Петр Ингвин
Ольф. Книга пятая
Глава 5
Переиграть? В момент, когда до равноправных отношений с нынешней хозяйкой чертога остались считанные часы, если не минуты, отправиться домой ради… ради чего?!
Ничего хорошего меня там не ждет. Кроме прелестей Маши, конечно. Но, скорее всего, она меня тоже не ждет. Она, как говорится, из другого теста.
Ни Эля, ни, тем более, я не обращали внимания на окружающую красоту. Эля, наверняка, бывала здесь раньше и в разных вариациях видела нечто подобное в других местах. Мне было просто не до природы, как бы потрясающе ни выглядели окружавшие меня ландшафты. Терраса Байшуй, так, кажется, Эля назвала это место. Надо запомнить и однажды вернуться сюда в лирично-созерцательном или романтическом настроении. Впечатления будут совсем другие.
Я заговорил суровым тоном, чтобы показать не мгновенную капитуляцию, а тяжкие сомнения и раздумья, ведущие меня к некому, вроде бы еще непринятому, решению:
– Несколько дней назад вождь одного племени отдавал мне в жены свою дочь. Помнишь, что я ответил?
– Что тебе достаточно моего общества, и будь здесь мой папа, ты попросил бы у него моей руки. – Эля боялась поднять на меня взгляд. – Такое не забывается.
– Сейчас я хочу сказать: мое сердце занято, уже несколько дней я не говорю тебе всей правды. Теперь расскажу. Однажды в мое окно постучался ангел. Я увидел в нем что-то знакомое, но не понял, что именно. Ангел показал мне, что жизнь может быть потрачена не впустую. У меня появился смысл жизни. Сейчас я узнал, что ангелом был человек, с которым я давно знаком и личными качествами которого тоже восхищался во времена учебы. Последний пазл лег в картину, все встало на места. В ответе вождю племени в моей речи присутствовала частичка галантной игривости, по-другому было нельзя. Мне хотелось показать, что ангел нравится мне не только в качестве соратника, но и как женщина, с которой хочется провести жизнь, но в то время я не имел права претендовать на большее, чем быть просто соратником. Человек ангелу не пара. Сейчас я повторю прежний ответ с полной серьезностью и откровенностью. – Я прокашлялся, хотя в этом не было никакой необходимости, но среди ораторов почему-то принято прокашливаться перед важным сообщением. – Эля. Ты перевернула мою жизнь, ты заставила меня взглянуть на мир другими глазами и переосмыслить все, что происходило со мной до сих пор. Ты научила меня главному – жить по совести не для себя, а для людей, это оказались разные вещи. Мне больше никто не нужен, и будь здесь твой папа, я попросил бы у него твоей руки. Но его нет, поэтому я спрашиваю тебя: согласна ли ты быть со мной в горе и в радости и что там еще говорится в таких случаях? Прости, я не знаю правил, как поступают, когда говорят настолько важные слова. Наверное, нужно встать на колени и подарить кольцо в открытой бархатной коробочке, но у меня нет кольца, иначе я так и сделал бы.
Щеки Эли пылали, цветом догоняя ярко-красный халат.
– Мне очень хочется ответить «да», но я так не поступлю. Все происходит слишком быстро. Так нельзя. Давай отоспимся, все обдумаем и утром, на свежую голову, поговорим. Когда я представляла, как сложится разговор, мне не могло прийти в голову, что все случится так быстро и будет так просто. Сложное чаще всего оказывается простым, но простое, как правило, несет в себе подводные камни, оно окружено смертельными рифами как военно-морская база минными полями и электронными датчиками.
– Отоспаться в таком состоянии? Шутишь?
– Ты же понимаешь, под «отоспимся» я в первую очередь имела в виду «все обдумаем». Сегодня на нас обоих свалилось слишком много.
– Я не смогу заснуть. Утром голова будет не свежей, а никакой.
– Поверь, чертог поможет тебе справиться с нервами и волнением, утром ты будешь готов на любые подвиги.
Знала бы она, о каких подвигах мне мечтается. Я попросил:
– Давай поговорим еще. Расскажи, как ты стала хозяйкой чертога.
– Он перешел ко мне по наследству, в прямом смысле, от папы. Мои папа и мама поженились сразу после окончания школы, у них родилась я. Родители мамы были против брака, они считали папу никудышным бесперспективным мечтателем, который ничего не добьется в жизни. Когда к нам в гости приезжали мамины мама и папа, в доме звучали слова, которых я, маленькая, не понимала: маниловщина, обломовщина… В то время мой папа действительно был таким. Он постоянно мечтал: «А вот бы все летали, куда захотели…», «А вот бы люди не болели, а выбитые зубы и оторванные пальцы отрастали…», «А как хорошо в нужный момент оказаться невидимым…» Окружающие принимали его за блаженного, а он не мог сказать правду – держал слово. Слово, которое он дал своему дедушке – моему, соответственно, прадедушке. Впрочем, однажды я слышала, как он вроде бы в шутку говорил, что дедушка у него настоящий волшебник.
Я перебил:
– Кстати, вспомнил. Однажды, когда среди сокурсников зашел разговор о родителях, ты сказала: «Вы будете смеяться, но мой папа – волшебник». И все над тобой посмеялись.
– Кроме тебя.
– Но я тоже не поверил. В такое невозможно поверить.
– Теперь веришь?
– Теперь я сам стал волшебником. Это лучшая работа на свете.
– И папа так говорил. Но еще до того, как чертог перешел к нему, мама ушла к другому мужчине. Меня она, конечно, забрала с собой. Мне в то время было четыре года. У меня появился отчим, видеться с папой мне запрещали – развод прошел со скандалами, отношения искрили, папа ругал маму, мама – папу. Несколько лет я ничего не знала о своем папе, а на мой одиннадцатый день рождения в окне вспыхнуло неземное сияние… Это был лучший день в моей жизни. За ночь мы с папой побывали на Северном полюсе и на экваторе, купались в теплом океане и глядели на мир с высоты заснеженных вершин. Папа рассказал мне непредставимую правду о себе и моем прадедушке и тоже взял слово никому об этом не говорить – все равно не поверят, а он, если я проболтаюсь, больше не прилетит. На таких условиях любой будет держать язык за зубами, даже ребенок.
– Но ты же проговорилась?
– В ничего не значащем разговоре назвала папу волшебником? Я не раскрыла никаких деталей. Мне, естественно, никто не поверил. А он и без того больше не прилетал. Твой папа умеет показывать фокусы?
– Ну, кое-что…
– Значит, он тоже волшебник. Если переодевался на Новый год Дедом Морозом – тоже. И если устраивал сюрпризы. И если дарил подарки, о которых ты мечтал. И…
– Почему твой прадед отдал чертог?
Эля вздохнула.
– Чертог – это большие обязанности. Я ни разу не видела Пантелеймона Лаврентьевича, так звали прадедушку. Только на старых фотографиях. Он ни с кем не общался, кроме папы. Все думали, что прадедушка давно умер. Он устал и пусть даже выглядел, по словам папы, очень молодо, захотел нормальной жизни и смерти.
– Чертог дает бессмертие?!
– Здоровье и некоторое долголетие, не больше. Папа рассказывал о прадедушке мало.
– Где сейчас твой прадед?
– Умер несколько лет назад. Без могущественной поддержки чертога здоровье быстро пошло на спад, защита организма ослабла, скопом набросились болячки, характерные для его солидного возраста. Но несмотря ни на что, прадедушка умер счастливым. Он передал чертог в достойные руки и знал, что папа сделает все как надо, даже лучше. Папа действительно с головой погрузился в обязанности, которое налагало обретенное им могущество. День за днем он трудился на благо человечества во имя общего счастливого будущего, а по выходным, в дни, когда моя мама, стюардесса по профессии, была в рейсе, прилетал ко мне. Отчим в такие ночи всегда «дежурил» на своей работе, как он говорил. Или у друзей «играл в преферанс». Теперь я знаю, что он изменял маме, позже она узнала о второй жизни отчима, поэтому долго они вместе не прожили. Но это было после, а в те дни папа забирал меня на всю ночь. Мне сшили костюмы вроде тех, которые теперь есть у тебя. Все, что мы с тобой делали и будем делать, как слаженную работоспособную систему наладил мой папа. Пока я была ребенком, мы с ним летали к детям и исполняли их желания – больных вылечивали, неблагополучным помогали. Помочь всем невозможно, говорил папа, но не помочь тому, кому можешь помочь – это преступление. Он так считал. На нашу беду, исцеления не остались незамеченными, в прессе поднялся шум. Пришлось менять тактику. С тех пор – только облегчение страданий, иначе завтра у нас заберут чертог, повод спецслужбы придумают легко. Наша тактика поменялась, но стратегия осталась прежней. Если не принимать мер, однажды мир погибнет, все идет по худшему из сценариев. У владельца чертога есть два пути: помогать всем или только себе. Помощь близким и знакомым относится ко второму варианту, корыстному, он ведет в никуда. Одиночные особи в сложных условиях не выживают. А первый вариант, альтруистический, имеет свои подводные камни. Помочь всем невозможно, бесплатное не ценится, в итоге получалось хуже, чем было до помощи. Люди – общественные животные, как, например, и крысы. У крыс, как выяснили исследователи, есть разведчики, они ищут новые возможности, и когда пища или новые безопасные территории обнаруживаются, толпа крыс устремляется туда, затаптывая по дороге своих благодетелей. Папа не хотел оказаться в роли такого разведчика, хотя мечтал о счастье для всех людей. Только что мне насчет крыс пришла интересная мысль: возможно, если с тонущего корабля сбегут все крысы, он не утонет. Это я не про крыс. Но вернемся к нашим вариантам. Помочь себе можно только помогая другим, и другого реального пути, чтобы что-то изменить, просто нет. Никто не может помочь всем, но каждый может помочь кому-то. Нужно определить приоритеты, чтобы не надорваться и не распылять силы. Лучше довести до конца одно дело, чем начать и не закончить несколько, насколько бы ни были они благородны и жизненно необходимы. Вместе со мной папа в основном доставлял новогодние и рождественские подарки, он изображал Деда Мороза, я переодевалась в эльфа. С тех пор имя Эльф стало моим прозвищем, оно созвучно с настоящим именем и, как говорил папа, очень подходило мне. Время шло, я подросла и в странах, где знали пару Деда Мороза и его внучки, стала Снегурочкой.
– Теперь понимаю, почему у людей так сильна и неистребима вера в Деда Мороза. Многие помнят его из детства, для них это не сказка, а реальное прошлое.
– Точно. Под Новогодние праздники мы с папой работали сказочными дедушкой и внучкой, в остальное время года я была эльфом, а папа – добрым волшебником. Это были счастливейшие годы жизни. Потом папа исчез. К тому времени я привыкла, что любая рана и ссадина на теле заживают, а болезнь уходит. Я ждала, что так же исчезнет на алтаре чертога случайно полученный ожог, но алтарь вместе с чертогом перешли в разряд невозможных чудес, я стала такой же, как все, и, к тому же, уродиной. Сказка закончилась. В тот год папа не прилетел. И на следующий. И на третий тоже. У меня от страха тряслись поджилки, мне представлялось, что папу поймали и что чертог перешел в чужие руки. Ничего ужаснее в жизни я не испытывала. Казалось, что стоит прочесть новости, и каждая строчка закричит о новом переделе мира, и человечеству больше ничто и никто не поможет. Позже выяснилось, что перед исчезновением папа оставил мне письмо, где извинялся, что не сможет меня навещать, но однажды обязательно прилетит и все объяснит. Письмо нашла мама и спрятала от меня. Она не хотела, чтобы мы с папой общались, она не простила его. Слово «прилетит» в письме она, скорее всего, поняла как «на самолете из другого города». Мне мама ничего не сказала, о письме рассказал папа, когда прилетел через несколько лет. Прилетел с судьбоносными новостями. Даря счастье другим, он встретил собственное, и волшебником для всех быть больше не мог. Папа встретил женщину, которую беззаветно полюбил, он взял ее на борт, она стала его помощником вместо меня. Но избранница оказалась не такой, как сам папа. Ее впечатлили возможности и обрадовали права, но обязанности тяготили. По-своему она, конечно, была очень хорошим человеком, просто ее мечта оказалась другой. Не зря же, когда я прилетела к тебе в квартиру, вопрос о смысле жизни прозвучал в первую очередь. Для папиной спутницы важнейшим в жизни оказались семья и дети. Папа к тому времени устал от «борьбы с ветряными мельницами», как он бросил сгоряча в разговоре со мной. Он, конечно, понимал, что в далекой перспективе отдача от его труда проявится, но именно сейчас вокруг него ничего не менялось. Люди оставались такими же, какими были, и упорно толкали человечество в бездну. Душа выгорает, когда видишь, что твоя помощь не меняет мир в целом, руки опускаются, хочется от терапии перейти к хирургии, а она – еще более быстрый путь в пропасть, чем любой другой.
Я внутренне согласился, что если результат труда размыт и незаметен, от терапии хочется перейти к жесткой хирургии. И как историк, пусть недоучившийся, я прекрасно понимал последствия хирургии. Но ведь современная цивилизация живет по принципу «Если нельзя, но очень хочется, то можно»…
И все же – нельзя, категорически. Поймет любой, у кого на шее голова, а не что-то литое или пустое.
– Владение чертогом перешло ко мне, – продолжала Эля. – Папа провел обучение, я узнала правила и получила пульт. Папа с новой женой купили поместье в маленькой европейской стране, завели счет в банке, приобрели акции нескольких крупных предприятий. На жизнь хватит с избытком. Папа жалел, что оставляет дело своей жизни, но его избранница была непоколебима, а он любил ее сильнее всего на свете. На вопрос, что в жизни главное, он тоже стал отвечать «семья и дети». Правда, добавил третью составляющую: «И дом».
– Семья, дети, дом. Очень правильный набор. Не исключаю, что однажды и я приду к тому же.
Эля преобразилась на глазах – расцвела, зарумянилась, расплылась в счастливой улыбке.
– «Однажды», то есть «когда-нибудь» – это само собой, но сейчас твой ответ еще не изменился?
– О смысле жизни? – Я обвел Элю плотоядным взглядом, с головы до ног, нарочно вгоняя в краску притормаживанием на женских отличиях. – Он не изменился, но немного поколебался. В нем появилась эгоистическая нотка. Нет, «эгоистическая» – неверное слово, счастье двоих – не эгоизм. Или я ошибаюсь?
Я бил в женское начало Эли, которое у любой девушки должно откликнуться на такие слова не только словами.
Эля – крепкий орешек. Она улыбалась, но в объятия не бросалась, целоваться не лезла, к встречным действиям не подталкивала, и причиной была не застенчивость, которая, вообще-то, была тоже. Для Эли смысл жизни оставался в помощи людям, остальное уходило на второй план. К тому же, мы с ней, можно сказать, только сейчас по-настоящему познакомились. Проживающие под одной крышей Эльф и Избранный – это одно, а Эля с проходимцем Аликом, о котором она, в сущности, ничего не знает, – совсем другое. Эля представляла меня прежним, каким знала несколько лет назад. Насколько сильно можно измениться за столь короткое время, она не догадывалась. Дай Бог ей оставаться в блаженном неведении подольше.
– Уже поздно, день был тяжелый, у меня не только ноги, а даже мысли заплетаются. – Эля устало вздохнула. – Давай отдохнем. Мне нужно прийти в себя.
– Мне тоже, но сначала еще пару вопросов. Как ты научилась говорить на всех языках мира?
– Это умение – вроде подарка свыше, оно приходит само. Я не знаю точных причин почему и как, у меня умение появилось не сразу, а примерно через полгода владения чертогом. Папа тоже говорил на всех языках, у него знание языков исчезло, едва он передал пульт от чертога мне. Скорее всего, языки – неизвестная нам настройка чертога, она включается и выключается самостоятельно. Чертогу же нет дела, на каком языке думает владелец пульта, приказы выполняются в любом случае. Каким-то образом чертог передает свое умение владельцу.
С языками все стало ясно, мне такое умение светит не скоро, если не разберусь с настройками лично. Идем дальше. В день знакомства с Элей как ангелом она говорила: «Ты сможешь навещать родителей когда захочешь, но в твоих же интересах только видеть их, только узнавать об их проблемах и, если получится, помогать, а они тебя видеть не должны». Встречается ли она с ними сама?
– Ты поддерживаешь отношения с папой?
– Мы договорились, что под Новый год я буду показываться в окне, и если у папы все нормально, он приветственно махнет мне рукой, а если требуется помощь или понадобится поговорить, то жестом пригласит в дом.
– А как дела у твоей мамы?
– Я помогла ей материально, сейчас у нее тоже все хорошо.
Еще один вопрос временно снят. Временно – поскольку я не знаю, правду ли мне говорят. Безупречная мимика, искренний тон и красивые слова – не гарантия честности. По себе знаю.
– Что твой папа говорил о чертоге – что он такое и откуда взялся?
– Папа считал, что некие высшие силы наблюдают за человечеством и проверяют его, а чертог – нечто типа развивающей игрушки, вроде той, которую дают маленьким детям или животным, чтобы понять, насколько те сообразительны. Владелец пульта раскрывается перед наблюдателями полностью, показывает свою сущность во всей красе. Ни одной гадкой и самой захудалой мыслишке не пройти незамеченной. И все же, мысли и намерения вторичны, главное – поступки. «Да воздастся им по делам их».
– Ты веришь в такие высшие силы?
– Кто-то же создал чертог. Его создатели явно не были людьми.
– Они могли быть людьми далекого будущего, в котором время покорилось человечеству, или, к примеру, они были могущественной цивилизацией прошлого – их мегалитические постройки до сих пор внушают трепет из-за того, что способы строительства не поддаются объяснению.
– Вопросы о чертоге сродни разговорам о возникновении Вселенной. Тебе интересно, кто создал чертог? А кто создал наш мир? Возможного Творца мы называем Богом. Бога знают под разными именами и верят в Него по-разному. Как определить истину? По-моему, никак. Нужно смотреть на дела тех, кто верит, и делать выводы. А что делать, если выводов еще нет? Ответ прост. Нужно жить по совести. Помогать людям. Думать, что делаешь, и делать, что думаешь. – Эля сделала шаг назад. – Спокойной ночи, Алик.
– Еще минуту! Скажи пару слов про интернет. Всемирная сеть изобретена не так давно, отсюда вопрос: кто ввел нужные настройки в чертог и как он это сделал?
Эля ничего важного в вопросе не увидела.
– Интернет появился сам, когда понадобился. Наверное, настройки предыдущих владельцев позволяют чертогу подстраиваться под новые обстоятельства.
– А крылья, сияние, небесный свет, изменение образа…
– Эта функция называется Костюм. Алик, я в самом деле устала. Отложим другие вопросы на завтра?
– Хорошо. Спокойной ночи, Эля.
Проем затянулся.
«Спокойной», ага. Интересно, у кого получилось бы заснуть после таких событий. Я смотрел в мерцающий потолок и перебирал в уме разговор. Как же много осталось «за кадром». Например, Эля сказала: «Чертогу же нет дела, на каком языке думает владелец пульта». Но прадедушка Эли, ее папа, она сама – все они говорили и думали на одном языке. И я, взятый в чертог помощником, тоже. Тогда, вторая жена отца Эли – иностранка? Неужели ей доверяли пульт, учитывая ее отношение к миссии?
Еще множество других вопросов из-за отсутствия ответов создавало бесчисленные новые вопросы. И не давал покоя факт, что за тонкой перегородкой лежит девушка, которая, прямо скажем, в меня влюблена. С этим нужно было что-то делать.
Вспомнилось: «Проем между нашими половинами откроется при необходимости, но никогда не пропустит со злыми намерениями». Я поднялся и подошел к глухой зеленоватой стене. У меня были определенные намерения, и они не были злыми. Какими – не скажу точно, но не злыми, однозначно. Мне хотелось сделать счастливыми двух конкретных человек.
Проем открылся.
Глава 6
Утром Эля рассказала о функции «Костюм».
– Фикция, обман глаз. Люди видят не то, что существует на самом деле, а то, что им приказывают видеть. Можно вырастить виртуальные крылья или несколько лишних рук, можно закутаться в облако и окружить себя неземным сиянием, можно придать себе роста вплоть до великанского или, наоборот, уменьшить его до гномьего, и никто ни о чем не догадается.
Мы лежали в постели. Чертог с открытыми стенами стоял на берегу океана, пахло морской водой, рыбой и нашим с Элей ночным потом. Обнаженные тела овевало влажной свежестью ветра, до лиц долетали брызги волн, набегавших на кристально-чистый пляж маленького острова с пальмами. Как всегда, остров был выбран необитаемый, нам никто не мешал. Моя ладонь чувствовала, как под ней бьется чужое сердце, душа переполнялась жгучим, пронзительным, ликующим удовольствием.
– Не понимаю, – признался я. – Руки обмануть нельзя. Я же дотрагивался до тебя, когда ты была в образе эльфа.
– Обмануть можно любой рецептор организма, осязание – такое же чувство восприятия себя и внешнего мира, как зрение, слух, обоняние и прочее. Сигналы от рецепторов идут в мозг, чертог воздействует на него напрямую. При включенном Костюме люди видят и ощущают не то, что есть, а то, что им показывают. Допустим, в реальности твоя рука выдвинется на полметра, а обманутый мозг уверит, что до меня всего десять сантиметров. Рассудок не заметит несоответствия. Как во сне. Кстати, я принимала образ ангела, а не эльфа, как ты сказал. Для эльфа у меня другие костюмы.
– «ДругИЕ»? Не один?
– На разные случаи жизни. Например, Эльф лесной и эльф новогодний.
– Какие еще есть образы?
– Могу выглядеть типичной инопланетянкой – с точки зрения среднестатистического землянина.
– Покажи!
В один миг Эля перевоплотилась. Рядом со мной в зеленоватом нечеловеческом интерьере лежал нечеловек.
Большая лысая голова на тонкой шее. Заканчивавшиеся почти на висках огромные глаза, раза в четыре больше чем у анимешных персонажей. Низко расположенная прорезь рта с тонкой полоской губ. Предельно плоский нос, фактически – только ноздри. Зачатки ушей. Или жабры? Возможно, два в одном.
Далее. Тонкие плети рук, на каждой – по четыре пальца. Бедра узкие. Ноги короткие, тоже тонкие. Между пальцами рук и ног – кожистые перепонки. Отливавшая серой сталью кожа без единого волоска, вся из гладких ячеек, будто покрытая сросшейся чешуей. Кожу покрывали мерцающие витиеватые узоры, вроде человеческих вен, но здесь они играли роль украшения, то есть были чем-то вроде татуировок. Грудь небольшая, плотная. Пупка нет, словно лежавшее передо мной создание родилось другим способом, к примеру – вылупилось из яйца. Глаза, губы, соски – черные. Впрочем, в глазах – подсвеченные внутренним огнем вертикальные зрачки, а веки – прозрачные, как у рептилий. Рептилоид? Да хоть инсектоид, арахноид или любой другой оид, вплоть до андроида. В чуждом образе прятался человек, я знал это, пусть глаза и заставляли меня сомневаться. Ролевые игры, как говорится, рядом не стояли, и лучший в мире грим – тоже фуфло, и даже компьютерная графика, воплощенная в голограмме – отстой по сравнению с тем, что было передо мной. Я протянул руку, пальцы ощутили холодную шершавую плоть. Мозг знал, что его обманывают, но не верил.
– А ты точно моя сокурсница Эля в образе инопланетянки? Не наоборот? Сейчас ты выглядишь более правдоподобно, чем минуту назад.
– Спасибо. Я долго работала над этим костюмом.
В самые первые секунды организм не знал, как реагировать (я видел женщину, но не человеческую, но женщину…), а дальше он действовал за меня. Разговоры? В прошлом. Только действия. Жаркие, жадные, жесткие. Нечеловечески выглядевшая партнерша извивалась и содрогалась подо мной, голова откидывалась и металась из стороны в сторону, взгляд иногда, на краткий миг, возвращался из восторженного небытия и опять проваливался в него. Холод кожи подо мной испарился, будто не было, мои руки и прочие части организма чувствовали одновременно дикий жар и освежающую приятную прохладу. На контрасте ощущений впечатления, как говорится, зашкаливали. Тугая грудь «инопланетянки» в размерах настолько же проигрывала созданным природой мягким прелестям Эли, насколько ее реальная грудь было меньше демонстрировавшейся мне ранее роскоши «ангела». Кстати, грудь и соски – признак млекопитающего. У рептилоида выпуклости на грудной клетке могли бы играть какую-то свою, неизвестную науке, специфическую роль, но соски на ней… Недоработочка, однако. Надо рассказать о ней Эле, когда вернется время разговоров. Впрочем, зачем? Теперь, когда мы вместе, я не позволю ей раздеваться перед кем-то даже в личине пришельца из иных миров, поскольку образ инопланетянки у нее получился до чертиков соблазнительным. Сейчас я пользовался ее образом на полную катушку. Хорошо, что кроме внешних форм, иной фактуры кожи и температурных перепадов других сюрпризов инопланетная искусительница не преподнесла. Оно и понятно, внутри насланного мозгу морока – обычная девушка. На месте Эли я проявил бы в конструировании Костюма больше фантазии. Возможно, придет время, когда мне представится такая возможность. В моем исполнении инопланетянин будет еще более настоящим, чем тот, что бился подо мной в конвульсиях, рычал, страстно лизал раздвоенным языком мою оглаживающую руку и неестественно выгибался. Неестественно – это хорошо, здесь воображение не подвело. И все же, по-моему, в целом можно было сделать лучше.
Мой палец попал в плен тонких жестких губ, за ними оказалось влажно и горячо, и внутренние ощущения перевесили внешние. Оказалось, что я тоже умею неестественно выгибаться, а мой утробный рык с басовыми нотками, уходящими в инфразвук, гораздо больше походил на инопланетный, чем гортанное верещание Эли.
Она была чудесной партнершей. В интимной баталии Эля жила полной жизнью, ей фантастически нравилось то, что происходило, и она не скрывала ни чувств, ни желаний. Было так здорово не задумываться над своими мыслями и, тем более, действиями, а просто быть собой, не сдерживаться и делать все, что хотелось. Мне нравилось то, что я делал, партнерше нравился я и нравилось все, что я делаю, и мне до безумия нравилась раскручивавшаяся по спирали и уходившая в бесконечность мысль об этом. Особенно же нравилась непредставимость происходящего. Уважаемые леди и джентльмены, если вы представляете то, что я рассказываю – значит, все было еще круче. Представить такое невозможно. Постельные безумства с инопланетянкой – это нечто. Тем, кто пробовал ролевые игры с переодеванием, ответственно заявляю: мелко плаваете, господа!
К разговору о Костюме мы с Элей вернулись не раньше момента, когда, как показывают в телесериалах, где по цензурным соображениям запрещены некоторые сцены, запыхавшиеся потные герои с растрепанными волосами откидываются на подушки. Солнце стояло высоко, песок на пляже почти плавился, отчего в воздухе колыхались и расплывались, будто в мираже, зеленые пальмы и синий океан. Чертог не пропускал жару внутрь, но здесь и без того было жарко. В постельных игрищах прошли ночь, утро и половина дня. Чертог придавал сил, от количества и мощи которых я был в восторге. Мне не требовалось отдыхать, организм восстанавливался мгновенно, как по щелчку пальцев. И очень понравилась особенность, о которой Эля шепнула еще ночью, в моем первом порыве страсти, когда трещины тектонических плит сознания грозили организму извержениями и нашествием цунами. Оказалось, что внутри чертога можно не заботиться о контрацепции, настройки ликвидировали незапланированные последствия, если оба партнера (непременно оба) вслух или мысленно не сообщат, что им нужен другой результат. Если же нужен именно другой, а у партнеров не те дни или не в порядке со здоровьем, чертог тоже поможет. Достаточно человеческим пестику и тычинке произвести опыление, как, словно по волшебству, завяжется новый цветочек. Итого, сделал я вывод, в трех словах, чертог – это мужской рай. Будь он моим, я нашел бы ему более разумное применение. Недавно Эля показывала перечень больниц и клиник с архивом данных на страдающих бесплодием, миллионы имен и адресов по всей планете. Я мог бы лично помочь каждой симпатичной особе. Несимпатичной, конечно, тоже помог бы, но не столь радостно и, само собой, другим способом, то есть обычным лечением на алтаре. А если при «лечении» красавиц надеть личину инопланетянина…
Что-то фантазия разыгралась. Брысь, нескромные мысли по отношению к человечеству, у меня под боком свой человечек в нечеловеческом образе. Как говорил кот из старого мультика, «Таити, Таити… Нас и здесь неплохо кормят».
– Это нечто! – позитивно, но предельно неконкретно обрисовал я ощущения от обмана чертогом моих глаз и осязания. – Когда у чего-то видны сплошные плюсы, это напрягает, потому что означает, что минусы хорошо замаскировались и вылезут в самый неподходящий момент. В чем подвох функции «Костюм»?
– Небольшое расстояние действия. – Эля вернула себе человеческий облик. Меня это почему-то расстроило, хотя мягкому теплому телу и увеличившемуся объему женскости мои руки и глаза тоже обрадовались. – Чертог подменяет то, как посторонние воспринимают объект в Костюме, только если тот находится внутри стен или на минимальной дистанции от них, иначе «волшебные» чары исчезнут, а дальше все будет как в известной сказке про Золушку. Достаточно отойти на пару метров, и вместо принцессы окружающие увидят замарашку.
– Поэтому ты не выходила наружу, – догадался я.
– Было нельзя. Теперь не просто можно, а нужно. Искупаемся?
Вместе?! Видимо на моем лице отразилось такая радость, что Эля со счастливым хохотом схватила меня под руку и потащила к океану.
Не меньше двух часов мы, как дети, играли в воде, хотя часть игр получилась совсем не детской. Попутно я выпытывал дополнительные подробности.
– Ты сама проектируешь костюмы или пользуешься готовым каталогом?
– Сама. Чертог предоставляет «зеркало» – манекен, на нем нужно представить желаемый костюм и видоизменять его, придавать ему нужные формы, подправлять каждую деталь, пока не получится то, что хотелось. Конечному результату присваивается номер. Костюм под нужным номером вызывается обычным распоряжением, и со следующей секунды окружающие увидят тебя другим.
– Только окружающие? А как в Костюме видишь и ощущаешь себя ты сама?
– Никак не ощущаю, потому что не вижу его. По команде «Костюм номер такой-то» надевается личина для окружающих, она даже не отражается в зеркале.
– А ты не пробовала сделать фотографию?
– На ней получаюсь обычная я. Чертог меняет внешность хозяина для других, но не для него самого. Чтобы увидеть себя в Костюме, вместо зеркала, как я уже говорила, используется специальный манекен, он покажет, как тебя видят другие.
Эля вспомнила что-то и вздохнула. Не люблю, когда не договаривают.
