Петр Сосновский
Злые грибы
Улица, на которой стоял ее дом, также, как и улица где жила бабушка Надя с дедушкой Володей подходила к Чурову логу, только с другой стороны. Когда они вылезли из машины и вошли во двор, то услышали голос бабы Любы. Он доносился с огорода. Направившись к ней, они увидели хозяйку. Она шла к дому. Чуть подальше, в сторону Лукьяновского леса удалялся какой-то гость. Со спины он очень уж был похож на «мрачного старика».
Поприветствовав гостей, баба Люба пригласила их в дом. Пройдя через полутемные сени, бабушка Надя, дядя Саша и Евгеша вошли в комнату, следом за ними – баба Люба. Осмотрев дом, мальчик уловил сходство его с домом лесника.
Когда гости уселись, хозяйка, справившись о здоровье бабушки Нади, вдруг взяла Евгешу за руку и, подержав ее, какое-то время, сказала:
– У тебя все нормально мальчик, страхи, которые жили в твоем сердце и долго не давали покоя, уже никогда не причинят тебе вреда. Ты вылечился и вылечился не только благодаря помощи бабушки Нади, а и потому что оказался очень сильным мальчиком. А вот твой дядя Саша, – и баба Люба, перехватив его руку, подняла глаза, – болен, так как не сумел преодолеть свои страхи и живет с ними с самого детства. Может по этой причине он и одинок в жизни. Баба Люба замолчала. Задумалась. Однако руку дяди Саши не отпускала, а продолжала сжимать, как бы стараясь выдавить, из него, все болезнетворные микробы, чтобы облегчить ему жизнь. Дядя Саша тоже молчал. Руку свою хотя и не вырывал, но видно было, по лицу, что сопротивлялся. Его бросало то в жар, то в холод. Продолжалось так не долго. Наконец знахарка отпустила его руку и встала. Подождите, я сейчас, и она вышла в сени. Через минуту или две баба Люба пришла с кувшином. В нем было молоко. Набрав в рот, она окотила дядю Сашу молоком, а потом сказала:
– На сегодня все. Жду тебя еще завтра и послезавтра. Чудес делать я не умею. То, что ты потерял, то потерял. Прошедшее не вернешь и не переделаешь, но вылечит, я тебя вылечу, а значить жить тебе станет легче.
С этими словами все встали, и баба Люба пошла, провожать гостей до ворот. Когда бабушка Надя и Евгеша сели в машину, дядя Саша, трогаясь и выруливая на дорогу, буркнул:
– Чем же это она меня окотила? Каким-то молоком. Не иначе как волчьим! Сейчас вдруг возьму и завою.
– Не завоешь! – сказала бабушка Надя. – Смотри, чтоб завтра обязательно съездил к знахарке.
– Да съезжу! – сказал дядя Саша. – Куда я денусь.
Благодаря бабушке Нади, наблюдавшей за сыном, лечение дяди Саши прошло без помех.
Однажды, заехав проведать родителей, он сказал:
– Странно! Не знаю, что баба Люба такого особенного сделала, но мне стало как-то легче. Раньше, я не говорил, меня по ночам часто мучили кошмарные сны, теперь все прекратилось: сплю спокойно. Вчера вечерком ходил на болото уток пострелять, встретил случайно Лукьяна Пантелеймоновича – страха никакого. Поговорил с ним. Просит устроить мать Волины в больницу. С врачом я уже договорился сейчас вот еду ее перевезти. Могу взять с собой Евгешу. Кстати, где он? – спросил дядя Саша у бабушки Нади.
– Где-где? Конечно, у лесника. С утра ушел. Привези его, пусть хоть поест, – сказала бабушка Надя, – небось, голодный.
Вечером, после того, когда дядя Саша отвез мать Волины в больницу, бабушка Надя сказала дедушке Володе:
– Смотри, сын наш изменился. Наверное, знахарка и правда, лечила его волчьим молоком. Иначе вряд ли бы он смог перевезти мать Волины в больницу – не подпустила бы. Да, что ни говори, а Мрачный старик, тьфу ты, привязалось это дурное прозвище, Лукьян Пантелеймонович – умен ведь, нашел все-таки подход к бабе Любе. Видать помирились они. Теперь Чуров лог не разделяет нас Волковых.
– Да! – ответил дедушка Володя. – Помирились. Хотя мне кажется – все это началось значительно раньше, – и он хитро посмотрел на бабушку Надю, а затем продолжил, – я ведь часто замечал, как ты отправляла Сеню и Сашу к нему в лес.
– Ну и ладно, – сказала бабушка Надя, – замечал, так замечал, сам ведь знаешь, родственники должны жить в мире.
Глава 7
Мать Волины – Лесса лежала в больнице. Ее начали лечить, и она быстро пошла на поправку. Конечно же, не сразу, потому что должен был пройти не один день, чтобы уколы пенициллина, которые ей делали, стали оказывать свое благотворное действие.
Когда самое страшное уже было позади, двери ее палаты открылись для посещения. Первым об этом узнал дядя Саша. Он чаще других бывал в больнице, встречался и разговаривал с лечащим врачом Лессы. Его чрезмерная внимательность к матери Волины объяснялась чувством вины, которое дядя Саша испытывал перед нею. Однако, когда прошло время, то выяснилось, что все гораздо серьезнее – дядю Сашу что-то иное влекло к этой женщине и не только чувство вины или же любовь к природе – лесу…
Кормили в больнице плохо: дядя Саша часто ходил с ружьем на охоту, чтобы нет-нет, да и побаловать Лессу мясом. Правда, не он один. Лесник Лукьян Пантелеймонович, собирая Волину в больницу к матери, тоже стремился передать ей чего-нибудь вкусненького из леса. В отличие от дяди Саши он мясо не готовил, так как сырое считал более полезным, к тому же после выписки из больницы мать Волины должна была снова вернуться в лес и, ей не было необходимости привыкать к пище людей. Правда, выправляя Волину, он просил ее быть осторожной.
– Ни дай Бог, чтобы кто-то из врачей увидел Лессу поедающей сырое мясо, не дай Бог, – напутствовал он девочку.
Вместе с Волиной в больницу ходил и Евгеша. Дети сблизились и каждый свободный день, час, минуту проводили вместе и, конечно же, с пользой. Мальчик стремился объяснить Волине, открывшийся вдруг перед нею, не ограничивающийся лесом, большой, огромный мир. Он хотел, чтобы девочка не боялась его и воспринимала также просто, как лес, в котором родилась, как болото, возле которого он вместе с ней и ее братьями Волчиком и Мишуком играли. Для этого Евгеша пытался, привить у девочки тягу к знаниям. А знания мальчик обычно черпал из книг, посещая школу. Книг у бабушки Нади и у дедушки Володи было много и не только взрослых, но и детских, поэтому Евгеша с удовольствием показывал их Волине, читал, объяснял значения слов.
Прошло время, и мать Волины выписали из больницы. Дядя Саша поехал за ней на своем «Москвиче». Он хотел привезти ее к себе в дом, но Лукьян Пантелеймонович, отправившийся с ним вместе, не позволил ему.
– Александр не нужно делать глупости, – сказал он, – она ведь не Волина, которая способна и горит желанием жить в нашем мире. Я понимаю, твои чувства, но считаю, что ты торопишь события. Пусть все будет, так как должно быть.
– Пусть! – согласился дядя Саша и, посмотрев на женщину еще достаточно привлекательную с серебристо-белыми волосами, молча сидевшую на заднем сидении машины, резко повернул руль в сторону леса.
Шли дни, Евгеша бегал в Лукьяновский лес в гости к Волине. Там он порой встречался и с дядей Сашей. Его нет-нет да тянуло проведать мать Волины. Ее хотя и выписали из больницы, но она была еще слаба. Обняв племянника, дядя Саша молча сидел на скамье, уставившись задумчивым взглядом на отдыхающую на полатях женщину. Ему вспоминалось детство. То время, когда он юркий как волчонок мальчуган, однажды, блуждая по лесу в поисках грибов, столкнулся с незнакомой девочкой. Он очень хотел ее окликнуть, но, взглянув – оробел. Язык так и прилип к небу. Белое, трепещущее на ветру, платьице девочки долго потом мелькало среди деревьев. Вспоминая о ней, дядя Саша тер себе лоб, он еще не раз видел ее и ни где-нибудь, а возле дома лесника, у Мохового болота. Кто она была ему? Дядя Саша мог только догадываться. Даже сейчас, когда его отношения с Лукьяном Пантелеймоновичем наладились, он не отваживался у него спросить. Язык не поворачивался.
Размышляя о прошлом, Александр, ругал себя за то, что так и не сумел пересилить в детстве робость. Как он стремился, чтобы познакомится с девочкой. Возможно, та встреча вряд ли была случайной. Он видел сейчас в ней той девочке Лессу и со страхом ощущал загубленное зря время. Желая исправить свою ошибку, совершенную когда-то в детстве, Александр мучился, так как наблюдая, за матерью Волины, он не находил в ее глазах интереса к той жизни, которая кипела вокруг них. Она жила одним лесом. В ее поблекших зеленых зрачках порой проскальзывало что-то звериное. Это пугало Александра.
В селе, за свою долгую жизнь, ему не раз приходилось быть свидетелем разных склок между женщинами. В порыве злости какая-нибудь из них начинала вдруг кричать на свою соперницу:
– Волчица ты, вот кто! Волчица! – Тогда он не знал, насколько подобные обвинения серьезны и, не придавал им значения, пока судьба его не столкнула с матерью Волины. Чтобы как-то успокоиться, Александр, направляясь по работе в город, остановил машину у дома родителей. На шум двигателя из калитки вышла мать. Они принялись разговаривать. Надежда Кондратьевна стала выяснять у сына о женитьбе, он отделывался ничего незначащими фразами. Мать слышала в селе разговоры об увлечении Александра Лесой – как известно дыма без огня не бывает – поэтому напирала, и он сознался, высказав опасения:
– Ничего не может быть. Я сам во всем виноват, испортил себе жизнь. Не знаю, что и делать?
– Не смей так думать, в жизни все возможно. Ты при желании можешь быть с нею вместе, если только сможешь для нее стать волком.
Александр задумался, затем вдруг вскинул вверх глаза и жестко сказал:
– А вот и стану! – забрался в автомобиль и тут же ударил ногой на акселератор.
– А вот и стань, – прошептала про себя Надежда Кондратьевна и пошла собираться в магазин. Ее будто кто-то подтолкнул, не хотела, но пошла и нашлась причина что купить. Наверное, оттого что она давно хотела, чтобы младший сын, наконец, образумился и стал жить нормальной размеренной жизнью семейного человека. Ради этого она была согласна на многое, даже на то, чтобы рядом была Лесса.
В центре села Надежда Кондратьевна увидела лесника, тот тоже делал закупки продуктов, и остановила его:
– Здравствуйте Лукьян Пантелеймонович. Вот увидела вас и вспомнила, что давно собиралась с вами поговорить. Да вот забыла, о чем …
– Здравствуйте Надежда Кондратьевна, – ответил лесник на приветствие, – и замолк, пока снимал с плеча перевязанные между собой тяжелые сумки и ставил их на землю. – Можно я вас немного поправлю, – сказал он: – Мне сдается, что вы забыли, но только не о чем, а о ком хотели поговорить со мной, так я понимаю, – и щеки Лукьяна Пантелеймоновича слегка задвигались, изобразив что-то похожее на улыбку.
– Да, правильно вы понимаете, – тут де ответила Надежда Кондратьевна и продолжила, – а раз так, то нет необходимости оттягивать время нашего разговора, играть с вами в кошки мышки. Вы знаете об увлечении моего сына, его стремлении завоевать сердце, остановившейся у вас в доме, женщины …
– Лессы? – спросил лесник.
– Да, Лессы, – ответила Надежда Кондратьевна.
– Мне бы хотелось видеть его счастливым, – закончила она. – Если у вас будет возможность, при случае, помогите ему.
– Хорошо! – сказал лесник, – мы ведь с вами родственники. Я, обязательно помогу твоему сыну. И он, подняв тяжелые сумки с продуктами, направился в сторону леса.
Лукьян Пантелемонович многое знал. Раньше таких, как он, людей причисляли к колдунам, их боготворили и в тоже время боялись. Но времена стали другими: для многих сельчан он перестал быть колдуном и виделся знахарем, народным целителем, экстрасенсом – человеком нужным в этой непростой жизни. Александр под влиянием последних событий, произошедших в его жизни, изменился, стал можно сказать на ступеньку выше, дорос до понимания новых представлений. Он уже не боялся Лукьяна Пантелеймоновича, и всегда мог в случае необходимости обратится к нему. Правда, ждать этого момента оставалось не долго: приближалось время полной луны. Лесник должен был возвратить мать Волины в природу. Александр знал об этом. И поэтому в один из дней после посещения Лессы он, когда Лукьян Пантелеймонович вышел его проводить, несколько помявшись, начал свой разговор:
– Лукьян Пантелеймонович, я выдохся. У меня ничего не получается. Вы видите, Лесса ко мне равнодушна. Я не знаю, что мне такое сделать, чтобы в ее глазах загорелся огонек пусть не любви, но хотя бы интереса ко мне. Может мне на время тоже стать волком. Я, еще давно, когда-то в детстве, случайно подсмотрел за вашими, – Александр запнулся, несколько смутившись, то ли от неблаговидного своего поступка, то ли от неумения выразить свою мысль, а затем продолжил, – действиями, и знаю, что вы можете мне помочь. Я думаю, обернувшись в волка, сумею увлечь Лессу. Она полюбить меня. Я уверен в этом.
– Хорошо, хорошо! – ответил лесник, вспомнив состоявшийся на кануне разговор с Надеждой Кондратьевной. – Я, помогу тебе. Но, хочу предупредить вот о чем, в твоем распоряжении будет всего только три дня. Если ты не возвратишься к назначенному сроку, возможно, навсегда останешься волком. Запомни это.
– Всего три дня, – повторил Александр в задумчивости. Он накануне разговаривал со своим племянником Евгешей. Мальчик сообщил ему о том, что он, уезжает в Москву, и даже назвал день, на который его папа заблаговременно взял билеты. Правда, Семена его отца еще не было в селе. Он со дня на день должен был приехать за сыном. Встретить я его не встречу подумал Александр, а проводить успею и, повторив про себя фразу лесника: «всего три дня» громко сказал:
– Мне хватит трех дней. Хватит. Я уверен!
– Ну, раз так, то приходи, я буду ждать тебя завтра вечером. Если не придешь, будем считать, передумал, – и Лукьян Пантелеймонович, махнув на прощанье Александру рукой, спрятался за дверью. Он понимал, что догнать упущенное время очень трудно, а порой даже невозможно, понимал, и все-таки ему хотелось, чтобы у Александра все сложилось хорошо. А для этого лесник был готов приложить все свои силы, все свои знания которыми он обладал.
Настал день полнолуния. Вечером Александр находился у лесника. Лукьян Пантелеймонович вначале вывел на поляну Лессу, затем уже его. С матерью Волины не было проблем. А вот с Александром ему пришлось помучиться. Напряженность, которая чувствовалась в его теле и не только в теле, но и в сознании долгое время не давала леснику возможности сосредоточиться. Он уже было начал сомневаться в том, что ему удастся ввести Александра в состояние оцепенения. Однако часто повторяемые Лукьяном Пантелеймоновичем действия утомили Александра. Он, хотя и с трудом, но стал поддаваться его воле. Как долго длился процесс превращения неизвестно. Но вот на том месте, где только что стоял широкоплечий невысокого роста пожилой мужчина появился огромный волк – оборотень. Лесса – волчица, бросив взгляд на Александра, устремилась в дебри леса. Огромный волк бросился за нею. Всего какой-то миг и они, скрылись в лесу, будто пропали. Даже луна, высоко стоявшая на небе, как ни старалась, не могла их выследить.
– Дай Бог, чтобы все было хорошо, – подумал Лукьян Пантелеймонович, – как я потом буду смотреть в глаза Надежде Кондратьевне. Мне бы самому за ними проследить. Может и правда попробовать, побегать? Нож у меня всегда при себе. Что если воткнуть его в осину и уставившись неподвижными глазами на лезвие отражающее свет луны войти в состояние гипноза. Славно было бы, на рассвете в волчьей шубе, повалятся на росистой траве…
Однако годы были не те. Лукьян Пантелеймонович это понимал, ведь кроме гипноза ему требовалась еще и высокая концентрация воли. Необходимо было, чтобы желание превратиться в волка, не затуманилось состоянием оцепенения, а иначе, кроме крепкого сна на открытом воздухе, и ждать не чего. А так как полной уверенности у лесника в том, что ему удастся сосредоточиться, не было, приходилось уповать на благоприятное истечение обстоятельств. Лукьян Пантелеймонович зная, что отец Волины, Волчика и Мишука погиб в половодье, опасался их дяди. Он был сильный волчище и в любое время мог оказаться на пути Александра.
– Должен, конечно, справиться, – шептал сам себе под нос лесник, направляясь к дому. – Оборотень он и есть оборотень. Вон как рванул, только сучья затрещали.
В доме было не привычно пусто. Лукьян Пантелеймонович разрешил Волине остаться у бабушки Нади и дедушки Володи. Она вместе с Евгешей рано утром собиралась встретить на автобусной остановке отца мальчика. Лето заканчивалось, Евгеша собирался к себе домой, в большую Москву.
Рано утром бабушка Надя подошла к кровати внука. Евгеша не спал.
– Что уже пора, – спросил мальчик.
– Нет еще, но можно и опоздать, ведь ты же должен умыться, одеться, покушать, – сказала Бабушка Надя, – а это означает, что нужно торопиться.
– А Волина где? – спросил внук.
– Волина уже на стол накрывает. Беги, умывайся и приходи на кухню.
Автостанция была недалеко на пересечении двух улиц. Приезжающие автобусы останавливались на небольшом «пяточке», у каменного небольшого здания, в котором продавались билеты. В нем можно было посидеть, подождать свой рейс. Бабушке Наде, Евгеше и Волине ждать не пришлось, так как они по пути не один раз останавливались. Бабушка, завидев своих знакомых, спешила поприветствовать их, поговорить. Мальчик из-за боязни опоздать, время от времени, дергал ее за юбку и, когда она наклонялась, шептал:
– Пошли, опоздаем. – Она, видя нетерпение Евгешы, говорила всем и бабушке Варе и бабушке Гаше и бабушке Паше, указывая на внука: «Торопится. Отец приезжает».
– Это кто же, – спрашивали они, твой старший.
– Да, Сеня, – отвечала бабушка Надя, а в конце добавляла, – ну мы пошли.
Когда они уже были недалеко от станции, их обогнал старенький, небольшой автобус и тут же остановился. Двери открылись, из салона стали выходить пассажиры. Евгеша, держа Волину за руку, смотрел во все глаза. Скоро вместе с пассажирами вышел и папа. Мальчик с криком бросился к нему навстречу.
После приветствий папа, взглянув на девочку, спросил у сына:
– Ев! А это я так понимаю Волина, та девочка, о которой ты мне рассказывал, когда я звонил из Москвы по телефону.
– Да, папа. Это Волина!
Возвращаясь, с автостанции, Евгеша суетился, путаясь у всех под ногами. Он около трех месяцев прожил в селе, у бабушки и дедушки и было видно, что очень соскучился. Рот его не закрывался, он пытался рассказать о своей жизни – объять необъятное: начинал говорить об одном, прерывался, перескакивал на другое.
– А знаешь пап, что тут со мной приключилось – я был волком. Бабушка расскажи ему, расскажи! Бабушке Наде с трудом удалось успокоить внука:
– Расскажу, все расскажу, но не сейчас, когда придем домой. У дома их встретил дедушка Володя. После приветствий, когда все зашли в дом, отец Евгеши принялся распаковывать сумки и раздавать подарки. Не забыл он и девочку. Так как она должна была пойти в первый класс, он вручил ей ручки, карандаши, тетради и, конечно же, букварь – самую важную книгу для обучения чтению и письму.
Подарки отвлекли детей, они ушли в другую комнату. Бабушка Надя, воспользовавшись временной тишиной, накрыла старшему сыну на стол. Пока он ел она, вместе с отцом устроившись рядом, расспрашивала его. Сеня, или как его звали в институте, на работе – Семен Владимирович, с удовольствием рассказывал им о том, как он занимался одной очень важной научной темой и как после оформления соответствующих документов защищался на ученом совете. Его давний друг и наставник, остался им очень, доволен. Теперь он доверил ему решение новой научной задачи. Увлекшись работой, я стал другим человеком, – но, потом, вдруг остановившись, Семен Владимирович спросил:
– Мам, а почему не пришел Александр. Я хотя с ним и не ссорился, но все-таки вел себя не по-людски и хотел бы извиниться. Мы как ни как свои люди. Думаю, мне не стоило обижаться на него из-за несбывшейся детской мечты. К тому же я даже рад, что все так получилось. Рад как никогда в жизни, наконец-то я, нашел себя.
– Не знаю, почему не пришел, – ответила мать и, приоткрыв дверь другой комнаты, крикнула. – Евгеша, отвлекись и подойди на минуточку к нам.
– Да бабушка, – откликнулся, появившись перед нею, мальчик.
– Ты дяде Саше говорил о том, что твой папа должен приехать?
– Конечно, говорил.
– Ну ладно. Иди, гуляй, – сказала бабушка Надя внуку и, перекинув взгляд на своего сына, удовлетворенно проговорила. – До отъезда ты его обязательно увидишь.
Но вот наступил день отъезда Евгеши и Семена Владимировича, а Александр так и не появлялся. Бабушка Надя и дедушка Володя не один раз звонили ему по телефону, но к аппарату никто не подходил. Евгеша вместе Волиной бегали к нему домой, но все было напрасно. Никто не знал, что и подумать пока кто-то из его соседей не сказал, что он уехал и, со дня на день должен быть дома.
– Ладно, – сказал Семен Владимирович, – еще встретимся, ведь не последний раз мы приезжаем? – И он посмотрел на сына.
– Конечно, не последний! – ответил Евгеша, взглянув на Волину. После такого заявления мальчика все успокоились, и отец с сыном начали собирать вещи.
Дядя Саша, конечно, помнил о своем обещании, но отведенных ему трех дней не хватило. Помешал, как и опасался Лукьян Пантелеймонович – дядя Волины – огромный волчище. Он, хотя и был слабее, но не позволил Александру сблизиться с Лессой. Поэтому дядя Саша, когда раздался громкий призывный вой лесника, воспротивился и не вышел из леса. А так бы он, конечно же, проводил племянника.
У Евгеши, когда они шли, на автостанцию была еще надежда что вот-вот из-за поворота появиться голубой «Москвич», но он так и не появился. Попрощавшись с бабушкой Надей, дедушкой Володей и Волиной, Евгеша вместе с отцом забрался в автобус. Когда он тронулся, мальчик долго махал рукой. Наконец автобус выехал за пределы села и, довольно урча, стал двигаться по окруженной с двух сторон лесом дороге. И вдруг случилось невероятное событие: прямо у самых колес, через дорогу перепрыгнул огромный волк и стал следовать с боку автобуса. Сидящий впереди мальчика дядя, как потом оказалось, это был Василий Владимирович – начальник «Охотсоюза» сказал:
