Полина Александровна Раевская
Каюсь. Том 1
– Я бы сделала все, чтобы ты забыл про все свои дурацкие правила и принципы, и просто позволил себе то, что ты хочешь.
-А что, по-твоему, я хочу?– прошептал он низким, ломаным голосом, вспарывая мои вены, отчего кровь разлилась жарким потоком под кожей, заставляя меня пылать.
-Меня, Гладышев. Ты хочешь меня,– заявила простодушно и уверенно, соблазнительно улыбнувшись.
-Неужели? – усмехнулся он.
Прикусив губу до боли, и втянув, как перед прыжком побольше воздуха, опустила руку на его пах, точно зная, что Гладышев возбужден и ласково сжав его член, приподняла самодовольно бровь, как бы говоря: « еще вопросы будут?».
-Твоя самоуверенность, Чайка, не знает границ.
-Но ведь тебе это нравится. Тебя это заводит. У такого, как ты должно быть все самое лучшее. И само собой, удовлетворять тебя должна самая красивая девочка. Оттого и моя самоуверенность, Олеженька – за счет твоего тщеславия! – язвительно пропела я. Меня вдруг понесло совсем не в ту сторону, я сама не понимала, на что конкретно злюсь, но я злилась. Наверное, на ситуацию в целом. Как не старайся, а от реальности не уйдешь.
-Чайка, ты слишком много выпила, поехали домой, – мягко произнес Олег, но я еще больше разозлилась. Эта его «Чайка» была, как алая тряпка для быка.
-Почему все время Чайка? Почему не Яна? Или боишься с кем-то перепутать?-спросила я с горечью, которую как ни старалась, не могла подавить. Но меня действительно интересовало, почему он никогда не зовет меня по имени.
Олег засмеялся и покачал головой. А потом взял мое лицо в ладони, притянул к своему и словно маленькой девочке, пояснил:
-Потому что безбашенная. Потому что наглая и дерзкая. Потому что скандальная, а порой и агрессивная, но в тоже время ранимая, нежная, смешная, задорная. Ты – Чайка, малыш, потому что такая же маленькая, гордая птичка, которая никогда не пропадет.
У меня перехватило горло, а в глазах защипало от слез. Каждое его слово гасило во мне пламя гнева, превращая его в огонек веры в лучшее, который растекался во мне теплом, приободряя и даря надежду, что возможно, я все-таки покорю эту вершину с глазами цвета летнего неба.
-Осторожнее, а то я подумаю, что ты в меня влюблен, -попыталась я пошутить, но вышло как-то не очень весело.
-Ну, я же не мазохист, чтобы влюбляться в такое количество недостатков,– приободрил меня Гладышев, не давая окончательно расклеится.
На его ядовитую шутку я не обиделась, но все же для вида надула губки. Мы засмеялись, и прежнее настроение понемногу вернулось, пока рядом с нами не присела компания мажоров, и один из них не начал похотливо на меня пялиться, что сразу же вызвало у меня отвращение. Желание тоже можно проявить по-разному. Гладышев смотрел на меня так, что я чувствовала себя женщиной. Желанной, красивой, сексуальной и исключительной. Его взгляд обещал наслаждение и что-то дикое, необузданное, но приятное. Этот же кобель смотрел так, словно я кусок мяса, или проще говоря– одна сплошная вагина. Такой взгляд ничего не обещал, а только вызывал желание сходить помыться и смыть с себя эту мерзость. Передо мной был мудак в чистом виде, мнящий себя пупом земли и считающий, что внимание такого самца, как он, женщины или правильнее «телки» должны расценивать, как божью милость. Удивительно, что многие девушки ведутся на подобные уловки, принимая самолюбование за мужественность. Такие мужики и на одну ночь не лучший вариант. Опыта у меня нет, но почему-то я уверенна, что они и в сексе не особо блещут, хотя наверняка мнят себя королями.
От этих мыслей меня передернуло. На беспардонное разглядывание я ответила холодным взглядом и тут же отвернулась к Олегу.
-Поехали домой, -попросила я шепотом. Мне не хотелось портить нам вечер, а интуиция подсказывала, что это непременно произойдет. И не зря. Когда мы с Гладышевым поднялись, чтобы уйти, мажор вдруг тоже встал, и глядя на нас, нагло заявил своим дружкам так, чтобы было слышно и нам:
-Вот объясните мне, почему очкарикам фартит на охренительных баб? Че, медом что ли намазаны? Как не посмотрю, что не задрот очкастый, так телка на десяточку.
У меня все внутри оборвалось, и я с ужасом взглянула на Олега, который внешне казался невозмутимым, даже повеселевшим, но я то знала, что за этим может скрываться.
Меня заколотило от надвигающейся бури. А когда Гладышев ухмыльнувшись, направился к мажору, все внутри у меня похолодело, сердце заколотилось, как бешеное и началась паника. Я до сих пор отчетливо помню ту кошмарную потасовку на остановке. Повторять подобный опыт-худшее, что может быть, поэтому я должна была что-то сделать, как -то это остановить.
Мысли бегали как шальные, но ничего на ум не приходило. Хотелось броситься за Гладышевым, схватить и не отпускать. Но я понимала, что это ни к чему. Олег лучше меня знает, как поступить и просто так ничего делать не станет.
-Олеж, пожалуйста, поехали домой! –выдохнула я все же дрожащим голосом. Так тихо, что моя просьба потонула в грохоте музыки, но Олег, кажется, услышал. Обернулся и весело подмигнул мне.
Меня это озадачило, но не успокоило. Да и как тут успокоиться, когда вокруг толпа подвыпивших кретинов, а мой мужчина один?!
Гладышев же двигался прямо по направлению к мажору. Без церемоний врываясь в его личное пространство, подходя едва ли не вплотную, отчего зарвавшийся наглец, словно бойцовский петух выпятил грудь, готовый дать отпор. Только вот глаза трусливо забегали. Олег задавил его своим ростом, уверенностью и спокойствием. Несколько секунд он просто смотрел на петуха. Что такого было в Гладышевском взгляде, мне неизвестно. Но из опыта спортивной жизни знаю, что подобное воздействие способно еще до начала боя психологически сломать противника, подорвать его боевой дух. Пожалуй, вызвать страх – это самое главное. Если противник начинает бояться, можно считать, что он проиграл, так как совладать с собой в таком состоянии не так-то просто.
Кажется, мажор струсил окончательно. Но, как известно, страх толкает и на отчаянные выпады. Вот именно этого я боялась, когда он задиристо вскинул голову и грубо спросил:
-Че хочешь?
В ожидании ответа Олега я забыла, как дышать. Да и все замерли, приготовившись к чему-то.
Но однозначно не к тому, что последовало.
-Да помочь тебе хочу, а то че ты – бедолага на чужих баб заглядываешься, -добродушно ответил Олег, снимая свои наверняка дорогущие очки. – На, носи! Может, и тебе повезет – клюнет «телка на десяточку», – надел он их на опешившего мажорика и заботливо похлопал по плечу.
На пару секунд все изумленно замерли. Олег кивнул мне в сторону двери, и я последовала за ним. Как только мы двинулись на выход, мир словно ожил. Нам в спину ударил хохот компании отморозков, потешавшихся над своим дружком, который все еще никак не мог понять, что случилось.
Я бы тоже посмеялась, но переволновалась настолько, что силы покинули.
Только когда мы сели в машину, меня прорвало и я начала хохотать причем истерично, на грани слез. Но Гладышев, оценив мое состояние, сразу же решил отвлечь, не давая истерике развернуться в полную силу.
-Ни хрена смешного! –заявил он с почти искренним недовольством. – Возбудила пол зала своими танцульками, а я должен расхлебывать.
-А почему это только пол зала?– возмутилась я, чувствуя, как истерика отступает, и в который раз поражаясь умению Олега вот так тонко, ненавязчиво отвлечь человека, направить в более спокойное русло.
-Потому, птичка моя, что при всей моей уверенности в твоем безграничном очаровании, сомневаюсь, что бабы пришли в восторг.
-А-а, вон оно что, – усмехнулась я, окончательно придя в себя и лукаво поинтересовалась. – Ну, а ты?
-Что я?
-Ты в восторге? Я же для тебя танцевала, -уточнила провокационно.
-Ну, как тебе сказать, – задумчиво протянул он, дразня.
-Как ты умеешь: прямо в лоб, со всего размаху, -съязвила, посмеиваясь.
-Дорого ты мне обходишься, Чайка, – резюмировал, звучно прищелкнув языком, а после добавил с тяжелым вздохом. – Любимые очки из-за тебя похерил.
-Да ты мой сладкий, – не удержалась я и прильнула к нему, целуя в щеку. –Обещаю, скоро ты забудешь у меня и про очки, и про все на свете.
-Ты уж постарайся, милая, а то не привык я делать всяким уродам подарки за семьсот евро.
-Сколько?!– вскричала я, садясь на место, пока не пришлось еще и машину отрабатывать.– Ты что, совсем долбанулся?! Да за такие деньги я бы ему сама фейс начистила!
-Ладно, хрен с ними. Подсобим парню, а то не везет по жизни, – отмахнулся Гладышев, смеясь.
-Таких ублюдков надо живьем закапывать, а не помощь оказывать! Что за моральные уроды кругом?! Сначала эта официантка слюни пускала , потом тот козел пялился, как на призовую кобылу. Фу, мерзость просто!– негодовала я, веселя Олега.
-Ой, да вам – бабам это нравится! – заявил он так, словно я одна из тех, кому подобное внимание по вкусу. Меня это взбесило.
-Ну, однозначно не мне, – отрезала я.
-Да неужели?! Помнится, я с тобой тоже не особо церемонился, но ты, тем не менее, клюнула. – парирует он с самодовольным видом, как будто уличил в чем-то постыдном.
-Если я и клюнула, то уж точно не на твои похотливые взгляды, – поморщилась я брезгливо, Гладышев засмеялся.
-А на что, боюсь спросить?
-Как на что! На твои бездонные глаза цвета безоблачного неба, – провозглашаю высокопарно и сама же не выдерживаю, начинаю смеяться.
-Однако твои таланты меня поражают с каждым днем все больше и больше, – усмехнулся Олег и немного задумчиво произнес, словно пробуя на вкус. -Цвета безоблачного неба… Ну, даешь.
-То ли еще будет, Олег Саныч, –пообещала я, подмигнув.
-Страшно представить.
-Какой ты пугливый стал.
-Так с тобой –то не мудрено.
-А со мной мудрить и не надо, я девушка простая.
– Простота хуже воровства, Чайка.
-Тебе хоть как, все равно плохо, – отмахиваюсь, поворачиваясь к окну.
Люблю смотреть на огни большого города, они завораживают, увлекают, манят своей красотой. Мимо пролетают машины таких же полуночников, как и мы. Их много. Будучи родом из маленького городка для меня подобная активность в ночное время до сих пор непривычна. У нас в Рубцовске после полуночи, как в той игре: «город засыпает, просыпается мафия», шарохаются по улицам в основном какие-нибудь «бандюкИ», как зовет их моя бабушка. Как же я по ней скучаю…
Постепенно все напряжение схлынуло, и я превратилась в желе. Слабость накатила волной, заполнила каждую клеточку. Похоже, мой организм только сейчас начал отходить от стресса. Я судорожно втянула воздух и устало откинулась на спинку сидения.
Олег покосился на меня.
-Ты чего? Тошнит?– обеспокоенно спросил он, вглядываясь в мое лицо. Я покачала головой и тяжело сглотнула.
-Нет, просто переволновалась.
-И перепила, – недовольно вставил он.
-И это тоже, но больше испугалась. – согласилась я.
-Нашла из-за чего. Я же не идиот, затевать драку с толпой малолеток да еще в баре, –фыркнул он, что меня повеселило.
-В прошлый раз тебя не слишком волновало, где и с кем ее затеять, – напомнила я. Гладышев покачал головой с таким видом, словно моей глупости нет предела, и пояснил:
-Если забыла, то в прошлый раз ты мне чуть всё на хрен не спалила, и я после твоей кофейной экзекуции был, мягко говоря, в бешенстве. Мужик тот просто попался под горячую руку. Не тебя же бить, хотя страсть, как хотелось.
-А моей задницы тебе было мало?-возмутилась я, но его ответ в момент погасил мое негодование.
-Твоей задницы мне всегда мало.
Я довольно заулыбалась, Гладышев глядя на мою реакцию, ухмыльнулся.
-Ну, ты падкая до лести. Немножко почеши за ушком твое эго, и ты растаяла.
-А кто не падкий-то? А львы вообще все тщеславные.
-Какие львы? –не понял Олег.
-Которые по гороскопу, – засмеялась я. Гладышев закатил глаза.
-И ты в эту чушь веришь?
-Ну, а почему нет? Многое совпадает. Вот ты – скорпион и все про тебя верно пишут: скрытный, аж сил нет. Самовлюблен до усрачки, хотя твоя любовь к деньгам способна посоперничать с любовью к себе. И … Самый главный извращенец из всех знаков: если некого трахать, трахаешь мозги, -пожав плечами, выдала я. У Гладышева вновь начался приступ неудержимого хохота.
-Господи, Чайка, я тебя обожаю. Я так не смеялся уже лет сто, – сообщил он, просмеявшись. Мне стало тепло на душе, словно какая-то искорка зажглась в сердце и медленно помчалась по крови, согревая всю меня.
-Ну, какие сто лет? Как ты тогда меня «обожать» собираешься? – поинтересовалась, дразня его.
Мы припарковались, Олег отстегнул ремень безопасности и повернувшись ко мне, не менее провокационно спросил:
-А как ты хочешь?
Я почувствовала, как воздух между нами сгустился. Стало трудно дышать. К моим щекам прилила кровь. Хоть я и принадлежала Гладышеву, и не было во мне ни единого места, которого он не касался и не видел, а все равно как в первый раз. В горле образовался комок, который я едва протолкнула в себя и шепотом отозвалась:
-А ты?
Олег наклонился ко мне. Теплое дыхание коснулось щеки, вызывая колкие мурашки по коже, но легкое прикосновение губ тут же прогнало их, посылая по телу приятное тепло, наполняя его блаженной истомой.
-А я, – он сделал паузу, замерев в миллиметре от уголка моих губ, а после чувственно коснувшись языком, отступил и продолжил, – буду «обожать» тебя медленно, – вкрадчиво шепнул и ласково прошелся языком по моим губам, – нежно, – целует так мягко, что из меня вырывается судорожный вздох, – долго, – выдыхает в самые губы, раздвигая их языком и аккуратно касаясь моего. У меня перехватывает дыхание, когда он углубляет поцелуй и уже не дразня целует настойчиво со всей жадностью и страстью, зарываясь в мои волосы руками. Его губы такие жесткие, но в тоже время нежные. Целуют так, что голова кружится.
Я терялась, цеплялась за плечи Олега, боясь утонуть в этом вихре ощущений. Дрожала от каждого движения его языка. Кончики пальцев покалывало, внизу живота появилась тяжесть. У меня горело все, абсолютно все. Мучительно ныло, тянуло. Я жаждала его прикосновений. Нет, даже не прикосновений. Я жаждала его. Просто его. В себе. И он словно услышав похотливый зов моего тела, его истерику и жажду, отстранился и осипшим от желания голосом сообщил;
-Но сначала я хочу тебя просто трахнуть.
Это было сказано так буднично, без нарочитой грубости или желания выпендриться. Гладышев просто ставил перед фактом, называя вещи своими именами. Я задохнулась, тело жаркой волной влажно откликнулось на его желание, потому что я хотела того же самого. Смотрела на Олега пылающим взглядом и не знала, что делать.
-Дыши, малыш, дыши, – усмехнувшись, прошептал он, легонько поцеловав меня, приводя в чувство.
У меня вырвался истеричный смешок.
-Давай, поднимайся, -скомандовал, открывая дверцу.
-Я идти не могу.– пожаловалась, поскольку каждая часть моего тела, словно налилась свинцом.
-А ведь я тебе говорил, что не потащу, -напомнил он и вышел из машины, оставляя меня одну разбираться со своими проблемами.
-Садюга!– простонала, выползая на улицу.
-Пошевеливайся! А то чувство, что это тебе под сорокет, -поторопил он меня. Я скорчила рожицу и прибавила шаг.
-А что, так не терпится? Соскучился что ли? –подколола я его.
-Ну.-отозвался он бесстрастно, открывая передо мной дверь в подъезд.
-«Ну»? Хоть бы играл убедительнее, – сыронизировала я.
-А я не играю, говорю как есть: скучал, хочу! Что еще надо?-сказал, как отрезал и я не нашлась, что ответить.
Молча зашла в лифт. От его слов во рту пересохло, сердце заколотилось, как бешеное. Мне вдруг стало страшно. Вроде не сказал ничего такого, но этим «скучал, хочу!» всю душу перевернул, словно со всего размаха шандарахнул в самое сердце, врезаясь еще глубже, пробивая насквозь. Былых сомнений не осталось, разлетелись к чертям на осколочки. Скучал и хотел. Очевидно, так и есть, стоило только заглянуть в эти голодные глаза, в которых я просто растворялась, шепча про себя, умоляя:
Нельзя так со мной, Олеженька, нельзя! Я же по краю за тобой. Как дура наивная люблю нутром всем и с каждым твоим словом влюбляюсь все больше. Нельзя так с сердечком моим нежным -смело и дерзко. Я же проникнусь, верить начну, видеть то, чего нет. И вся выдержка к такой-то матери! Она уже трещит, прорывает ее.
Сглатываю комок в горле, опускаю взгляд. Он начинает бегать по полу, ища, за что бы зацепиться, как отвлечься, подавить радость непрошенную, беспричинную, глупую. Не находит. Двери лифта раскрываются, словно двери моего сердца из которого еще чуть-чуть и попрут, как из рога изобилия все чувства. Передоз у меня нынче Гладышевской нежности. А она похлеще любого катализатора для признаний фатальных и порывов души.
Заходим в квартиру, и я теряюсь. Застываю посреди прихожей, словно оцепенев. Не сдвинуться, ни сказать что-то. Мысли все какие-то чужие, ненужные. Но Олег не позволяет мне долго пребывать в таком пришибленном состояние. Подходит и сняв с меня шубу, коротко целует в шею.
-Иди, раздевайся и ложись. «Тоску –скуку» развеем, а дальше, все как ты захочешь.
Все, как захочу….
Только я просто хотела и неважно как. Поэтому судорожно вздохнув, иду в спальню, Гладышев идет следом. Не было как в кино бешенных поцелуев, торопливых телодвижений, сбивающих все по пути, дорожек из одежды на полу и лихорадочных объятий. Было тихо, но тишина звенела. Трещала от напряжения и концентрата желания. Было страшно разрушить это молчание неловкими фразами. Да и что сказать, когда он четко обозначил: « скучал, хочу» ?
И я скучала. Безумно, болезненно, дико. И еще больше хотела. Всего хотела без остатка. Каждая наша встреча только разжигала мой аппетит, не даря насыщения. Да и разве можно насытиться, надышаться любимым человеком? Думаю, когда это происходит, умирает любовь. Переизбыток кислорода смертелен, недостаток – мучителен, а середину найти не каждому под силу.
Сегодняшний вечер стал глотком чистейшего воздуха после целых трех месяцев рваных вздохов выхлопными газами. И у меня случилось кислородное опьянение: голова кружилась, в ушах шумело, глаза застилало пеленой. Чувства переполняли меня и все было как-то по-другому, по-новому, а от того казалось чужим, неизведанным.
Мы не виделись чуть больше недели, но кажется, будто вечность. Сегодня передо мной был другой мужчина, так неожиданно открывшийся, которого я заочно любила, но теперь влюбилась с еще большей силой. И мне хотелось познакомиться с ним вновь. Стать еще ближе, узнать еще больше.
Мы не включали свет. Остановившись каждый со своей стороны кровати, начали раздеваться.
Да, вот так методично и словно бы бесстрастно, но внутри-то кипело. Ой, как кипело. Фонтаном рвало, заряжая молекулы воздуха. Меня лихорадило, кидая то в жар, то в холод, руки дрожали. Было бы, наверное, проще, если бы с поцелуями и объятиями, но «проще» -не Гладышевская тема. А я не знала, чего ждать, точнее знала. Он же сказал «сначала просто трахну, а потом как захочешь» и эта прямолинейность ошеломляла до ступора, смущала до горящих щек и заводила похлеще любой ласки. Такой я и была: ошеломленной, смущенной и до неприличия возбужденной.
Пальцы меня не слушались, и я неловко стягивала одежду, то и дело, цепляясь за что-то. Я стала какой-то до ужаса неуклюжей и обнажиться изящно и соблазнительно у меня при всем желании не получилось бы. Оставалось надеяться, что это временно и радоваться, что свет выключен и между нами целая кровать.
Каждый шорох бил по натянутым нервам, а когда Гладышев резко вжикнул молнией на джинсах, я окончательно растеряла остатки самообладания. Кое-как расправившись с одеждой, осталась в одних трусиках, не в силах их снять. Олег не особо заморачивался и дабы не терять время, снял абсолютно все. Свет с улицы падал прямо на него, и я словно девственница вспыхнула, заметив, что он абсолютно голый и возбужден. Гладышев сбросил покрывало и лег. Я же по-прежнему, топталась возле кровати, смущенно прикрывая грудь, хотя видно было лишь мой силуэт.
-Иди сюда, малыш, – позвал он, похлопав по матрасу. Мне показалось, что Гладышев едва сдерживает смех, и от этого я еще больше смутилась.
Но все же пересилив не весть откуда взявшуюся робость, ложусь. Холод постельного белья вызывает озноб, отчего я невольно передернулась, но Олег сразу притянул меня к себе. Соприкосновение с его кожей отозвалось во мне жаром. Кровь забурлила в венах, закипая от этой близости. Гладышев навис надо мной, вжимая в матрас, я почувствовала его горячую плоть и вновь забыла, как дышать. Сглотнула тяжело, вглядываясь в очертания его лица, пытаясь разглядеть. Но было слишком темно, волнующе и страшно.
-Я же сказал раздеться, -мягко укорил он, без церемоний сдвигая мои влажные трусики. Умелые пальцы сразу же и совсем не нежно скользнули в меня, но я была готова даже слишком, поэтому задохнулась от пронзившего удовольствия. Прикусив губу, сдержала стон, устыдившись своей бурной реакции, но Олег все понял.
-Какая-то ты скованная, – прошептал он бархатным голосом, обволакивая. Ласки между ног стали нежнее, настойчивее, заставляющие терять связь с реальностью.
-Не знаю, что думать, -отозвалась я дрожащим голосом.
-Хватит думать, получай удовольствие.– усмехнулся он и захватил в горячий, влажный плен мои губы, целуя их с напором, сметая любые возражения, мысли и здравый смысл. Вцепившись в его плечи, я только и могла, что получать удовольствие, когда он коснулся кончика моего языка, втянул в свой рот и начал нежно посасывать. И вот тут я словно оттаяла. Как будто щелкнуло что-то внутри и оковы, которые, так не кстати, сковали мое тело и разум, пали. Взорвались во мне горячей, чувственной волной, отпуская на волю мое дикое желание.
Зарываюсь пальцами в волосы Олега и возвращаю поцелуй со всей страстью, прикусывая его губы, вызывая болезненный стон.
-Проснулась, –прошелестел прямо в губы со смешком. Я притянула его к себе и начала отрывисто целовать, чередуя поцелуи с укусами, легонько касаясь его языка своим и тут же отдергивая. Лихорадочно скользя руками по его лицу, ощупываю каждый изгиб и выступ, которые за время наших отношений изучила досконально.
– Вкусный мой, любимый Олежечка, – шепчу, не разбирая слов. Все на эмоциях, чувствах. Сдавливаю руками его щеки и уже не просто целую, а вылизываю каждый миллиметр его губ, рта, словно он – остатки мороженного на креманке. Ерзаю под ним, не в силах терпеть пытку. А ведь обещал без расшаркиваний. Олег словно услышав мой мысленный протест, схватил мои руки и завел над головой, припечатывая к матрасу. Понимаю, что на этом «расшаркивания» закончились, закрываю глаза и довольно улыбаюсь ему в губы.
-Что тебя развеселило?– спрашивает, раздвигая мои ноги, устраиваясь между ними, отчего острое наслаждение жаркой волной хлынуло вниз.
– Ты ведь хотел просто …трахнуть, – напоминаю насмешливо, но томный выдох все портит. Впрочем, мне уже все равно, в ушах шумит, тело горит огнем. Состояние на грани какого –то помешательства. Похотливо выгибаюсь в опытных руках Гладышева, который на мое заявление только тихо засмеялся, и прошептав: «трахну, не волнуйся так», прихватил мою нижнюю губу зубами. Я ахнула, когда он прикусил ее. Наверняка в отместку за недавний укус. Но это было так сладко, и мое тело влажно откликнулось. Я обхватила ногами бедра Олега и бесстыдно потерлась о его член. Гладышев шумно втянул воздух и до боли сжал мои запястья, вдавливая сильнее в кровать. Это было машинально, но от этого не менее больно. Я дернулась.
-Не дрыгайся, – коротко бросил Олег и грубо дернул мои трусики. У меня пересохло во рту. Я забыла о боли в руках, когда он отодвинул влажное кружево в сторону, чтобы не мешалось, и без промедлений сделал толчок, от которого я задохнулась, запылала. Мышцы сжались и запульсировали сладкой болью. У Гладышева вырвался тихий стон, но Олег замер, давая мне привыкнуть к нему. Зная, что сначала мне всегда немного больно, какой бы возбужденной я не была. Слишком узенькая для него, слишком тугая, но это не было проблемой. Напротив, дарило яркие, непередаваемые ощущения. Я так остро чувствовала его горячую плоть, что меня трясло как в лихорадке от нетерпения.
-Пожалуйста, – попросила я без всякого смущения.
Олег начал двигаться, с каждым толчком проникая все глубже и глубже, пока одним мощным выпадом не вошел на всю длину, вызывая дикое наслаждение и капельку боли. Я застонала. Гладышев впился в мои губы, и обхватил бедра, раздвигая мои ноги шире. Он стал работать бедрами быстрее, мощнее. От каждого их удара мое тело влажно откликалось. Я стонала ему в губы, задыхаясь от страсти и удовольствия, превращаясь в какое-то дикое, ненасытное животное. Впиваюсь ногтями ему в спину, вспарываю кожу, наплевав на правила. Гладышев скидывает мои руки и приподнимается на локтях.
-Я тебе голову откручу, еще так сделаешь, – обещает вкрадчиво.
-И сделаю! Разрисую всю спину, – шепчу вызывающе, но Гладышев не остался в долгу: резко перевернул меня на живот и хлестанул со всего размаха по заднице, которая тут же загорелась огнем.
Я вскрикнула, но он не дал мне время прийти в себя, навалился всем телом и резко вошел. Я громко застонала от остроты ощущений, выгнулась, но Олег своим весом придавил обратно. Зарылся рукой в мои волосы, собрал их в кулак и не грубо, но настойчиво впечатал меня лицом в подушку. А после начал, как и обещал –трахать, врываясь в мое тело резкими толчками. Я кричала от удовольствия, прикусывая наволочку, комкала простыни, задыхалась. Мне казалось, что я просто умру. Гладышев был беспощаден, груб и ненасытен. Его руки, губы были везде. Жаркое, опаляющее дыхание и чувственный, довольный шепот о том, какая я сладкая, какая красивая, как он хочет меня.
Я сходила с ума, позволяла ему делать со мной все, что угодно, даже если пошло, грубо и извращенно, хотя мне все казалось вполне приемлемым. Позы сменяли одна другую, причем так ненавязчиво, так естественно, по обоюдному желанию, что я даже не особо заостряла на этом внимание.
Мне было настолько хорошо, что нет таких слов, которыми можно было описать эти ощущения. Невыносимое удовольствие, чистейшее безумство, в котором нет недосказанности, нет границ, правил и масок. Пусть, как два животных, но искренние в своем стремление раствориться друг в друге, несдерживаемые никакими условностями и бесконечными «но».
И я растворялась. Не чувствовала себя. Я была им, он– мной. Между нами не осталось границ. Мы были едины, и я была счастлива. Я любила. Отдавала всю себя. Открыто. Горячо. Полностью. Без отказа. Без права на возврат.
И он брал. Жадно. Неистово. Даря взамен неземное наслаждение, от которого я потеряла связь с реальностью. Оргазм подобно лавине накрыл с такой силой, что у меня возникло чувство, словно внизу живота что-то натягивается, как канат, а потом обрывается, взрываясь эйфорией в каждой клеточке.
Дрожу всем телом, едва ли не рыдаю от облегчения и радости. Впившись ногтями в Гладышевскую спину, без страха и робости оставляю кровавый след. Помирать так с музыкой, оргазм-так от души! Меня лихорадит, как припадочную, перед глазами мелькают звездочки, а тело становится ватным. Со вздохом облегчения откидываюсь на подушку и жадно глотаю воздух, приходя в себя.
-Я все, – выдыхаю зачем-то.
-Да понял уже, – усмехнулся Олег и сделав еще пару толчков, тоже кончил со стоном изливаясь в меня, вызывая у меня какое –то чувство полнейшего удовлетворения. Я гладила Олежкино лицо, перебирала волосы, пока его голова покоилась у меня на груди, а он восстанавливал силы. Это был такой умиротворенный, нежный момент, что не хотелось даже лишний раз дышать, не говоря о том, чтобы двигаться. Так мы и лежали в тишине: влажные, словно пробежали несколько километров, уставшие, но довольные.
Было уже почти утро, но сон не шел. Мне не хотелось пропустить ни единого мгновения. Кто знает, что будет завтра, точнее уже сегодня? Хотя я надеялась, что это начало чего-то нового, настоящего и искреннего. Мое сердце ликовало, душа пела, но на лице играла лишь безмятежная улыбка.
Счастье любит тишину? Не знаю. Все зависит от настроения, наверное. Иногда хочется о нем кричать, а иногда тихо наслаждаться, бездумно перебирая волосы любимого человека.
Но Олег не позволил мне долго летать в облаках.
-Пошли в душ, – скорее отдал распоряжение, чем предложил он, приподнявшись на локтях, заглядывая в мое мечтательное лицо. Я недовольно сморщила носик.
-У меня сил нет вообще. Если только на ручки … – капризно отозвалась я, скрывая лукавую улыбку. Гладышев поднялся.
-На ручки?– переспросил он, едва сдерживая смех. Я кивнула. Олег закатил глаза, и тяжело вздохнув, как не странно, согласился;
– Ну, пошли на ручки, лентяйка.
Очень даже бодро для той, у кого нет сил, поднялась и обхватила Гладышева за шею. Он без особых усилий взял меня на руки и понес в ванную. Уткнувшись ему в ямку между ключицами, называемую яремной вырезкой (спасибо курсам, просветили), довольно улыбаюсь. От всего этого «безобразия» разве что не мурчу. Только Гладышев опять всю малину испортил.
-Слазь, тушка! – скомандовал он, свалив меня словно мешок с картошкой на пол. Я едва успела сохранить равновесие.
-Никакая я не тушка! –возмутилась, ударив его в живот. Олег тут же напряг пресс и лишь для вида скорчился, а я продолжила бушевать. –Найди себе тогда высушенную воблу и радуйся, если тебе такие по вкусу. А у меня все при мне, так что не хрен…
Дальнейшее растворяется у Гладышева во рту. Олег затыкает меня поцелуем, точнее каким-то извращением на него. Его язык начал по-собачьи, иначе не назовешь, облизывать мои губы, пока я не стала вырываться, отплевываясь и хохоча.
-Пре-кра-ти!– смеясь, закричала, когда он на миг оторвался от моего рта. Но это еще был не конец, вырваться из его стальной хватки оказалось не так-то просто, а точнее – невозможно, поэтому я просто дрыгалась, пока попытка заткнуть мне рот не переросла в томительный поцелуй со стонами и вздохами.
Во мне опять разгоралось пламя, но холод кафельной стены, к которой прижал меня Гладышев, быстро привел в чувство.
-Ну? Еще есть у тебя вопросы по поводу твоей тушки и моих вкусов?– насмешливо поинтересовался он, бесстыдно потираясь об меня своей эрекцией.
-Еще раз услышу «тушка», тот кофе тебе шутеечкой покажется, понял? – прошипела я. Уж больно бесило меня это словцо.
-А если я еще раз увижу вот эту вульгарщину у себя на спине, я тебе руки вырву и вставлю в одно место, поняла?– огрызнулся он, рассматривая свою разрисованную спину в зеркале. Меня его возмущение только повеселило.
-Спасибо, вставил уже… Так что сам виноват, – насмешливо парирую, открывая кран в ванной.
-Ян, я серьезно. Завязывай с пылким проявлением чувств. Мне это не нравится, – строго наказал он. И в этом спокойном предупреждении было больше угрозы, чем в ранее прозвучавшей. Меня немного передернуло, но я не подала виду. В такие моменты лучше переключаться, иначе не сдержусь, и будет скандал.
