Петр Иванович Савельев
История государственного управления
Камералистская система как основа организации государственной службы просуществовала в Российской империи на протяжении всей ее истории. Более того, основные бюрократические принципы ее были воспроизведены и в советский период истории русской государственности. Наконец, на принципах петровского камерализма основаны и нынешние государственная и муниципальная службы.
Лекция 3. НОВАЯ ЕВРОПЕЙСКАЯ ДЕРЖАВА
– Государство «общего блага» Петра Великого
– Новая элита России эпохи Петра Великого
– Европейская роль России в эпоху Петра Великого
Государство «общего блага» было мечтой Петра Великого. Не случайно Сенат поднес ему титул не только императора, но и Отца Отечества. По сути своей это была мобилизационная модель государства и общества.
Прежде всего, нужно было совершить революцию в умах подданных. Нужно было раскрепостить мысли и поведение людей, скованных вековыми традициями бытового уклада, а затем мобилизовать их на достижение вожделенной мечты. Наглядный пример молодой царь увидел своими глазами в Немецкой слободе и особенно во время путешествия Великого посольства.
Реформа быта россиян была одной из самых радикальных революций Петра. Вернувшись из заграничного путешествия и расправившись с ненавистными стрельцами, он обрушился на мировоззренческие устои русского общества. Первое, что попалось под горячую руку царя, были одежда и бороды.
Длиннополый кафтан, в котором можно было ходить «спустя рукава», высокий стоячий воротник, горлатная шапка бояр были объявлены вне закона. Царь лично остригал длинные бороды, чем повергал в священный ужас своих сановников, для которых борода была главным знаком мужского достоинства и соответствия образу Божию. Послабление было сделано только для духовных лиц и крестьян.
Курение табака, кофепитие, дикие кабацкие попойки и шумные ассамблеи с участием женщин воспринимались как греховные деяния и сборища. Откровенно богохульный Всешутейший собор с князем-папой Ф.Ю.Ромодановским и воспитателем царя Никитой Зотовым во главе на улицах столицы наводил ужас на добропорядочных отцов семейства. Но во всем этом участвовал и всем этим заправлял сам царь, помазанник Божий! Это была пощечина старой церемонной аристократии, настоящее крушение мира, разрушение привычного образа жизни.
На этом фоне была произведена радикальная церковная реформа, которую некоторые исследователи склонны считать единственным по-настоящему революционным преобразованием царя-реформатора. После смерти патриарха Адриана Петр решил вовсе упразднить патриаршество на Руси и поставить церковь на службу государству. Главой церкви становился царь, а управление духовными делами вверялось вновь созданной духовной коллегии – Святейшему Синоду.
Духовенство, как и все иные сословия, должно было служить государству, то есть работать на достижение «общего блага». Поэтому упразднялась тайна исповеди. Священник обязан был сообщать властям о ставших ему известными воровских делах и злых умыслах паствы.
Были введены жесткие штаты священников и монахов. Значительная часть духовенства была записана в податной оклад. Петр считал монастырь рассадником разврата и тунеядства. Часть монастырей была закрыта и превращена в госпитали для инвалидов. Монастырь утратил свою былую роль духовного убежища для православного человека.
В Россию хлынул мутный поток западнорусского украинского духовенства, быстро захватившего командные высоты в церковной иерархии. Ярчайшим представителем их был любимец Петра, автор трактата «Правда воли монаршей» и не менее знаменитого «Духовного регламента» Феофан Прокопович.
Местоблюстителем патриаршего престола после смерти патриарха Адриана в 1700 году стал еще один малоросс и откровенный униат, львовский шляхтич и воспитанник иезуитов Стефан Яворский. Он привлек на русские кафедры своих ставленников Дмитрия Ростовского (Туптало), Феодосия Яновского. Петру понравилась светская развязность этого польского шляхтича и он поставил его во главе только что созданной Александро-Невской лавры.
Дворянство петровских времен не производило впечатления господствующего класса. Указ 23 марта 1714 года о единонаследии окончательно приравнял поместье к вотчине и запрещал дробить «недвижимое имение» между детьми помещика. Кроме одного из сыновей, все дворянские отпрыски должны были искать себе пропитание на службе. Отцу запрещалось поддерживать их не только наследством, но даже и деньгами от продажи оного. Это была принудительная норма, как и то, что дворянскому юноше воспрещалась женитьба до завершения обучения. Он обязан был являться на смотры и служить практически пожизненно под страхом лишения дворянского звания и даже телесного наказания.
Дворовое холопство, имевшее тысячелетнюю историю, упразднялось и обращалось в податное крестьянское сословие. Мелкие категории крестьянства (однодворцы, черносошные крестьяне Севера, инородцы Поволжья, пашенные крестьяне Сибири и др.) объединялись в одну группу под названием «государственных крестьян». Городские слои стали членами купеческих гильдий и цехов и в большинстве своем были записаны в оклад податного населения. Воздух города не делал крестьянина свободным. Города жили по правилам, записанным в регламенте Главного магистрата.
Всю систему общественных отношений пронизывала податная реформа Петра. Она провела четкую и почти непроходимую грань, делившую население на податное и неподатное. И все оно было поставлено под неусыпную опеку государства. Погоня за податным «числом» привела к тому, что были буквально выметены все социальные ниши и закоулки.
С 1 октября 1724 г., по указу государя о полицейской акции от 3 июля, были схвачены и записаны в «число» все нищие, сироты, бродяги, гулящие люди. все увечные были отправлены в богадельни, деревни, к владельцам, в службу или в тюрьму. В том же году были введены паспорта для крестьян, отлучающихся на заработки или по торговым делам («торгующие крестьяне» в городах).
В итоге, мечта Петра Великого, его вожделенное государство общего блага оказалось самодержавием с абсолютной властью на самом верху и закрепощенными сословиями внизу. Исчезла с лица земли треть крестьянских дворов. Ликвидирована автономия и литургическая власть церкви – последнее прибежище свободы совести и личной свободы. В государственном управлении воцарился чиновник, бесконечно далекий от идеи общего блага народного, рыцарь чернильницы и гербовой бумаги, обслуживающий и поныне вечный двигатель российского бюрократизма.
Новая элита России отражала бурную реформаторскую эпоху Петра Великого. Ее состав и облик сильно отличались от предшествующих эпох истории русского государства. Прежде всего это говорит о глубине и радикальности тех перемен, которые произошли в России конца XVII – первой четверти XVIII столетий.
Бурная и во многом импульсивная деятельность Петра произвела сильное и неоднозначное впечатление на современников и потомков. Никто из его предшественников и преемников не демонстрировал такой парадоксальной активности. Его фигура возвышалась посреди толпы сподвижников настолько, что производила впечатление одиночества. При этом сам он стремился быть всегда в гуще событий, в которых были заняты массы людей. Однако никто из них, даже ближайших сподвижников не был способен представить себе и понять смысл его планов и действий.
Отличительной чертой его было то, что он всегда был занят конкретным практическим делом и всегда сам устанавливал в каждом таком деле самую высокую планку, которой не достигал никто из вельможного окружения трона. В то же время, он охотно и послушно принимал уроки мастеров даже самого низкого происхождения. «Аз есмь в чину учимых, и учащих мя требую!» – одна из любимых поговорок царя.
Нужны были люди, готовые воспринимать новизну и масштаб его решений, рукастые дельцы, полностью поглощенные идеей обновления жизни, заряженные на результат, первооткрыватели и упорные, деятельные натуры. К такой высокой планке примерял он всех своих соратников, которых вовлекал в бурный водоворот реформаторской стихии. Он остро переживал нехватку таких помощников, чувствовал свое одиночество и за многие дела вынужден был хвататься сам, выполняя этот непосильный «сизифов труд».
Именно такие помощники должны были составить новую элиту государства, и ее нужно было создавать, что само по себе было делом непростым и утомительным. Петр понимал, что от успеха в этом деле зависел общий успех его начинаний. Он высоко ценил тех, кто работал на этот успех, но и жестоко наказывал как предателей тех, кто не оправдывал его доверия и надежд.
Новая элита имела в своем составе представителей старой московской аристократии, в том числе боярства. Таковы были князья Ф.Ю.Ромодановский, М.М.Голицын, князья Долгорукие, Гагарины, Репнины и др. Петр внимательно прислушивался к их мнению о своих шагах. Так однажды на пиру (1717 г.) он попросил князя Якова Федоровича Долгорукого сравнить собственные дела с делами своего отца, царя Алексея Михайловича.
Прямодушный ответ князя, когда-то давно одарившего юного царевича Петра первой сложной заморской игрушкой-прибором (астролябия), воодушевил царя. Из него следовало, что Петр еще далеко не превзошел своего отца в делах внутреннего управления, но действует по его завету и вскоре несомненно достигнет больших успехов. В делах же строительства флота и в отношениях с иноземными государствами он уже во многом выше своего великого родителя.
Большинство родовитых современников Петра не сочувствовали его реформам, особенно его методам. Так, царский свояк князь Б. Куракин считал, что следовало бы продолжить линию быта царей Алексея Михайловича, Федора Алексеевича и царевны Софьи Алексеевны по польскому «политесу». Вместо этого Петр внедряет манеры голландские, матросские. Вместо утонченных наук греческих и латинских, философии да риторики в ход пошли нешляхетские науки – артиллерия, фортификация, навигация.
Важную часть петровской элиты составили иностранцы. Они, конечно, были известны и до Петра, но при нем они сыграли совершенно новую роль, став проводниками европейской культуры и нравов, на которые ориентировался царь в своем реформаторстве. Прежде всего это были давние знакомцы Петра по кутежам и потехам в Немецкой слободе Тиммерман, Лефорт, Гордон, ставшие его сподвижниками в военных и флотских предприятиях.
Рядом с благородными кондотьерами вроде знаменитого впоследствии фельдмаршала Бурхарда Миниха, приглашенного Петром строить Ладожский канал, появились выходцы из простых сословий вроде бывшего юнги на португальском корабле Девиера (генерал-полицмейстер Санкт-Петербурга), бывший свинопас из Литвы Ягужинский (генерал-прокурор Сената), бывший сиделец в лавочке Шафиров (вице-канцлер, барон), сын вестфальского пастора Остерман (вице-канцлер, барон). Вопреки расхожему мнению, Петр не раздавал высшие должности иностранцам, предпочитая своих. Исключение составляли технические мастера, коих нельзя было сыскать в России.
Подстать простым иноземцам в новой элите были и русские выходцы из неблагородных и даже подлых сословий. Самым знаменитым среди них был Александр Меншиков, почти сверстник Петра, потомок маркитанта, сам торговавший на улицах Москвы пирожками с зайчатиной. Разделивший с царем все тяготы и лишения, поражения и великие победы, он добился всех мыслимых титулов (светлейший князь, генералиссимус), стал владельцем дворцов, имений и многочисленных крепостных. На его счетах в иностранных банках накопились многие миллионы.
Из семьи вологодского подъячего происходил кабинет-секретарь Петра Алексей Васильевич Макаров, приложивший руку к большинству указов государя. Из русских дворовых людей происходил Алексей Александрович Курбатов, архангельский вице-губернатор, главный «прибыльщик» и изобретатель гербовой бумаги.
Всех их, аристократов и плебеев, сравняла царская служба и общее дело, которому они служили с полной отдачей сил и способностей. Они гордились и хвастались своими новыми достижениями и наградами. Так для боярина Бориса Петровича Шереметева теперь важнее было то, что он фельдмаршал и кавалер Мальтийского креста. Во время заграничного путешествия отдельно от Великого посольства, он охотно наряжался в европейское платье. Однако, при необходимости он униженно просил безродного князя Меншикова о милости.
Всесильный глава страшного Преображенского приказа князь Федор Юрьевич Ромодановский со звероподобной внешностью монстра с охотой исполнял роль шутовского князя-папы Всешутейшего собора. Политический сыск, пытки и расправы были его делом жизни. Он был беспредельно предан Петру и имел исключительное право входить в его кабинет без доклада, чего был лишен даже Меншиков. Он утверждал все повышения в чинах офицеров, включая самого Петра, который подавал ему письменный рапорт и принимал из его рук свой очередной офицерский диплом.
Петр усердно пестовал свое окружение. Он почти не ошибался в людях, с первого взгляда определяя способности и годность для дела того или иного из приближаемых помощников. Таким был младший современник и любимец Петра Иван Иванович Неплюев, выходец из дворян, послуживший в гардемаринах и на дипломатической службе в качестве резидента при дворе турецкого султана. Он вспоминал позднее, что ученики Петра Великого были проведены им сквозь огонь и воду.
Самой сложной и практически нерешаемой задачей оказалось воспитание честности и неподкупности элиты. Воровством и мздоимством грешили все, за очень редким исключением. Это приводило Петра в бешенство и провоцировало его на жестокие наказания преступников. Однажды он предложил в Сенате карать даже за малое воровство смертью, на что генерал-прокурор Ягужинский возразил ему, что тогда он останется править один. По справедливому замечанию Пушкина, некоторые указы царя были писаны кнутом.
Почти все любимцы царя познакомились со знаменитой дубинкой, которая стояла в углу токарной мастерской. Туда Петр вызывал виновных в казнокрадстве и примерно лупил их без лишних свидетелей. Чаще всего доставалось Меншикову, который отличился баснословным воровством. В походах дубинку заменяла трость. О ней с восторгом вспоминал Астраханский губернатор Артемий Петрович Волынский, которого Петр так «по отечески прибил», что его спасло только вмешательство Екатерины.
Неписанный кодекс петровской элиты решительно отвергал любое предательство государственных интересов. Такие преступления наказывались крайне жестоко. Примером служит дело сибирского губернатора князя Матвея Петровича Гагарина, подвергнутого жестоким пыткам и повешенного в 1721 году. К смертной казни был приговорен вице-канцлер барон Петр Павлович Шафиров, снятый с эшафота и отправленный в ссылку. Под следствием умер Алексей Александрович Курбатов.
Напротив, невольный промах или оплошность в добросовестном деле не только не влекли наказание, но вызывали сочувствие царя, который утешал неудачника и старался укрепить его в стремлении к честной и прямой службе. Петр понимал, что идеальных соратников, как и вообще идеальных людей, не бывает. Нужно только приставить человека к делу правильной стороной и поощрять в нем инициативу и деловую хватку, верность общему благу и беззаветную преданность своему Отечеству. Петр был щедр на награды для достойных. Выше всего ценился наградной портрет царя.
Взаимоотношения внутри петровской команды были далеко не безоблачными, что часто выплескивалось во время застолий, которые Петр умело регулировал с помощью спиртного. Возмутителям спокойствия предлагалось выпить «орла» (огромный ковш крепкого напитка). Петр был прост в общении с участниками застолья, что порождало особую атмосферу близости и искренности. При этом не было ни малейшего панибратства, но создавалась обстановка сердечного почитания. Все знали, что как за Богом молитва, так и за царем служба не пропадет.
Европейская роль России кардинально менялась по мере событий эпохи Петра Великого. Из периферийного государства где-то на восточной окраине Европы Россия превратилась в ведущую державу континента, активно участвующую в межгосударственных отношениях.
На протяжении предшествующего XVII столетия Россия, с большими потерями выбравшаяся из Смуты, была занята устроением собственной государственности. Ее сотрясали внутренние неурядицы. Не случайно XVII век получил наименование «бунташного». Усмирение мятежных банд казаков, «соляной» и «медный» бунты, восстание Стапана Разина, церковный раскол и «соловецкое сидение», стрелецкие мятежи и многое другое поглощали все внимание правительства.
Внешняя политика России была сугубо оборонительной и состояла в выстраивании отношений с соседними государствами. Угроза нависала с трех направлений: на западе нужно было отбиваться от Польши, на юге – от Турции и ее вассала Крымского ханства, на севере – от Швеции. Война на три фронта была непосильной для истощенной внутренними бедами страны. Чтобы справиться с одной, надо было идти на уступки по двум другим.
Европейские державы без особого интереса взирали на Россию и не принимали ее в расчет в своих геополитических раскладах и планах. Петр сразу это почувствовал, едва Великое посольство пересекло границу. Все его планы на создание мощного антитурецкого союза в европейскими странами оказались пустыми мечтаниями. В Европе назревал внутренний конфликт из-за борьбы за испанское наследство, и роль России в нем вовсе не просматривалась.
«Великий союз», созданный Англией, Австрией и Голландией против Франции был также для России недоступен. А все вместе они боялись сильную Швецию, где к власти пришел молодой сорвиголова Карл XII, обладавший едва ли не самыми сильными в Европе армией и флотом. Взятие Азова также не произвело впечатления на европейцев, и Петру пришлось забросить все свои приготовления на юге.
Европейская судьба России должна решаться на севере, на побережье Балтийского моря. Пока внимание держав приковывал испанский вопрос, можно было попытаться отвоевать выход к морским путям на Балтике. Это означало войну со Швецией. В одиночку это было не под силу, а серьезной поддержки никто не обещал. В последний момент на антишведский Северный союз согласились только Саксония и Дания.
Это были слабые и ненадежные союзники, которые не только не помогли, но скорее затруднили России ее задачу. Они рухнули при первой опасности со стороны Карла XII и Россия осталась с ним один на один. Дания капитулировала после первой же бомбардировки Копенгагена с шведских судов и подписала Травендальский договор (8 августа 1700 г.). Это был единственный союзник России, обладавший флотом.
Начало Северной войны ознаменовалось поражением русской армии под Нарвой в ноябре 1700 г., что окончательно подорвало кредит России в глазах европейских держав. На нее махнули рукой и забыли. Русский посол в Гааге А. А. Матвеев общался с голландцами «как отчужденный» и вынужден был выслушивать их нарекания «с нестерпимой горестию».
Махнул рукой на царя и Карл XII, который вместо того, чтобы развить нарвский успех, лихо гонялся за польским королем и саксонским курфюрстом Августом II по его владениям и тем очень помог Петру. Безуспешно русские дипломаты обивали пороги европейских королевских домов, ведь по известному плану Лейбница Россия предназначалась в качестве колониального владения Швеции. Вскоре в Европе началась война за испанское наследство, и всем стало не до России.
Петр же, напротив, посчитал поражение под Нарвой великим уроком, а позже вообще назвал его «счастием» для России. Европейская война тоже его очень порадовала. Полученную передышку он использовал для создания новой армии и флота. И вскоре пришли первые, пока малозначительные на фоне блистательных успехов Карла, победы. В Европе их никто не заметил.
Карл XII согнал Августа II с польского престола, принудил его подписать Альтранштадтский договор (сентябрь 1706 г.), занял Саксонию и, посадив на польский трон своего ставленника Станислава Лещинского, принял решение идти на Москву. Его план состоял в расчленении России. Северные территории с Псковом и Новгородом должны были отойти Швеции, а западные с Украиной и Смоленщиной – к Польше. Над Российским государством нависла смертельная угроза.
Петр обратился за посредничеством в заключении мира со Швецией к Великому союзу, надеясь, что торговые интересы Англии и Голландии заставят их помочь России в трудный момент. Однако миссия А.А.Матвеева в Лондон провалилась. Отвернулась и Австрия. Все боялись вызвать раздражение Карла XII. Все признали Станислава Лещинского королем Польши и наперебой навещали Карла в Саксонии, подталкивая его к походу на Россию.
Над европейцами довлел «нарвский синдром». Успехи русской армии, завоевавшей Ингрию и продвигавшейся в Эстляндии, остались незамеченными. Карл сделал роковой для себя шаг – двинул войска на Россию. Его армия испытала нехватку в снаряжении и боеприпасах. Расчет был на соединение с 16-тысячным корпусом генерала Левенгаупта с его громадным обозом. И тут грянул гром. В сентябре 1708 г. при деревне Лесной этот корпус был разгромлен 10-тысячным русским отрядом. Артиллерия и обоз были утрачены шведской армией.
И даже эта знаменательная победа не изменила умонастроения европейских столиц из антифранцузского Великого союза. Не вняли уговорам Петра и бывшие союзники Дания и Саксония, несмотря на предложение даже территориальных уступок вплоть до Дерпта и Нарвы. Тщетно русский посол в Дании В. Л. Долгорукий предлагал датскому правительству крупные денежные единовременные и ежегодные субсидии. Отказался и Август II. Все ждали скорой и окончательной победы Карла XII.
Все изменилось после Полтавской битвы 1709 года. Армия страшного Карла XII перестала существовать. Сам полководец бежал с поля битвы. Немедленно возобновился союз с Данией и Саксонией. Без уступок и субсидий от России. Союза с Россией теперь возжелали все – и Франция, и антифранцузская коалиция. Единственной страной, в свое время воздержавшейся от признания Станислава Лещинского, была Голландия. «Нарекания» Гааги были забыты, потому что торговая выгода важнее. Такова Европа. Была и остается.
Изменился и тон Петра. Теперь он мог предложить свое посредничество воюющим европейским державам. Он холодно отнесся к предложениям Англии и вступил в переговоры с Францией. Людовик XIV даже намекал на возможность предоставления венгерского престола царевичу Алексею Петровичу. Он же предлагал организовать русско-французскую торговлю через новые русские порты на Балтике.
Так Россия вступила на общеевропейскую политическую арену. Она стала общепризнанной европейской державой. Теперь она была желанным участником любого союза. Ее вмешательство в европейские дела признавались обычным делом. Вместе с тем явилась новая враждебность, страх от того, что будет нарушено «европейское равновесие». Этим особенно отличалась Англия, которой не нравилось усиление России и ослабление Швеции и прежде всего появление русского Балтийского флота.
Петр отправился в Париж, чтобы предложить Франции дружбу вместо Швеции. Париж соглашается, несмотря на все бывшие договоренности. Правда правительство во главе с регентом Филиппом Орлеанским еще осторожничает и постоянно оглядывается на Англию, однако все больше склоняется к союзу с Россией. Петр на руках несет малолетнего Людовика XV по ступеням королевского дворца.
Петр с Людовиком XV на руках
Дружбы Петра ищут и Георг I, курфюрст ганноверский и король английский, и добивающийся английского престола Яков II Стюарт, и Испания, которая готовилась к войне с императором, Англией и Францией. Швеция, в угоду Англии провалившая Аландский конгресс с Россией, очень скоро пожалела. Вслед за победоносным Гангутским сражением 1714 года последовала победа при Гренгаме (июль 1720 г.) на глазах английского флота. Швеция сдалась и пошла на заключение невыгодного ей Ништадтского мира (10 сентября 1721 г.).
Ништадтский мир был вторым по значению событием после Полтавской победы. Россия получала Ингрию, часть Карелии, Эстляндии и Лифляндии, а вместе с ними свободный и прочный выход к Балтийскому морю и его коммуникациям. Россия стала великой европейской державой. Императорский титул российского самодержца, хотя и не сразу, был в итоге принят всеми.
Южное направление внешнеполитической активности России отошло на задний план и было отложено до лучших времен. Тем более, что война с Турцией завершилась прутской катастрофой и дальнейшая борьба с Османской империей была переведена в дипломатическую плоскость. Царским эмиссаром в Константинополь был отправлен И.И.Неплюев, которому пришлось противостоять мощному английскому влиянию. Ему удалось предотвратить новую войну с Турцией, несмотря на происки европейских дворов, стремившихся нанести удар России с юга.
Стратегическим планом Петра был выход к Каспийскому и Черноморскому мореплаванию, для чего следовало отодвинуть русскую границу до Кавказа и Каспия. Без новой роли России в европейских делах этот план был бы нереальным, ибо позиции держав, особенно Англии, здесь были доминирующими. Каспийский поход Петра 1722 года подавался русской дипломатией как естественная потребность утвердиться на побережье Каспия, не ущемляя интересов Турции. Русские взяли древний Дербент.
Осенью 1723 года молодой персидский шах Тохмас, утвердившийся на престоле после восстания афганцев, подписал с Петром договор, по которому Россия получала почти все побережье Каспия с провинциями Ширван, Гилян, Мазендеран и Астрабад. Турция смирилась и с этим. Позиции России в Европе были настолько сильны, что никто не решился на открытый протест. Новая европейская держава властно диктовала свои условия бывшим вершителям судеб запада и востока.