обожаемым ею парнем, держась за руки, образовывали воротца, при этом, как и все игроки, неизменно что-то орали, хохотали, толкались. Лучше этих минут тогда для Людки не было ничего.
Если затевали игру в догонялки и ловил убегающих Рашид, она старалась подбежать к нему как можно ближе, чтобы привлечь его внимание, а потом со всех ног броситься наутек. Мальчишка же, рослый, длинноногий, конечно же, догонял ее, крепкую, увертистую, но не такую быструю, как он, хватал, за что придется, удерживал. Грубые прикосновения мальчишеских рук доставляли возбужденной, хохочущей Людке непередаваемое удовольствие: ничего не значащее игровое касание компенсировало ей отсутствие личного внимания полюбившегося парня. Но открыток он ей не дарил.
Каникулы – на то и каникулы, чтобы отдыхать от школьных «надо», делать все, что вздумается. А летние – вообще случай особый: почти три месяца свободы от учебы! Как ни любила Людка школу, при мысли об этом сердце ее начинало петь. Но этот летний отдых на «Шахпахты» ей удовольствия не принес.
Настоящим кошмаром оказалась для нее ночь. Лежа в темноте на панцирной сетке металлической кровати, она яростно расчесывала все тело: не давали покоя клопы. Утром на простыне обнаруживались кровавые пятна, на коже – расчесы, розовые следы от укусов ночных кровососов: пятнышки в строчку, вразброс, пучками. Семейство выискивало насекомых на постели, находило, разглядывало коричневые тела, то плоские у голодных, то раздутые от крови у насытившихся, давило, расстроенно молчало. И вот что удивительно: почему-то отвратительные паразиты так, как Людку, не кусали никого.
