Павел Владимирович Засодимский
В подвале
– Ой, ручки… ой, ручки… больно! – дрожащим голосом шептала Лиза той порой, не зная, что делать, и переминаясь с ноги на ногу.
Вдруг мальчику пришла в голову блестящая мысль.
– Дай мне хлеб, я понесу его… А ты иди за мной! – сказал он девочке.
Лиза поглядела на него, одно мгновенье колебалась, не решаясь отдать ему хлеб, опасаясь, как бы он не убежал с ее караваем, – но, увидав, что мальчик вовсе не похож на тех уличных сорванцов, от которых ей не раз доставалось, Лиза успокоилась, отдала ему хлеб и пошла за ним.
Толпа мало-помалу стала расходиться…
V
У Лизутки – рукавички
Мальчик повел Лизу через улицу прямо к торговке, стоявшей с лотком на противоположном углу. На лотке грудой лежали разноцветные шерстяные шарфы, шерстяные чулки, туфли, рукавицы, теплые перчатки, пояса и всякая мелочь.
– Нужны небольшие рукавички! – сказал мальчик, подойдя к лотку. – Вот для этой девочки!..
И он указал на Лизу.
– Что ж, выбирайте, барин, любые! – предложила торговка. – Потеплее нужно?
– Конечно, потеплее… потолще! – ответил мальчик, с видом знатока посматривая на разложенный товар.
Лиза уже не плакала; с изумлением и с большим интересом поглядывала она то на мальчика, то на торговку, то на груду весьма заманчивых, разноцветных шерстяных вещей, лежавших на лотке… Стали примерять Лизе рукавички – пару за парой, и, наконец, выбрали очень хорошенькие, теплые варежки. Лиза уже напялила варежки, и ручонки ее стали понемногу отогреваться.
– Что стоит? – спросил мальчик.
– 20 копеек, баринок! Меньше уж никак нельзя… Товар у меня, сами видите, все хороший! – мягким, вкрадчивым тоном промолвила торговка.
– Гм! Ну, что ж… – промычал мальчик, вытаскивая из бокового кармана портмонэ с таким видом, как будто у него денег куры не клюют.
Да и действительно, в то утро у него в портмонэ была довольно «крупная» сумма денег – 55 копеек… Лиза и торговка почтительно посматривали на маленького богача.
В ту минуту на глаза мальчику попались шерстяные чулки, и он опять зажал портмонэ в руке.
– У вас тут все большие чулки… А нет ли маленьких? На ее ногу?.. – спросил он торговку, кивнув головой на Лизу.
– Есть, есть… Как не быть! Есть на всякую ногу… Чулки у нас на весь свет запасены… – затараторила та, очень довольная покупателем за то, что он поступает «по благородному»: берет вещи, не торгуясь, и даст бедной бабе нажить лишний грош.
Эта женщина так же, как и все ее товарки, очень дорожила такими «благородными» покупателями. Мигом вытащила она из-под груды своего товара маленькие детские чулки из черной шерсти.
– Чулочки – первый сорт! И барышне не стыдно надеть… уж останетесь довольны!.. Уж одно слово – заграничные, из кашмирской шерсти… – сочиняла торговка, ни мало не смущаясь и помахивая перед покупателем чулками.
– Что стоят? – осведомился мальчик.
– 45 копеек… Дешево, ну, да уж… – проговорила торговка и стала проворно свертывать чулки.
– Гм! – промычал мальчик, но уж другим тоном, не так уверенно, как в первый раз; открыл портмонэ, порылся в нем и сконфуженно вытащил оттуда три небольшие серебряные монеты.
Торговка уже начинала несколько подозрительно посматривать на своего «благородного» покупателя и подумывала о том: «Не с грошом ли паренек на базар вышел?.. Или еще хуже: не жулик ли какой-нибудь навязался? Всякие шатаются… по одеже ведь не узнаешь!»
– Вам за все следует 65 копеек?.. – сказал мальчик.
– Да! Так точно… – с расстановкой проговорила торговка, невесело посматривая на своих покупателей и придерживая чулки: – «Потому, неровен час – еще на какого наскочишь! Пожалуй, отдай им, а они стрекача зададут… Лови ветер в поле!..» – Эти – 45 копеек, да двугривенный за варежки… – промолвила она.
– Как же быть? А у меня только 55 копеек… – уже окончательно смутившись, проговорил мальчуган.
Тут было Лиза явилась ему на выручку.
– Да чулок-то мне и не надо… у меня еще старые хороши… – начала она, но торговка с живостью перебила ее…
– Ну, да Бог с вами! Давай уж… Гривенник уступлю… Бери чулки-то! – великодушно воскликнула она, сунув в руки девочке чулки.
Мальчик, видимо, был очень рад такому благоприятному исходу дела, поблагодарил торговку за сделанную ему уступку и пошел с Лизой далее.
– Ну, девочка, где же ты живешь? Я бы проводил тебя… – заговорил он. – Ты живешь на какой улице?
– На Воздвиженской! – ответила Лиза, любуясь на свои рукавички.
– А в чьем доме? – продолжал мальчик.
– В нашем доме – лавка Ивана Семеныча, а против нас – часовой мастер… – объясняла Лиза.
Скоро наши путники очутились на Воздвиженской улице и пошли в ту сторону, где по предположению Лизы, находилась мелочная лавочка Ивана Семеновича, а против нее был часовой магазин. Пока они шли по Воздвиженской улице, Лиза уже успела узнать, что мальчика зовут Павликом, и успела сама рассказать ему, что мать ее занимается стиркой, что у нее, у Лизы, есть маленький брат Степа, что Дмитриевна сегодня не пошла торговать своими пряниками и леденцами, сидит дома, и Степа с ней…
– Ах, вот и чайный магазин! – вскричала Лиза, увидав знакомую вывеску. – Ну, теперь недалеко и наш дом…
– Какой номер вашей квартиры? – спросил Лизу ее спутник.
– Мы живем без номера, в подвале… – ответила та. – Только старший дворник Кирилл нынче грозился, что и нам номер дадут…
– Грозился? – с недоумением переспросил Павлик, смотря на Лизу. – Да что же тут худого, если у вашей квартиры будет номер?
– А как же! Мама говорит, что это уж не даром… не к добру… – сказала Лиза. – Уж если номер дадут, значит, на квартиру набавят… А мы и то пять целковых за квартиру платим.
– Пять целковых? – повторил мальчик, удивившись, что есть на свете такие дешевые квартиры: его отец платил за квартиру 75 рублей в месяц, то есть в один месяц переплачивал больше, чем эти бедняки во весь год.
– Да право же, пять целковых! – с азартом воскликнула девочка, думая, что барчонок не верит тому, что они так баснословно дорого платят за квартиру: подвал рядом с ними ходил за три рубля. – Ведь не все мама платит, – старухи наши за углы платят три рубля…
Затем последовал краткий рассказ о Дмитриевне и Максимовне.
– Ну, вот и наш дом… вот и лавка! – весело вскричала Лиза и приостановилась было в воротах, чтобы взять от Павлика хлеб и сказать ему спасибо, но Павлик объявил ей, что сам донесет хлеб: барчонку очень хотелось заглянуть в их пятирублевое трущобное жилище.
– Что ж, пойдем! – сказала девочка. – Погреешься… Дмитревна, поди, уж плиту затопила… Зазяб ведь тоже, небось!
И Лиза участливо посмотрела на своего доброго спутника.
Они миновали двор, потом попали в какой-то закоулок, где помойные ямы обдали их такими ароматами, что барчонок с непривычки даже зажал себе нос, и, наконец, подошли они к грязной, темной лестнице, спускавшейся вниз – словно в преисподнюю.
– Да это что ж?.. Подземелье? – спросил Павлик, стоя на верхней ступени и напрасно всматриваясь в глубину зиявшей перед ним ямы.
После яркого дневного света, действительно, было трудно разобрать, – длинна ли была эта лестница и куда она вела…
– Какое «подземелье»!.. Это – ход в наш подвала – сказала Лиза. – Да ты, барин, иди, не бойся! Дай мне руку!
Лиза взяла его за руку и помогла ему спуститься с лестницы.
– Вот тут, в проходе-то, у нас темно… да ничего… только держись правее, – ободряла она Павлика. – Тут, видишь, у нас дрова навалены… Да вон кадка стоит.
Барчонок решительно не мог ничего рассмотреть толком, шел ощупью и все удивлялся тому, какие бывают странные ходы в квартиру. У них лестница светлая, покрыта ковром, на площадках в углу стулья стоят, внизу, около швейцарской, железная печка стоит, и на лестнице всегда тепло; вечером она ярко освещена газом…
Наконец, Лиза растворила дверь в подвал, и барчонок, следуя за ней по пятам, попал из мрака в какой-то тусклый полусвет. Лиза взяла у него хлеб и положила его на стол.
Прежде всего в этой «преисподней» Павлик разглядел огонь, горевший под плитой, потом увидал маленького мальчугана, босого, сидевшего на корточках перед огнем, и старуху, как ему показалось, одетую в какие-то лохмотья и копошившуюся над чем-то в углу. Оконце, – почти сплошь разрисованное ледяными узорами; вместо потолка – серые, обслизлые своды; щелеватый пол; по углам грязные занавески, стол, скамейка, табурет; холодный, сыроватый воздух, клубы пара над котелком, стоявшим на плите, запах кислой капусты, луку и сильный, едкий запах дыма, вырывавшегося порой из-под плиты, – вот что барчонок нашел в подвале.
– Где ты, баловница, столько времени пропадала? – ласково заговорила старуха, обращаясь к Лизе. – Я уж думала, не извозчик ли тебя с ног сшиб… Все я передумала, отчаянная ты этакая!.. А это кого еще привела?
И старуха мотнула головой на барчонка.
– Погоди, баушка, все расскажу… А вот это-то что? А это что? – приговаривала Лиза, с торжествующим видом помахивая чулками и варежками перед глазами старухи. – Видела? А?
– Это откуда же, Лизутка? – не без удивления спросила Дмитриевна.
Лиза той порой очистила на скамейке местечко и предложила барчонку сесть.
– Ах, баушка! Какую музыку я слышала… ай-ай-ай! Трах-трах, бум-бум! – в восторге болтала Лиза, как будто уже позабыв о недавно перенесенных злоключениях.
