Полина Денисова
Имя на букву "R"
Прошло еще полчаса. Женщины в очереди заметно ерзали, но вели себя тихо – вообще, было в этой больнице нечто неуловимо унизительное, постыдное, и все они – и Яна, которой едва исполнилось пятнадцать, и старушка, которой вряд ли было меньше шестидесяти пяти, – словно молчаливо признали себя виноватыми и приготовились терпеливо нести свою вину.
Ближе к десяти белая двустворчатая дверь вдруг широко распахнулась, и в проеме показалась могучая медсестра. Она по-хозяйски окинула взглядом коридор и очередь и недовольно покачала головой. Потом громогласно объявила:
– Первые двое заходим!
В тот же момент две женщины из очереди, те, что сидели ближе к двери, буквально подскочили со своих стульев, словно под ними сработали тугие пружины. Обе униженно и незаметно проскользнули в небольшой просвет, оставшийся между медсестрой и косяком, а та тем временем зычно гаркнула:
– Следующая пара готовимся!
Яну слегка заколотило – происходящее словно уже захватило ее в какой-то ураган, выход из которого был только один – белая двустворчатая дверь.
Когда подошла ее очередь, была уже половина третьего. Из кабинета по одной выходили бледные женщины, многие улыбались и горячо и все так же униженно прощались с кем-то внутри. На лицах читалось облегчение. Перемещаясь по стульям вместе со старушкой, которая после добровольной переклички в очереди оказалась ее “парой”, Яна сидела уже возле самой двери.
– Заходим! – раздался заветный клич, и Яна, как и все до нее, подпрыгнула со своего стула. Подпрыгнула и старушка.
Яна ожидала самого худшего, но никак не того, что случилось, когда она оказалась внутри – их встретили дружным смехом.
– Старый да малый! – надрывалась громогласная медсестра.
Старушка, тем временем, совсем не обращая внимания на смех, сноровисто принялась раздеваться, не дождавшись приглашения – подхватила цветастый подол, широким движением смахнула на пол трусы и с готовностью через них перешагнула.
Яна неуверенно теребила поясок от юбки, не зная, что делать.
Медсестра тем временем, не прекращая смеяться, махнула ей рукой в сторону кушетки у двери – туда. Яна робко присела на краешек и, чувствуя себя почти неживой, начала стаскивать колготки.
Мимо нее почти бегом, шлепая босыми ногами по полу, просеменила голозадая «напарница» – в нелепой цветастой кофте и платке на голове, но раздетая ниже пояса, она сноровисто принялась карабкаться на устрашающую конструкцию одного из двух кресел.
Раздевшись, не зная, куда девать руки, Яна на цыпочках подошла к другому. Взобравшись, устроившись и расставив ноги, она тут же пообещала себе навсегда забыть весь этот кошмар, оставалось лишь немного, совсем немного потерпеть…
– Эк, разлеглась, барыня, а пеленка где твоя? – вдруг услышала она откуда-то между ног. И следом, еще громче:
– А это у нас что за красота здесь?
Яна подняла голову и с ужасом увидела, что “красота” находится как раз у нее между ног. А медсестра тем временем больно дернула ее за волосы:
– Ты что – неграмотная? Читать не умеешь? На двери для кого написано, как готовиться к аборту надо?
– Извините, – пробормотала Яна и глупо прибавила, – Я в первый раз.
– Да по мне хоть в двадцать пятый, а цирюльников у нас тут на всех нету. Побриться не удосужилась? – вдруг злобно заорала на нее медсестра, а потом, круто развернувшись, протопала куда-то к двери, и Яна к своему ужасу услышала, как открылась дверь и медсестра гаркнула в очередь:
– Следующая, одна, не пара! Одна, говорю! – за дверью послышались возбужденные голоса, который смолкли, когда медсестра снова проорала:
– Да все равно мне, кто из вас первый, сами разбирайтесь, и не задерживайте, у нас тут таких каждый день…
– Кресло освобождаем, чего разлеглась? Ни пеленки нет, не побрилась, пришла тут барыня малолетняя, понимаешь…
Яна, с шумом в голове и не веря в происходящее, покорно слезла со стула и, прикрывая руками лобок, тенью проскользнула к кушетке. На нее никто не смотрел, а рядом уже торопливо скидывала с себя одежду другая женщина.
Она уже открывала дверь, когда одна из белых халатов, по виду санитарка, сказала ей:
– Погоди. На вот тебе, иди в туалет, там побреешься и приходи, без очереди тебя пропущу.
Она сунула Яне в руки бритвенный станок, и та еле слышно прошептала:
– Спасибо.
В туалете было три кабинки без дверей, разделенных деревянными перегородками, и кособокая раковина. Яна попробовала было открыть горячий кран, но он безнадежно провернулся, не выцедив ни капли воды. Затравленно оглянувшись, Яна зашла в самую дальнюю кабинку, задрала юбку и стянула колготки с трусиками. Старый станок с ржавым лезвием безжалостно драл кожу, хаотично выхватывая клочки волос. Руки дрожали.
Внезапно Яна остановилась и без сил уселась прямо на немытый унитаз. Непрошеные слезы застилали глаза, что-то внутри мерно и гулко колотилось, и незаметно для себя она начала бездумно качать головой, словно повинуясь этому внутреннему ритму. Рука со станком продолжала тем временем дрожать в другом ритме, не таком мерном и более частом.
Она словно очнулась, когда услышала, как дверь в туалет открылась, и какая-то-то женщина, коротко заглянув в ее кабинку, ойкнула и заняла другую.
Яна, словно робот, встала с унитаза, механически натянула штаны, аккуратно расправила юбку, подошла к раковине, положила на ее краешек станок. Аккуратно и тихо прикрыла за собой дверь и, ничего не видя перед собой, прошла по коридору под любопытными взглядами притихших женщин.
Мысль назвать его Ромкой пришла в январе, причем как-то вдруг. Яна даже вздрогнула: как же она не догадалась раньше? И ее татуировка, которая все это время словно прожигала ее плечо, вдруг обрела смысл и значительность. Конечно же Ромка! Romka… Яна ликовала – впервые за несколько месяцев на нее словно снизошла благодать, она про себя смаковала это короткое и милое имя, и с каждым разом оно звучало все лучше и лучше.
Липкая затравленность последних месяцев внезапно улетучилась – впервые за последнее время она словно увидела в своих действиях некую цельность, даже закономерность. Все сходилось: “R” – Ромка!
