– Мне стоит волноваться? – спросила моя мать, когда я вернулся в дом из гаража с маленьким топором в руке.
– Всегда, – пробубнил я, проходя через кухню мимо нее и направляясь к лестнице на чердак.
Я решил взять дело в свои руки, вместо того чтобы кого-то нанимать, и самому отсечь маленькие ветки, втыкающиеся в дом. Топор как раз подходил для этой цели.
– Только не покалечься! – крикнула мать мне вслед. – Тебя было непросто сделать.
Я закатил глаза, карабкаясь по лестнице наверх.
С тех пор, как мама перестала пить, она стала вполне себе сносной. Иногда пыталась шутить. Порой я даже смеялся, правда, не при ней. Между нами все еще существовал определенный дискомфорт. Трещина, которую мне давно стало неинтересно заделывать.
Но мы снова научились существовать вместе. Она пыталась держать себя в руках, и я делал то же самое.
Я вылез из маленького окошка темного чердака на дерево и осторожно начал пробираться к стволу, где ветви были достаточно толстыми, чтобы выдержать мой вес. Решил, что буду отрубать лишние ветки со стороны ствола, а потом, когда покончу с этим, просто слезу на землю. Спускаясь сверху вниз, я в конце концов должен был добраться до веток, скребущих по моему окну, – из-за которых, собственно, все это и затеял.
Но, едва замахнувшись топором, я чуть не выронил его из рук.
– Ты считаешь, что его отношение ко мне – это прелюдия? – Услышал я взбешенный голос Тэйт и застыл.
Что? Прелюдия?
– Да, конечно, – продолжала она, а я стал прислушиваться. – Особенно, когда в девятом классе он рассказал всей школе, что у меня якобы синдром усиленной перистальтики кишечника, после чего меня провожали пукающими звуками в коридорах.
Мои глаза округлились, на шее забилась жилка. Она говорила обо мне?
– И да, – продолжала Тэйт, обращаясь к кому-то, кого я не видел. – Было очень эротично, когда на следующий год он заказал доставку мази от молочницы прямо на урок математики. Но особенно меня покорило другое. Я была практически готова отдаться ему на месте, когда он приклеил на мой шкафчик брошюру о способах лечения остроконечной кондиломы. Поразительно, что венерическое заболевание подхватил человек, который никогда не занимался сексом!
Ох, черт.
Она определенно говорила обо мне.
Ухватившись за ветку над своей головой, я поднялся на ноги и перебрался на другую сторону дерева, очень осторожно, чтобы меня не могли заметить из открытых балконных дверей Тэйт.
Теперь в разговор вступила другая девушка, вероятно, ее подруга Кейси, и я уловил что-то про необходимость дать отпор.
Я скользнул на ветку пониже, начиная ощущать себя каким-то извращенцем из-за того, что подслушивал их разговор. Но вообще-то они говорили обо мне, а значит, это было и мое дело тоже.
– В который раз тебе говорю, мы раньше дружили, – заговорила Тэйт. – Летом перед девятым классом он уехал на несколько недель, а назад вернулся другим человеком и вычеркнул меня из своей жизни.
И тут я сжал кулаки.
Кейси незачем было знать все эти подробности. Тэйт не имела права вот так распространяться о наших делах.
Внутри все забурлило, и я почувствовал знакомое тепло, разливающееся по телу.
– Наш последний учебный год пройдет прекрасно. – Тэйт теперь говорила более низким и уверенным голосом, чем прежде. – Надеюсь, Джаред забыл обо мне. Если так, тогда мы оба сможем делать вид, что нас друг для друга не существует вплоть до самого выпускного. А если не забыл, тогда я поступлю так, как сочту нужным. У меня есть задачи поважнее. Пусть он и этот идиот Мэдок делают все, что им вздумается. Мне до них больше дела нет. Они не испортят мой последний год в школе.
Надеюсь, Джаред забыл обо мне.
А я едва не поставил крест на собственном будущем из-за тоски по ней?
Мне до них больше дела нет.
Тэйт меня ненавидела. Она всегда будет меня ненавидеть, а я был просто дураком, что хотел ее, когда нам было по четырнадцать.
Мы никому не нужны. И ты был мне не нужен. Прозвучал в моей голове голос отца.
Я пробрался по дереву назад к своему окну и запрыгнул внутрь, уже не заботясь о том, что меня могут увидеть. Бросив топор на пол, я подошел к док-станции и включил на айподе песню Coming Down группы Five Finger Death Punch, а затем принялся набирать на телефоне сообщение Мэдоку.
Затусим сегодня вечером? Мама уедет около 16.
Моя мать по пятницам уезжала к своему бойфренду в Чикаго. Я до сих пор его ни разу не видел, но она почти всегда оставалась у него на все выходные.
Еще как!
Ответил он меньше чем через минуту.
Выпивка?
У отца Мэдока в подвале был самый настоящий склад спиртного – или что-то вроде того – с винным погребом в придачу. Он редко бывал дома, поэтому Мэдок брал оттуда что хотел, а я отвечал за еду.
Заметано. Буду в 19.
Я швырнул телефон на кровать, но тот снова завибрировал.
Я взял его в руки и открыл сообщение от Джекса.
Папа опять звонил.
Сукин сын.
Отец постоянно умудрялся раздобыть номер Джекса, хотя знал, что не должен ему звонить. Все-таки его посадили в том числе за жестокое обращение с моим братом.
Я с этим разберусь.
Набрав сообщение, я взглянул на часы и увидел, что сейчас только десять утра.
Поезжай сегодня, сказал я себе. Если покончить с этим поскорее, не придется ехать завтра.
Поездки к отцу вынимали из меня душу, и я ждал их с ужасом. Я никогда не знал, о чем он решит поговорить со мной в этот или в следующий раз. В прошлый мой визит отец поведал мне во всех подробностях, как отвез мою беременную мать в клинику, чтобы та от меня избавилась. А потом дал волю рукам, когда она этого не сделала. Я не знал, верить ли этому, но старался пропускать мимо ушей все его россказни, колкости и оскорбления. В большинстве случаев у меня получалось. Но иногда нет.
Хрен с ним.
Сорвав с себя пропитанную по́том черную футболку и надев вместо нее чистую, я сгреб ключи с прикроватной тумбочки и быстро сбежал вниз по лестнице.
– Отъеду ненадолго, – сказал я матери, проходя через кухню. – Увидимся в понедельник.
У меня дрожали руки, хотя я и приходил сюда уже почти год. Мне противно было смотреть в лицо этому подонку, особенно учитывая то, как он изо всех сил старался сделать наши встречи как можно более невыносимыми для меня. Я знал, что отец получал особые привилегии за примерное поведение, но не сомневался, что при этом он наслаждается каждым поганым словцом, вылетающим у него изо рта.
– Сегодня пятница. Нам положено видеться по субботам, – проворчал он, садясь за стол в комнате для посещений.
Заставив себя посмотреть ему в глаза, я произнес ровным тоном:
– Ты снова звонил Джексу. Теперь ты перестанешь это делать.
Он рассмеялся мне в лицо.
– Ты и в прошлый раз так говорил, но это не в твоей власти, Джаред.
Нет. В моей.
– Тебе запрещено звонить. – После того как в прошлый раз я сообщил об этом надзирателю, отец лишился привилегии пользоваться телефоном без присмотра.
Пожав плечами и подняв руки ладонями вверх, он ответил:
– И тем не менее я нахожу способы.
Всего лишь мгновение, но, когда у меня внутри все рухнуло и я отвел взгляд, он все понял. Понял, что я и впрямь бессилен. Возможно, сами надзиратели позволяли ему звонить в обмен на какие-то услуги, или у него был приятель среди заключенных, но мы оба знали, что я абсолютно ничего не могу сделать, чтобы ему помешать.
Никогда не мог.
– Оставь его в покое. – Мои губы шевелились, но я с трудом разбирал собственные слова.
– Что тебя гложет больше? – Отец подался вперед, сузив свои голубые глаза. – Что я звоню ему, а не тебе, или что ты не можешь мне помешать? Еще раз говорю тебе, Джаред, у тебя нет власти надо мной. Реальной власти. Тебе кажется, что ты все контролируешь, потому что ты на свободе, а я здесь, но ведь именно я тебя преследую. А не наоборот.
Встав, я изо всех сил стиснул кулон в кармане, а потом испугался, что он рассыплется на части.
– Пошел ты, – прорычал я и вышел из комнаты.
– О, Джаред, – выдохнула Пайпер. Схватив ее за волосы и запрокинув ее голову назад, я покрывал поцелуями шею девушки. Пытался забыться, погрузившись в аромат ее духов и в тело.
– Я же просил тебя помалкивать, – прошептал я, касаясь губами ее кожи. – Делай, как тебе говорят.
Внизу грохотала песня Hats off to the Bull, и я слышал доносившиеся со всех сторон голоса – изнутри и с улицы.
Пайпер явилась на мою вечеринку без приглашения, и я воспользовался этим. Шум, суета, возможность отвлечься.
Отвлечься от того, что меня словно магнитом тянуло к соседнему дому.
Отвлечься от мыслей об отце.
В конце концов этот сукин сын был прав. Кошмары, из-за которых я не мог спать? Из-за которых мне приходилось принимать снотворное, чтобы пережить очередную ночь? Все это свидетельствовало о моей слабости.
– Прости, – захихикала Пайпер. – Просто это так приятно.
Одну руку я запустил в ее густые темные локоны, а другую – в трусики. Мои пальцы проникали внутрь нее, и она извивалась, прижатая к стене моей спальни.
Я ощупывал Пайпер, пытаясь найти ту волшебную часть тела, на которой смог бы сосредоточиться. Спустил верх ее платья, обхватил руками груди, целовал губы, но ничто из этого не приносило мне желанного покоя.
Надеюсь, Джаред успел обо мне забыть.
Я подхватил Пайпер на руки и понес ее на кровать. Покой наступит, когда я окажусь внутри нее. Тогда я смогу забыться.
– Джаред! – Кто-то внезапно постучал в дверь.
Я повернул голову и крикнул:
– Прочь отсюда!
Пайпер расстегивала мой ремень.
– Эта девчонка? Тэйт? – Голос принадлежал моему приятелю Сэму. – Она внизу, чувак. Лучше тебе спуститься.
Я замер, а потом сел в кровати и пробормотал:
– Какого черта?
Что она делала в моем доме? Я бросил взгляд на часы – было уже за полночь.
– Тэйт? – спросила Пайпер, по-прежнему лежа на подушках. – Ты вроде говорил, что она еще не вернулась.
– Одевайся, Пайпер, – процедил я сквозь зубы, поднимаясь.
– Что?! – взвизгнула она, и я повернулся к ней. Ее губы и нос были наморщены, а грудь с каждым вздохом тяжело вздымалась.
С Пайпер у нас не было никаких отношений, никаких сложностей. Я ценил в ней это.
Но сейчас она разозлилась, а я даже не удосужился ничего объяснить. Я не имел привычки объяснять. К тому же, она и без того все понимала.
Я никогда не притворялся, что мне нужно нечто большее, чем секс без обязательств. Пайпер либо принимает все как есть, либо уходит.
Распахнув дверь, я увидел, что Сэм ждет меня в коридоре с нерешительным видом, руки засунуты в карманы.
– Прости, приятель, – он выставил перед собой ладони. – Мэдок ее лапает. Я подумал, что нужно тебя позвать.
Хренов говнюк. Я пулей пролетел мимо Сэма по коридору, готовый опустить своего лучшего друга головой в унитаз, чтобы привести его, черт возьми, в чувство. Я был совершенно уверен, что он неровно дышит к Тэйт, но я же говорил ему еще несколько лет назад, что ее трогать нельзя.
Да и какого черта она вообще тут делает?
Спустившись по лестнице, я повернул за угол и тут же застыл, не в силах вдохнуть, словно меня ударили под дых.
Господи боже.
Она была красива до боли.
Она о чем-то задумалась, иначе тоже бы меня увидела.
Я поднял руки и оперся о дверной косяк. Так я пытался изобразить равнодушие. Но, по правде говоря, мне просто нужно было на что-то опереться, чтобы у меня не подкосились ноги.
Сердце бешено колотилось в груди, и больше всего мне хотелось продлить это мгновение, просто смотреть на нее до тех пор, пока не наступит конец света.
Ее волосы как будто стали светлее, а кожа смуглее, вероятно, от того, что все лето она провела под солнцем. А тело казалось еще более подтянутым. Более зрелым. Когда я посмотрел на форму ее ягодиц, у меня пересохло во рту. Такая же безупречная кожа, пухлые губы и небольшой носик – она выглядела как идеальная кукла. Я никогда не играл в куклы, но с этой, черт возьми, поиграл бы.
В тот момент я хотел взять у Тэйт все. Все. Ее гнев и страсть, ее ненависть и желание, ее тело и душу.
Я хотел владеть всем этим.
Это я тебя преследую. А не наоборот. Отец снова вторгся в мои мысли. Они с Тэйт все время сидели у меня в голове.
И хотя этим двоим я был и не нужен, они оба имели надо мной власть.
Однако одним из них я мог управлять.
– Что она тут делает? – резко спросил я, глядя на Мэдока, но полностью отдавая себе отчет в том, что Тэйт переключила внимание на меня.
Мэдок молчал, но я видел по уголкам его губ, что он пытается сдержать улыбку.
– Она хочет перекинуться с тобой парой слов, – произнесла Тэйт спокойно, но с ноткой раздражения.
Я улыбнулся про себя, чувствуя, как давно забытый адреналин наполняет теплом мои иссохшие вены.
– Давай по-быстрому, у меня гости. – Я опустил руки и, сложив их на груди, попытался сделать вид, что мне скучно.
Сэм с Мэдоком исчезли в кухне, а Тэйт осталась стоять на месте, вздернув подбородок. Ее губы были сжаты, а взглядом она могла разжечь огонь.
Я не знал, чем Мэдок уже успел так ее разозлить, или, может быть, она злилась на меня, но наконец-то я почувствовал себя в своей стихии. Весь прошлый год я был похож на ходячего мертвеца.
– У меня гости, – повторил я после паузы.
– Да, вижу. – Тэйт посмотрела мне за спину, и я понял, что Пайпер все еще здесь. – Сможешь вернуться к роли гостеприимного хозяина через минуту.
Я прищурился, сосредоточившись на Тэйт.
Так, так, так… Она обо мне невысокого мнения. Надо же.
Пайпер приблизилась и поцеловала меня в щеку. Хотела попрощаться? Или напоминала мне о своем присутствии? Понятия не имею, но она всегда делала подобное в самые неожиданные моменты, отчего мне становилось не по себе. Как будто она хотела большего, а я был обязан дать ей это.
Я стоял на месте, и мне хотелось, чтобы девчонка перестала чего-то ждать и просто отправилась домой. От присутствия Тэйт мне все равно было больше пользы, чем от нее.
После того как Пайпер наконец поняла намек и удалилась, Тэйт заговорила снова:
– Мне вставать через пять часов, а потом ехать в Уэстон. Поэтому прошу вежливо: пожалуйста, сделай музыку тише.
Она что, серьезно?
– Нет.
– Джаред, я пришла сюда по-соседски. Уже за полночь. Прошу по-хорошему. – Эта мольба была даже милой.
– Да, за полночь, но сегодня пятница, – пояснил я, стараясь говорить как можно снисходительнее.
– Ты ведешь себя неразумно. Если бы я захотела, то вызвала бы полицию и пожаловалась на шум или позвонила твоей маме. Но я пришла к тебе из уважения. – Она оглядела комнату. – Кстати, где твоя мама? Ни разу не видела ее после того, как вернулась.
Ох, Тэйт. Не надо. Не веди себя так, словно знаешь меня или мою семью.
– Она тут редко появляется, – ответил я равно душным, лишенным эмоций голосом. – И не потащится сюда посреди ночи, чтобы разогнать мою вечеринку.
Тэйт раздраженно вздохнула.
– Я не прошу тебя всех «разогнать», а только сделать музыку тише.
– Ты можешь по выходным ночевать у Кейси, – предложил я, обходя бильярдный стол.
– Уже поздно! – выпалила она. – Я не собираюсь беспокоить ее в такое время!
– Ты беспокоишь в такое позднее время меня.
Контроль снова был в моих руках. Моя челюсть дернулась от рвущейся наружу улыбки.
Я ощущал спокойствие. Знал, кто я. Меня снова наполняли сила, уверенность и вера.
– Какой же ты гад, – прошептала Тэйт.
Остановившись, я посмотрел на нее, притворяясь рассерженным.
– Осторожней, Татум. Тебя давно тут не было, поэтому я сейчас отступлю, но помни: моего хорошего расположения надолго не хватит.
– Ох, пожалуйста, – язвительно произнесла она. – Не веди себя так, словно мое присутствие – непосильная ноша для тебя. Я достаточно от тебя натерпелась. Чем еще ты можешь мне навредить?
Я пришел в такой восторг от этого вызова, что едва не рассмеялся.
– Мне нравятся вечеринки, Татум. Я люблю развлекаться. Если ты разгонишь моих гостей, тебе самой придется меня развлекать. – Я был удивлен тем, как низко и возбужденно прозвучал мой голос. Перед глазами сразу появились картинки того, как именно она могла бы меня развлечь.
Но Тэйт никогда бы на такое не согласилась. Она была хорошей девочкой. Причесывалась и чистила зубы нитью. Гладила одежду.
И не занималась плохими вещами в постели с плохими парнями.
Она заправила прядь своих длинных волнистых волос за ухо и, посмотрев на меня с нескрываемым отвращением, театрально махнула в воздухе рукой, изображая поклон:
– Умоляю, скажите скорее, какую же мерзость вы заставили бы меня сделать?
Моя кровь вскипела оттого, насколько иначе она теперь держалась.
Она и раньше мне дерзила. И перед отъездом во Францию рисковала не раз.
Но при этом она каждый раз нервничала и готова была расплакаться. Теперь же она казалась абсолютно расслабленной и вела себя так, словно для нее все это пустая трата времени.
Хорошо.
Будет весело, когда я подниму ставки в этой игре. Заодно отвлекусь.
Подойдя к ней вплотную, я ощутил жар и знакомую приятную боль в штанах.
Черт. Гребаный стояк прямо сейчас?
Член пульсировал, но я пытался не обращать на него внимания.
Да, меня влекло к ней. Ну и что? Меня влекло практически ко всему, что носит юбки. Или пижамные шорты с черными толстовками и кедами.
Мои эмоции зашкаливали рядом с Тэйт, но я знал, что трахнуть ее не могу. Скорее в аду настанет зима, чем я дам ей такую власть над собой.
Но ведь это не значило, что я не могу наслаждаться видом.
– Сними это. – Я взялся за край ее коротенькой черной толстовки, – и станцуй стриптиз у меня на коленях.
Ее глаза округлились.
– Что?
Я уловил более нервные и уже не такие уверенные нотки в ее голосе – музыка для моих ушей.
Мой взгляд стал решительнее – я бросал ей вызов.
– Поставлю Remedy – тебе же она все еще нравится? Ты станцуешь для меня, и вечеринка закончена.
Я что, правда, остановлю вечеринку? Нет. Я не уступлю ей ни при каких условиях.
И с удовольствием дам ей это понять. Однако я очень надеялся, что Тэйт не примет мое предложение. Не поймите меня неправильно. Я был не против получить возможность прикоснуться к ее телу, но я бы не смог просто использовать ее и забыть. С Тэйт я ходил по краю; знал, что с ней захочу повторения.
Какое-то время она просто смотрела на меня, и выражение ее прелестного упрямого личика менялось. Сначала на нем отразилась задумчивость – как будто она решила всерьез обдумать мое предложение. Потом ярость – когда она поняла, что в итоге только будет унижена. Поражение – когда она смирилась с фактом, что в данной ситуации победа ей не светит. И печаль, которая вдруг промелькнула в ее блестящих глазах. Не знаю, с чем это было связано. А потом я вдруг заметил нечто иное.
Ее нахмуренные брови разгладились, и она опустила подбородок.
Черт.
Я знал это выражение. Оно постоянно появлялось и на моем собственном лице.
Вызов.
Тэйт резко развернулась в сторону гостиной, так что ее волосы взметнулись над плечами. Мое сердце на мгновение замерло, когда она закричала во все горло:
– Копы! Копы! Убирайтесь отсюда! Копы у черного входа! Бегите!
Твою мать!
Я беспомощно смотрел, как сборище пьяных и обкуренных идиотов врассыпную бросилось из моего дома.
Какого черта? Они ей поверили!
Тело охватил жар, и я скрестил руки, чтобы сердце ненароком не выпрыгнуло из груди.
Народ спешил смыться. Толпа повыскакивала из кухни и гостиной и ломанулась через переднюю дверь так, словно начался гребаный пожар. Большинство этих придурков были несовершеннолетними, поэтому держали ухо востро, и что же? Могли бы хоть осмотреться для начала.
Но нет, они просто бросились наутек.
В считаные секунды мой дом практически опустел. Не сбежали только те, кто уже находился в отключке, или, возможно, заперся в спальнях на втором этаже.
Кровь пульсировала в моих венах, густая, словно расплавленный сахар. Боль была почти нестерпима, но настолько приятна, что мне хотелось ее продлить. Тэйт изменилась и теперь бросала мне вызов.
Черт, да.
Приблизившись к своей мишени, я улыбнулся и, снисходительно вздохнув, пообещал:
– Я доведу тебя до слез в два счета.
Тэйт посмотрела на меня почти изумленно.
– Ты бесчисленное количество раз доводил меня до слез. Знаешь, что это такое? – спросила она, показав мне средний палец, а потом поднеся его к своему лицу и похлопав им по уголкам глаз. – Это я вытираю последнюю слезу, пролитую из-за тебя.
И с этими словами она развернулась и ушла.
Я так и стоял с открытым ртом, не в силах отвести взгляда от уже опустевшего дверного проема.
Черт возьми.
В горле появилось забытое щекочущее ощущение, и я расхохотался, с трудом переводя дух.
Твою мать, я смеялся.
Я поверить не мог, что Тэйт сказала мне такое. Это был явный вызов.
О, детка. Он принят.
– Н-да, она изменилась, – послышался голос Мэдока у меня за спиной, и я моргнул.
Тут же стерев улыбку с лица и повернувшись к нему, я угрожающе произнес:
– Ты к ней прикасался?
– Прости, приятель. – Он смотрел на меня с таким видом, как будто я никогда не запрещал ему притрагиваться к ней. – Я забыл. Больше не повторится. – Мэдок пожал плечами и снова ушел в кухню.
Да, лучше тебе это не повторять.
Не знаю, действительно ли Мэдок пытался приударить за Тэйт. Сэм сказал, что он ее лапал, но Мэдок был мне хорошим другом и никогда не переходил границы.
Я не понимал, что у него на уме.
Снова бросив взгляд на входную дверь, я вспомнил, как Тэйт вышла из нее с высоко поднятой головой, со спокойствием и уверенностью, которых я прежде в ней не замечал.
Игра началась.
Мои плечи расслабились, я поднялся в свою комнату и лег спать. На сей раз без снотворного и без каких-либо мыслей о своем отце.