Павел Владимирович Рязанцев
Конечная
Наконец, Мамка выдавил из себя:
– От баб, мужики! Смех и грех! ОТ БАБ!!!
Не зная, как реагировать, Максим усмехнулся, а Настенька вопросительно посмотрела на Михаила. Тот глупо улыбался…
Вдруг машину тряхнуло, словно в бок на всей скорости въехал велосипедист.
– Вай, мама! – вскрикнул Аслан, выкручивая руль в противоположную от толчка сторону.
Снаружи кузова послышалась возня, словно кто-то карабкался по крыше и стенам. Дети испуганно вертели головами. Михаил торопливо, но без суеты перезаряжал дробовик. Сергей отдал свой автомат Максиму, а сам выхватил из кобуры пистолет. Ребёнок, получив в руки оружие, успокоился и принялся искать взглядом снаряженный магазин или короб с патронами.
Глеб не мог пошевелиться. Ему казалось, что он слышит крики. Те же крики, что слышал в метро.
Удар. В стене над головой Сергея образовалась узкая вмятина, как от удара киркой или кувалдой. Настенька пронзительно завизжала. От неожиданности командир выронил пистолет и, недолго думая, бросился за ним на трясущийся пол. Михаил как раз закончил перезаряжать ружьё. Глеб, наконец, пришёл в себя и отстегнул пустой магазин.
Ещё один удар. И ещё. Ещё!
–Обшивку попортил, гад! – выдохнул Михаил и выстрелил.
– Ай, чтоб тебя! – верещал Аслан, выпуская руль из-за неожиданно громкого выстрела. Остальные также схватились за уши и повалились под сидения. Только сам стрелок, морщась, собрался передёрнуть помпу для следующего выстрела. Но не успел: фургон занесло так, что Михаил потерял равновесие и едва не выронил ружьё.
В обшивке образовалась дыра. Естественный свет разлился по противоположной стене, но ненадолго: в пробоину вклинилось нечто мерзкое и странное. Оно походило на шипастый ледоруб, сделанный из кости или иного природного материала. В длинных шипах, зацепившихся за край пробоины, угадывались пальцы, вывернутые и лишённые кожи и плоти; твёрдые, но подвижные.
В уши ударил отвратительный скрежет. Костяное орудие расширило рану автомобиля и принялось разрывать стену, планомерно продвигаясь вбок.
– Стреляй, Глеб! – Сергей подобрал пистолет и уже разрядил половину обоймы в металл. – Стреляй!
Глеб уже перезарядил автомат, но вместо того, чтобы выпустить очередь в потолок, он затаил дыхание. Что-то внутри подсказывало: даже если опустошить весь рожок, ничего хорошего не случится. Единственное, что оставалось – это увидеть тварь воочию.
Долго ждать нее пришлось. Существо подползло к краю крыши и свесило голову. На Глеба уставились два огромных жёлто-зелёных глаза с крошечными зрачками. Глазные яблоки выпирали из глазниц. Стучащие зубами челюсти выглядели как человеческие, но располагались горизонтально, будто жвала насекомого. Пробоина была слишком узка, чтобы увидеть целиком, но от макушки монстра шли отростки толщиной с палец, утончавшиеся по мере отдаления от головы.
Оно не выглядело как обычное мутировавшее насекомое, но и абсолютно точно не являлось человеком.
– Что за хрень?! – взвизгнул Сергей, отчаянно щёлкая пустым пистолетом в лицо (?) существа.
– А-а-а-а!!!
Глеб оглянулся. Кричали из водительской кабины.
«Ну всё, конец!» – успел он подумать, прежде чем фургон подскочил и завалился на бок, а сам бывший программист лишился чувств от удара головой.
В лобовое стекло влетело гигантское чёрное насекомое со старушечьим лицом.
***
– …опять стирать эти рубашки. Ещё и штопать! Нет, было бы здорово и растенья в кадках удобрять-поливать, но воду лишний раз потратить страшно.
– И не говори. Мыла-мыла весь пол, аж поясницу замкнуло – еле встала утром, так эти приехали и насвинячили! Козьим горошком своим насвинячили, Петрушу с Витей угробили, прости Господи!..
Обрывки фраз долетали до Глеба и постепенно вытаскивали его сознание из пучин забвения. Голоса, шаги, возня – всё приближалось и приближалось, пока не достигло предела громкости. Тело болело от неудобной позы. Единственное, что оставалось – это разлепить веки.
Серый бетонный пол. Блестящие коричневые стены. Искусственный свет не раздражал глаза, но от знакомого гудения мутило. Глеб попробовал пошевелиться; самое большое, что ему, привязанному к вертикально стоящему хирургическому столу, удалось – это повернуть голову.
Немигающий взгляд Аслана. Кровь, капающая из пробитого виска. Глеб в ужасе отвернулся…
– Не бойся, солнышко! С нами ты в безопасности, здесь тебя никто не обидит.
…но это не спасло. Старуха с горбом стояла спиной к нему и держала в морщинистых ладонях ручку перемазанной зелёнкой Настеньки. Заметив, что экс-программист очнулся, девочка заволновалась, но горбатая не дала ей даже пикнуть.
– Пойдём, моя хорошая, поищем тебе новое платьице, – и увела не особо упиравшегося ребёнка из комнаты. Глеб не рискнул крикнуть вслед, и они исчезли из виду. Лишь после этого страх уколол разум, и парень попытался. Но не смог.
– Очнулся, доходяга.
Голос принадлежал «губке для пуль», но в поле зрения влезла первая жертва расстроенных мужских нервов. Подростковых черт в её облике стало меньше, и девочка-кошмар выглядела вполне себе девушкой. Бегающий взгляд и непостоянная мимика не исчезли, но обрели новые смыслы. Смущение, обида, затаённая радость, стеснение – всё мелькало на лице, пока девичий взгляд сновал по телу Глеба, словно муха по свежевымытому зеркалу.
– Что, Манюша, в сердце запал?
Позади Манюши у стены располагался кухонный остров с плитой, а на ней стояла огромная кипящая кастрюля. «Губка для пуль» помешивала воду, бросая взгляд куда-то мимо Глеба.
«Вот блин…»
Рядом были привязаны Сергей с Михаилом. Рты у обоих также залепили скотчем. Мародёры находились в сознании и извивались так, словно что-то копошилось во внутренностях. От вида агонизирующих товарищей Глеба пробило на дрожь.
«Что же будет со мной?»
– Ну что ты, тёть Лен, – покраснела Манюша. – Скажешь ещё!
