pavshiy angel Сплит

Сплит

Примечание автора

Этот текст – исследование тьмы. Он не о мести, которая очищает, а о травме, которая разъедает человека изнутри, пока не сотрёт все границы между болью и жестокостью, между спасением и проклятием.

Здесь нет героев в привычном понимании. Есть жертвы, которые, чтобы выжить, становятся монстрами. Есть любовь, которая больше похожа на взаимное уничтожение. И есть цена, которую приходится платить за абсолютную власть над чужим страданием.

Книга содержит сцены насилия, психологического давления, жестокости и нарушения моральных норм. Она не предназначена для развлечения и может вызвать сильную эмоциональную реакцию.

Я не оправдываю действия своих персонажей. Я лишь пытаюсь честно показать, как рождается зло – не в замках сумасшедших гениев, а в обычных квартирах, в сердцах сломленных детей, у которых когда-то отняли право на детство.

Если вы ищете лёгкого чтения со счастливым концом – закройте эту книгу. Она не для вас.

Это история для тех, кто не боится смотреть в бездну. И узнавать в ней отражение чего-то знакомого.

pavshiyangel.

Глава 1.

Мысленная регрессия

20:45. Первая мысль в эту минуту была лишь о том, как бы я хотел повернуть время вспять.

20:49.Я уже стою в ванной. Холодная вода стекает вниз по моим рукам, унося с собой осознание простого факта: мне двадцать четыре, а я разговариваю с кафельной плиткой.

Да, изначально я был слегка странным. Возможно, генетика, может, общество, детство – кто знает.

Но встреча с ней пересобрала меня по атомам.

Это ослепительно яркий период моей жизни.

Сейчас же это самобичевание и прочий сюр, который всплывает в моей голове, будто фотографии, проявленные в ядовитом растворе.

В то время мне было лет семнадцать-восемнадцать. Мать меня рано оставила, а отец умер никчемной смертью, когда флиртовал с какой-то незнакомкой. Но не в этом суть.

Тогда у меня был друг,его вроде звали Влад или Вадим… не вспомню сейчас. Мы с ним частенько зависали в одном заведении – назовем его «Место А». Проходили мы туда только по его связям, иначе нас бы развернули на пороге. Что-то вроде клуба или кафе для взрослых.

Щас… секунду, найду свои помятые мальборо … Теперь можно продолжать.

Мы, как обычно, сидели в том заведении. Просто проводили там время, растворяя скуку на дне стакана. Ну, представь: алкоголь, тебе семнадцать, вокруг танцовщицы. А завтра идти в шарагу. Закончили мы поздно, часов в два ночи, вроде.

Вообще, опасненькое время для таких, как я. К слову, выглядел я примерно так: длинные волосы, потрёпанный шмот. Ну, идеальная жертва для гопоты.

Пока шёл очередными улицами, поворот за поворотом, мне показалось: то ли мешок сидит, то ли ещё что. Подходя ближе, силуэт всё больше прояснялся. Это была девочка. Лет семнадцати.

Сейчас я бы сказал: «Сука, не подходи к ней».

Но,как уже все поняли, именно это я и сделал.

– Эй, всё в порядке? – голос мой прозвучал хрипло от вечерних поседелок.

Тишина…

«Может, сдохла?»

Потянув её за плечо, я заставил её поднять голову. Хоть она и была в капюшоне, я разглядел волосы, выкрашенные в грифельно-белый цвет. Её лицо выглядело настолько уныло, что можно было подумать, будто она проиграла в карты собственную душу.

– Чего тебе? – прошипела она, и в её глазах читалась готовая к удару злость.

Что мне ответить? Привет, ты выглядела как труп, подумал сфоткать для новостей?

– Да, мимо проходил, подумал – может, помочь чем? Ты время видела? – сказал я нейтральным тоном, пряча руки в карманы.

– Тебе какое дело до меня? – пробормотала она, отводя взгляд.

Тишина растянулась еще на пять минут. Она игнорировала мое присутствие, уставившись в темноту переулка. Я уже собирался сдаться, почувствовав себя идиотом, но что-то не давало уйти. Эта уставшая красота, это ощущение надлома…

Я достал зажигалку и чиркнул, чтобы закурить. Оранжевый огонек на секунду осветил ее лицо в капюшоне. Она не шелохнулась.

– Долго еще тут сидеть собираешься? – наконец произнес я, выпуская струйку дыма в холодный воздух. – Замерзнешь же в хлам.

– А тебе-то какая разница? – ее голос был безжизненным, уставшим от самой необходимости дышать.

– Да в общем-то никакой, – пожал я плечами. – Просто странно. Осень, холод, а ты тут как памятник непонятно чему.

Она резко повернула голову, и в ее глазах вспыхнули знакомые искры злости.

–Может, мне просто некуда идти? Думал об этом, сынок?

Слово «сынок» резануло по слуху.

–Ну, угадала, – хмыкнул я. – Не думал. Но теперь думаю.

Я протянул ей пачку сигарет. Она посмотрела на мальборо, потом на меня, с немым вопросом.

–Бери. С тобой хоть разговаривать веселее будет.

Она медленно, почти нехотя, вытащила одну сигарету. Я поднес зажигалку. Ее пальцы, худые и бледные, слегка дрожали, когда она прикуривала. Она затянулась так глубоко, будто это был ее первый глоток воздуха за день.

– Спасибо, – пробормотала она, и в этом слове впервые не было шипения. Была усталость.

– Не за что, – я прислонился к стене рядом с ней. – Так почему некуда?

Она долго молчала, выпуская дым колечками.

–Родители, – наконец выдохнула она одно-единственное слово, в котором был целый мир боли.

– А, – я кивнул. Больше не надо было объяснять. В этом «а» поместилось и моего отца-бабника, и его никчемную смерть, и мать, которую я ненавидел. Универсальный код для всех несчастных детей. – Понятно.

– А тебе-то что привело в этот богом забытый переулок? – спросила она, и в ее голосе прозвучал слабый, едва уловимый интерес.

– Друг. Алкоголь. Скука. Стандартный набор, – ответил я. – Шел домой, а тут ты. Сидишь, как героиня какого-нибудь депрессивного аниме.

На ее губах дрогнуло нечто, отдаленно напоминающее улыбку.

–Ага. Только без суперспособностей.

– Жаль. Было бы веселее.

Мы докурили молча. Граница между «я» и «незнакомкой» начала таять, замещаясь общим облаком дыма и осенним холодом.

– Меня Юки зовут, – вдруг сказал я, ловя себя на мысли, что хочу, чтобы она это знала.

Она посмотрела на окурок, потом на меня.

–Мия.

А в это самое время во мне зрела странная мысль: её уставшая красота пленила меня с первой секунды. Мне не хотелось ничего – ни уйти, ни говорить – только бы стоять рядом.

Спустя минут двадцать мы более-менее разговорились.Оказалось, она сбежала из дома – батя алкаш, а мать всё делает по его указке, вымещая злобу на том, кто не может дать отпор.

Мне стало её жаль. Искренне. Хоть я и никогда не выделялся эмпатией, и меня в какой-то мере можно было назвать психопатом, из моих уст вырвалось:

– Если есть желание, можешь остаться на ночь у меня.

На дворе стояла пробирающая до дрожи осень. Деревья казались абсолютно голыми, будто с них содрали кожу.

– Да конечно, щас пойду, а ты меня изнасилуешь или чего еще страшнее удумаешь, – ответила она мне, сжимая свои худые плечи.

Я удивился и не заметил, как смех вырвался из меня.

– Чего смешного? – нахмурилась она.

– Да так, ничего такого, – ответил я, всё ещё улыбаясь.

В итоге, всё же, она согласилась.

Не знаю, какими словами мне удалось её убедить, но она согласилась.

Я жил буквально в пяти минутах от того места.Двенадцатиэтажка, снаружи выглядевшая более-менее прилично.

Консьержка, как всегда, уткнулась в экран телефона, не удостоив нас взглядом. Мы поднялись на нужный этаж. При щелчке замка я вдруг ясно услышал, насколько же она мне не доверяет – её страх витал между нами.

– Эй, чего стоишь? Заходи, – сказал я, отворяя дверь.

Она переступила порог осторожно, будто боялась раздавить тишину. Я показал ей короткий румтур. Вид у неё был такой, словно она не первый день ночевала под открытым небом, и я отправил её в ванную.

Вещи она, разумеется, не удосужилась кинуть в стиральную машину – эту миссию пришлось взять на себя мне. Ты бы видел мое лицо, когда я спустя два года вновь держал в руках женские стринги… Было неловко до жути. Я засыпал дешёвый порошок и запустил машинку, но упустил одну простую деталь – другой одежды у неё не было.

В этот самый момент из ванной перестала доноситься вода. Её голос донёсся из-за двери, требуя вернуть одежду. Можешь представить её реакцию. Взгляд, которым она меня проводила, когда я протянул мою футболку, мог бы даже человека убить.

И как же она выглядела в моей просторной белой футболке. Она утопала в ткани, но именно это подчеркивало её хрупкость и… что-то неуловимо сексуальное. Я не мог отвести глаз.

– Ты чего уставился как извращенец? – спросила она, и в её голосе послышалась не злость, а смущение.

На обед и ужин я обычно употреблял в пищу лапшу из магазина. Быстрого приготовления. Нет, я не то чтобы прям нищий – просто не было ни времени на доставку, ни желания возиться с готовкой. Но в нашем случае пришлось пойти на этот шаг. Не знаю, чем она питалась все это время, но во мне проснулся какой-то древний инстинкт – накормить ее. Боже, я до сих пор вспоминаю, как она выглядела в той футболке… В тот момент я был готов заказать хоть что-нибудь из ресторана.

– Слушай, я сейчас буду еду заказывать. Чего хочешь? – спросил я её, уже доставая телефон.

– Я не голодна… – ответила она, но по тому, как она отвела взгляд, было ясно – это ложь.

– Говори, или я закажу тебе сам, – сказал я, и в голосе проскользнула негативная нота.

В итоге она попросила два чикенбургера. Ну, я заказал четыре. Кстати, все они были поглощены её желудком, который, судя по всему, не знал пищи уже несколько дней. За едой мы немного сблизились. Полную биографию она, конечно, не выложила. Её зовут Мия, ей семнадцать, и её отчислили из колледжа. Снова, уже по крупицам, обсудили дела её семьи. К сожалению, расспросы коснулись и меня.

—Сколько лет?На кого учишься? – спросила она, проглатывая очередной кусок бургера.

– Меня зовут Юки. Мне тоже семнадцать. Учусь в колледже на финансиста, – ответил я без какой-либо заурядности. – Но учёба ради диплома, я ещё не решил, кем стану.

– Интересное имя у тебя… – протянула она, изучая меня взглядом.

В школьные годы я был диковинкой: это нестандартное имя, которое решили дать мне мои горе-родители, вызывало у всех неподдельный интерес.

– Спасибо, у тебя тоже, – с лёгкой, едва заметной улыбкой сказал я.

Закончив прием пищи, пора было отходить ко сну. Ведь, в отличие от некоторых, у кого-то завтра была учеба. Снаружи начался ливень. Капли дождя тяжело стучали по стеклу, а гул грома едва доносился с улицы, словно отголосок далекой бури.

Пришло время делить место для сна. Я вообще-то думал улечься на полу, но Мия, по каким-то ей ведомым причинам, заявила, что не допустит этого. Слово за слово – и вот мы, будто в браке лет десять, решаем, кто из нас в итоге прав. В итоге я услышал:

– Тогда будем спать вместе на кровати.

Пубертат, конечно, вроде бы должен был закончиться, но после этих слов мне снова стало четырнадцать, и я почувствовал себя в самом расцвете спермотоксикоза. Но, откинув лишние мысли, мы легли. Поскольку кровать была два на два, мы могли уместиться довольно уютно.

Наступило утро. Проснувшись, я увидел, как солнечный свет играет в ее сплит-окрашенных волосах, и как безмятежно покоится ее голова на моей руке.

Сейчас, стоя под ледяными струями душа и вспоминая это, я понимаю: именно тогда и влюбился в Мию.

Глава 2.

Щелчок

Утро началось с тягучего, неловкого молчания. Мы не ссорились, просто вчерашняя ночь повисла между нами невидимой стеной. Я варил кофе, она сидела на краю дивана, склонившись над своим телефоном, которого у нее, по идее, не должно было быть. Ее пальцы бесцельно скользили по черному экрану. Я чувствовал ее взгляд на своей спине, тяжелый и вопрошающий, но стоило мне обернуться, она тут же отводила глаза. Воздух в квартире был густым и тягучим, будто застывшим между нашими невысказанными мыслями.

Не знаю, почему было так трудно просто заговорить. В конце концов, я просто бросил, глядя куда-то в сторону от нее: «Можешь остаться до моего возвращения». Старался звучать небрежно, будто мне было все равно, но внутри все съежилось от напряжения. Она лишь кивнула, не поднимая головы.

Выйдя на улицу, я чуть не отшатнулся. «Сука, какой же холод». Ледяной ветер бил в лицо, пробираясь под тонкую ткань куртки. Я всегда ненавидел смотреть погоду и одеваться как надо. Наверное, у большинства людей мать заставляла надевать эту чертову шапку – кто знает, может, во мне осталась некая детская травма, та самая, что заставляет делать назло даже самому себе, даже когда единственный, кто страдает от этого – я сам.

Идя на очередные пары, я мысленно уже прокладывал маршрут, пытаясь вернуть себе ощущение контроля: вот здесь, на задней парте в углу, буду спать, прикрывшись капюшоном, а вот тут, в задымленной курилке за углом, смогу посмеяться с кем то и на время забыть о странной девушке в своей квартире. Каждый шаг по про мерзлому асфальту отдавался в висках тупой болью. Пройдя около километра, я наконец-то добрел до колледжа. Старое, ветхое здание, которое никаким боком уже никому не всралось и никто не имел желания его финансировать. Оно напоминало гигантскую разваливающуюся серую коробку, наспех слепленную из дешевых материалов и всеобщего равнодушия.

Первая пара – история. Если бы спросили, что я выбрал в тот момент: быть сбитым насмерть или получать зачет по истории, – я бы, не задумываясь, выбрал первое. Я немного опоздал, зайдя в кабинет и нарушив монотонный гул голоса преподавателя. Как всегда, узрел эти спаленные от краски рыжие волосы, морщину на носу и вечно недовольное лицо, будто ее заставляли обучать людей против воли. Лучше бы уже пошла дворником работать, принесла бы миру больше пользы.

– Опять наш Юки чем-то был занят и не смог прийти вовремя? – ее голос скрипел, как ржавая дверь, впиваясь в меня.

Единственное, что я хотел сделать тогда, – это послать ее и просто отчислиться. Но, как и все студенты – почти все, – я сглотнул ком злости и пробормотал, глядя в пол: «Извините». Я опрокинул взгляд на аудиторию, на знакомые, сонные и равнодушные лица, и нашел своего приятеля. Его звали Илья. Мы, как обычно, обменялись парой фраз под партой, пока преподаватель с ненавистью водила указкой по карте. Мне было, конечно, стремно ему рассказывать, но слова потекли сами, будто прорвало плотину, тихим, сбивчивым шепотом. Я выложил всю ситуацию. Как было, как сейчас.

– Чуваак, ты не шутишь щас? – спросил он, но привычная издевка в его голосе смешалась с неподдельным интересом, а брови поползли вверх.

–Нет, – ответил я коротко, и он сразу стал серьезным, его вечно насмешливый взгляд потух, уступив место сосредоточенности.

Резко прозвенел звонок, означающий, что пора идти на обед. Пока огромная толпа людей неслась к столовой, мы вышли на улицу, закурив по сигарете. Дым смешивался с паром от дыхания, создавая призрачные кольца в ледяном воздухе.

–Ну и ну, – протянул Илья, вдумчиво выпуская одно такое кольцо. – Дома у тебя теперь ручная фея. А если она… ну, из параллельного мира, или вампир? – Он пытался помочь своими колкими шутками, снимая нагрузку с моей измотанной головы. Мы не были друзьями до седых волос, но точно не были незнакомцами. Каждый знал мысли другого; мы были чем-то идентичны, два одиноких острова в этом море дерьма.

Мы решили пойти перекусить. Ну, знаешь, эти пиццы из столовой по 50 рублей. Настолько же вкусные, насколько и дешманские, но мы кайфовали от них, от этой иллюзии выбора и сытости. Столовая была поделена на три ряда, мы обычно сидели в самом центре, будто на сцене. Два неформальных парня, которые притягивали взгляды окружающих – в основном, в негативную сторону, полные презрения или любопытства.

К нам подошла подруга Ильи, вроде бы ее звали Аня. С ней же подтянулись и ее подруги, вихрь духов, смеха и ярких курток. Одна из которых мне нравилась месяца три, но как к ней подступиться, я не знал. В тот момент, когда я на нее смотрел, наблюдая, как она смеется, запрокинув голову, я понял, что больше не испытываю к ней какой-либо симпатии. Ни капли прежнего трепета. Я был озадачен. Типа, я по ней убивался, тайно строил планы, а вот щелчок – и будто все это время ничего и не было. А в воспоминаниях, навязчивых и ярких, остались только окрашенные в сплит волосы, что ждали меня дома.

Я ждал, когда же они уйдут, чтобы поскорее проверить, не ушла ли она. Почему-то в тот момент я хотел убежать из колледжа прямо к ней, бросив все эти дурацкие пары. Но я досидел их, пройдя через математику, бухгалтерию, финансовую грамотность и физру, как сквозь сон, не воспринимая ни слова.

Я попрощался с Ильей и ускоренным шагом пошел домой,почти бежал. Опять поворот за поворотом, знакомые гаражи, облезлые фасады – и вот мое здание. Консьержки, кстати, почему-то не было на своем посту. Тишина в подъезде была зловещей. Поднявшись к своей квартире, я с замиранием сердца открыл дверь – она была не заперта.

Я оглянул пустующие комнаты. И понял, что ее нет. Тишина. Гробовая тишина. Я как параноик проверял шкафы, заглядывал под кровать, в кладовку. Зря я тогда стиралку не проверил… Упав в полном отчаянии на кровать, я начал так переживать, что аж тошнило. Мне было обидно, и я чувствовал себя брошенным, будто возвращался в подростковый период. К маме. А точнее, к тому чувству, когда она уходит, хлопнув дверью, и не возвращается неделями. Но мои мысли резко оборвал звонок в дверь, пронзительный и требовательный. Я подумал, может, какая-то почта, счет за коммуналку. Посмотрев в глазок и ничего не увидев, решил просто открыть дверь, сердце колотясь где-то в горле.

Передо мной были грифельно-белые волосы, моя тишка, мои штаны, ее неземное красивое лицо и словно звезды глаза, широко распахнутые и чуть испуганные.

Я сам не понял,как я ее обнял, это было что-то на животном уровне, инстинктивное и неудержимое. Я стоял и не отпускал, впитывая ее запах – дым и холодный ветер, убеждаясь, что она реальна, что она здесь. Видимо, от безысходности, от неловкости, она обняла меня в ответ, ее руки легли мне на спину неуверенно, а может, это что-то значило. Но простояли мы так минут пять, молча, в темном подъезде, и я так боялся потерять ее еще раз из виду, что готов был стоять так вечность.

– Ты где была? – выдохнул я, наконец выпуская ее из рук, но все еще держа за плечи, не давая ей отдалиться.

–Юки, я решила прогуляться просто, подышать воздухом. Ты чего так? – робко ответила она, глядя на меня с легким испугом и искренним непониманием.

– Я переживал, – прозвучало резко и властно, и я сам удивился своему тону, этой внезапной горечи.

И вдруг я увидел, как по ее белой коже скатилась слеза, одиночная, быстрая. Я так испугался, что обидел ее, что ранил, что принялся извиняться тысячу раз подряд, запинаясь и теряя остатки самообладания. Мне было до жути страшно разрушить то хрупкое, что только что возникло.

Успокоившись, вытерев лицо рукавом, она сказала, и голос ее дрожал, пробиваясь сквозь ком в горле: «Никто и никогда не говорил мне таких слов. Не переживал за меня». В мыслях мелькнуло: почему я испытываю это? Мне всегда вбивали в голову, что я – кусок темноты, обуза, но сейчас, глядя на нее, я бы так не сказал. Я снова обнял ее, уже не так порывисто, а с тихой, облегченной нежностью, и не хотел отпускать ни за что. Опускаясь на колени, мы просидели на холодном кафельном полу прихожей почти час, просто прижимаясь друг к другу, не говоря ни слова. Я чувствовал стук ее сердца, частый и живой, и то, насколько мы были близки в эту минуту, даже не зная друг друга по-настоящему.

Потом она ушла в душ, и я слышал, как шумит вода. А я все это время оставался на месте, прислонившись к стене, пытаясь осмыслить обвал этих новых чувств, которые грозили смести все мои защитные стены, все мои привычные баррикады. И самое страшное было в том, что мне уже не хотелось их восстанавливать.

Глава 3.

Точка невозврата

Прошла неделя, как Мия осталась у меня. Снаружи наступала зима, до жути холодная, а внутри меня – странная, нарастающая жара, которую я не мог объяснить. Я был по самые уши в нее втрескан, и это пугало. За этот срок во мне выросла сумасшедшая, почти болезненная привязанность. Ее присутствие стало для меня кислородом, и я уже с трудом вспоминал, каково это – дышать без нее.

В тот вечер я решил заняться готовкой, пытаясь сделать что-то нормальное, парень-и-девушка. Чуть подгорело, но с соусом было сносно. Мы поели почти молча, но это молчание было теплым, не таким, как в первое утро. Около восьми я пошел в душ, чтобы смыть с себя день. Спустя пару минут дверь приоткрылась, и в облаке пара появилась она. Мы не говорили ни слова, просто стояли под горячими струями, и ее тело прижималось к моей спине, а ее мокрые волосы липли к моим плечам.

Когда я застелил постель, она легла первой, устроившись на моей половине. Но вела себя странно – чаще касалась моего плеча, проводила пальцами по моей руке, смотрела пристальнее, будто что-то выискивала в моих чертах, пыталась прочитать ответ на незаданный вопрос. Я готовился ко сну, как вдруг ее рука легла мне на грудь, ладонь – горячая, почти обжигающая. Я повернулся – и утонул в ее глазах. Они были так близко, что я не выдержал. Я потянулся к ее губам, ожидая, что она отстранится, оттолкнет, посмеется.

Но она не отстранилась.

Вместо этого ее пальцы впились в мои волосы, притягивая ближе, и ее губы ответили на мое движение. Наш поцелуй из нерешительного превратился во французский – влажный, голодный, без права на отступление. Ее язык был смелым, почти наглым, и это свело меня с ума, выбило почву из-под ног.

Моя рука дрожала, когда я потянул за подол ее футболки.

–Можно? – выдохнул я, уже почти теряя контроль над собой, над ситуацией, над всем.

В ответ она молча приподнялась,позволив стянуть с себя одежду. Ее грудь, упругая и нежная, оказалась в моих ладонях, и я почувствовал, как учащенно забилось ее сердце. Я целовал ее кожу, шею, ключицы, пока не наткнулся на шрам под ребром – молчаливое напоминание о прошлом, о котором она упорно молчала. Я провел по нему губами, и она вздрогнула.

Вдруг она перевернула меня на спину и оказалась сверху, ее бедра обхватили мои, приковывая к месту.

–Теперь моя очередь, – прошептала она, и ее губы опустились на мою шею, затем на грудь, оставляя влажные, горячие следы. Ее рука скользнула вниз, ладонь обхватила мой член, уже твердый и готовый к ней. От ее прикосновений мир поплыл, расплылся в пятнах света за моими закрытыми веками.

– Хочу тебя… – выдавил я, не в силах больше терпеть это сладкое, мучительное напряжение.

–Тогда возьми, – ее голос был хриплым и властным, не оставляющим пространства для сомнений. Она сама направила меня в себя, не спуская с меня темных, горящих глаз, в которых читалась не робость, а вызов.

Я вошел. Она вскрикнула – тихо, глухо – и на мгновение замерла, ее глаза широко распахнулись от боли. Оказалось, она была девственницей. Но прежде чем я успел что-то сказать, испугаться или остановиться, ее бедра сами пошли навстречу, принимая меня глубже.

–Не останавливайся, – приказала она сквозь стиснутые зубы, и ее ноги обвились вокруг моей спины, притягивая так, будто хотела стереть любую дистанцию между нами.

Мы двигались в унисон – то медленно, почти недвижно, то яростно, отчаянно, как будто пытались стереть друг друга в порошок, слиться в одного человека. Она не просто принимала меня – она требовала, отвечала каждым движением, и в ее стонах была не пассивность, а власть, полная, безраздельная. Вдруг она снова оказалась сверху, ее сплит-волосы падали мне на лицо серебристыми прядями, а тело двигалось в своем, неспешном и безжалостном ритме, сводя с ума.

– Я сейчас… – успел я простонать, чувствуя, как из глубин подступает знакомая, неудержимая волна.

–Внутрь, – прервала она, прижимаясь к мне так плотно, что я почувствовал, как ее тело содрогается в пике вместе с моим, ее тихий стон слился с моим хриплым выдохом.

Мы рухнули на мокрые простыни, и я не вынимал – не мог, не хотел. Она лежала, запрокинув голову, ее грудь быстро вздымалась, а по виску струился пот.