«Прочитав в „Аглае“ письмо, заключающее мануфактурное замечание сельских барынь об ошибке автора „Марьиной рощи“, я ждал с большим нетерпением ответа издателя „Вестника Европы“: мне хотелось видеть войну двух издателей журналов, читаемых во всей империи, и войну о веретене. Долго ожидание мое было тщетно, и я наконец не знал уже, чему приписать бездействие оскорбленного. Неужели, говорил я себе, он так поражен сильным нападением противника своего, что не находится в возможности отражать его удары или, согласуясь с правилами осторожности, требующей всегда медлительности в исполнении, не собирается ли он силами на вернейшее защищение? Однако ж 16 книжка „Вестника Европы“ доказала мне, что я ошибался в обоих случаях. Отсутствие г. Жуковского было просто единственною причиною сумнительного молчания. Наконец оно прервано и вместо мщения мы увидели благодарность, сияющую во всем своем блеске. Признаюсь, нельзя без трогательного чувства, без умиления видеть тонкую осторожность, нежные укоризны, с одной стороны, с другой – признательность и великодушие! Эпитет „любезного“, столь приличный обоим издателям, находится при каждом обращении одного к другому.
Сия учтивость г. издателя „Аглаи“ и признательность г. издателя „Вестника Европы“ подают и мне смелость сказать два слова критики, но не о веретене.
В одном обществе один, не скажу из пламенных, но просто один из читателей „Аглаи“, раскрыв самую ту книжку любопытного журнала, в котором содержится вышеупомянутое письмо, стал читать ее вслух. Седьмая строка первой страницы остановила его. Г. автор говорит в ней, что в столице неизвестные красавицы остаются без внимания. Прошу покорнейше г. сочинителя сказать мне, как же и могли бы они, будучи неизвестны, не оставаться без внимания? Далее, то есть на второй странице, на секунду прервали чтение душа и сердце матери Полины, которое служило дочери школою, системою и методою. На той же странице остановило нас имя г-жи Даламбер, имя, совсем нам неизвестное, но после нескольких минут исков решили мы, что г. издатель „Аглаи“, перекрестивший в прошлом году Буфлера в Буфле, мог по такому же капризу из известной г-жи Ламбер сделать какую-то Даламбер. В другом же месте нашли мы еще случай подивиться странности такого же рода г. издателя; но тут уже не перекрещение, а превращение. Он превратил Грессета в Мольера и приписывает сему последнему стих:
Elle a d'assez beaux yeux pour les yeux de province,
когда все знают, что этот стих находится в известной грессетовой комедии „Le Mechant“. Но довольно, нельзя исчислить все минуты, в которые читатель отдыхал принужденным отдыхом. Заметим только несколько из них: „Полина росла телом и душою в очах материнских“. Мертвое равнодушие и холодные истуканы, – когда же равнодушие бывает живое, истуканы не холодные? Кимвальный звук слов! Здание чистых, безмятежных радостей! Душа, растерзанная потерями сердца.
Наконец, однако ж, дочитали мы историю Полины, и все в один голос сказали: к чему растянуть рассказ на 25 страницах для того, чтоб сказать, что какая-то Полина росла, вышла замуж и сделалась беременною? Ибо вот все, что мы о ней узнали.
„Всякое замечание, – по словам г. издателя „Аглаи“, – от кого бы оно ни происходило, в каком бы виде представлено ни было, приносит некоторую пользу истинному дарованию, умеющему пользоваться всеми случаями, подобно как всею натурою“. Следовательно, два слова постороннего не могут оскорбить самолюбия г. издателя „Аглаи“.
N.».
Приведенная статья весьма показательна для позиции Вяземского-критика в эти годы. Поводом для ее появления были следующие обстоятельства: в июльском номере журнала П. И. Шаликова «Аглая» за 1809 год появилось «Письмо к любезному издателю „Вестника Европы“». Шаликов, с обычной для критики карамзинистов ссылкой на «разборчивых дам», указал на неточность в повести Жуковского «Марьина роща». Цитируя то место, где героиня «сидела за самопрялкой и роняла из рук веретено», Шаликов добавляет: «…сельские барыни вскрикнули почти: „Марья не могла ронять веретена, потому что она сидела за самопрялкою. следовательно, веретена не было“». Шаликов сделал также замечание относительно подарков Рагдая Марье в повести Жуковского, снова сославшись, что оно «принадлежит грациям». В № 16 «Вестника Европы» за 1809 год появился ответ Жуковского – «Благодарность любезному издателю „Аглаи“». Жуковский отказался от полемики, считая, что ему остается, «отвечав» Шаликову «как справедливому и любезному критику», поблагодарить его «как доброго приятеля».