Петр Вяземский
Новая поэма Э. Кине
Еще одно воспоминание, пробужденное во мне вослед за предыдущими. Выше сказал я, что до Флоренции не знавал я и не видал никого из наполеоновского семейства. Когда Кокошкин повез меня к королеве Каролине, я был в волнении и с трепетом ожидал впечатлительной встречи. Наше тогдашнее поколение было более или менее под наполеоновским обаянием. Вытерпенные им оскорбления и страдания на жгучей скале, осуществление и олицетворение в нем древнего баснословного Промефея, который также имел свою скалу и своего пожирающего ястреба в лице Гудсон-Лова, записки Лас-Каза, записки доктора Антомарки и другие красноречивые защитительные речи в пользу Наполеона и обличительные против жестокосердия коварного Альбиона, поэтические проклинанця Байрона в том же смысле, патриотические и остроумные песни Беранже – все это пробуждало в нас живые сочувствия к падшему Наполеону. Мы забывали преступления его против мира и благоденствия Европы, забывали, как тяжела была железная рука владычества его. Перед нами был один страдалец, опоэтизированный судьбою и карою, на которую был осужден он местью победителей своих. Едва вошел я в салон Каролины, и мне послышались следующие слова: «Да помилуйте, как же вам не стыдно: вам должно было идти в черви, а вы пошли с пиковой десятки». Тут испугался я, обомлел и совершенно растерялся. Мне показалось, что от избытка чувств и волнения я сделался жертвою галлусинации и что горячка ударила мне в голову. Что же оказалось? В углу комнаты за ломберным столом сидели Иван Матвеевич Муравьев-Апостол, генерал Николай Онуфриевич Сухозанет и еще кто-то из наших. Они перенесли в столицу Медицисов мирные русские занятия и беззаботно козыряли себе в доме сестры Наполеона и пред грустною и величавою тенью его.
Гомбург, пред высотамиИюнь, 1875
