Следовательно, условия искусства выдержаны, комик прав.
Сущность общественных замечаний, слышанных нами о «Ревизоре», сбивается во многом на вышеприведенные замечания. Говорят, что эта комедия, это изображение нравов, поклеп на русское общество, что нет ни одного уездного города в России, который мог бы представить подобное жалкое сборище людей: перебирают в Зябловском и Арсеньеве все уезды Великороссийских, Малороссийских, Западных и Восточных губерний и заключают, что нет такого города в государстве. Следовательно, комедия – ложь, клевета, несбыточный и недозволительный вымысел, едва ли не пасквиль! Опять статистические требования от комика, опять жалобы на драматического публициста. Да кто же сказал вам, что автор метил на такой-то город? что за пристрастный допрос, повальный обыск таланту? Зачем искать оскорбления народному честолюбию в шуточном вымысле автора? Есть ли на белом свете люди, похожие на тех, которые выведены в комедии? Бесспорно, есть. Довольно этого! Что за дело, что комик подметил одного из них на берегу Волги, другого на Днепре, третьего на Двине и собрал их воедино, как живописец собрал черты и прелести многих красавиц в одну свою Венеру? Неужели следовало автору гнать зрителей своих на почтовых из губернии в губернию, чтобы не ввести вас в недоумение и пощадить щекотливость вашу? Между тем зачем же увеличивать и вымышленное зло? Зачем клепать и на сценические лица? Они более смешны, нежели гнусны: в них более невежества, необразованности, нежели порочности.
Хлестаков – ветреник, а впрочем, может быть, и добрый малый; но не взяточник, а заемщик, несколько легкий на руку, это правда, но однако же не нечистый на руку! Различие эти ясно обозначено в лице его. Прочие лица дают ему деньги, потому что он денег от них просит. Где же видано, чтоб люди отказывались услужить человеку в нужде, когда этот человек может быть им полезен, – все это натурально; все это так водится не только в глуши русского уездного городка, но и везде, где живут люди. Баснь «Ревизора» не утверждена на каком-нибудь отвратительном и преступном действии: тут нет утеснения невинности в пользу сильного порока, нет продажи правосудия, как, например, в комедии Капниста: «Ябеда». Войдя здесь в разговор и в рассуждение не с журналистами и письменными людьми, а с томи, которые, может быть, и не твердо помнят творение Капниста, приведем несколько выписок из «Ябеды» для подтверждения мнения нашего. – Вот, например, первая сцена. У Прямикова тяжба; дело рассматривается в гражданской палате; встретясь с Добровым, знакомым ему повытчиком, он спрашивает его: