Пол Андерсон
Великий крестовый поход

– Хо-хо! – пробасил из-за штурвала селкай. – Ты мне отрежешь кусочек?

Тауно кивнул и протянул Хоо солидный кусок лосося. В тусклом свете фонаря, освещавшего плавающую стрелку компаса, его огромное тело походило на человеческое куда меньше, чем днем. Хоо впился зубами в сырую рыбину и жадно оторвал кусок. Брат с сестрой тоже не заботились о том, чтобы как-либо приготовить рыбу, и Ингеборг занималась стряпней лишь для себя и Нильса, но все же от подобного зрелища по лицу Тауно скользнула тень отвращения. Хоо заметил это.

– Тебя тревожит что? – спросил он.

– Ничего, – пожал плечами Тауно.

– Не-е, что-то есть. Насчет меня, сдается мне. Так скажи, как есть. Нам нельзя злобу копить.

– С чего ты взял? Я не держу на тебя зла, – все еще угрюмо ответил Тауно. – Но если хочешь знать, то мы в Лири ели более прилично.

Хоо немного помолчал, пристально вглядываясь в Тауно, потом произнес, тщательно подбирая слова:

– Не держи в себе, расскажи мне лучше. Иначе покоя нет. Что случилось, парень?

– Я же сказал – ничего! – рявкнул Тауно, отворачиваясь, чтобы уйти.

– Постой!

Тауно остановился.

– Не в том ли дело, что бабы нет у тебя, а у меня и Нильса есть? – предположил Хоо. – Сдается мне, Ингеборг рада тебе будет и в удовольствии не откажет тебе.

– По-твоему, она кто?..

Тауно резко смолк. На этот раз он ушел.

Сумерки быстро густели. По вантам скользнул вниз темный силуэт, спрыгнул на палубу. Тауно приблизился. Нильс напряженно вглядывался в темноту, но Тауно без труда разглядел смущенное лицо парня.

– Что ты там делал? – резко спросил он.

– Ну… ты же знаешь, Эйян дежурит на мачте, – ответил Нильс. Голос его едва заметно дрогнул. – Мы разговаривали, потом она велела мне спускаться, пока я еще в силах что-то разглядеть вокруг себя.

– Верно, – кивнул Тауно, – ты не упускаешь ни единой возможности побыть с ней наедине. Так ведь?

Тауно уставился в темноту. Нильс отыскал его руку.

– Тауно… господин… умоляю вас, выслушайте меня, – взмолился юноша.

Долгую минуту принц Лири молчал, потом молвил:

– Говори.

Нильс сглотнул.

– Вы стали мрачны. Холодны со мной… со всеми, кажется, тоже, но со мной больше всего. Почему? Неужели я чем-то обидел вас? Я не стал бы этого делать ни за какие блага на свете, Тауно.

– С чего ты взял, что способен причинить мне хоть какой-то вред, сухопутный топтун?

– Ну, ваша сестра… ваша сестра и я…

– Ха! Она свободная личность. И я не настолько глуп, чтобы судить ее поступки.

– Я… я люблю ее.

– Как же ты можешь? Неужели ты забыл, что у нее и у меня нет душ?

– Я в это не верю! Она… она изумительная, восхитительная. Я хочу жениться на ней… и если не перед людьми, то перед Богом… хранить ей верность и заботиться до самой своей смерти. Я буду ей хорошим мужем, Тауно. Я хорошо обеспечу и ее, и детей. Я знаю, как выгодно вложить свою долю золота… Вы поговорите с ней, Тауно? Она не позволяет мне вести подобные речи, но если об этом скажете вы… Ради меня… и ради нее? Ведь она может быть спасена, даже…

Бормотание Нильса внезапно захлебнулось – Тауно схватил его за плечи и встряхнул столь яростно, что у парня клацнули зубы.

– Заткнись! – взревел Тауно. – Еще одно слово, и я размажу тебя по палубе! Развлекайся с ней и дальше, пока твое время не кончилось. И вбей себе в голову – ты для нее лишь развлечение, очередное после десятков прежних. И не более того. Радуйся, что она обратила на тебя немного внимания, и больше не раздражай нас своими сопливыми воплями. Ты меня понял?

– Да, простите меня, простите, – всхлипнул Нильс. Тауно разжал руки, парень осел на палубу.

Тауно постоял немного рядом, но взгляд его был устремлен на верхушку мачты. Он не заметил ни малейшего движения, лишь ветер трепал длинную прядь волос. Тауно уже открыл было рот, собираясь заговорить на языке морских людей, но передумал. К нему медленно вернулось спокойствие.

– Оставайся на палубе, Нильс, пока я не разрешу тебе спуститься, – приказал он, потом быстро отыскал люк в трюм. Спустившись, он не потрудился прикрыть за собой крышку, чтобы приглушить звуки, а сразу подошел к койке Ингеборг и разбудил ее.

* * *

Приползшие со стороны Ирландии тучи пролились моросящим дождем, сизой дымкой затянувшим небосвод. Капли с шелестом падали на волны, и их шепот совсем заглушил посвистывание бриза. Каждый вдох влажного и прохладного воздуха наполнял легкие ароматом зеленых полей.

В такую погоду торчать на верхушке мачты было бесполезно, и Тауно с Эйян поплыли перед кораблем, разведывая путь. Силуэт шлюпа вскоре растаял в дождевой мороси, и они впервые за долгое время остались наедине. «Хернинг» едва тащился по волнам, брат с сестрой легко его обгоняли и потому могли разговаривать, не останавливаясь.

– Ты был жесток с Нильсом, – сказала Эйян.

Тауно рубанул ладонью по воде.

– Ты слышала наш разговор?

– Конечно.

– И что ты ему потом сказала?

– Что ты был в плохом настроении и ему не следует принимать твои слова близко к сердцу. Он очень страдал. Будь добр к нему, Тауно. Он преклоняется перед тобой.

– А в тебя по уши влюблен. Юный болван!

– Знаешь, а ведь я у него первая женщина, самая первая. – Эйян улыбнулась. – И он быстро учится. Так пусть он осчастливит в своей жизни еще многих – когда мы расстанемся.

Тауно нахмурился.

– Надеюсь, он не ошалеет от любви к тебе до такой степени, что растеряет остатки своего умишка. У нас есть только он да Ингеборг – на кого еще из людей мы можем положиться, спасая Ирию? Ведь мы с тобой вряд ли сумеем сойти за жителей суши, тем более за датчан.

– Да, мы с ним об этом говорили, – подтвердила Эйян, встревоженная не меньше брата. – Он по крайней мере знает, что должен действовать осторожно, ведь он простой моряк и в людских законах столь же невежественен, как и мы. Но я верю в него, потому что он умен и быстро добирается до сути. Правда, – печально добавила она, – именно поэтому он может и не позабыть меня, когда придет время расставаться. Впрочем, он всегда сумеет опереться на совет Ингеборг, а уж она, полагаю, за свою жизнь имела дело с самыми разными людьми.

– Да, она сильная женщина, – вяло согласился Тауно.

Эйян отплыла чуть в сторону и повернулась, чтобы лучше видеть его лицо.

– А я полагала, что твои чувства к ней заслуживают иных слов.

– Верно, она мне нравится, – кивнул Тауно.

– А ты для нее… Сидя в «вороньем гнезде», я слышала, какую радость ты пробудил в ней, спустившись в трюм. Она сдерживалась, но я все равно услышала. – Лицо Эйян исказилось, она помолчала, потом продолжила: – На следующий день мы с ней поговорили наедине. Так, обменялись женскими сплетнями. И она спросила, зная, что мы все равно не согласимся, не хотим ли мы поселиться где-нибудь неподалеку от нее – ведь за золото она может купить дом на берегу – и не уплывать далеко в поисках нашего народа. Когда я ответила, что это невозможно, она отвернулась. Потом повернулась обратно и принялась весело болтать. Но я наблюдала за ее плечами и руками. – Эйян вздохнула. – Воистину, общение с нами не приносит смертным счастья.

– И нам с ними – тоже, – процедил Тауно.

– Верно. Бедная Ингеборг! И все же, как дальше жить нам – двум последним морским людям в Дании? Ведь если не суждено нам отыскать отца, то придется искать прибежища в другом племени. А как тяжело искать родных по всему свету!

– Да… тяжело, – отозвался Тауно. Они пристально посмотрели в глаза друг другу. Тауно побледнел, сестра покраснела. Брат резко нырнул и не показывался целый час.

* * *

«Хернинг» обогнул Уэльс, миновал белые холмы Англии и поплыл домой мимо равнин Ютландии.

4

Корабль с беженцами из Лири преодолел уже более половины пути до побережья Далматии, когда его заметили работорговцы.

Поначалу никто из них, даже Ванимен, не почуял зла. За долгий путь от Геркулесовых Столбов они переговаривались с командами многих судов: кораблей в этих водах плавало немало. Ванимен старался держаться подальше от берегов, поэтому на них никто не нападал. Он также велел всем находящимся на палубе облачаться днем в одежду, которая отыскалась в сундучках матросов, а пловцам в море не всплывать до наступления темноты. Корабль северной постройки, явно потрепанный штормом, возбуждал любопытство, а иногда – как полагал Ванимен – желание предложить помощь. Тем, кто подплывал ближе, он давал понять жестами, чтобы они плыли дальше, добавляя на ломаной латыни, что они ни в чем не нуждаются и направляются в ближайший порт. До сих пор такой прием срабатывал, правда, Ванимен все гадал почему – то ли произносимые им слова были достаточно понятны местным жителям, то ли капитаны встречных судов начинали с подозрением приглядываться к его странной на вид команде, облаченной в лохмотья. Как бы то ни было, присутствие на палубе женщин и детей ясно доказывало, что они не пираты, и поэтому ни один военный корабль ими не заинтересовался.

Случись такое, они тут же покинули бы судно. Ванимену очень не хотелось с ним расставаться. Несмотря на жалкое состояние, медлительность, неуклюжесть и нескончаемый труд у помп, оно оставалось их прибежищем – и маскировкой в узком море, разделяющем христиан и мусульман, где уже не осталось никого из жителей волшебного мира. День за днем, ночь за ночью жалкое корыто ползло вперед. Когда наступал штиль, а солнце садилось или поблизости не было людей, царь посылал своих людей в море – ухватившись за канаты, они тянули его дальше. Так им удавалось выжимать из своего корабля такую скорость, какой никогда не добился бы людской экипаж, и все же прошло несколько томительных недель, прежде чем они добрались до Адриатики. Не будь рядом волн, где беглецы находили пищу, покой и отдых, они давно погибли бы от отчаяния.

Теперь путешествие стало еще более медленным, требуя еще большей осторожности, – им пришлось плыть вдоль восточного побережья, постоянно высылая разведчиков к берегу. Путники постоянно рисковали нарваться на морской патруль любого из местных правителей, но, несмотря на риск, сердца их забились легче, а песни зазвучали чаще, потому что места эти оказались красивыми и приятными, их скалистые берега поросли густыми лесами, а прибрежные воды обильны рыбой. Ванимен намеревался не спускать парусов, пока корабль в состоянии плыть дальше – сперва требовалось отыскать подходящее место. Впрочем, если и придется покинуть судно, то теперь катастрофы не случится.

Так он полагал.

И в самом деле волшебный мир все еще сохранился у этих берегов и в возвышающихся в отдалении горах. Подплывая ближе, выходя на берег, Ванимен ощущал магию, и после прежней пустоты по его телу пробегал холодок восторга. Он замечал и существ не из обычной плоти – робких или злобных. Они казались ему странными, и если не убегали прочь, словно охваченные ужасом, то сами начинали угрожать. Тогда уходил он. Но все же они были его родственниками в том смысле, в каком Агнете, как она под конец поняла, никогда не смогла бы стать.

Кое-какие места оказались оскверненными экзорцизмом. Призвав на помощь доступную ему вопросительную магию, Ванимен узнал, что большинство из них стало такими не так уж давно. Кажется, среди людей появилась новая вера – скорее новая секта, потому что проклятие повсюду было наложено Крестом, – сменившая терпимость раннего христианства. Но гораздо чаще он замечал слишком обширные участки возделанной земли или городок, который самим своим присутствием сделал бы существование новой колонии невозможным. Что ж, дельфины советовали ему плыть подальше на север.

Следуя их советам, он все чаще стал встречать многочисленные острова, о которых они тоже упоминали, причем свободные от наложенных священниками проклятий. Это вероучение, столь активно ненавидящее всех, кто наслаждается радостью жизни – а именно этому, как догадался Ванимен, невольно учили людей дружелюбные к ним жители волшебного мира, навлекая опасность на людские души, но все же принося им радость, – это вероучение, должно быть, еще не проникло в эти края. И он лелеял надежду, что где-нибудь здесь отыщется то, о чем он мечтал.

И чем скорее, тем лучше, с тревогой подумал он. Корабль уже буквально разваливается, помпы не успевают откачивать воду. Все глубже оседающий с каждым днем, скрипучий, все более медленный при любом ветре, корабль вскоре станет совершенно бесполезным. И тогда им придется плыть дальше без него…

Так обстояли дела, когда на них наткнулись работорговцы.

* * *

Был день, когда рыбакам лучше оставаться дома, а купцам посиживать в таверне. С запада налетали шквалы, с каждым разом набирая силу, выл ветер, пенились волны, низкая серость на небе плевалась дождем. Ванимен пытался править подальше от недалекого берега, но вскоре с горечью убедился, что это ему не по силам. Прямо по курсу, отделенный парой миль бурлящих волн, неподалеку от берега виднелся крупный остров. Если удастся войти в пролив, то там можно будет укрыться от ветра. Крыши на берегу предупреждали о людском поселении, но тут ничего не изменишь, к тому же домов оказалось не так уж и много.

Ванимен поднялся на полуют, откуда открывался хороший вид на море и откуда удобнее выкрикивать команды экипажу, набравшемуся по дороге моряцких навыков. Сбросив перед работой одежду, мужчины разошлись по местам или встали наготове, ожидая команд. Женщин с детьми он отправил вниз, чтобы те не путались под ногами на палубе. Немногие предпочли отправиться в море, но большинство матерей опасалось, что водовороты и подводные течения среди незнакомых прибрежных скал могут вырвать детей из их рук.

Пока корабль готовился к маневру, из дымки на горизонте выплыло другое судно – поджарая узкая галера, выкрашенная в черный и красный цвета. Она шла на веслах со спущенными парусами, напоминая перебирающего ногами паука. В пенных бурунах на носу галеры поблескивала позолоченная фигура крылатого льва. Заметив ее и оценив курс судна, Ванимен предположил, что это направляющийся домой венецианский корабль. Он удивленно свел брови – судно явно не было грузовым, иначе шло бы под охраной, и в то же время казалось слишком большим для военного.

Отогнав прочь сомнения, он занялся спасением собственного судна. Ему потребовался весь накопленный опыт, а также прирожденное знание природных стихий, чтобы догадываться, какие команды отдавать рулевому и людям на палубах, поэтому весь следующий час он почти не обращал внимания на незнакомое судно, пока к нему не подошла Мейива, стоявшая до сих пор вахту на носу корабля.

Коснувшись локтя Ванимена, она указала рукой в море и громко сказала, перекрикивая вой ветра:

– Взгляни! Они правят нам наперерез.

Посмотрев на незнакомый корабль, Ванимен убедился, что она права.

– И как раз сейчас наши тела не прикрывает одежда! – воскликнул он. Несколько секунд Ванимен молчал, погрузившись в тревожные размышления, потом решительно произнес: – Если мы сейчас бросимся одеваться, то это покажется куда более подозрительным, чем если останемся такими, какие есть. Будем надеяться, что они предположат, будто мы попросту решили раздеться – помнишь, мы ведь и сами видели в открытом море голых моряков. Их капитан, скорее всего, хочет узнать, кто мы такие. Вряд ли он приблизится настолько, что разглядит в нас чужаков другого племени – в такую погоду это слишком опасно, – а когда волосы мокрые, не очень-то и разглядишь, голубые они или зеленые… Передай людям на палубах, пусть ведут себя осторожнее.

Когда Мейива вернулась, галера оказалась с надветренной стороны относительно их судна, и Ванимен наморщил нос.

– Фу! – воскликнул он. – Чувствуешь? От нее несет грязью, потом и… страданиями. Что за дьявольщина у нее на борту?

Мейива прищурилась.

– Я вижу нескольких, облаченных в металл, вижу оружие, – ответила она. – Но что это за оборванцы в лохмотьях? Их там множество.

Ответ стал очевиден, когда расстояние между кораблями сократилось. Темнокожие мужчины, женщины и дети были скованы цепями в запястьях и у лодыжек. Они стояли, сидели, лежали, скорчившись, на палубе, дрожали от холода и жались друг к другу, отыскивая хоть какое-то утешение в близости. Их охраняли стражники с пиками. Ванимена стиснула тревога.

– Кажется, я знаю, кто они, – сказал он Мейиве. – Рабы.

– Кто это? – переспросила она, никогда прежде не слышав этого слова.

– Рабы. Люди, которых ловят, продают, покупают и заставляют работать подобно животным, тянущим плуг или запряженным в повозку. Я слышал о таком зверстве от людей, с которыми когда-то разговаривал. А это судно, несомненно, возвращается из набега на южные страны.

Ванимен сплюнул под ветер, пожалев, что не может повторить плевок в сторону галеры.

– И это правда? – нахмурилась Мейива.

– Да.

– И все же Создатель Звезд благосклонен к их племени больше, чем ко всем остальным в этом мире?

– Я тоже не могу этого понять… Ага, они нам что-то кричат.

Вой ветра и незнакомый язык сделали всякие разговоры невозможными. Худощавый, гладко выбритый человек в кирасе и шлеме с пестрым плюмажем так долго разглядывал беглецов из Лири, что у Ванимена по коже побежали мурашки. Но все же наконец галера отошла в сторону, и из груди Ванимена вырвался вздох облегчения.

Расслабляться было некогда. Прямо по курсу быстро вырастал скалистый остров, о берег которого яростно разбивался прибой. Забыв обо всем, Ванимен целиком сосредоточился на сложном маневре, заводя посудину с беглецами в безопасность пролива. Право руля! Поднять рей! Выдвинуть шкот с правого борта! Корабль тряхнуло – неужели киль о что-то задел? – и внезапно они вырвались из бури в штиль.

Судно застыло на месте.

Не веря собственным глазам, Ванимен осмотрелся по сторонам. Они стояли в полоске почти спокойной воды, едва тронутой рябью. С обеих сторон стенами вздымались берега. Шторм все еще гудел совсем рядом, но сюда залетали лишь редкие шальные брызги. Материковый берег за узкой полоской пляжа покрывал густой лес, а на острове среди деревьев и кустарников виднелась кучка строений. Ванимен не заметил ни людей, ни собак, как, впрочем, не ощутил и присутствия других существ.

Обратив свои чувства морского жителя на воды пролива, он обнаружил, что их соленость уменьшилась – скорее всего, чуть севернее в море впадала река. В ее устье, несомненно, расположился порт, и не из малых – Ванимен заметил плавающий вокруг мусор и комки смолы, признаки работающих доков. Береговой выступ заслонял от беглецов порт, но это и к лучшему – их тоже пока никто не заметил.

Царь не сомневался, что к вечеру шторм стихнет и они смогут плыть дальше. А пока… Ванимен сел на палубу и устало прислонился к борту. Пока все спокойно. Надо поспать… Измученный Ванимен мгновенно заснул.

Его разбудил отчаянный крик Мейивы.

Огибая скалистый выступ и взбивая веслами волны, на них мчалась галера. Она приблизилась настолько быстро, что сидевшие в трюме даже не успели выбраться на палубу. А их царь едва успел вспомнить, что стал капитаном на корабле, моряк с которого, убитый им, проклял его перед смертью.

* * *

В борта впились крючья. На палубу с грохотом опустился абордажный мостик, и по нему, вооруженные до зубов и закованные в кирасы, хлынули венецианцы. Свой живой товар они загнали в трюм и теперь явились за новой партией.

Некоторые из них попятились, внезапно заметив странность будущих пленников – перепончатые ступни, цвет волос, явно не людские черты лица. Испуганно вскрикнув, они перекрестились и едва не бросились обратно на галеру. Но более смелые подбодрили себя криками, взмахнули мечами и двинулись вперед. Командир нападающих сорвал с шеи распятие и поднял его, держа рядом с мечом. Венецианцы осмелели – на них с ужасом смотрели обнаженные, практически безоружные существа, в основном женщины и дети.

Командир гаркнул команду. Его люди развернулись в линию и двинулись вперед, оттесняя народ Ванимена на корму. Оружие, шлемы, кирасы и кольчуги – чем могли защититься от них несчастные беглецы? К тому же морской народ ничего не знал о войнах. Те, кто был на палубе, начали в ужасе отступать, а не успевшие вылезти спрятались в трюме.

Начали возвращаться и всплывать те, кто отправился в море.

– Назад! – крикнул царь, заметив, что кое-кто ухватился за веревочную лестницу, собираясь подняться на палубу. – Тут смерть, или еще хуже смерти!

Царь мог присоединиться к ним и с легкостью спастись. Некоторые его соплеменники уже прыгнули с палубы в море. «Но что станет с теми, кто оказался в ловушке, не успев подняться из трюма?» – мелькнуло у него в голове. Враги уже окружили трюмные люки.

Сам он скорее бросится грудью на наконечники копий, но избавится от кандалов, невольничьего рынка, грязи, нечистот, плетей и страданий – всех ужасов рабского существования. А может, его станут показывать на потеху публике… как-то на берегу он видел медведя с кольцом в гноящемся носу, танцевавшего на цепи под хохот зрителей… Так неужели у тех, кто поверил ему, нет права на собственный выбор?

К тому же на корабле сейчас почти весь народ Лири – оставшихся в воде женщин слишком мало, чтобы возродить племя.

А он все еще их царь.

– Вперед! – взревел Ванимен. Палуба загудела под мощными ударами его ног.

Царский трезубец остался в каюте, но силы и ловкости ему было не занимать. В Ванимена ткнули пикой. Он перехватил древко, вырвал оружие, замахнулся и раскроил солдату череп. Яростно рыча, царь врезался в толпу врагов, колол, бил, уворачивался и тут же нападал сам. Один из солдат, подкравшись сзади, уже занес топор, собираясь ударить Ванимена в спину, но на него кошкой прыгнула Мейива с ножом в руке, схватила за подбородок и перерезала горло. Мужчины из палубной команды воспрянули духом и поспешили на помощь сражающейся паре, противопоставив сверкающей стали свою силу и прирожденное мужество обитателей моря. Вскоре они освободили подход к одному из трюмных люков. Ванимен велел женщинам выходить, они тут же полезли наверх, прижимая к себе детей, и прыгали в спасительное море. Кучка мужчин продолжала биться, прикрывая их бегство.

Арбалетчики на галере нацелили свое оружие.

Морские люди вполне могли бы выиграть схватку, обладай они хоть какими-то воинскими навыками. Но у них не было ни опыта, ни умения в убийстве людей, которых они видели впервые в жизни. Ванимену не следовало приказывать пловцам остаться – он понял это, когда вокруг него снова сомкнулось железное кольцо воинов, и он воззвал к своим людям о помощи. Но они не расслышали его из-за шума битвы, продолжая потрясенно плавать вокруг корабля. Арбалетчики с галеры заметили нескольких и убили их.

Такая же участь постигла двоих или троих рядом с Ванименом. Венецианцы перестроились, контратаковали и устроили побоище, залив палубу кровью. Их жертвами по большей части стали вылезающие их трюма женщины и дети, погибли и все мужчины на палубе – кроме Ванимена.

Израненный, он едва ощущал, как его снова и снова колет и режет оружие врага. Каким-то образом – рядом с ним разъяренной кошкой отбивалась Мейива – Ванимен сумел вырваться из кольца венецианцев, пробиться к борту и вместе с Мейивой прыгнуть в море.

Соленая вода приняла его в материнские объятия. Ванимен медленно погружался в зеленую прохладную глубину, окруженный уцелевшими соплеменниками. Он спас от рабства всех, кто выжил, выполнил свою задачу и теперь может отдохнуть…

Нет. Царь истекал кровью, в глазах у него темнело, рот наполнился горечью. И если жестоко раненный Ванимен не доберется до берега, где можно обработать раны, он тоже присоединится к числу погибших. Да и не он один – многие женщины и дети тоже были ранены.

– На берег, – приказал он.

Они доплыли до материка, выдохнули воду из легких и выползли на сушу.

* * *

Нет сомнений, что венецианцев схватка потрясла не менее, чем соплеменников Ванимена, потому что они оставались на галере и на захваченном корабле еще не менее часа. Все это время беглецы у них на виду заботились, как только могли, о своих раненых – прикрывая раны мхом и паутиной и стягивая их края плетенными из травы веревочками.

И снова их погубило невежество. Им следовало бы немедленно уплыть прочь, оказав первую помощь, пусть даже потеряв по дороге наиболее тяжелораненых. Ванимен наверняка приказал бы поступить именно так, но он лежал, часто теряя сознание, а подходящей замены ему не нашлось. Его испуганный народ бродил по берегу, тратил время на пустые разговоры и никак не мог решить, что же делать дальше.

Тем временем работорговцы, наблюдая за ними, все более набирались решимости. Да, существа на берегу сильны и опасны, но их можно одолеть и схватить, а затем продать куда дороже любых сарацинов. Капитан галеры был храбрым человеком. Он принял решение и отдал приказ.

Осторожно, но быстро галера двинулась к берегу. Встревоженные беглецы из Лири бросились вправо и влево, чтобы потом укрыться в водах пролива, но арбалетные стрелы отрезали им путь к бегству, заставив всех, кроме нескольких убитых, вернуться. Окажись среди них решительный лидер, они и в такой ситуации смогли бы спастись в воде, но Ванимен только-только начал приходить в себя. Было совершенно ясно, что сколько-нибудь значительное расстояние ему не проплыть. Мейива положила руку Ванимена себе на плечи и направилась, поддерживая его, в сторону леса, отыскивая в нем убежище. Не имея перед глазами лучшего примера, все племя заковыляло следом. Именно на это и надеялся венецианец. Если беглецы рассеются по кустам, многие сумеют скрыться, но ему хватит и тех, кого он сумеет поймать. Перед глазами у него уже блестели дукаты.

Дно пролива перед берегом резко повышалось. Капитан галеры велел подвести ее к берегу, бросить якорь на мелководье и перекинуть через борт абордажный мостик. Спустившиеся по нему солдаты оказались лишь по пояс в воде и торопливо выбрались на берег. Кто-то из беглецов успел скрыться в волнах, но многие стали искать убежища в лесу, прячась в тени деревьев. Охотники двинулись следом.

Им вполне было по силам поймать часть из них и позднее продать необычных рабов в цирки, бордели, а то и как удивительных ловцов рыбы – ловят же соколы всякую дичь. Остальные ускользнули бы и направились навстречу ожидающей их судьбе. Однако их расчеты спутало невезение – или воля Небес.

Галеру заметили жители острова, и то, что они увидели, оказалось вполне достаточно, чтобы встревожиться – островитяне слишком хорошо помнили, что такое война и пиратство. Гонец, сперва бегом, а затем на гребной лодке, добрался до порта Бан, а оттуда, верхом на лошади, и до гарнизона в Шибенике. Из Шибеника тут же вышел боевой корабль, а вдоль берега торопливо зашагал воинский отряд.

Заметив в отдалении блеск металла, капитан работорговцев понял, что зашел слишком далеко. У него не было никаких дел в территориальных водах Хорватского королевства. Поскольку между ним и Венецианской республикой сейчас был мир, он не мог осмелиться на вооруженное сопротивление королевскому судну. А для того, в свою очередь, явно иностранное судно, откровенно нарушившее границу территориальных вод, было слишком соблазнительной добычей. Теперь работорговцу не оставалось ничего иного, кроме как поскорее убраться восвояси и надеяться лишь, что посольство сумеет убедить королевских чиновников, будто венецианский корабль у самого хорватского берега им попросту почудился.

Звук рога призвал венецианских солдат на берег. Хорваты, со своей стороны, не торопились, когда им стало ясно, что незнакомый корабль не желает схватки. Они позволили ему уйти, но хорватских офицеров снедало любопытство – они гадали, что же привело иностранца к их берегам, и выслали отряд прочесать заросли.

Все это Ванимен узнал много позднее, в основном от отца Томислава, который, в свою очередь, восстановил последовательность событий, сложив воедино услышанное. А в тот момент для Ванимена существовали лишь боль, слабость и шум на берегу, заставивший его соплеменников еще дальше уйти от берега.

* * *

Их начала терзать жажда, становившаяся с каждым часом все более мучительной, но они не посмели вернуться к морю, где по берегу рыскали вооруженные люди. Сквозь запах листьев ветерок доносил до них и запах далекой реки, но, к сожалению, смешанный с запахами города. Его предстояло обойти стороной.

Преследователи, не добившись успеха сразу, вскоре махнули на них рукой. Впрочем, они не особенно и старались, но для морского племени это было слабым утешением. Возглавляемые Мейивой, поскольку царь мог лишь ковылять, опираясь на кого-нибудь, они продирались сквозь густой лес, поднимались на все более высокие холмы, терпели голод, жажду и усталость и помогали брести раненым, слыша всхлипывания и плач детей. Камни, коряги и шипы ранили нежные перепонки их ног, густые ветви преграждали путь, каркало воронье. Ветер постепенно стих, от земли поднимались тепло и тишина – для них, существ из другого мира, они стали жарой и глухотой. Здесь не было приливов или течений, волн и свежего бриза, плавающей вокруг еды или прохладных глубин для отдыха. Несчастных беглецов окружал лабиринт деревьев, бесконечный и до ужаса однообразный. Они с огромным трудом пробирались вперед.

Но хотя лес и казался беглецам бесконечным, все же к вечеру они из него вышли. Им снова повезло, потому что в наступивших сумерках они смогли незаметно двинуться дальше среди ферм и полей на поиски реки. Ванимен, все еще слабый, посоветовал им идти по дорогам и тропинкам – хотя сбитым в кровь ногам и было больно, зато так они оставляли меньше следов, чем если бы шли по хлебному полю. Эта часть их путешествия, по ночной прохладе и при свете звезд, оказалась легче предыдущей. Никаких строений поблизости не было. Местность неуклонно поднималась в гору.

К полуночи они поняли, что впереди их ждет не просто ручей или речка, а целое озеро. Но их пересохшие глотки судорожно сжались, когда, перевалив через гребень очередного холма, они увидели перед собой сплошную стену деревьев. Путь к воде преграждали дикие заросли. Почти никто из обессилевших путников не смог бы выдержать еще одну схватку с лесной чащей, и уж тем более ночью, когда местные существа, явно не желающие им добра, наверняка настороже. Уннутар, чей нос считался самым чутким во всем племени, сказал, что учуял что-то нехорошее в самом озере – в нем таилось нечто огромное и жуткое.

– Нам надо поскорее напиться, или мы все умрем, – простонала Ринна.

– Замолчи, – рявкнула на нее мать, державшая на руках своего потерявшего сознание ребенка.

– И поесть тоже, – добавила Мейива. Хотя на земле морским людям требовалось намного меньше пищи, чем в море, никто из них не привык голодать долгие часы. Многие уже пошатывались от слабости, а дети досуха выплакали глаза, умоляя дать им хоть что-нибудь поесть.