Пьер Маэль
Остров Робинзонов
IV. МАЛЕНЬКИЕ ПРИЕМЫШИ
На четвертый день солнце стояло уже высоко, когда обитатели разбитого корабля наконец проснулись. Они заспались очень крепко, и Жанна почти в испуге крикнула брату:
– Посмотри, Жан, скоро восемь часов! О чем мы думали?
– Да ни о чем, конечно, потому что мы спали. Какая ты смешная! – отвечал Жан Риво, переворачиваясь под простыней с громким зевком. – Вот какая польза вышла из того, что мы завели на судне стенные часы! Из-за этого мы только упрекаем друг друга в нашей лености.
Однако, продолжая шутить, он быстро вскочил на ноги и занялся одеванием.
Когда они сошлись вместе перед кухонной плитой, где милая калека вторично занялась приготовлением шоколада, Жан сделал такое замечание, звучавшее почти грустно:
– А все-таки, Жаннета, мы нисколько не подвинулись дальше и стоим на той же точке, как и в первый день. Нам даже неизвестно, находимся ли мы на острове или на материке, и вообще наша местная география сильно хромает.
– Как это хромает? – с жаром возразила молодая девушка. – И что могли бы мы сделать большего? В три дня мы прошли добрых пятнадцать километров берегом, убили огромную змею, сожгли ее потомство, устроили бельведер на ветвях секвойи, зажарили альбатроса, нашли «Сен-Жака», вычистили его и поселились в нем. Чего же тебе еще надо?
– Ты, право, рассудительнее меня, – сказал Жан, обнимая сестру, – и с этой минуты я предоставляю тебе вести счета, инвентарь и домашний журнал. Я прибью тебе кнопками бумагу на письменный стол, и тогда ты будешь в состоянии писать.
После завтрака дети поднялись на палубу, чтоб насладиться превосходным видом морского берега при утреннем солнце. Бараны бегали взад и вперед с жалобным блеянием, доказывавшим пустоту их желудков. Весь корм у них был съеден. Жаннета вздохнула при виде бедных животных.
– Милый брат, нам надо принести им немножко зелени, если мы не хотим, чтобы они околели с голоду.
– Да, – согласился Жан, – мы сейчас пойдем нарежем несколько ветвей в лесу. Для них это будет самой лучшей пищей.
А до тех пор Жанна размочила в кипятке несколько сухарей, круто посолила их, как это делывал иногда у нее на глазах старший повар парохода, и принесла это не совсем аппетитное кушанье несчастным представителям овечьей породы.
«За неимением хорошего рад и плохому», говорит пословица. Бараны, должно быть, знали ее, потому что с философским спокойствием принялись за этот корм, мало соответствовавший их вкусам.
Что же касается кур и петухов, то они распорядились лучше.
Действительно, эти милые пернатые куриной породы, снабженные не только лапами, но и крыльями, не удовольствовались благами относительной свободы. Они без церемонии перелетели через борт корабля и стали собирать себе пищу на скалах, а со скал перебрались на низменный берег. Там, как настоящие хищники, они принялись охотиться на мелких крабов, которые целыми тысячами бегали по лагунам, шлепая в грязи. И угощение, должно быть, оказалось очень сытным, потому что обитатели заднего двора отдыхали теперь в тени, которую отбрасывал корпус корабля на каменистую почву.
Жанна приманила их, бросая им зерна, и очень обрадовалась, когда они вернулись на палубу, а потом и в свои клетки. Это было началом их воспитания, потому что три курицы несли превосходные яйца, и Жанна могла надеяться развести многочисленный птичник.
Наконец пришла пора приступить к новым разведкам. Брат с сестрой начали держать совет. Теперь, когда у них был богато снабженный арсенал и такой же гардероб, они могли спокойно пользоваться тем и другим. Так, Жанна, по совету брата, переоделась в мужской костюм. Она нашла много матросских мешков, откуда можно было выбрать полное одеяние матроса, и вскоре явилась перед Жаном в широких панталонах из синего полотна, в тиковой блузе того же цвета и в широкополой соломенной шляпе, под которую она подоткнула свои длинные волосы, скрутив их в один узел.
– Так как одна рука у тебя здорова, – сказал молодой человек, – то тебя можно вооружить.
И он опоясал ей талию широким красным кушаком, какие носят южане, преимущественно испанцы. За этот кушак молодая девушка заткнула револьвер с шестью зарядами и абордажный кинжал.
Переодетая таким образом, Жанна была прямо восхитительна. Ее прекрасное лицо сияло под широкими полями шляпы, точно окруженное ореолом.
– О, какая ты хорошенькая разбойница, – с восхищением воскликнул брат, целуя ее в обе щеки.
После того они вместе отправились в лес.
Кроме вчерашнего оружия, Жан захватил с собой еще топор, пилу, две доски, оторванных от перегородки, и широкий кусок просмоленной парусины, служившей в прежнее время навесом для защиты палубы от жгучих лучей солнца.
– Что ты станешь делать со всем этим, Жан? – спросила его сестра.
– Устрою крышу и более крепкие стены на нашей даче, – весело отвечал он.
По совету брата Жанна захватила в свою очередь пук веревок, мешок крупных гвоздей и молоток.
Хотя молодой Риво был еще новичком в плотничьем и столярном ремесле, тем не менее он сотворил чудеса. Жан скорехонько приколотил гвоздями к разветвлению дерева деревянный помост, причем получилась довольно просторная площадка шириной в два метра, длиной в три, настоящая комнатка, которую он прикрыл пока полотняным навесом. Три раза сходив на пароход и натаскав оттуда достаточное, количество дерева, молодые люди устроили на первом разветвлении древесного ствола другую комнату, от двенадцати до пятнадцати квадратных метров поверхности, и при наступлении вечера могли порадоваться на дело рук своих… Обе комнаты, совершенно закрытые, представляли две воздушных будки, затерявшиеся в зелени. Они сообщались между собой подобием лестницы, вырубленной топором в толщине ствола или шедшей по остаткам узловатых сучьев и по ветвям.
Однако Жан покачал головой после тяжелого дневного труда.
– Что с тобой? – спросила девушка. – Ты как будто недоволен своей работой.
– Конечно, так, – отвечал он. – Я буду доволен, только когда мне удастся сделать обшивку стен нашей квартиры.
– Обшивку? Разве ты боишься какого-нибудь нападения? Кто может на нас напасть?
– Не знаю. Но мне кажется невозможным, чтобы эта местность была совершенно необитаема. Две защиты лучше одной.
– Чем же ты обошьешь стены?
– О, за этим дело не станет. На остове «Сен-Жака» мы можем найти так много листового железа, что им легко, пожалуй, обшить все это дерево.
– Решительно мы рождены для такой жизни, – подхватила молодая девушка, громко смеясь. – Да здравствует Робинзон!
– А с ним и Робинзонша! – воскликнул Жан, хлопая в ладоши.
Тут они вспомнили о христианском долге, который обещали исполнить, как только представится возможность.
Дети спустились к низменному берегу, близ которого опрокинулся их баркас и который они назвали бухтой Мертвых. Им хотелось предать погребению два несчастных трупа, положенных в пещере. Морская вода, мочившая их утром и вечером, предохранила тела от совершенного разложения. Жан велел сестре уйти и занялся один этим печальным обрядом. Он вырыл у самого подножия утеса в песке, куда не достигали морские волны, двойную могилу в метр глубиной и благоговейно опустил туда прах обоих утопленников, старательно засыпал их землей, навалил на нее самых тяжелых камней, какие мог найти, и поставил над этой незатейливой могилой крест из двух обструганных сучьев.
Этот обряд был совершен в одну из суббот ноября месяца. Жанна, которая вела календарь острова, объявила брату, что завтра воскресенье и что этот день следует посвятить отдыху.
Однако дети придумали воспользоваться своим отдыхом для того, чтоб предпринять прогулку вдоль берега и по лесу. Таким образом они могли не спеша осмотреть окружающую местность и определить границы своего обиталища. Жанна нанесла их на временную карту, дав названия всем пунктам, которые должны были служить им заметками. Так, на дуге приблизительно в двадцать километров юные топографы отметили кроме бухты Мертвых – мыс Альбатроса, мыс остова «Сен-Жака», залив Кайманов, лагуну Аллигаторов и виллу Мапана. Последняя была не что иное, как секвойя, на которой они устроили свое жилище.
Прошло две недели, не принеся никаких перемен в положении молодых отшельников поневоле. Ни одного паруса, ни одной лодки не показывалось на горизонте. Никакого тревожного или успокоительного звука не долетало со стороны леса, если не считать оглушительного концерта населявших его бесчисленных птиц, который ежедневно поднимался вместе с зарей.
Благодаря этому Жан много раз имел случай упражняться в стрельбе и приносил своей прелестной хозяйке то дикого индюка, то дрофу, а за недостатком этой изысканной дичи – и разноцветного попугая, так как тропические леса кишат этими птицами и здесь можно насчитать до тысячи их разновидностей.
Жану было необходимо охотиться, чтоб несколько разнообразить слишком незатейливое меню их стола. Вместе с тем молодые люди позволяли себе и другую роскошь – разнообразие в удовольствиях. Они ночевали то на корабле, то в своем лесном жилище. Жанна называла это «поездкой на дачу». В сильную жару им было приятно ютиться в зеленых ветвях секвойи.
В одну ночь Жанна погрузилась уже в сладкий сон, когда ее брату послышался шорох в траве у подножия дерева. Минуту спустя раздалось как будто царапанье когтей о толстую кору секвойи.
Молодой человек быстро вскочил и, схватив свое ружье, высунул голову в маленькое окошечко, которое он нарочно проделал в одной из деревянных стен второго этажа. Поднятый им шум, должно быть, смутил ночного посетителя, потому что молодой человек уловил звук быстрого прыжка и увидел, как в потемках сверкнули два зеленоватых огонька. Но тем все и ограничилось; животное не смело больше приблизиться к таинственному дереву.
С наступлением дня Жан сообщил сестре о своем неприятном открытии. Она пришла в некоторое волнение, но, будучи девушкой храброй, не слишком испугалась и смело ответила брату:
– Во всяком случае это был хищный зверь, и, будь он из самых кровожадных, мы можем против него защищаться. Ведь он не опаснее змеи и далеко не так отвратителен. Мне только жаль, что я не владею одной рукой, хотя и чувствую, что она уже заживает.
Они тотчас стали советоваться между собой и решили пока держаться своего морского жилища. После того дети покинули дерево, предварительно с большим старанием загородив двери, и устроились снова в каютах «Сен-Жака».
Однако неизвестное животное, пытавшееся напасть на секвойю, по-видимому, не отказалось от своих намерений. На следующую ночь дети были разбужены блеянием баранов и кудахтаньем кур, доносившимися с палубы. В то же время над их головами раздавался страшный грохот катавшихся ящиков и тяжелые прыжки. Можно было подумать, что какое-то довольно тяжеловесное животное яростно металось посреди обломков.
– Ого! – воскликнул Жан. – Неприятный гость добрался до нас и здесь.
Он схватил один из карабинов, положенных у него под рукой, и, быстро поднявшись по лестнице, откинул спускную дверь люка.
Но Жан опоздал еще раз.
Луна обдавала берег и море серебристым сиянием. Перед глазами юноши мелькнуло длинное гибкое тело зверя, перепрыгнувшего через груду ящиков и обломков всякого рода и бросившегося опрометью за корабельный борт, чтоб исчезнуть между нагроможденными скалами перешейка с громким ревом.
– Тигр! – гневно воскликнул Жан и выстрелил наудачу вдогонку зверю, который успел уже скрыться между утесами.
Жанна прибежала и принялась разбирать подробности этого ночного нападения.
– Наши барашки, наши бедные барашки! – вскричала она вдруг, охваченная состраданием, и повернулась к баку, откуда доносилось жалобное блеяние.
Действительно, тигр направил свою атаку на эту сторону. Он отчасти взломал одну из клеток, обитатель которой лежал полумертвый на полу, с окровавленным черепом, с животом, распоротым когтями чудовища.
– Ах, злодей! – воскликнул Жан, грозя кулаками в ту сторону, где исчез кровожадный зверь.
Он должен был прикончить несчастного барана, мучения которого были способны тронуть самое черствое сердце. Затем при помощи Жанны молодой человек перевел его оставшегося в живых товарища и домашних птиц в более безопасное место в средней палубе. После того, поместившись на лестнице под полуоткинутой дверью люка, он принялся сторожить, положив ружье на палубу, чтоб не промахнуться на этот раз, выстрелив по зловредному негодяю, если б тому пришла фантазия произвести новое вторжение.
Но его труды пропали даром. Бродяга, надо полагать, был так же труслив, как и прожорлив, потому что не показывался больше.
– Ничего, – сказал Жан, возвращаясь к себе, чтобы снова лечь в постель, – я ему не спущу, мошенник мне поплатится!
Он принялся обдумывать планы мести, которые не давали ему покоя, пока он сторожил зверя. Наконец юноша остановился на одной остроумной и практичной идее, которую Жанна постаралась дополнить.
Они решили провести следующую ночь на вилле Мапана. Туда следовало отвести уцелевшего барана, чтоб его блеяние приманило вора, после чего молодым людям было бы легко поразить врага под прикрытием своих стен.
Не без серьезной боязни направились они к лесу.
Действительно, они были предупреждены и знали, что животному так же хорошо известна эта дорога, как и им самим. Хотя американский тигр или, точнее говоря, громадная пантера, называемая ягуаром, не славится особенной храбростью средь бела дня, но все-таки можно было опасаться, что он неожиданно выскочит из чащи кустарника на лесной опушке. Это предположение было тем вероятнее, что они вели на веревочке несчастного барана, не перестававшего блеять.
Маленькое шествие подвигалось вперед. Жан держал наготове свой карабин, а Жанна не выпускала из своей маленькой слабой ручки револьвера. Дорогой не случилось ничего неприятного, они без помехи достигли подножия секвойи. Жан сначала помог подняться сестре, а потом стал поднимать барана, причем густая, спутанная шерсть животного не раз зацеплялась за разные препятствия.
Ночь, по обыкновению, наступила без сумерек. Брат с сестрой, запершись в своей верхней хижине, приготовили себе чай на спиртовой лампочке, чтобы как-нибудь провести время томительного ожидания. К счастью, оно было непродолжительно.
Среди глубокой тишины, наступившей после солнечного заката, Жанна первая услыхала неясный шорох в высокой траве. Она подала знак брату, и они без шума приподняли деревянный ставень, закрывавший узкий прорез, который позволял им наблюдать за тем, что происходит вокруг.
В ту же минуту слабое мяуканье донеслось до их слуха. Жанна, следившая за всем из своей обсерватории, устремила пристальный взгляд в лесную чащу и на прогалину, расстилавшуюся у подножия секвойи.
– Вот он, вот он, – сказала она, вся дрожа и дотрагиваясь до плеча брата.
На открытой лужайке, вокруг гигантского дерева, стояло большое красивое животное, силуэт которого, с гибкими и мощными формами, ярко выступал при свете месяца. Его ярко горящие зеленые глаза были жадно устремлены на хижинку первого этажа, куда заперли барана.
Вокруг тигра резвилось три маленьких грациозных создания, ростом с молодую кошку. Мяуканье этих детенышей, которым было не более нескольких месяцев, заставило насторожиться Жанну. Тигр оказался самкой, водившей свое потомство на охоту в светлые ясные ночи. В этом не было никакого сомнения.
Впрочем, недобрые намерения зверя вскоре обнаружились. Ягуар, не долго мешкая, сделал прыжок и, вонзив свои когти в кору секвойи, взобрался на первую площадку дерева. Опешивший Жан захлопнул дверь, которую только что отворил. На него напал ужас.
Обе хижины не имели другой кровли, кроме навеса из просмоленной парусины. Нет сомнения, что животное было способно продавить ее тяжестью своего тела. А что будет с ними, если произойдет свалка с тигром в узком пространстве этого дощатого шалаша? Хорошо еще, если ужасный хищник предпочтет напасть на временный приют барана.
Однако это было одно предположение. Очень могло случиться, что ягуар захочет сначала вступить в бой с людьми, чтобы прежде всего избавиться от опасности, висевшей над его головой. А вслед за одержанной победой он полакомится на досуге своей добычей или разделит ее со своими детенышами.
Все эти соображения промелькнули в голове Жана с быстротой молнии.
Под ним тигрица обнюхивала скрепы дощатой кельи. Оледеневший от ужаса баран притих, но голодное животное чуяло его запах и искало средства разрушить или сдвинуть с места преграду, налегая порой на тонкую переборку, которая трещала и гнулась под этим грозным натиском. Очевидно, чудовище не догадалось испробовать нападения с крыши.
Жан счел этот момент очень удобным. Он быстро распахнул дверь и приложился из ружья.
Однако тигр оказался проворнее его. Встревоженный стуком, он обернулся и увидел отворявшуюся дверь. Прежде чем Жан успел прицелиться, зверь присел на задние лапы и как стрела, пущенная тетивой лука, кинулся через голову юноши, которого задело ветром от этого эластичного прыжка.
Теперь он вцепился когтями в самый толстый из трех суков разветвления секвойи, очутившись над шалашом, где стояла бедная Жанна, полумертвая от страха. Ягуар яростно скрежетал зубами, размахивал хвостом, издавал хриплый рев, готовясь сделать второй прыжок. Ничто не могло помешать ему вскочить на парусинную кровлю.
– Не шевелись! – отрывисто приказал Жан своей сестре.
Он вышел из деревянной будки с ружьем на плече. Между ним и ягуаром не было и трех метров расстояния. Страшная опасность, которой подвергалась его сестра, пугала юношу еще более, чем собственное рискованное положение. Сердце Жана билось сильно, но рука не дрожала. В это ужасное мгновение его ум сохранил ту же ясность, как и его взгляд.
Ружейный выстрел грянул, раскатившись гулким эхом в заснувшей чаще леса. Пуля ударила тигра прямо в грудь, пробив ему бок и дойдя до сердца. Смертельно раненный зверь пытался кинуться на своего врага. Его когти выпустили твердую кору секвойи, и он рухнул на парусинный навес, который прорвал своею тяжестью.
– Выходи скорей, Жанна, выходи! – крикнул обезумевший молодой человек.
Второй выстрел грянул внутри шалаша, и при его вспышке Жан мог разглядеть драматическую сцену: ягуар, зацепившийся в своем падении за обрывок парусины, бился в предсмертных судорогах. Его страшные когти мелькали в воздухе в каких-нибудь нескольких дюймах расстояния от молодой девушки. Кровавая пасть открывалась и закрывалась, готовая исковеркать все, что ей попадется. Однако Жанна не потеряла храбрости. К ней вернулось все ее хладнокровие. Она поднесла свой револьвер к этой отвратительной пасти и размозжила голову чудовища. Все было кончено. Каким-то чудом дети спаслись от неминуемой гибели.
Жан вытащил еще теплое тело ягуара и кинул в валежник. Тут брату и сестре представилось успокоительное и вместе с тем тяжелое зрелище, когда трое детенышей приблизились к трупу своей матери, стараясь вернуть ее к жизни всевозможными ласками и жалобным воем.
Молодые люди тревожно провели остаток этой страшной ночи. Они были не в силах успокоиться. Недавнее нападение показало им недостаточную безопасность их жилища, и нельзя было ручаться, что в лесу не скрываются другие дикие звери, настолько же готовые напасть на них, как и тот, от которого они только что избавились. Две причины усиливали их страх. Во-первых, присутствие барана – запах животного мог привлечь новых плотоядных хищников, а во-вторых, и то обстоятельство, что убитый ими ягуар оказался самкой, тогда как вчерашний, виденный ими на пароходе, без сомнения был самец, потому что он охотился в одиночку.
О починке парусинной кровли нечего было и думать в настоящее время, так же, как и о возвращении на корабль с бараном на веревочке. Брат с сестрой поневоле решились провести ночь под открытым небом.
Им было суждено испытать сегодня всевозможные тревоги и всякие неприятности. Экваториальные страны отличаются не только изобилием растительности, но также изобилием самых отвратительных животных.
Дикие крики вскоре огласили воздух. Исполинские лягушки, которых индейцы сравнивают с быками по причине их громкого неистового кваканья, похожего на рев, оглушали детей до утра. Не смея заснуть, чтобы какое-нибудь новое вражеское нашествие не застало их врасплох, они должны были переносить прикосновение зловонных вампиров, задевавших их своими крыльями, отвратительных волосатых птицеедов, гигантских пауков, которые не боятся нападать даже на гнезда мелких птиц. Эта черная порода тарантул страшно пугала их в данную минуту, в особенности Жанну. Ее переутомленные нервы и восприимчивая впечатлительность внушали ей отвращение к летучим мышам и насекомым.
Но это было еще не все. Великое множество бесконечно малых существ принялись терзать несчастных молодых людей с настоящим ожесточением: москиты со свирепым жалом, клопы с вонючими выделениями, нигвы и корабельные тараканы, не говоря уже о тяжеловесных и неуклюжих ночных бабочках, бархатистые крылья которых беспрерывно шелестели вокруг головы и над ушами злополучных гостей секвойи.
Они горько упрекали себя за то, что покинули «Сен-Жак», и Жанна даже расплакалась.
Их мучения кончились с ночной темнотой, которая была тому причиной. Лишь только заря забрезжила над морем, подернув его белизной, и опоясала пурпурной полоской восточный край горизонта, как брат с сестрой слезли с дерева и, отвязав барана, пустились обратно к своему кораблю.
Их тела были изжалены, и жгучая боль от укусов становилась порой невыносимой. Выведенный из себя Жан воскликнул наконец:
– Нет, это решено: мы не вернемся больше на виллу до твоего полного выздоровления. Как только ты будешь владеть обеими руками, мы перестроим наши хижины прочнее, покроем их крышей и сделаем обшивку для стен.
Но прежде чем уйти от секвойи, Жанна почувствовала жалость. Трое маленьких ягуаров, совершенно безобидных, жалобно плакали над телом своей матери.
– Бедные маленькие животные! – произнесла со вздохом молодая девушка. – Неужели мы бросим их на произвол судьбы?
Жан широко раскрыл глаза и, посмотрев на сестру с немного тревожным любопытством, воскликнул:
– Ну вот еще! Неужели тебе жаль этих гадких тварей? Пускай себе околевают с голоду! Мы не обязаны о них заботиться.
– Да, но они такие хорошенькие! Мне рассказывали, что ягуар легко делается ручным и тогда заменяет хозяину верную охотничью собаку.
Жан дал себя уговорить. Он взял под мышку левой руки двоих маленьких зверьков, а Жанна занялась третьим.
– Я вернусь сейчас сюда обратно, – сказал он, – чтобы снять шкуру с убитой самки. Она так великолепна, что ее стоит сохранить.
Таким образом, Жанна Риво приняла на свое попечение троих сирот тигрицы, убитой ее братом.
