Петр Ингвин
Сказаниада
Глава 7. Данила и боги
– Впере-е-ед! – неслось над головами. С лязгом и грохотом в разбитые ворота устремилась конница, за ней поднялась пехота.
Данила не пошел второй раз, он и без того надышался дымом. Снаружи серая пелена почти рассеялась, а в городе свирепствовал всепожирающий огонь. Здоровье дороже.
Атака оказалась короче любой, какую Данила мог представить. Почти сразу трубный звук множества рогов возвестил окончание штурма. Как только ворота пали, конец Двои стал неизбежен, и во дворце вывесили белое знамя.
Хорошо, что Данила не пошел в атаку. Пограбить не дали, солдат вернули из города, а во дворец обсуждать условия сдачи отправились гридневый голова и воевода.
Вскоре объявили о полной и безоговорочной победе: противник признал поражение и пошел на выполнение всех требований ради спасения города и его жителей. По итогам войны Куприян обязался выплатить сумасшедшее возмещение. Увы, возмещение полагалось государству, а не солдатам, они в этой войне остались без добычи. Вместо законного грабежа – посадка на корабли и отправка восвояси. Понятно, в каком настроении поднимались на борт. На этот раз конницу отправили первой, пехота грузилась следующей.
На корабле Данила услышал про подоплеку столь быстрого успеха, о ней рассказал Чурила – услышал во время битвы от упавшего с коня всадника, который убил Виктора. Тот жалел, что упустил шанс присутствовать во время пленении чужого дракона, а в том, что Двоя будет завоевана, не сомневался с самого начала. Все оказалось так, как Данила предполагал изначально. У богов не просили победы, о войне вообще не проронили ни слова. Еще до того, как войска были собраны, Кощей отправился на Олин пик и сделал подношение, какого еще не знала история. Столь щедрый дар Кощей принес всего лишь за восточный ветер – несильный и постоянный. О кровавых играх людей боги не догадывались или сделали вид, что не догадываются, и ветер обеспечили. Сначала это помогло кораблям, затем было использовано для взятия города.
Вот и ответ умникам по поводу богов, которые, дескать, не вмешиваются, когда люди воюют. Вмешиваются. Главное – это прикрыть истинные мотивы правильными словами. Никакое всемогущее существо не устоит, если сделать вид, что высшие силы остались ни при чем, и сопроводить молитвы достаточным количеством золота.
Перед Данилой серьезно встал вопрос о будущем. Война окончена, лучших и наиболее преданных солдат определят в гридни, остальных отправят по домам. Но у многих домов попросту нет. Чтобы не плодить разбойничьи шайки, вернувшихся солдат проверят на благонадежность, то есть с небольшим запозданием сделают то, что категорически запрещено при наборе войска. И каменоломни получат множество работников.
Сверху громко оповестили:
– Сегодня вернуться в Гевал не успеваем, сделаем остановку. Слева по борту – Олин пик. Пристаем на всю ночь, каждый может поблагодарить богов за содействие. Отплытие утром, кто не придет – ждать не будем.
Вскоре на корабль перекинули шатавшийся деревянный настил, солдаты тонкой струйкой вылились на пристань. Они с удовольствием вдыхали свежий воздух, с блаженством потягивались после часов скученного пребывания, стоял хруст расправляемых суставов и благоговейная брань на величественную обитель богов.
У причалов из котла раздавали бесплатную кашу. Никто из солдат не проходил дальше, пока не набивал желудок под самое горло. Когда и кто еще предложит что-то бесплатно? Дают – бери, бьют – беги, главный закон выживания.
– …Правило четвертое: просьбы обдумывать заранее и соизмерять с подношением, – вещал служитель. – При нечеткой или противоречивой просьбе боги могут задать уточняющий вопрос, но могут отказать вовсе…
Здорово, что корабль зашел на Олин пик. Самостоятельно Данила сюда не добрался бы, а оно того стоило. Будущее туманно, и судьба подкинула решение: нужно спросить совета богов. У других же все получилось, получится и у него. Боги суровы и справедливы, они не любят жадных, но всегда выполняют просьбы тех, кто за помощь отдает последнее. Серебра, зашитого в поясе, маловато для полноценного подношения, но боги поймут. На то они и боги.
– …Слова богов могут вам не понравиться, – втолковывал служитель, – но с этим нужно смириться, ибо иной путь, кроме указанного богами, к запрошенной вами цели не приведет…
Чурила долго сомневался и, наконец, выдохнул:
– Я иду к богам. Спрошу, что делать дальше. Знаю, что Бермята меня не простит и если я попадусь ему на глаза, меня тут же укоротят на голову. Что делать и как жить дальше, сейчас у меня нет ответа. Надеюсь, боги помогут.
Данила вдруг понял, что мечты о совместном трактире улетучиваются. Каждый знал о богах: чем крупнее подношение, тем приятнее результат. Ради надежды на счастливое будущее Чурила может отдать все до последнего гроша. Данила по-дружески обнял его за плечо:
– Я могу предложить решение бесплатно. Давай сложим наши капиталы и откроем придорожный трактир. Хозяину, во-первых, не обязательно работать самому, а во-вторых, если боишься, что тебя ищут, можно назваться другим именем. И до конца дней живи в свое удовольствие, прошлое останется в прошлом.
Чурила отверг такое предложение сразу:
– Не хочу ходить по лезвию ножа. Мне нужно знать твердо, что жизнь в безопасности, иначе это не жизнь.
С придорожной гальки поднялся витязь в тяжелом доспехе.
– Вот и дождался. – Меч с тяжким шумом выехал из его ножен. – Ну, Чурила-мудрила, пошли ставить точку в случившемся у нас с тобой недоразумении.
– Это Бермята! – Приятель бессознательно спрятался за Данилу, словно это спасет от неминуемого.
Бермята улыбался:
– Боги сказали правду. Я просил: «Научите, как жить. Жена обманула, а коварный соблазнитель в бегах. Забыться в ратных подвигах не удалось, домой к предательнице вернуться тоже не могу. Что делать?» Мне дали ответ: «Лучший лекарь – время. Смирись, отбрось дурные помыслы, не торопи события, помогай ближнему, и счастье придет само». Я так и сделал. Перестал думать о предательстве и мести, никуда не поехал, коня отдал нуждающимся… и долгожданное счастье действительно пришло само. Великие боги, как же точно вы все предсказали! – Бермята на миг взвил взор к небесам и махнул мечом в сторону от дороги. – Пошли?
Чурила превратился в старика: плечи сгорбились, лицо опустилось, ноги покорно зашаркали подошвами сапог в нужном направлении. Бермята двинулся в паре шагов позади, приглядывая, чтобы молодой витязь не отчебучил чего-нибудь. Но было видно, что ничего опасного не случится. Чурила сломался.
Данила следовал за ними. Крепкий доспех Бермяты защищал того полностью, шлем закрывал щеки, загривок укутывала пластинчатая бармица. Кольчуга тоже обшита пластинами, ее низ опускался на толстые поножи, а середину дополнительно скрывало могучее зерцало. В такой тяжести даже ходить трудно, и не каждый конь выдержит. А Бермяте было нипочем, он скакал по камням резвым козликом и порхал бабочкой, у которой вместо крыльев щит и меч. Чуриле этого воина не одолеть. Такую мощь только кистенем проломить или бревенчатую крышу на голову обрушить, а обычный меч в лучшем случае помнет, не больше.
Торговые ряды кончились, вскоре остались позади и склады, и гостиницы, и мыльни, и прочие заведения, о назначении которых не хотелось даже догадываться – в местах, куда люди привозят деньги, всегда появляются возможности истратить их самыми изощренными способами.
Впереди показалась площадка вполне пригодная для поединка.
– Можно узнать… – Данила нагнал Бермяту.
– Что?
Тот повернул лицо. Кинжал с хрустом вошел в череп через открытый рот. Глаза витязя остекленели, тело медленно завалилось на камни.
Чурила обернулся, его ноги подкосились. Когда чудо спасения дошло до размытого страхом разума, полился пахнущий еще не выветрившимся страхом поток благодарности:
– Да вознаградят тебя боги, Данила, ты настоящий друг. Мне в голову не могло прийти, что ты поможешь. Прости, я недооценивал тебя. Данила, как же здорово, что судьба свела нас с тобой. Ну что я без тебя делал бы. Мне казалось, все кончено, я уже с жизнью попрощался…
– Это ты вовремя.
Окровавленный кинжал обагрился и кровью Чурилы. С перерезанным горлом тот распластался на прибрежных камнях, лицо с остановившимся взором глядело удивленно и совсем по-детски. С одной стороны плескалось и пенилось грязными бурунами свинцовое море, с другой взмывала ввысь громада Олиного пика. Неподалеку проходила красная черта. И ни одного человека вокруг. Надо же, в таком явно небогоугодном деле боги оказались на стороне Данилы. Возмещение за неудачи и унижения прошлой жизни? А если это был знак, что теперь все пойдет в гору?
На трупах ценности нашлись только у Чурилы, зато Данила обзавелся серьезным доспехом и качественным оружием Бермяты. Любопытно, где тот оставил коня? Ах да, сказал, что отдал нуждающимся. Ну и дурень, чтоб ему пусто было.
Денег Чурилы с запасом хватит на собственный трактир. Еще вчера Данила не сомневался бы, как поступить, но боги дали другой знак. С богами лучше не спорить. В гору так в гору.
Данила вернулся на дорогу. В толчее рядом с котлами мелькнуло знакомое лицо – витязь, похоронивший Ульку, угрюмо опустился на земле и принялся точить меч. Совсем недавно в ожидании Чурилы так же сидел Бермята. Данила быстро отвел взгляд, пока не был узнан ответно и не посыпались неудобные вопросы. Он пересек красную черту. Началось восхождение.
Навстречу спускались уже переговорившие – в основном такие же солдаты, чаще задумчивые, иногда злые. Счастливых лиц не заметно. Что же они такое просили, что ответ богов их неприятно удивил? Сказано же и не раз повторено, пока идешь к красной черте: слова богов могут не понравиться, но с этим нужно смириться, ибо иной путь, кроме указанного богами, к запрошенной цели не приведет. И главное: просьбы обдумывать заранее и соизмерять с подношением. Данила знал, что приготовленный вклад достоин той милости, о которой он собрался молить. Не каждый богач отдаст столько, и редко кто пожертвует все.
Один из спускавшихся оказался старым знакомым. Задумчиво глядя под ноги, вместе с верзилой свирепого вида по ступенькам двигался низенький худой Тит – бывший сосед, деревенский пастух. Пастухом он, конечно же, был давно, а несколько лет назад, после смерти супруги, Тит исчез. Ходили слухи, что его видели с Соловьем Будимировичем. Хотелось расспросить, но правила Олиного пика требовали молчания. Хорошо бы позже внизу пересечься и обменяться новостями. Но совсем не обязательно. Любопытство наказуемо, и кто меньше знает, крепче спит. Будущему богачу и владельцу трактира или постоялого двора (а если боги смилостивятся, то и нескольких) негоже якшаться с разбойниками. Пусть себе идет Тит своей дорогой, особенно с таким опасным товарищем.
На высоте, с которой, казалось, должны быть видны противоположные берега моря, Данила недолго отдохнул и вошел в нависшее облако.
Лестница кончилась каменной площадкой, все окутывал туман – неожиданно сухой и похожий на дым, которым Кощей выкуривал защитников Двои, только вместо гари здесь пахло свежестью. Голова работала четко и ясно, настроение соответствовало. Сейчас произойдет нечто значительное, и жизнь круто изменится.
Из плотной завесы навстречу Даниле выдвинулись служители, похожие на бледные белые тени. Они приняли подношение, предъявили его богам, подняв над головой, и унесли. Боги видят, кто что принес, их решение зависит от подношения. Богач пожертвует сундук золота, но дома у него еще сто таких же. А бедняк отдаст единственную монету, и для богов их дары будут равны. В отношениях с высшими силами нельзя мелочиться. Здесь так: все или ничего. Тогда «все» может оказаться просто невероятным. Поэтому Данила отдал все до последнего гроша.
– Прошу богатства и долгой сытой жизни, – объявил он в мутное никуда.
Ответ заставил себя ждать. Боги не торопились. На миг даже туман рассеялся, будто просителя хотели разглядеть лучше. Каменная площадка уходила в бесконечную даль ровным отполированным полом, но что там дальше – оставалось только догадываться.
В голове – именно так, не снаружи, а внутри, голосом, который слышал только Данила – жестко раздалось:
– Твоя просьба рассмотрена, она понятна и легко исполнима. Брось пить и иди работать. Следующий!
Вынырнувшие из тумана два служителя пригласили Данилу на выход.
– Это я и так знал! – возмутился он. Служители подталкивали его, хватали за руки, он вырывался. – Я заплатил огромные деньги и требую исполнения желания!
– Твое желание исполнено, – уверили служители, выводя его под руки. – Если решение твоих затруднений имелось, ты его получил. Не мешай другим обратиться к божественной мудрости и обрести благодать.
Данилу шатало. Ноги не слушались и не хотели идти назад. В глазах плыли круги.
Все кончено.
Пока деньги были в руках, нужно было открывать желанный трактир. Теперь не осталось ничего. Ни денег, ни жены, ни дочки. Будущее стерли половой тряпкой и выжали в помойное ведро.
Вспомнилась шутка богов, которую на тот момент все действительно принимали за шутку. «Хочу, чтобы у меня все было!» – попросил такой же умник, как Данила. Боги приняли дары и уверили просителя: «Исполнено. У тебя все было».
У меня все было, подумал Данила, выходя на карабкавшуюся по уступам пика крутую лестницу. Далеко внизу ждали чудес наивные людишки. Отсюда они казались букашками, которых так легко раздавить. Их раздавят чуть позже, сейчас очередь Данилы.
«У меня все было». Все лучшее и дорогое сердцу осталось там – в прошлом.
Данила поднял лицо к закрытому облаком солнцу, горько сплюнул и шагнул с лестницы в пропасть.
Часть четвертая. Боги и не боги
Докладай без всяких врак,
Почему на сердце мрак,
Я желаю знать подробно,
Кто, куда, чаво и как!..
(Леонид Филатов «Про Федота-стрельца»)
Глава 1. Встречи на Олином пике
– Боги сказали правду, вон он!
Крик донесся с последних ступеней лестницы.
Георгий машинально оттолкнул Ладу и загородил ее собой. С горы спускались сподвижники Соловья: Фома – здоровенный силач – и Тит – мелкий доходяга с гнусным характером. Сейчас начнется такое словесное непотребство… Тит не дурак, он понимает, что здесь их окружает много разных людей, и сумеет сказать так, чтобы Георгия по макушку забрызгало чем-то похожим на шоколад, но отнюдь не шоколадом. После гибели Соловья члены его шайки, скорее всего, подались в солдаты или устроились еще куда-нибудь – и теперь уже как бы не разбойники, а уважаемые люди. Взывать к закону бесполезно.
Молчаливый Фома потирал кулаки, Тит продолжал:
– Ба-а, и кто же это с ним тут обнимается? Кислые щи на вчерашний борщ сменила, соседушка дорогая?
Красная черта была еще впереди, до нее оставалось два шага. Тит с ухмылкой положил руку на меч…
Ударила молния. Фома отпрянул в сторону: на том месте, где только что стоял напарник, дымилось черное облачко.
Служитель повысил голос, хотя в наступившей тишине это было излишне:
– Правило третье! За красной чертой соблюдать обет молчания! Говорить разрешено только с богами и их служителями!..
Пока очевидцы ужасной смерти приходили в себя, Фома пересек черту и теперь надвигался на поднявшегося навстречу Георгия.
– Уйди, – попросил Георгий Ладу. – Мне нужно поговорить.
Он не столько увидел, сколько почувствовал, как она растворилась в обсуждавшей случившееся толпе. Чудо, а не женщина. Ни нытья, ни советов… Мужчина сказал, она сделала. Мечта.
– Пошли? – Фома указал в сторону.
Георгий двинулся рядом – не впереди, как хотелось противнику, но Фома только усмехнулся.
– Поговорим по-мужски, без палок и железок, ага?
Георгий кивнул. Все логично. На мечах Фоме его не одолеть, а если хвататься за оружие и, под защитой клинка, прорываться назад, к кораблям, то, конечно, можно сбежать, но однажды где-нибудь из ниоткуда прилетит стрела, а это умение у противника на высшем уровне. Фома прав, лучше «поговорить» без палок и железок. Чем бы ни закончился «разговор», без палок и железок у каждого есть шанс остаться в живых. У Фомы наболело на душе, ему нужно выплеснуть гнев. Виновным в своих бедах он считает Георгия. Взывать к разуму бессмысленно, у Фомы чешутся кулаки, он хочет отомстить за испорченную судьбу. Так тому и быть. Иначе – стрела из-за угла, что Георгия никак не устраивает.
Когда торговые палатки и прочие заведения кончились, берег стал пустынным и почти непроходимым, но впереди виднелась довольно ровная площадка. От оставшихся позади построек ее скрывали высокие глыбы. Очень удобное место для «поговорить».
Георгий с Фомой одновременно остановились: на камнях истекали кровью два трупа. Один, с перерезанным горлом, молодой и безбородый, походил на Котеню, даже показалось сначала, что это он. Особенно потому, что второй, заколотый в лицо, оказался Бермятой Васильевичем – с него сняли доспехи, но не узнать бывшего охотника было невозможно. Трупы уже обобрали, и если бы рядом с Бермятой лежал Котеня, Георгий решил бы, что здесь постарался их юный спутник. Не зря же при встрече у моря новый оруженосец держался вдали – явно не хотел показать лицо. Но вторым убитым был не Котеня, и ненужные мысли схлынули.
– Хорошая компания для предателя. – Фома повернулся к Георгию.
– Я дрался с Соловьем, но не убивал его. Я просто хотел уйти.
– Ты сломал всем нам жизнь.
Удар пришелся в ухо. Со звоном покатился по камням слетевший шлем.
Человек двадцать первого века, Георгий не любил драться с самого детства. Соответственно, и не умел – по-настоящему, яростно, без оглядки на гуманность и прочие выдумки будущих веков. Пусть он посещал разные секции и знал множество невиданных в этом мире приемов, но против лома, как известно, нет приема. И существуют люди, что крепче любого лома и в узел его походя завяжут. Сегодня «повезло» пересечься именно с таким экземпляром.
Второй удар, ногой, пришелся в голень. Дальнейшее превратилось в избиение упавшего. Фома бил, бросал, пинал и катал Георгия, как бесчувственное бревно, боль вспыхивала огнем то в животе, то в груди, то в паху. Глаза медленно заплывали, с разбитых губ капало кровью.
Сверху раздался быстро приближавшийся вопль ужаса. Фома отвлекся от увлекательного дела, и Георгий тоже приподнял лицо: рядом на камни рухнул человек. С глухим чавком живое встретилось с мертвым и перестало быть живым. По булыжникам разлетелись ошметки мозгов, неестественно вывернулись конечности, завонял опорожненный кишечник.
Наступившую тишину взрезал новый вскрик – женский. Где-то рядом.
Георгий с трудом повернул голову. Лада. Она привела служителей. Ее взгляд остановился на лежавшем лицом вверх кровавом месиве.
Пока все отвлеклись на упавшее с неба тело, Фома сбежал.
– Не смотри, – прохрипел Георгий.
Лада повернулась к нему. Лицо напоминало фарфоровую куклу – белое, жуткое, с невидящим взором.
– Это мой муж.
Глава 2. Георгий и боги
Похоронили Данилу быстро, речей никто не говорил, сверху над могилой, как здесь принято, водрузили камень. Георгий наблюдал снизу, привалившись спиной к огромной глыбе. Все болело, двигаться было невозможно. Переломов нет, но ушибы будут заживать долго.
После Данилы предали земле Бермяту. Лада осталась у могилы мужа. Просто сидела и глядела вдаль. Прощалась? Прощала? Лицо оставалось бесстрастным, взгляд пустым.
Служители взялись копать яму для третьего. Лада, наконец, сделала шаг к Георгию:
– Прости, что не подошла сразу. Он был моим мужем, и как жена…
– Все правильно. У меня все нормально, только ходить пока не смогу. И руки не очень слушаются. В остальном все отлично, даже зубы целы.
Для демонстрации сказанного он растянул распухшие губы в улыбке. Наверное, зря, вид оказался таким, что у Лады вырвался всхлип:
– Не надо было тебя отпускать…
– А я только-только порадовался, какая ты в этом плане молодчина.
– Тот человек… – она мотнула головой назад, в сторону лестницы, – которого испепелили… он из нашей деревни. Разбойник.
– Знаю. Одно время я тоже был разбойником.
– Ты?!
– Жизнь заставила.
– Не жизнь. Ты сам. У тебя была цель, и чтобы ее добиться, тебе пришлось на время стать разбойником. Ведь так?
– В то время единственной моей целью было выжить.
– Неправда. У тебя была другая цель, высокая. Ты выживал ради нее.
К ним обратились служители:
– Сейчас принесем носилки. Первую помощь окажем на месте, пища и вода на острове бесплатны, но не забывайте о сроках, если вдруг задержитесь. У вас есть, где остановиться?
– Лодка в другой стороне от пристани.
– Отнесем туда.
Никто не спрашивал, что произошло и кто виноват, до чужих проблем служителям не было никакого дела. И правильно. Боги все знают, им известен виновный, и если это Георгий, с него спросится.
Первая помощь заключалась в смазывании ран и ушибов неким лечебным составом, очень вонючим и, видимо, дезинфицирующим, как на памяти Георгия всегда бывало с большинством других вонючих смесей. У медицинских препаратов плохой запах и полезность постоянно сочетались. Наверное, чтобы ими дети не злоупотребляли, если дорвутся до взрослых «игрушек». Или еще почему-то. Интересно представить другое объяснение. Фантазии Георгия хватило только на детей.
Перевязка не потребовалась. Георгию прописали покой и доставили в родную лодку. Несли той же дорогой, по камням и частично по мелководью. В пути четверо служителей были молчаливы и полностью равнодушны к тем, кому помогали. Они прошли через сбивавший с ног прибой, аккуратно переложили Георгия в лодку и, кратко поклонившись на прощание, исчезли.
На этот раз просушенное покрывало стало матрасом, а парус – одеялом. Ночь прошла в муках. Лада тоже не спала, каждую минуту спрашивала, чем помочь, иногда ласково поглаживала, стараясь заглушить страдания. И боль действительно отступала.
Утром в сопровождении Антошки и служанки к лодке пришла Чейна Чусовна. Как найти Георгия ей подсказали спасенные невольники, просившие на пристани милостыню. Слуги Чейны остались ждать позади, а она, стыдясь мокрого почти до пояса платья, подошла вплотную к борту:
– Здравствуй, Егорий.
Лада тактично отошла подальше и присела на камни, глядя в море.
– Здравствуй, Чейна. – Укрытый парусом Георгий повернул к ней голову. – Как здоровье мамы?
– Лучше, чем хотелось бы. – Лицо девушки недовольно сморщилось, губы на миг поджались: разговор шел не о том, зачем она пришла. Чейна решительно перешла к делу: – Скажу честно: я хотела замуж именно за тебя и шла к богам, чтобы узнать, кто из двух витязей более достоин получить меня в жены, Егорий или Котеня. Ответ поразил, и теперь я не знаю, что делать. Боги сказали выбросить из головы все глупости и слушать маменьку – она плохого не посоветует и сосватает самого лучшего. Она что же, их подкупила? Разве богов можно подкупить?
– Подкупить можно любого, у кого ценности находятся снаружи. – Подумав, после небольшой паузы Георгий добавил: – И боги сказали правду: когда не знаешь что делать, слушай маму. Да и всегда слушай, даже когда знаешь что делать. Что бы ты ни совершила, через много лет согласишься, что права была именно она.
– Но маменька неправа очень часто! Она вообще ничего не понимает в жизни!
– Вот об этом я и говорю.
Чейна нервно поднялась. На дощатую палубу лодки упал небольшой кошель:
– Это на снадобья, если понадобятся для лечения. Мне сказали, что ты отдал за чужих тебе людей все, что было, а теперь тебе самому не с чем обратиться к богам. Я хотела принести еще, но у меня больше нет. Пришлось бы просить у маменьки. А она и сюда идти запретила бы. А ты говоришь, что она права.
– Она права. По-своему.
– А по-твоему?
– Мое мнение не важно. Если у людей ценности снаружи, их не убедить, что существует другая точка зрения.
– Это ты сейчас обозвал меня глупой? Ты, конечно, стар, но все мои ровесницы уже замужем, и я достаточно взрослая, чтобы понять все!
– Тогда пойми же, наконец, что мама всегда права. Она все знает лучше, просто не обо всем с тобой говорит. Потому что тогда ты посмотришь на нее другими глазами, а она этого боится.
– Маменька ничего и никого не боится!
– Отлично. Это первый шаг веры в нее.
Чейна фыркнула и удалилась, приподнимая мокрый подол сложенными в щепотки пальцами.
Потянулись дни восстановления.
Лада ухаживала за Георгием как за ребенком. Ходила за водой и едой. Стирала. Помогала выбираться из лодки и оберегала ночной покой. Заживлению способствовали мясо, овощи и ягоды, которые Лада приносила с пристани – деньги Чейны пошли на нужное дело. Еще были куплены целебные травы, Лада сделала из них мазь и три раза в сутки втирала Георгию в больные места. Он же считал, что лучшие лекарства – морская вода и физические упражнения. Лада, глядя в сторону, помогала ему раздеться, подводила к воде и отворачивалась, пока он, превозмогая боль, пробирался через прибой на глубину. Когда волны подхватывали, становилось легко и хорошо – Георгий плавал между прибрежных рифов и составлял карту фарватера, чтобы трагедия второй лодки не повторилась при отплытии. А мышцы хорошо восстанавливались «аквааэробикой» – занятиями в воде рукопашным и мечевым боем. При тренировке «с мечом» воображаемыми были и противник, и оружие, зато эффект получался предельно реальный.
– Ты всегда был таким непреклонным?
Вопросы Лады часто касались характера: как Георгий сумел стать таким, каким стал. Точнее, таким, каким она и другие его видели.
– Ты знаешь ответ, – улыбнулся он.
Его улыбка уже не вызывала у Лады страха, фиолетовые отеки сошли на нет, и только щетина портила общую картину – брить ножом поврежденную кожу пока было опасно.
– Ты таким стал. Но как?
– Дело мужчины – всегда поступать так, чтобы ближние с ним не выживали, а именно жили. Чего-то достичь в жизни можно единственным способом: ломать себя и обстоятельства. Если постоянно ломать себя, однажды в человеке проявится то, что со стороны выглядит несгибаемостью.
– И вовсе не со стороны. Ты ежедневно доказываешь, что невозможное возможно.
– Я же мужчина.
Лада подняла на него удивленный взор:
– Мужчин много, но остальные мужчины на тебя не похожи, они другие.
– Они такие же, но забыли простое правило: для настоящего мужчины невозможного не существует. Каждый из нас храбрее чем верит в это, сильнее чем кажется, и умнее чем сам об этом думает. Нужно только заставить себя быть таким, каким хочется, дальше все случится само.
– На словах все просто. И все равно: если бы невозможного не существовало, то и слова такого не было бы.
– Слабые духом заменяют им одно из трех других: «трудно», «долго» или «неохота».
Этой темы Лада касалась часто, словно у нее был сын, которого она хотела воспитать таким же. И, кстати, не всегда соглашалась со сказанным.
– Делай, что должен, и будь что будет, – в другой раз подкрепил Георгий свою позицию известным девизом. – Поступать иначе мужчина не может.
В ответ раздался вздох, и тихо донеслось:
– Какой же ты наивный.
Разговаривали они часто и подолгу. Лада рассказывала в основном про дочку или про детство, только это вызывало у нее свет в глазах и приятные воспоминания. Георгий после долгих сомнений поведал правду о себе. Жизнь двадцать первого века спутнице показалась сказкой, она улыбалась и говорила, что верит. Она действительно верила, но, наверное, думала, что многое приукрашено. Разубеждать не было смысла. Теперь и самому Георгию прошлое казалось вымыслом.
Когда лежали, укрытые парусом, и глядели в бездонную черноту ночи, от случайных прикосновений пробивал сладкий разряд. Настоящая жизнь была именно здесь. Совершенно не хотелось в большой мир, где много людей, и всем от тебя что-нибудь нужно.
Не хотелось, но надо. План действий созрел из разговора:
– Я слышал, что оставшихся без гроша паломников отвозят домой бесплатно.
– Да, плату берут только за доставку сюда.
– Давай продадим лодку, – предложил Георгий. – Может хватить, чтобы узнать про Ульку.
– Чтобы ее продать, нужно плыть обратно. Лучше всего – в Гевал.
– Почему нельзя продать здесь?
– По той же причине, с которой ты начал разговор: паломников отвозят домой бесплатно. Служителям лодка тоже не нужна, им запрещено покидать остров.
Георгий уже достаточно оклемался, черные пятна на теле стали желтыми, отеки рассосались и почти пропали. Отплытие назначили на завтра, если ветер позволит.
Утром ветер исчез. Лодку удалось сдвинуть не сразу, пришлось подкапывать, сгребать гальку. Пошли на веслах. Рифы обогнули быстро и легко, без волн это оказалось проще простого.
И снова вдвоем посреди бескрайнего моря. Георгий греб, Лада сидела на корме, теребя спускавшийся на грудь кончик косы, и смотрела в сторону. Позади нее возвышался Олин пик – так и не покоренный. Ничего, не все в жизни получается сразу. «Трудно» или «долго». Или вместе. Ребенок начинает говорить не сразу, а потом его не заткнуть. Так же со всем прочим, что ни возьми.
Лада рассказала, что на пристани на нее косились с презрением, нередко даже плевались. Как же: мужняя жена, затем вдова, а живет с чужим мужиком. Так это смотрелось со стороны. Но узнав, что ее спутник – знаменитый Егорий Храбрый, люди извинялись перед Ладой, Егорию желали скорейшего выздоровления и спрашивали, чем помочь. Его репутация не давала допустить мысли, что путешествие с чужой женщиной может быть корыстным или греховным.
– По-моему, это ненормально. – Георгий указал на сочившуюся между досок воду.
Отремонтированный борт дал течь. Рассохлось или сказался удар второй лодкой, когда стукнулись бортами? Теперь не узнать. Может быть, лодку на берегу искривило солнце – свежие доски усохли или, наоборот, набухли от морской воды по сравнению с другими, и корпус перекосило. Или так коварно вылезло неумение мастера, занявшегося кораблестроением впервые в жизни. В каждом деле есть тонкости, неизвестные несведущему. Как бы то ни было, сейчас на дно текли несколько струек, и с каждой минутой их количество увеличивалось.
– Плывем назад. – Георгий стал разворачиваться, работая веслом с одной стороны.
Он мощно греб, Лада вычерпывала.
А вода все прибывала. Сначала она сочилась, потом текла и, наконец, хлынула. До берега не успеть при всем желании. И вплавь далековато.
Георгий выбил затычку из бочонка с питьевой водой и вылил две трети:
– Когда лодка утонет, будем держаться за него и грести потихоньку.
– Если не унесет течением, – тихо добавила Лада.
– Тогда будем грести не потихоньку, – впервые повысил голос Георгий.
Лада умолкла.
Нестерпимо потянуло обняться. Нельзя. Это значило признаться, что все кончено. Нет, все не может кончиться так. Все только начинается!
По колено в воде они стояли в погружавшейся лодке и смотрели друг на друга.
– Если мы не спасемся… – голос Лады задрожал, – я хочу тебе сказать…
