Петр Ингвин
Сказаниада
Когда корабль удалился, Георгий обратился к людям в лодке:
– Подплывайте, у нас есть вода и еда.
Лица просветлели. Лодки начали медленно сближаться.
– Нам нужно на Олин пик. – Георгий указал вдаль, на едва видневшийся на горизонте остров. – Можем взять на борт половину из вас, а лодку привязать. Под парусом и на четырех веслах мы быстро достигнем острова богов, а оттуда вы вольны плыть, куда хотите.
Счастье, написанное на измученных лицах, сказало больше любых слов.
– Славный витязь и его прекрасная спутница, – обратился седобородый к Георгию и Ладе, – нам нечем вас отблагодарить, но назовите себя, и мы будем молиться за вас. Мы услышали имя Егорий. Не тот ли это защитник страждущих и неимущих, прозванием Храбрый?
Неужели слухи о «подвигах» известны даже за морем?
– Не верьте сплетням, верьте делам. И живите так, чтобы ваши имена звучали благороднее, чем у Егория Храброго. Поступайте так, и будем считать, что мы квиты.
Лада все же втиснула:
– Но если что – перед вами и вправду Егорий Храбрый, тот самый. – Она грустно улыбнулась ему: – Прости. Народ должен знать своих героев.
– Мы совершаем что-то не для благодарности, а потому что не можем иначе. Если это не так, то ни человек, ни его поступки не стоят благодарности.
– Ты прав. Но я тоже права.
Два борта соприкоснулись с глухим стуком, едва не проломив многодневную работу Георгия, из перегруженной лодки первыми выпрыгнули дети. Один мужчина и старший из мальчиков поплыли за веслами.
Георгий и Лада поглядели друг на друга.
Скоро они будут на острове богов.
Без денег.
Глава 2. Как Ульяна стала Ульяном
Улька проснулась оттого, что над ней кто-то склонился. Вокруг уже буйствовало утро. Почти всю ночь она бежала по лесу, шарахаясь от каждой тени, и спать хотелось просто дико. Глаза не желали открываться.
Витязь, откачавший ее после отцовских пирожков, собирался отправить Ульку домой. Она не могла туда вернуться. Маму жалко, но все как-нибудь образуется. Мама поймет. Пройдет время, Улька станет, к примеру, известной разбойницей или, возможно, придворной дамой. Почему нет? Вдруг ее выберет сам дракон? Бабушка рассказывала, что в древности правители женились на простолюдинках, если те чем-то поразили.
Улька найдет, чем поразить. Придумает. Воображение у нее богатое, желание огромное, а что еще требуется, чтобы произвести ошеломительное впечатление? Папа, мама, бабушка и даже дедушка, когда был жив, не раз говорили ей, какая она особенная, невероятная, непохожая на других. Правда, папа среди Улькиных особенностей упоминал только гадкие качества, отметив которые сразу тянулся к ремню, зато бабушка с дедушкой хвалили за красоту, за ум и за сообразительность, а мама вообще нарадоваться не могла. И вообще, если Улька не особенная, то кто особенный? У каждого есть свои достоинства и недостатки, но не каждый готов горы свернуть, чтобы достоинства представить во всей красе, а от недостатков избавиться. Впереди Ульку ждет сказочно-счастливая жизнь, осталось добраться до нее. Горе тому, кто посмеет остановить.
Луну в небе давно сменило солнце, и когда его кто-то загородил, очень новое для Ульки чувство опасности вытолкнуло из сна. В лицо незнакомцу уставился кинжал:
– Отойди!
Склонившегося над ней человека защищал полный доспех, крылатого дракона на шлеме и щите не было. Обычный витязь. Рядом всхрапнул и ударил копытом конь.
А Улька, не отрываясь, глядела в лицо витязя: он был молод и красив, гладкие щеки напоминали попку младенца, глаза тоже глядели по-детски – наивно и очень по-доброму.
– Простите, уважаемая красавица, я не хотел нарушить ваш покой. Мне показалось, что нужна помощь – вы лежали под деревом, свернувшись в клубок, а рядом не было сопровождающих. Позвольте представиться. – Последовал чинный поклон, как благородной дворянке, хотя Улька была обычной крестьянской девчонкой. – Котеня Блудович, витязь в поисках славы, ревнитель справедливости и защитник слабых. В числе своих еще не слишком многочисленных подвигов могу упомянуть победу над маркизом Карабасом и схватку с самим Соловьем-разбойником, которому я проиграл, но, смею заметить, что лучшему мечу мира проиграть не зазорно. А одно время у меня в оруженосцах ходил сам Егорий Храбрый. Вы, конечно же, понимаете, что после такого оруженосца, как легендарный Егорий Храбрый, трудно найти достойного спутника, поэтому я временно странствую в одиночку. Позволено ли мне будет узнать, как зовут прекрасную даму?
– Улька. – Улька спохватилась и исправилась: – Ульяна.
– Прекрасная Ульяна, соблаговолите поведать о постигших вас несчастьях, что оставили одну в лесу без имущества и спутников. Расскажите, и виновные будут наказаны. Мой меч и моя жизнь к вашим услугам.
Котеня был славным, глаза – нежными, голос… Журчащий освежающим ручьем голос убаюкивал, как материнские руки. Хотелось утонуть в нем и забыться.
Она рассказала все. Про маму и бабушку, про отца и пирожки. И про то, что ей уже помогли, но требовали вернуться домой, а на это она никогда не пойдет. Доносить на отца тоже не собирается. Как же маме потом с ним жить? Маму больше всего жалко. Улька потому и сбежала, что не хотела рушить ее хрупкое счастье.
Здесь Улька слукавила. Ночью причиной был страх, что отец расправится с ней, тогда никто бы не узнал о случившемся. Но это было ночью, в темноте и после перенесенной жути. Сейчас, в присутствии витязя с очаровательным пушком на безбородом лице, истиной казалось другое – только что сочиненное и выданное за единственно верную правду. Прежняя правда отныне выглядела неверной.
Сначала глаза витязя разгорелись, но по мере того, как выяснилось, что драться за справедливость придется с пьющим крестьянином, задор улетучился. В конце рассказа Котеня с облегчением произнес:
– То есть, прекрасная дама возражает против применения насилия к ее родителю?
– Не издевайтесь, благородный витязь, какая же я дама и, тем более, прекрасная?
Со смущенной улыбкой Улька встала и показала руками на скромное крестьянское платье и грязные ноги.
– Что вы! – Котеня пылко замотал головой из стороны в сторону. – В своей жизни я не видел никого прекраснее! Вы так просты, скромны и обаятельны… Что может быть прекраснее?
– Не обращайтесь ко мне на вы, я недостойна.
– Истинный витязь не может говорить с женщиной на ты, если она не слуга.
– Может, – настаивала Улька. – Все обращаются, и вы обращайтесь, а то я чувствую себя ослицей, которую назвали конем. Но ослица-то знает, кто она на самом деле.
– Глупости. Но если вам так лучше, я согласен. Тогда и вы…
– Ты.
– …тогда и ты называй меня на ты, просто Котеня. Без всяких витязей.
Улька почувствовала, как запылали щеки.
– Хорошо, Котеня. – Она опустила голову, чтобы витязь не видел улыбки на пол-лица, которую она не могла подавить.
– Спасибо, Ульяна. Вернемся к твоей беде. Чем я могу помочь?
– Мне ничего не надо. Не хочу ломать твои планы.
– Снова глупости. Я направлялся в Гевал, проезжие крестьяне рассказали, что туда созывают витязей. Возможно, будет война. Непонятно, с кем: никто из соседей поводов не давал, а зариться на чужое и что-то захватывать Кощею вроде бы не с руки, у него другие интересы. Разве только некий витязь по молодости и наивности что-то учудил в международном масштабе… На моем веку такое тоже бывало. Но все утряслось без войны.
Улька хмыкнула при фразе «на моем веку». Век витязя ненамного превышал ее собственный.
– Пока глашатаи не протрубят общий сбор, я могу ехать, куда хочу, и делать все, что в моих силах, чтобы помочь ближнему, – пылко продолжал Котеня. – Если не хочешь домой, могу сопроводить, куда скажешь. Хоть на край света, только скажи куда.
Улька задумалась.
– Ты упомянул, что временно остался без оруженосца. – Когда ее взор поднялся на Котеню, твердости в нем хватило бы прошибить крепостную стену. – Возьми меня на работу. Только объясни, что надо делать, и, обещаю, я буду отличным оруженосцем.
Котеню как чугунным ухватом по макушке огрели.
– Ты же девушка. – Он выразительно развел руками. – Девушки не могут быть оруженосцами.
– Почему?
Внешне вопрос выглядел до предела простым, но оказался настолько зубодробительным, что собеседник долго приходил в себя.
– Так не делается, – вымолвил, наконец, Котеня.
– Почему?
– О нас пойдут слухи. Меня перестанут считать достойным воином, а тебя проклянут родственники и никто не возьмет замуж.
Улька подняла тему не просто так, она знала что сказать и, главное, что сделать дальше.
– А если так? – Ее плечи немного ссутулились, чтобы скрыть остренькие груди, ноги чуть раздвинулись, заведенная за спину рука ухватила снизу между ног передний край платья и потянула назад. Ткань крепко облегла бедра, и получилось, будто это обтягивающие короткие штанишки.
Следующее далось труднее всего. Огромным усилием воли Улька все же содрала с головы красную шапочку.
Как ни старалась, Улька не сдержала улыбки от вида опешившего Котени, хотя результат давно продуманных стараний предугадывался. У молодого витязя отвалилась челюсть: девочка перед ним исчезла, теперь он видел перед собой мосластого юношу с торчавшими во все стороны короткими вихрами.
Идея перевоплотиться пришла вечером, когда над Улькой хлопотал Егорий. Не тот ли это Егорий Храбрый, знакомством с которым все так гордятся? Вот будет потеха, если она встречалась с известным героем. Теперь не важно. Улька полночи думала над своим положением и поняла: единственный выход – уйти в разбойники к знаменитому Соловью. Там она научится драться и однажды отомстит отцу за все.
Женщина-разбойник – явление нередкое, в основном это подруги разбойников, но в преданиях остались и разбойницы, которые возглавляли шайки. Женщины-легенды. Улька захотела стать такой же. Наводить страх на Кощеевых прихвостней. Грабить богатых и раздавать их добро бедным. Жить в свое удовольствие. И, главное, отомстить отцу.
Как попасть к разбойникам? Шататься одной по лесу – не дело, добром такие похождения не кончатся. Улька придумала: нужно притвориться мальчиком-сиротой и пристроиться на любую работу на постоялый двор. Говорят, там часто бывают разбойники. И тогда однажды…
Плохо, что такими мечтами Улька напоминала отца. Тоже планов выше крыши, а как воплотить? Невыполнимым было все от начала до конца. Чтобы притвориться мальчиком, нужно одеться, как мальчик, для чего требовалось украсть одежду. Вопрос: у кого и как? Чужую девочку заметят сразу, едва она подойдет к любому жилью. Допустим, ей повезет, и она украдет. Что дальше? Погоня, поимка…
Хорошо разбойникам, когда они взрослые и матерые. Даже делать ничего не надо. Сказал, что ты разбойник, и все тебя боятся. А что делать начинающей разбойнице, если ее вид вызывает смех или жалость и хочется проводить ее домой, чтобы по дороге с ней ничего не случилось? Где боязнь? Где уважение? Хоть сто раз повтори, что ты разбойница, никто не поверит. Подумают, что блаженная, головой тронулась. Почему люди боятся разбойников? Потому что те могут обидеть. А Ульку все встречные хотят защитить, чтобы никто другой ее не обидел.
Повезло же мальчишкам. Их даже мелких и неказистых называют разбойниками. В шутку. Но с намеком. Любой мальчишка со временем вправду может стать разбойником, и тогда хлипкий голопопый «разбойник», бегавший по двору в одной рубахе до колен, превращался в грозного лесного воина, которого боятся и уважают. С девочками не так, у них другая судьба. Но если в глубине души ты разбойница – как объяснить это окружающим, чтобы не засмеяли?
Встреча с благородным Котеней оказалась судьбоносной. Против Ульки как юноши-оруженосца возражений у витязя не нашлось. Он только спросил:
– А потом?
Правильный вопрос. Потом он добьется славы, женится, и оруженосец будет не нужен. Во всяком случае, именно такой оруженосец.
– К тому времени я научусь драться и смогу сама справляться с трудностями и опасностями. Ты же будешь со мной заниматься?
Она посмотрела на него так, что отказ даже не подразумевался.
Подходящую одежду Котеня добыл в ближайшей деревне, купил у крестьянина, указав на одного из сыновей похожей комплекции. Улька дожидалась в лесу. Когда она переоделась, рты от восхищения раскрыли оба: рядом с конным витязем вместо крестьянской девочки стоял худощавый нескладный паренек, неумело принимавший грозные позы. Позы – дело наживное.
Растущую грудь пришлось утянуть широкой лентой – хоть небольшая, а в глаза бросалась. Еще была мысль подложить что-то в штаны. Это не понадобилось, широкие складки удачно скрыли очевидную разницу между мальчиком и девочкой. Вряд ли кто-то станет приглядываться, если не давать повода. А повода нельзя давать ни в коем случае. И если чужеродное вложение некстати вывалится, будет только хуже. Отныне смысл существования Ульки – не привлекать к себе внимания.
Котеня хотел посадить ее на коня. Улька покрутила пальцем у виска:
– Витязь будет идти, а оруженосец ехать?
– Витязь не может ехать, когда прекрасная дама идет пешком.
Улька зарделась.
– Прошу помнить, что нет тут никаких дам. Тут только витязь и его оруженосец.
– «Но ослица-то знает, кто она на самом деле», – улыбнулся Котеня.
Какая же замечательная у него улыбка. Открытая, добрая, восхищенная… Восхитительная. Ульке повезло несказанно. Окажись на месте этого витязя любой другой…
Котеня запрыгнул на коня и развернул к ней левым боком.
– Запрыгивай. – Он мотнул головой назад, на место позади себя, и протянул руку.
А вот это хорошая идея. Улька впервые взобралась на коня ногами в разные стороны, до сих пор отец возил ее перед собой, ногами вбок, как девочку. Захлестнули новые ощущения. Котеня передал ей щит, чтобы повесила за спину, кинжал на поясе она сдвинула вбок, чтобы не мешал… А жизнь-то, оказывается, прекрасна!
– Буду называть тебя Ульяном, – объявил Котеня.
«Хоть чучелом огородным», – подумала Улька, а вслух произнесла:
– Ульян – тоже Улька, слугу можно звать и так, а мне привычнее.
Котеня засомневался:
– Как-то высокомерно звучит по отношению к даме, о которой я точно знаю, что она дама, а слугой только притворяется. Улька. Будто собачья кличка.
– Кто бы говорил. Котеня, да к тому же Блудович – тоже не верх изысканности, я же молчу? И к имени Улька я привыкла, меня так мама с па… с отцом называли. А к тебе на людях буду обращаться на вы, как полагается оруженосцу.
– Это не обязательно. Между витязем и оруженосцем может быть дружба. Мы с Егорием…
– Я не Егорий, и быть правильным оруженосцем мне еще учиться и учиться. И чем быстрее ты научишь меня, тем лучше будет нам обоим. Только ни в учении, ни в быту не забывай, что я мальчик и слуга, а не дама. Прикажи что-нибудь.
– Ну… – Котеня впал в ступор. Пришлось спасать:
– Скажи: «Улька, подай воды, паршивец, а то выпорю!»
– Я никогда не подниму руку на да…
– И не требуется! Просто скажи!
– Улька…
Котеня стушевался и умолк.
– Хорошее начало, дальше, – подбодрила Улька.
– Паршивец… подай воды.
– Как скажете, господин. – У его губ возник умыкнутый у Егория бурдюк.
Надо бы вернуть при случае, вместе с кинжалом. И за продукты извиниться. Она же не воровка, в конце концов. Обстоятельства так сложились.
Улька обнимала витязя за холодную сталь доспеха, мерно переступал копытами конь, в листве и на душе заливались трелями сладкоголосые соловьи. А ведь несколько часов назад не хотелось жить. Чудеса.
Глава 3. Трое витязей не считая оруженосца
Единственным торжищем по пути к Гевалу был Срединный Погост. Городок лежал чуть в стороне от пыльной, с колеей от груженых телег, прямой дороги к морю, Котеня свернул туда, и уже к вечеру Улька стала обладателем всего, что необходимо приличному оруженосцу. Ноги впервые ощутили на себе настоящие сапоги – сафьяновые, мягкие, настолько высокие, что закрывали колени. Из оружия к поясному кинжалу добавился меч на перевязи – взяли самый легкий, просто чтобы он был. Иначе никак, оруженосец без меча – что хомут без лошади. Лошадь тоже купили – молодую и ершистую кобылку, под стать самой Ульке. Короткие вихры прикрыл остроконечный шлем, а с кольчугой и тяжелыми латами Котеня решил не возиться, Ульке от них толку немного, только лишнюю тяжесть таскать. Из оставшихся вариантов нательной защиты ей больше всего понравился юшман – длинный жилет с рядами наложенных одна на другую пластин. Спереди у него был разрез от шеи до подола, надевался он как халат и застегивался на груди крюками к петлям. Выглядело очень красиво. Ни капельки мужланства обычной кольчуги. Улька примерила и опустила голову – юшман тоже оказался тяжеловат. Тогда Котеня выбрал нечто вроде стеганого платья с короткими рукавами и высоким стоячим воротом. Назывался этот вид доспеха тегиляем, вниз он спускался ниже коленей, а сукно с набивкой, как оказалось, отлично заменяло сталь: оно защищало от рубящих ударов, а стрелы при попадании застревали в набивке. При необходимости на тегиляй, как и на другие типы доспехов, сверху надевалось зерцало – две большие пластины спереди и сзади и две поменьше по бокам. Зерцало оправдывало себя под обстрелом и в рукопашной против многочисленного врага, а в обычной жизни вряд ли пригодится.
Улька была счастлива. Из нее получился настоящий оруженосец.
На торжище Котеня услышал глашатая – объявили войну с Двоей. Сомнений не возникло. Ехать! Больше нигде, как в ратной битве, не обретешь настоящей славы.
– Ты уверен? – Улька нерешительно куснула ноготь, тут же заметила за собой дурную привычку, за которую отец лупил по губам, и спрятала руки за спину.
– А ты? – раздалось встречно.
Для Котени битва – смысл жизни. Возражать бессмысленно.
– Само собой. Что для оруженосца может быть лучше, чем помогать господину совершать подвиги и потом сиять вместе с ним в лучах заслуженной славы?
До леса они прошли с конями на поводу, и на первой же скрытой от посторонних глаз поляне Котеня преподал несколько уроков выездки.
Наука давалась сложно, один раз Улька даже выпала из седла.
– Жива?! – Котеня склонился над ней, как при знакомстве, в глазах стоял ужас, будто отняли правую руку.
Нужно с этим что-то делать, иначе перевоплощение пойдет прахом в первой же передряге.
– Не дождешься. – Улька поднялась, откинув предложенную руку, потерла ушибленные места и вновь запрыгнула на коня. – Не обращайся со мной как с маленькой или как с дамой. Я слуга! Чего изволит господин? Прикажи хоть что-нибудь, а то чувствую себя девчонкой, которую нарядили воином и, словно куклу, посадили на коня.
Длинные ресницы Котени удивленно хлопнули:
– А ты тогда кто?
– Твой оруженосец Улька, готовый отдать жизнь за своего господина! Теперь учи меня драться, а то как мне защищать твою спину?
Бой на мечах, как сразу выяснилось, тоже был не ее конек.
Одна сторона неба уже почернела, другая еще сопротивлялась, давая всем, кто опаздывал, возможность расположиться на ночлег засветло. Котеня хотел искать постоялый двор, Улька пресекла лишнюю трату денег:
– Пока найдем, пора вставать будет. Небо чистое, дождя не намечается, впереди – речка. Остановимся где-нибудь на берегу.
На привале они рассказали друг другу о себе. Улька в подробностях поведала всю нехитрую историю своей жизни, Котеня поделился славными делами и несколько нехотя выдал их подоплеку. Оказалось, что у него есть невеста, и все подвиги совершались ради нее. Счастливая. Улька даже надеяться не смела, что однажды кто-то посвятит подвиг ей.
Спали по разные стороны от высокой березы. В отличие от прошлой ночи Улька не замерзла, стеганый тегиляй защищал не только от ударов и стрел. С таким доспехом одеяла не нужно. К тому же, он своей пышностью скрывал выпуклую грудь, и ее больше не требовалось перетягивать.
Привыкшая в деревне вставать с первыми лучами солнца, Улька поднялась, едва занялась заря. Береза мягко шумела, стрекотали кузнечики, все это терялось на фоне гомона проснувшихся птиц. Котеня же спал как убитый. Даже проверить пришлось. Нет, все хорошо: крепкая грудь, скрытая доспехами, вздымалась, веки подрагивали, светлые усы смешно шевелились. Все-таки жалко, что у витязя есть невеста. Повернись дело по-другому – планы Ульки могли поменяться. А сейчас все остается по-прежнему, только сдвигается на неопределенный срок.
Отойдя подальше за деревья, она умылась в реке. Освежающая прохлада взбодрила, захотелось искупаться полностью. Улька вспомнила про коней. Дома за Дормидонтом ухаживала именно она – кормила, чистила, водила на речку. То же самое должен делать оруженосец, если не хочет, чтобы его выгнали взашей как неумеху и лишний рот. Улька вернулась к месту ночевки, по очереди вывела и искупала коней, затем помылась сама. Река утром – нечто божественное. Тишина. Нежная прохлада, от которой кожа покрывается пупырышками еще до того, как погрузишься в воду. Полный покой. Одним словом, счастье. Тот редкий миг, когда никто не зовет, не стоит над душой, никуда не гонит. Миг, когда принадлежишь только себе.
Но как же обидно, что у Котени есть невеста. Иногда хотелось принадлежать не только себе.
Улька потрясла головой. Брысь, опасные глупости! У Котени есть невеста, тут и думать не о чем, и даже мечтать как о чем-то далеком и призрачном, но возможном. Котеня – не добыча, он друг и благодетель Ульки, она (до поры до времени) его помощница. От него ей нужны обучение воинским премудростям и помощь, а потом она сможет защищать себя сама. А уж тогда…
И все же…
Улька вздохнула. По воде течением несло одинокую травинку. Если травинка коснется ноги, с невестой Котени что-нибудь случится.
Нельзя такое загадывать. Улька отступила на шаг, чтобы травинка проплыла мимо.
Когда, вновь облачившаяся в доспех, она вернулась к месту ночлега, Котеня уже раскладывал завтрак. Она сдвинула брови.
– Это обязанность слуги, это должна делать я!
– Только при чужих. Когда мы одни, я буду ухаживать за дамой со всем почтением, которого она достойна.
– А если сейчас кто-то из леса смотрит – об этом ты не подумал?
– Тебе тоже следовало об этом подумать, когда купаться ходила.
Улька ощутила, как запылали щеки. Он видел!
Что-то из охвативших ее гнева и смущения отразилось на лице, потому что Котеня потупил взор:
– Просыпаюсь – тебя и коней нет. Что было делать?
Улька вытолкнула:
– Обещаю отныне вести себя благоразумно и думать наперед. А ты обещай не подглядывать.
Исподлобья она увидела, как спутник приложил руку к груди:
– Слово витязя.
Позавтракав, на ту же излучину за деревьями пошел купаться Котеня. Молодой витязь был сложен божественно. Широкие плечи напоминали перекрестие меча. На животе обнаружились невероятные кубики из мышц. Икры и бедра легонько кудрявились. Мышцы спины размерами напоминали крылья. Ульке не с чем было сравнивать, кроме как с бегавшими по улице соседскими ребятишками и с пьяным отцом, которого в бессознательном состоянии раздевала мать. Но то, что Улька сейчас увидела, ей понравилось.
Да, она подглядывала, и что? Это он давал слово, а она ни в чем таком не клялась.
Ветви скрывали замечательно, совесть была спокойна: никто не заметит. Улька ерзала и, если назвать вещи своими именами, пялилась, таращилась и поедала взглядом, причем все одновременно. А как же иначе? Котеня, казалось, состоял из одних мышц, а редкие исключения лишь добавляли прелести. И эти невообразимые кубики… Они сводили у ума. «Так не бывает!» – кричал рассудок, но глаза не обманывали. Забравшаяся под рубаху ладонь долго щупала живот и, на всякий случай, все, что рядом. Никаких кубиков не обнаружилось, хотя Улька искала со всем усердием. Должно быть, если усиленно заниматься, мышцы вырастают даже там, где их быть не может. Любопытно, дополнительные мышцы на животе – это придумка и личная особенность Котени или у других тоже бывает? И где эти кубики можно вырастить еще? Как воображение ни старалось, больше нигде они так заманчиво не смотрелись. Но расскажи кто-нибудь Ульке про кубики на животе до того, как она их увидела, Улька рассмеялась бы в лицо. И не каждому они подойдут, если честно. Ей – вряд ли. Ну и ладно, у нее кое-что другое растет, что женщине нужнее. Лишь бы слишком быстро не увеличилось, а то все планы пойдут насмарку.
Кстати, о планах. Рассказом о невесте Котеня все мысли Ульке наперекосяк пустил, все планы порушил. Думать надо о своем будущем, а не о чужом. Надо было сбежать ночью с конями. Что может быть лучше, чем прийти к Соловью готовым конным воином в доспехе, с оружием и запасным конем? Пусть Котеня старается для своей невесты, Улька тут ни при чем, ей своя слава нужна.
Чтобы прийти к Соловью готовым воином, таким надо стать. Пока нужных знаний и умений недостаточно, уход с конями и оружием отменялся. Сначала нужно научиться хорошо биться и скакать. Первое – это драка со всеми видами оружия и без него, второе – всякие шаги, рыси и галопы, от которых на попе сплошные синяки.
Синяки! А Котеня смотрел, когда она купалась!
Теперь горели не только щеки, но и уши, руки и все, что между. Боги, о чем она думает?! О красоте мягкого места перед человеком, которого ждет невеста?
Вон из головы все лишнее. Улька – оруженосец и ничего более. Сколько раз себе повторять: дело Котени – учить, ее – помогать в пути и учиться. Остальное волновать не должно.
Не должно. К сожалению, это не значит, что не волновало.
Путь в Гевал занял полдня. Город бурлил, в питейных заведениях гуляли перед грядущей битвой, из которой вернутся не все. Каждый примеривал трагичную роль на себя, оттого веселился как в последний раз. Вокруг сновали новобранцы разбойничьей наружности, купцы бойки торговали и едва успевали подвозить медовуху и крепкий квас, жители прятались или спешили обогатиться на нежданном столпотворении. Пахло лошадьми, брагой и мочой. Улька отдала бы все, чтобы опять оказаться в лесу или хотя бы в деревне, но ее не спрашивали. Для ее спутника городские запахи были привычны, а «развлечения» – нормальны. Когда кому-то проломили голову, Котеня просто посторонился, чтоб не мешать.
Сборный пункт находился во дворе с несколькими зданиями из неохватных бревен. В ближнем строении, с окнами-бойницами и четырехскатной крышей, записывали добровольцев, в похожем на склад соседнем выдавали необходимое тем, кто на войну шел не за славой, а убегал от невзгод и угроз мирной жизни, что для некоторых перевешивали опасность быть убитым в бою. На траве лежали десятки будущих пехотинцев, кто-то спал, кто-то с любопытством разглядывал доспехи и оружие, причем явно видел их впервые. Коновязь пустовала, конными на запись прибыли только Котеня с Улькой и немолодой витязь Бермята Васильевич. Выяснилось, что конница уже отбыла. Но внезапное затруднение легко разрешилось.
– На Засечном Погосте достраивается корабль, отправление послезавтра в ночь. Успеете?
Обычным шагом до окруженного дремучим лесом приморского поселения ехать четверо суток, но если очень надо…
Им было надо. Рысью можно добраться за сутки, если без ночевок и долгих остановок. Времени им дали три дня и две ночи. Загонять коней не стоило.
Внешне новый спутник напоминал закаленного в боях воина, который однажды сильно ударился головой. Или его ударили. Или не однажды. Улька привыкла, что юнцы обычно дерзки и отважны, а старики спокойны, непробиваемы и постоянно учат жизни – в их понимании это спать в тепле и есть до отвала, а остальное, дескать, – суета и мракобесие. Бермята (для Ульки это был крепкий, но древний старик лет за сорок) не читал пустых нотаций и не укорял спутников за их молодость. В его возрасте приключений вроде бы не ищут, но к Бермяте это не относилось. Он не растратил энергии, его тянуло вперед, как цепного пса к ногам прохожих. Но чувствовалась в той тяге некая горечь. Что-то мучило пожилого витязя. О своем прошлом он не распространялся, а в разговорах его очень задевали темы о семье. Их перестали касаться.
Из города выезжали шагом, чтобы не сбить пьяных солдат, шатавшихся вокруг в ожидании кораблей. Бермята внимательно вглядывался в их лица.
– Кого-то ищешь? – поинтересовался Котеня.
– Знакомого. Если увидишь похожего на себя молодого красавца, скажи. У меня к нему срочное дело.
Когда не разговаривали, Бермята погружался в себя, взор наливался свинцом и тонул в чувствах, о которых оставалось только догадываться. Наверное, хорошо, что эти чувства оставались внутри. Плохо, что если (да упасут боги!) сдерживаемые боль и ярость когда-нибудь вырвутся наружу…
Улька следовала позади витязей, в ее обязанности входило помогать Котене надевать доспехи, подавать оружие и готовить пищу на привалах. На остановках он занимался с ней боем на мечах.
Бермята долго смотрел, называя их потуги издевательством над здравым смыслом, и, наконец, не выдержал:
– Не обессудь, но из всех оруженосцев мира ты выбрал самого тупого. Улька, иди сюда, я тоже кое-чему поучу.
Схватка на мечах с Бермятой больше походила на избиение младенца. Удары сыпались со всех сторон, их мощь поражала и не позволяла перевести дух. От бессилия хотелось плакать. Бермята не взял щита, он действовал одной правой рукой, левая просто отдыхала. Обиднее всего, что достигавшие цели смертельные касания в последний момент заменялись снисходительными шлепками – меч разворачивался плашмя и бил то по щеке, то по руке, то по спине и ее продолжению. В пылу чудовищной схватки, в течение которой Бермята периодически разглядывал ногти левой руки, словно сомневаясь: уже пора срезать или еще не так страшно и можно погодить? – Улька мельком заметила сидевшего как на иголках Котеню. Он дрожал, стиснутые губы обескровились и превратились с узкую синюю полосу. Побелевшая кисть сжимала рукоять меча. Казалось, Котеня готов броситься на защиту… дамы? Только бы сдержался!
В какой-то момент Бермята вложил меч в ножны, левой рукой поднял щит и стал наступать с одним щитом. Именно, не защищаться, а наступать! Теснить, принимать удары, отбрасывать их… Удар кромкой щита в запястье Ульки превратил руку в болтавшийся придаток плеча. К ее чести, меча она не выронила. Двигая плечом, попыталась атаковать, но Бермята извернулся, щитом зацепил руку с мечом и взял ее на излом. Улька вскрикнула от боли, меч полетел в траву. Котеня вскочил, но его остановила свободная рука Бермяты: только сунься, тебе тоже достанется. Легким толчком щита Бермята завалил Ульку на землю, острый край щита уперся в горло.
– Учить надо так, чтобы запомнилось, а не в бирюльки играть, как с барышней. – Бермята закинул щит за плечо и вернулся к коню. – Поехали, время поджимает.
Вот это урок. Только что Улька хотела провалиться сквозь землю от стыда и страха, а теперь благодарно глядела на пожилого витязя. Котеня жалел ее и дрался не в полную силу, а чему-то научиться по-настоящему, как оказалось, можно только с серьезным противником.
