Петр Вяземский
Из писем
Перейдем теперь к другому обвинению твоему на счет моей биографии, о пристройках, о том, что слишком часто удаляюсь от главного предмета, заговариваюсь. Перекрестись и стыдись! Да что же могло взманить меня и всякого благоразумного человека на постройку, если не возможность пристроек? Неужели рука моя поворотится, чтобы чинно перебирать рифмы Дмитриева? Если можно было бы мне разбирать жизнь его, характер, то, конечно, мог бы я очертить круг своего действия теснее к нему; но тут, где мне делать этого было невозможно, должен я был обвесть круг обширный, чтоб прокормиться на дороге и не умереть с голода в первые сутки. Впрочем, биография не портрет, а картина, то есть биография в роде моей: она ближе подходит к запискам (mémoires). Тут могу я прибрать все принадлежности, соответствия, которые не только при главном лице, но и те, кои видятся от него в перспективе. Я заговариваюсь! Дай-то Боже! Тут только и слушать меня. Тут дело не в деле, а в приделках. Неужели можешь ты еще в стихах искать одних рифм, а в словах одной музыки? Не понимаю, да и не верю. Или в тебе еще спит одно чувство, укачанное на руках павловских фрейлин…
‹…› Пришли же мне свою переписку по поводу Калмыкова. Вы все или слишком придворны, или слишком беспечны. Одно и есть средство облагородить минуту своего счастия, как употребить ее на доброе дело. Что за выгода для республики словесности, что вы, избранные ее, в милости у двора, когда вы ничего для родины вашей не делаете, а напротив, отрицательным согласием скрепляете узы рабства ваших соплеменников? Вы мало думаете об истории, а грифель ее и на вас поднят. Нынешняя эпоха – эпоха уничижения словесности нашей; но и вам она не в честь. Грустно и больно смотреть на вас. Как ни говори, а вы упали с высоты; не ползаете, конечно, но мало этого. Вас точно держут при дворе как двух аманатов; но к сожалению никто из вас не просится в Регулы. Ты не сердись на меня и не толкуй превратно моих строгих обвинений. Вас оправдывает то, что вы мыслите не так, как я. Я, например, на вашем месте и в вашем бездействии был бы презрителен. Нельзя не жалеть, что попутный и распутный ветер занес вас на остров Калипсо. Вы подбили на нем свою деятельность, разнежили даже свою душу и обабили бытие свое. Тут нет сомнения: оно так. И я еще надеюсь, что листья с роз облетят и оставят под вами одни иглы. Мне хочется быть свидетелем мучений ваших и стыда, что так долго продремали. Желательно только, чтобы время не прошло и чтобы могли вы пробудить себя не к одному бесплодному сожалению, но и к действию, к движению обратному. ‹…›
