Пирс Браун
Золотой Сын
– Я свободный человек, господин! И имею право полететь с вами! – дрожащим голосом произносит серый. – У меня семья! Я имею право! – не унимается он, поглядывая на своих соплеменников, чьи лица окрашены кроваво-красными отсветами сигнальных огней. – А она – просто шлюха! Выскочка!
– Марцел, опусти оружие, – тихо произносит темнокожий капрал, глядя на того тяжелым взглядом. – Вспомни присягу! Мы бросим жребий!
– Это несправедливо! У нее даже детей быть не может!
– А что бы сейчас сказали твои дети, Марцел? – спрашиваю я и попадаю в точку.
Глаза бунтаря наполнились слезами, бластер задрожал в огромных лапищах. Грянул выстрел. Тело напряглось, а потом безжизненно сползло на пол, сраженное пулей из сержантского пистолета. Она пробила Марцелу висок и застряла в металлической балке.
– Поедут старшие по званию, – отчеканила сержант, убирая бластер в кобуру.
Будь я тем юношей, которого когда-то любила Эо, застыл бы в ужасе. Но того мальчика давно нет. Каждый день я оплакиваю его уход. Все больше забываю человека, которым когда-то был, забываю свои мечты, забываю тех, кого любил. Со временем горе утраты притупилось. Надо просто жить дальше, несмотря на сгустившиеся вокруг меня тени.
Люк капсулы открывается, отщелкивается магнитный замок, дверь с шипением отъезжает в сторону. Беру Теодору на руки и пристегиваю ее к одному из кресел. Ремни ей велики, ведь они сделаны для золотых. И тут из чрева корабля доносится утробный, жуткий рев, примерно метрах в пятиста от нас, – сдетонировали запасы торпед.
Искусственная гравитация отключается. Стены начинают рушиться. Ощущения непередаваемые, все вращается перед глазами с бешеной скоростью. Бью ладонью о пол капсулы, а может быть, о потолок? В корабле резко падает давление. Кого-то рвет, понимаю я скорее по запаху, чем по звуку. Ору серым, чтобы садились побыстрее. Места не хватает одному. Он молча стоит, опустив глаза, и старается не смотреть, как сержант и полковник залезают в капсулу и пристегиваются. Активирую экстренный запуск и отдаю честь серому, оставшемуся за бортом. Он вскидывает руку к виску, сохраняя гордость и преданность, несмотря на то что настал его смертный час. Смотрит куда-то вдаль – наверное, вспоминает о своей любимой или о том, чего не успел сделать, а может быть, размышляет над тем, почему не родился золотым.
Дверь закрывается, и серый исчезает из виду.
Меня вжимает в кресло, капсула стремительно удаляется от погибающего корабля, прорываясь сквозь обломки обшивки. Снова наступает невесомость, потом срабатывают инерционные глушители. Гляжу сквозь иллюминатор на свой флагман, объятый синими и красными языками пламени. В качестве топлива на всех кораблях используется переработанный гелий-3, поэтому двигатели тут же вспыхивают, а дальше наступает цепная реакция – канонада взрывов разносит корабль на части. Внезапно я понимаю, что капсула продирается не через обломки обшивки, а через тела. Тела моих солдат. Моей команды. Сотни представителей низших цветов взрывной волной выкинуло в открытый космос.
Серые внимательно смотрят друг на друга.
– У Марцела осталось три дочери, – говорит темнокожий капрал, пытаясь сдержать дрожь от выброса адреналина. – Через два года ушел бы в отставку. А ты взяла да и прострелила ему башку!
– Составлю отчет, так этому трусу даже посмертной пенсии не выплатят! – ухмыляется сержант.
– Бессердечная сука! – моргая, отзывается капрал.
Перестаю слышать их разговор из-за оглушительного шума крови в ушах. Во всем виноват только я. Сначала нарушил правила в училище, потом нанес удар по всем представлениям золотых и решил, что они такого не потерпят, не станут менять ради меня привычную стратегию.
И вот результат: они изменили правила игры. Погибло такое количество народу, что отмыться от этого я не смогу уже никогда.
В мгновение ока умерло больше людей, чем за целый год в училище. С их смертью в моей душе появилась зияющая черная дыра.
В коммутаторе раздаются крики Рока и Виктры. Наверное, отследили мой планшет и поняли, что мне удалось уйти. Слышу, но не слушаю. Внутри все кипит от всепоглощающей ярости, руки дрожат, сердце отчаянно колотится в груди.
Каким-то образом корабль Карнуса, пострадавший, тем не менее уцелевший, продолжает бороздить просторы космоса, разрушив мой флагман. Отстегиваю ремни безопасности, встаю с кресла. В дальнем углу эвакуационной капсулы находится пневмотруба с готовым к запуску биоскафандром – техническим костюмом, превращающим человека в живую торпеду. Сконструирован для того, чтобы золотые могли катапультироваться на астероид или планету в том случае, если был риск возгорания капсулы при вхождении в атмосферу. Теперь же биоскафандр станет орудием мести. Я собираюсь катапультироваться и протаранить командный мостик этого ублюдка Беллона.
Теодора еще не пришла в себя, и слава бога.
Приказываю капралу помочь мне облачиться в биоскафандр. Через две минуты мое тело оказывается в тесном металлическом каркасе. Еще две минуты мучаюсь с компьютером, пытаясь рассчитать траекторию для тарана корабля Карнуса, чтобы пробить окна мостика. Такого еще никто не делал до меня. Даже не пытался. Это безумие в чистом виде, но Карнус должен заплатить за все сполна.
Начинаю отсчет.
Три… Вражеский корабль надменно проплывает в сотне километров от нас. Он похож на черную змею с синим хвостом, командный мостик находится там, где у змеи были бы глаза. Между нами, подобно рубинам на солнце, сияют сотни эвакуационных капсул. Два… Молюсь, чтобы найти дорогу в Долину, если не выживу. Один. Контрольная панель гаснет, на шлеме начинают мигать красные вспышки. Кураторы вырубили мой комп и панель управления!
– Нет!!! – рычу я, глядя, как корабль Карнуса исчезает в черноте.
3
Кровь и моча
Восемьсот тридцать три человека! Восемьсот тридцать три человека погибли в этой игре. Лучше бы мне не знать их числа. Повторяю цифру снова и снова, сидя на пассажирском сиденье спасательного челнока, несущего меня обратно в Академию. Командиры до сих пор боятся поднять на меня взгляд. Даже Рок не пытается заговорить со мной.
Инструкторы отключили мой биоскафандр перед самым запуском. Говорят, хотели удержать меня от дурацкого поступка, поспешного, глупого гамбита, недостойного золотого претора. Провели со мной дебрифинг по видеосети, но я смотрел в одну точку и практически не слушал их.
Когда мы доехали до Академии, по времени моего корабля день угасал. Огромный астропорт с металлическим куполом и доки для истребителей и флагманов находятся на краю поля астероидов. Большинство доков заполнены. Здесь размещается средний командный состав Академии, это колыбель военных сил Сообщества в межпланетном пространстве региона Марса, Юпитера и Нептуна, однако наш полетный центр обслуживает и военные силы других планет при сближении орбит. Мои сокурсники наблюдали за произошедшим по мониторам в общежитии. И не только они – командование флота и нобили, прибывшие сюда в последние недели игры в поисках развлечений и зрелищ.
О том, ценой скольких жизней досталась Карнусу его победа, не говорит никто. Поражение отрицательно скажется на моей миссии. У Сынов Ареса повсюду есть соглядатаи. На них работают хакеры и куртизанки, помогая собирать разведданные. Единственное, чего не хватает Сынам Ареса, – боевого флота, а я лишил их шанса его получить.
Со мной и моими лейтенантами никто даже не здоровается.
В большом зале алые и бурые под руководством двух фиолетовых и одного медного корпят над приготовлениями к пиру в честь победы. Сине-серебристые знамена и герб с орлом дома Беллона украшают сводчатые стены. Карнуса будут встречать дождем из лепестков белых роз. Лепестки красных роз положены настоящим победителям, триумфаторам, пролившим кровь других золотых. Кровь восьмиста тридцати трех представителей низших цветов не в счет, контора спишет.
Всю дорогу до базы мои лейтенанты спали как убитые, лишь мне не удалось вздремнуть. Впереди меня, спотыкаясь, бредут Тактус и Виктра. Оба молчат, как будто все еще не вырвались из объятий сна. Мне сон не нужен. Веки покраснели от слез. Если я усну, то увижу лица тех, кого оставил умирать на борту корабля. Увижу Эо и не смогу посмотреть ей в глаза.
Академия благоухает цветами и антисептиком. Около стен стоят корзины с розовыми лепестками. Вентиляционные системы очищают воздух, издавая мерное глухое жужжание. Флуоресцентные лампы тускло освещают залы, их зловещее мерцание напоминает нам о том, что здесь не место детским фантазиям и прочим глупостям. Подобно собравшимся здесь мужчинам и женщинам, их свет жесток и холоден.
Рок идет рядом со мной, выглядит он бледно. Говорю ему, чтобы отоспался, он это заслужил.
– А чего заслуживаешь ты? – спрашивает он. – Ни дня отдыха! Ни дня развлечений! Ты стал вторым, вторым из всех командиров! Ты можешь гордиться собой, брат!
– Не сейчас, Рок.
– Послушай, – не унимается он, – такая победа недостойна мужчины, на самом деле он проиграл! Думаешь, наши предки всегда побеждали? Не надо делать такое лицо, брат, не строй из себя греческого полководца! Усмири свою гордыню, это всего лишь игра!
– Да мне плевать на игру! – не выдерживаю я. – Столько людей погибло!
– Они сами выбрали службу во флоте, прекрасно зная, как это опасно. Их смерть была не напрасной.
– Не напрасной?! И в чем же смысл, брат?
– В том, чтобы наше Сообщество оставалось сильным.
Удивленно смотрю на него. Неужели мой мягкосердечный друг настолько слеп?! У этих людей не было выбора! Они были обречены!
– Ты так ничего и не понял, Рок.
– Как тебя поймешь? Никого к себе не подпускаешь: ни меня, ни Севро! А как ты поступил с Мустангом? Отталкиваешь от себя друзей, как будто мы тебе враги.
Рок даже не подозревает, насколько близок к истине.
* * *
В саду ни души. Огромный холл со стеклянными стенами и куполом размещается на верхнем уровне базы. Здесь, среди пышной растительности, уставшие от флуоресцентного света солдаты могут немного отдохнуть. Высокие деревья покачиваются от искусственного ветерка. Снимаю обувь, носки и радуюсь, ощущая ступнями мягкую траву.
Наверху над деревьями сияет искусственное солнце. Со вздохом облегчения я ложусь в небольшой горячий источник в центре лужайки и подставляю лицо свету ламп. Уже побледневшие синяки покрывают мое тело, словно крошечные синие и фиолетовые лужицы с желтоватыми краями. Вода снимает боль. Я сильно похудел, но мое тело упругое и напряженное, как струны внутри фортепиано. Если бы не сломанная рука, то, пожалуй, я сейчас был бы поздоровее, чем в училище. Еще бы, в Академии-то кормят яичницей с беконом, а не полусырой козлятиной.
Около источника растет одинокий гемантус. Ему воды не требуется. Мы с ним оба – коренные жители Марса, поэтому я не срываю его. В месте, подобном этому, я когда-то похоронил Эо. В ненастоящем, фальшивом саду над шахтами Ликоса, там, где мы с ней в последний раз занимались любовью. Тощие юнцы, такие невинные… Откуда в этом хрупком создании такая сила духа, такая мечта о свободе? Ведь многие, куда посильнее ее, сидели сложа руки и, съежившись от страха, не решались взглянуть наверх…
В запале я крикнул Року, что мне плевать на наше поражение, но это не так. Мне далеко не все равно, и из-за этого меня охватывает чувство вины, да и скорбеть мне есть по кому. Однако до сегодняшнего дня победы наполняли мою жизнь смыслом, ведь каждая из них на шаг приближала меня к осуществлению мечты Эо. Промах лишил меня этого. Сегодня я подвел ее.
Словно прочитав мои мысли, на руке вибрирует мини-планшет. Входящий звонок от Августуса. Снимаю с запястья тонкий дисплей, прикрываю глаза и вспоминаю его слова: «Даже если ты проиграешь, если победа достанется не тебе, ты ни в коем случае не должен допустить, чтобы Беллона стали первыми. Если они получат еще один флот, баланс силы нарушится».
Вот и все. Лежу в воде, в полусонном забытьи, до тех пор пока кожа на кончиках пальцев не становится сморщенной, а потом мне это все надоедает. Не создан я для моментов тишины и покоя. Вылезаю из источника, пора одеваться. Нельзя заставлять Августуса ждать слишком долго. Придется встретиться со старым львом лицом к лицу. Отосплюсь позже. Мне предстоит стоять и смотреть, как будут чествовать победителя Карнуса, а затем я наконец покину это отвратительное место и вернусь на Марс. Возможно, увижусь с Мустангом…
Одежда пропала, и лезвие тоже!
И тут я чувствую чужое присутствие.
Позади раздается топот армейских ботинок. Громкое, возбужденное дыхание. Кажется, их четверо. Незаметно поднимаю с земли камень, оборачиваюсь и вижу, что вход в сад перекрыт. Их семеро – все золотые из дома Беллона, мои заклятые враги.
Среди них Карнус Беллона, только что с корабля. Лицо утомленное, как и у меня, плечи раза в два шире. Он возвышается надо мной, словно какой-нибудь черный. Он вообще похож на черных, вот только кровь в нем течет золотая. Да и в уме ему не откажешь. Потирает подбородок с ямочкой, мускулистые предплечья будто выточены из дерева. Жутковато находиться рядом с таким колоссом – когда тот говорит, вибрации голоса доходят до самых костей.
– Похоже, что золотая рыбка Августуса выбросилась на берег. Приветствую, Жнец!
– Голиаф, – произношу я его позывной и едва заметно киваю.
Воин Голиаф. Голиаф, сыноубийца. Голиаф Чудовищный. Мустанг рассказывала, что однажды он сломал об колено позвоночник какому-то золотому с Луны из-за того, что тот осмелился плеснуть ему в лицо коктейлем в клубе «Жемчужина». Его мать дала взятку судье, чтобы сыночек вышел сухим из воды, и тот отделался штрафом.
Список штрафов за убийства длиннее, чем моя рука: серые, розовые, даже фиолетовый. Но репутацию он сделал на гибели Клавдия Августуса, любимого сына и наследника лорда-губернатора и родного брата Мустанга.
Вокруг Карнуса кольцом встают его родственники, как и он, рожденные под сине-серебристым знаком орла-завоевателя. Все из дома Беллона – братья, сестры, кузены и кузины Кассия. Густые кудрявые волосы, неземной красоты лица. Самая влиятельная семья Сообщества и самые безжалостные убийцы.
Один из них, постарше остальных, ниже меня ростом, но более крепкого телосложения, напоминает мне спиленное дерево, поросшее светлым мхом. Ему за тридцать. Вспоминаю, что его имя Келлан. Легат, доблестный рыцарь Сообщества. Даже он пришел со своими братьями посмотреть на мою смерть. От него за километр несет высокомерием. Делает вид, что зевает. Детский сад, честное слово.
От страха сердце гулко ухает в груди. Становится тяжело дышать. С улыбкой я пытаюсь нащупать функцию экстренного вызова на спрятанном за спину планшете.
– Семеро из дома Беллона, – хмыкаю я. – Зачем ты взял с собой целый отряд, Карнус?
– У тебя было семь кораблей против моего, поэтому я пришел продолжить нашу игру. – Карнус насмешливо смотрит на меня. – Думаешь, она окончилась с гибелью твоего корабля?
– Окончилась, ты победил, – произношу я сквозь зубы.
– Я победил, Жнец? – переспрашивает Карнус.
– Да. Ценой жизни восьмиста тридцати трех людей.
– Хватит скулить! – перебивает меня Кэгни, младшая среди кузенов и кузин, дальняя родственница отца Карнуса. У нее в руках лезвие-хлыст, которое мне подарила Мустанг. – А эту игрушку я оставлю себе, – произносит девчонка, взмахивая хлыстом в воздухе. – Ты, говорят, все равно ею не пользуешься. Да и то понятно, с нею надо уметь обращаться. Боюсь, это оружие не для безродных необразованных выскочек вроде тебя!
– Иди поиграй с братишками, – фыркаю я. – До чего же вы все похожи, кудрявые засранцы, даже странно!
– Карнус, долго мы еще будем слушать его тявканье? – стонет Кэгни.
– Знаешь, Жнец, когда-то я научил Юлиана ловить рыбу, – внезапно произносит легат Келлан. – В детстве он не любил рыбалку, говорил, что не хочет делать рыбкам больно. Считал, что это жестоко. Но хозяин приказал тебе убить нашего мальчика. Вот настоящая жестокость. Ну и как тебе с этим живется? Воображаешь, что ты – герой?
– Я не хотел убивать его.
– Зато мы с радостью убьем тебя! – ревет Карнус и кивает кузенам.
Двое из них ломают ветки с деревьев и раздают остальным. Лезвия у них при себе, но, судя по всему, они хотят вдоволь насладиться процессом.
– Если вы меня убьете, то пожалеете, – говорю я, дотрагиваясь до планшета, который прячу за спиной. – Это несанкционированная дуэль, я, как-никак, нобиль со шрамом! Закон на моей стороне. Олимпийцы доберутся до вас и заставят ответить за убийство. Сначала будут пытать, а потом казнят.
– Разве мы что-то сказали про убийство? – с ехидцей спрашивает Карнус.
– Ты принадлежишь Кассию, – встревает Кэгни, и ее лисье личико расплывается в широкой улыбке.
– Пока что ты под защитой Августуса, – невозмутимо продолжает Карнус. – Ходишь у него в любимчиках. Если мы убьем тебя, начнется война. А вот из-за небольшой взбучки никто войну развязывать не станет.
Кэгни немного прихрамывает на левую ногу – наверное, что-то с коленом. Ее двоюродный брат покачивается с носков на пятки, явно боится меня. Великан готовится к драке, ему плевать, буду я сопротивляться или нет. Келлан стоит спокойно и улыбается. Ненавижу таких людей, впрочем их тяжело осудить за то, что они делают. Прикидываю шансы. Потом вспоминаю о сломанной руке, трещинах в ребрах, контузии – да, дело труба…
Мне страшно. Они не могут убить меня, я не могу убить их. Не здесь, не сейчас. Мы все знаем, что у этого танца будет конец, но все равно делаем свои па.
По щелчку пальцев Карнуса все скопом кидаются на меня. Швыряю камень в лицо Кэгни, она падает. Бросаюсь к Карнусу, взвыв, словно обезумевший волк, уворачиваюсь от первого удара, молочу его по нервным центрам, вжимая локоть в его правый бицепс до разрыва мышечной ткани. Он с трудом удерживается на ногах, и я прижимаюсь к нему, пытаясь защититься от палочных ударов. Мне удается выхватить палку из рук одной из сестер Беллона, от души приложив ее локтем в висок. Поворачиваюсь и с размаху бью палкой Карнуса по лицу, но тот успевает закрыться. Кто-то ударяет меня по затылку, летят щепки, вонзаются в кожу головы, я с трудом сохраняю равновесие, и тут Карнус ударяет меня локтем в лицо с такой силой, что вышибает мне зуб.
Они не собираются нападать по очереди. Смыкают ряды вокруг меня, демонстрируя мастерство владения боевым искусством крават. Бьют по нервам, по внутренним органам. Чудом отбиваюсь от ударов, успевая достать нескольких нападающих, но вот я уже повержен. Чья-то палка вонзается в мой позвоночник, прямо в подреберный нерв. Растекаюсь по земле, будто горячий воск, и тут Карнус пинает меня в голову.
Я прокусываю себе язык.
Во рту разливается соленое тепло.
Земля кажется мне поразительно мягкой.
Я захлебываюсь соленой жидкостью.
Карнус ставит ногу мне на живот, потом на горло и, глядя на мой орущий окровавленный рот, произносит:
– Как говорил Лорн Аркос, если хочешь по-настоящему ранить человека, просто убей его гордость.
Ловлю ртом воздух, в горле клокочет кровь.
Потом подходит Кэгни, садится мне на грудь, упираясь коленями в мои плечи. Дышать практически невозможно. Она улыбается, разглядывает мой лоб, приоткрыв рот от наслаждения собственной силой. Крепко берет меня за волосы, обдавая горячим мятным дыханием, и спрашивает, вытаскивая планшет, зажатый у меня под мышкой:
– А что у нас тут? Вашу мать! Он предупредил августианцев! Драться голыми руками с этой сучкой Юлией я не собираюсь!
– Тогда не тяни резину! – рычит Карнус. – Сделай это!
– Тише, тише, – шепчет она, проводит ножом по моим губам и засовывает холодное лезвие мне между зубами. – Вот так-то лучше, сучонок!
А потом резким движением снимает с меня скальп:
– Вот и все, Жнец. Умница, хороший мальчик!
Кровь заливает мне глаза. Карнус сталкивает Кэгни с моей груди, рывком поднимает меня на ноги одной левой. Трясет правой рукой, – похоже, я прилично задел его бицепс, поэтому размахнуться по-настоящему у него не получается. Оскалив зубы, он резко бьет меня головой в грудину. У меня все плывет перед глазами. Раздается хруст. С таким звуком ломают хворост для костра. Из моего рта вырываются клокочущие, нечеловеческие звуки. Карнус наносит мне еще один удар, а потом отбрасывает мое искалеченное тело в сторону.
Сверху на меня льется что-то теплое, ноздри щекочет запах мочи. Беллона смеются, Карнус наклоняется ко мне и шепчет:
– Моя мать просила передать: нищий никогда не станет принцем! Каждый раз, глядя на себя в зеркало, будешь вспоминать, что мы с тобой сделали. Ты дышишь просто потому, что так решили Беллона. Помни, однажды мы вырвем тебе сердце и съедим его сырым. Как больно падать с высоты, правда, Жнец?
