Павлов Сергей
Россия Делает Сама
Глава 7
Николай посмотрел на большие настенные часы, стрелки показывали без двадцати семь, оставалось еще минут десять и можно вставать из-за стола и собираться выходить. Его сосед по кабинету сидел за столом напротив погрузившись в чтение каких-то бумаг. В помещении стояла тишина лишь иногда шуршала бумага да размеренно, неумолимо, бежала вперед секундная стрелка на часах: тик, тик, тик.. Николай машинально открыл свою папку для докладов руководству и проверил бумаги, пересмотренные уже несколько раз. Это его первый доклад, которым он должен зарекомендовать себя, показать свои результаты с момента начала работы в Москве.
Совещание несколько раз переносилось из-за занятости Лаврентия Павловича прежде чем было наконец назначено на этот понедельник. Все выходные прошли в лихорадочной работе над текстом, который на самом деле уже заучен им наизусть. На докладе стоял гриф «Секретно» и Николай держал его в сейфе, который он опечатывал личной печатью уходя с работы, но бумажная копия ему самому уже практически не требовалась, он мог свободно размышлять над текстом в любую минуту держа его у себя в памяти.
Ходили слухи, что Берия крут обращении с подчиненными, особенно с новыми людьми у него в аппарате, поэтому Николай внутренне готовился к худшему, прикидывая себе возможные вопросы и технические детали, которые могут показаться спорными или недостаточно подробно описанными в его докладе.
Без десяти семь, он поднялся со стула, придирчиво осмотрел себя в зеркале, машинально поправляя ремень, наконец взял со стола папку, повернулся и решительно вышел из кабинета. Длинный скучный коридор с рядом одинаковых дверей по обе стороны. Он проходит его и повернув оказывается на широкой лестнице. Кровь шумит в висках, себя не обманешь, он прекрасно знает, чем рискует, ведь недаром ходят разговоры, что из этого высокого здания в Москве видно Сибирь и даже Колыму. Этаж, еще этаж, он заходит в коридор и замедляет шаг приближаясь к приемной. Вместе с ним в приемной несколько человек, большинство из них ему уже знакомы, но кого-то из них он видит в первый раз. Все ждут молча.
Наконец большая дверь в кабинет бесшумно раскрылась, из нее появился помощник Берии, приглашая всех заходить на совещание. Огромный кабинет. Взгляд упирается в большой стол для посетителей, прямой и длинный как взлетная полоса, в конце которого, за письменным столом, стоящим под прямым углом, центром притяжения внимания, круглолицый мужчина в форме, со звездой и четырьмя ромбами в петлицах; карие глаза смотрят сквозь пенсне строго, недовольно, немного устало. Едва войдя в кабинет все замерли в нерешительности ожидая указаний, никто не осмеливался сесть за стол. Какое-то время Берия взглядом изучал посетителей, наконец сделал знак рукой, его секретарь тут же озвучил: – садитесь пожалуйста, – и подошел к Лаврентию Павловичу держа в руках раскрытой наготове папку с материалами.
– Кто докладчик? – резко спросил Берия, отворачивая голову в сторону.
Помощник что-то говорил, наклонившись и кладя перед ним на стол папку с бумагами. Берия почти не посмотрев в бумаги, нашел глазами Николая:
– Начинайте пожалуйста.
Николай почувствовал тяжесть в груди, он словно проваливался в большую яму. Взгляды всех присутствующих были обращены на него, но над всем этим довлел тяжелый, равнодушный взгляд человека в пенсне. Усилием ему удалось заставить себя начать говорить, и он сам с удивлением отметил неестественное звучание своего голоса.
– Полученные из Англии совершенно секретные материалы, касающиеся работы английских ученых в области использования атомной энергии урана для военных целей, показывают, что проблеме уделяется очень большое внимание. Преследуется целью разработать урановую бомбу, имеющую огромный разрушительный эффект, и наполняющей воздух на месте взрыва радиоактивными частицами, убивающими все живое. По нашему мнению, работы еще находятся в стадии теоретических и лабораторных исследований, но уже приобретают практический характер.
– Кто сообщил? – мрачно и сухо спросил Лаврентий Павлович
– Вадим, – поспешно ответил начальник первого управления НКВД, находившийся первым от Берии за столом.
– Вы что об этом думаете?
– Информация внушает доверие. Есть сведения о начале строительства завода для производства бомб в Англии.
– Что наша наука об этом говорит?
Тут в разговор вступил невысокий, пожилой офицер, сидевший напротив Николая:
– Лаврентий Павлович, мы подключили экспертов, занимающихся у нас в стране проблемой урана. Пока еще не получены все заключения, но предварительная позиция экспертов, что в нынешней войне эта бомба не сможет быть разработана и применена.
– Мне нужен доклад с предложениями. И запросите в Лондоне более подробную информацию, с техническими деталями о производстве бомб. Через месяц подробный доклад должен быть у меня, – Берия обращался к Николаю. – Все свободны.
Участники спешили покинуть кабинет. В сухих и формальных выражениях лиц все же было отчетливо заметно облегчение. Николай ликовал, не веря, что сегодня все закончилось так просто и так хорошо для него.
Глава 8
В старинном приволжском городе, в здании военно-воздушной академии завелся постоянный посетитель Ленинского красного уголка. Молодой человек, из числа курсантов, приходил каждый вечер после занятий и просиживал до закрытия в сторонке, у стены с большими портретами вождей революции Ленина и Сталина, за покрытым кумачной материей столом. Хотя посетитель вовсе не интересовался книгами по научному коммунизму или по истории ВКПб, все время проводя уткнувшись в научные журналы или ведя какие-то записи, смотрительница уголка, пожилая женщина в толстых роговых очках, с седеющими волосами, аккуратно собранными на затылке в пучок, каждый раз с неизменной приветливостью встречала его приход. в сторонке, у стены с большими портретами вождей революции Ленина и Сталина, В старинном приволжском городе, в здании военно-воздушной академии завелся постоянный посетитель Ленинского красного уголка. Молодой человек, из числа курсантов, приходил каждый вечер после занятий и просиживал до закрытия в сторонке, у стены с большими портретами вождей революции Ленина и Сталина, за покрытым кумачной материей столом. Хотя посетитель вовсе не интересовался книгами по научному коммунизму или по истории ВКПб, все время проводя уткнувшись в научные журналы или ведя какие-то записи, смотрительница уголка, пожилая женщина в толстых роговых очках, с седеющими волосами, аккуратно собранными на затылке в пучок, каждый раз с неизменной приветливостью встречала его приход.
Петя, коротко стриженный, с момента призыва в армию сильно похудевший и осунувшийся, облюбовал себе это место потому что здесь всегда было тихо, тепло и светло. Он давно хотел написать своему бывшему руководителю Курчатову, и все никак не мог взяться за это письмо. Ему много чем хотелось поделиться: каждое утро он просыпался энергичный, держа в голове множеством мыслей и впечатлений, но однообразный, бестолковый быт военного училища за день все высасывал из него, оставляя к вечеру лишь ощущение пустоты и безнадежности, и каждый раз вечером он решал отложить это письмо на потом. Так и ждал своего времени в его тетрадке чистый лист клетчатой бумаги с одинокой надписью: «Дорогой Игорь Васильевич!»
Он поднял голову, взглянул на белый бюст Владимира Ильича, смотрящего прямо на него строго и вопросительно, и вдохновившись работоспособностью классика революции, взялся за карандаш и продолжил:«Академию я наконец закончил, получил звание лейтенанта и диплом военного техника. Теперь ожидаю назначения, судя по всему отправят преподавать физику и электротехнику в школе авиационных механиков – пять месяцев проболтался здесь ничего толком не сделав, и дальше предстоит мне скучная, не слишком полезная для страны работа. Откровенно говоря, настроение у меня крайне паршивое. Еще и от мамы из Ленинграда очень мало вестей, как я понимаю, ей сейчас там очень тяжело.
Извините пожалуйста за бессвязность, я очень устал и тороплюсь, через два часа надо бежать на поезд, отпустили меня в Казань, еду на совещание в Академии Наук. Рассчитываю увидеть там Иоффе, и буду просить его чтобы вытянули меня обратно в институт, да при этом не отделывались формальными отписками, на которые сейчас никто не станет и смотреть.
Пишу вам прямо и откровенно, как понимающему меня человеку с кем я могу поделиться, кто меня выслушает и поймет. Я искренне считаю, что наше с вами настоящее дело заниматься физикой, причем настоящей наукой, а не решением частных задачек для обороны: как сделать прочнее броню для танков или как защитить от мин наши корабли. Мы должны продолжать работы над урановой проблемой и именно в этом сейчас главная потребность для страны. В этом вопросе была проявлена непонятная недальновидность, боюсь произносить вслух – преступная, потому что не приведи бог если кто-то услышит эти мои слова.
Уже полгода потеряно нами, тикают часики, а в Германии, в Англии, и тем-более в США все дальше уходят от нас в исследованиях. У меня тут была возможность полистать иностранные научные журналы: из трех сотен статей, опубликованных за 1939 год, примерно две сотни были посвящены физике атомного ядра. И затем все, как отрезало, абсолютное молчание: по урану нет даже статей в продолжение опубликованных ранее исследований. Что это значит? Да то, что всем и так давно известно – работы по урановой проблеме засекречены.
Ладно, кончаю, страшно перечесть то, что получилось. У меня есть еще к вам личная просьба, похлопочите пожалуйста за Лешу. Он сейчас на фронте в действующей армии, по-свински поступили с ним, надо пытаться что-то делать чтобы выдернуть его обратно.
Всего наилучшего, Игорь Васильевич, пишите мне на адрес, который вышлю в институт, в нашу alma mater, каждая ниточка, связывающая с которой, очень дорога мне.
С приветом,
П.Цветков"
Дописав и поставив точку, Петя сложил письмо треуголкой, надписал адрес и посмотрел на часы – до закрытия красного уголка оставалось десять минут, значит у него было еще немного времени чтобы перевести дух и собраться с мыслями.