Павел Владимирович Калашников
Танец Грехов
Однорукий, глядя на этого воина, родом из древности, где миф правил над реальностью, не раз задавался вопросом о том, действительно ли был такой человек как Азриэль Чёрный Дракон? А если и был, то человеком или демоном в человеческом обличии? Время стёрло недостатки этого человека, стёрло его прошлое, вместо этого оставив только героический миф о том, как Азриэль остановил Четырёх Всадников Апокалипсиса и запечатал все Врата Ада. По легендам, он выковал свой Шторм с помощью силы Четырёх Архангелов, и божья благодать расплавила Древнее Серебро, а сам Азриэль ковал металл семь дней и семь ночей. Он разбил не один кузнецкий молот, выпарил не один десяток бочек с водой, а температура в кузнице стояла такая, что даже демоны, тянущие руки в Азриэлю, сгорали заживо. И вот, когда древний герой выковал свой легендарный меч, то ни один демон, ни одно существо со злом внутри, не могло противостоять жгучей благодати Шторма. И, с помощью своей чудовищной силы, веры в Высшее Благо, Азриэль сражался с демонами сорок дней и сорок ночей, пока не запечатал все Врата и не положил конец такому событию, как Буря Огней.
А потом этот засранец ещё нашёл в себе силы остановить Всадников. Впрочем, это уже совсем другая история.
Храм тоже, как считал Однорукий, соответствовал своему господину. Огромный сводчатый купол мог вместить под собой почти семь тысяч человек и сейчас он был забит почти полностью. Инкрустированный золотом и серебром, он то и дело прорезался хороводом из драгоценной мозаики, с помощью которой мастера изображали святых: Иисус Христос, Дева Мария, ангелы и архангелы, лики и престолы. Спуская свои золотые и серебряные пальцы вниз, церковь богатела и цвела. Купол удерживали восемь узорчатых, расписанных золотом и разноцветной радугой драгоценных камней гранитные столбы, изукрашенные декоративными трещинами. Здесь смешивался стиль барокко, готики, архитектуры эпохи Возрождения. Резные узоры, картины, гобелены, застилали собой всё пространство церкви Святого Азриэля, разукрашенные в золото и цвета драгоценности. Шесть арок, поддерживаемых столбами, были также обрамлены чистым и древним золотом, а с мозаичных окон цепью спускались хороводы люстр, что горели яркими огнями.
Сидений или лавок здесь не было – большая площадь, отделённая широким и высоким иконостасом, простирающем свои руки до самого потолка. Иконы сохранили за собой только название – в действительности за статуей Азриэля располагались меньшие по размеру, но не по тщательности своей проработки изваяния богоподобных существ. Азриэль держал свой Шторм в одной руке, протягивая его лезвие вперёд, так, чтобы каждый входящий мог видеть величие и могущество древнего героя. От тела, облачённого в латы, летели ангелы, с крыльями, белыми, как сам снег, выступая своими формами из стены. Чем выше Однорукий поднимал голову, тем больше различал ангелов, святых, а в самом центре иконостаса из изваяний блестел своим гротеском расписной крест, отлитый из чистого серебра и размером был, не меньше, чем клинок Азриэля. Всё это чудо архитектурной мысли проступало из стены, протягиваясь из мира иного в реальность, перемежаясь с классическими иконами, обрамлёнными золотой рамкой.
За неимением сидений, люди толпились подле вырезанной мраморной лестницы, которую ограждали змеёй идущие серебряные цепи. Посередине, там, где цепи образовывали ворота, стояли два бугая, позволявшие проходить только священнослужителям, что участвовали в сегодняшнем ритуале Возрождения.
Несмотря на чудовищное количество человек, в котором Однорукий боялся утонуть и не всплыть, все вели себя культурно и тихо. Шепотки, конечно, слышались и тут, и там, однако тишина одеялом окутала всех присутствовавших. Согласно ритуалу Возрождения, на церемонии могли присутствовать все – простые горожане, нищие, аристократы и инквизиторы, ведь Господь любит всех своих детей и в священном месте каждый забывает о своём положении и достижении, склоняя голову перед Всевышним. Однако даже в таком месте, как в храме Святого Азриэля, люди разбились кучками и старались держаться друг от друга подальше. Больше всего, конечно, было юных, совсем зелёных крестоносцев – молокососов, которые и своего первого демона-то не убили. Но присутствовать такие должны, чтобы не забывать, как упорная служба в Инквизиции впоследствии награждается. Гораздо меньше было горожан и богачей – они толпились ближе к середине храма, а кто-то пробрался и прямо к оградным цепям, но больше всего было попрошаек и нищих, которые сновали у входа в храм. Охрана то и дело выпроваживала очередного наглеца, пока тот кричал о несправедливости и жестокости этого мира.
– И кого же выберут? – спросил один парень другого. Оба в чёрных кителях, с номерами. «Сопляки, – ухмыльнулся Однорукий, – вы меня с собой не равняйте. Я скоро от этого сраного номера избавлюсь». Он потёр свой номер «123» и снова усмехнулся.
– Не знаю, – ответил другой голос. – Нас тут всех в этом углу собрали, и только Бог знает, сколько среди нас будущих инквизиторов.
«Инквизитор, – смакуя, произнёс про себя Однорукий, – так скоро я смогу себя называть. Наконец, жизнь в нищете окончена!»
– А ты как думаешь, парень? – Однорукий почувствовал, как чужая рука ткнула его в бок.
– Я думаю, что ты охренел, – прошипел Однорукий, не соизволив даже обернуться. – Кто того заслужил – того и выберут, но уж точно не тебя.
– Пошёл ты, – прыснул голос и растворился в толпе.
Дальше собственных рук Однорукий не видел, но, когда на крыше ударили в колокола, у него чуть кровь с ушей не пошла.
– ТИШИНА! – взревел грубый мужской голос, стоящий, видимо, где-то у алтаря. – ТИШИНА!
Последние шепотки затихли и даже голос самых наглых попрошаек стих.
«И почему эти кретины отправили мне приглашение на церемонию, а я трусь в заднице этой толпы?» – не понимал Однорукий. Когда он, только зайдя в церковь попробовал проникнуть за цепное ограждение, то получил хорошую взбучку от охранника и ретировался чуть назад, пока толпа не поглотила его и не выплюнула вот здесь.
– Сегодня великий день, – прогромыхал старый голос, который Однорукий так не любил, – сегодня, в этом святом месте, мы увидим, как бравые парни и немногие девушки, сбросят с себя номера, которые были их лицами долгое время, и обретут новые, истинные имена! Вы отказались от прошлого, – прокричал он в толпу, – вы отказались от старых имён, чтобы обрести новую жизнь в новом облике и под новым именем! Доселе, вы терпели только гнёт и унижение, боль и страдание, но вот настал день вашего перерождения! Феникс воскрес из пепла и также воскреснете вы!
Многие из вас были у меня на лекциях и занятиях, и вам ли не знать, каким трудом даётся знание!
«Да, я ради этого руку потерял», – язвительно подумал Однорукий и взглянул на раненую культю, оправленную в бандаж. Во время битвы со Старым Волком ядро в протезе взорвалось и всё черное пламя проникло в повреждённые астральными иглами мередианы. Рука после того случая начала жить своей жизнью: бросала ложки, когда Однорукий норовил поесть, дёргалась и билась в конвульсиях, а как-то беловолосый проснулся от того, что его культя едва не придушила своего хозяина. После этого он обратился к Лазарям – ордену, который являлся придатком Инквизиции и занимался излечением астральных и физических повреждений, полученных в ходе сражений с потусторонними.
«Вите там бы понравилось, – думал, сдерживая крик, Однорукий, пока руку прожигали освящённой энергией, выбивая остатки пламени, – пытать других – это в его стиле».
– … благодарны. Мы с вами прошли достаточно много, но теперь, когда вы взрослые, то сможете справиться и без меня, – звучал с алтарного места другой голос старика, которого Однорукий видел всего несколько раз. Лекции этого старичка, который был экспертом по демонической энергии должны были начаться аккурат перед тем, как он, Однорукий, решил попытать удачу в казино «Azartus». – Если же вы чувствуете, что учить – это ваше призвание, то вступайте в орден Мэтров Чёрного Пламени. Негативная энергия – лишь оборотная сторона освящённой и умение её обуздать – великое умение, но обучить её силе других – задача действительно, под стать герою.
Ордены в Святой Инквизиции орденами являлись только на словах. Древнее, красивое слово – не более. В действительности каждый орден занимался лишь тем, что выполнял одну из задач Святой Инквизиции: Лазари – лечили, орден Мэтров – обучал новичков искусству управления энергиями, орден Паладинов – представлял из себя совокупность всех элитных отрядов, в которые каждый зелёный крестоносец желал вступить. Все эти ордены прекрасно существовали вместе, каждый поддерживал другой, но вот отдельно из них никто жить не мог, поэтому все эти организации объединила между собой Святая Инквизиция. Отдельно, вне всех, существовал орден Золотой Руки, куда входили только три самых значимых человека корпуса. Ордены существовали как локально, отдельно представляясь в каждом корпусе Святой Инквизиции, однако несколько человек из каждого ордена состояли в своих же орденах, но уже на мировом уровне.
Вот, кажется, подошла очередь говорить всем Паладинам – игуменам каждого из элитных отрядов.
Пока новый лидер «Князя» распинался о том, как он чтит прошлого управляющего дивизионом, Однорукий решил пробраться сквозь живой щит из людей. Не без всполохов, криков, бормотаний и сыпавшихся на него проклятий, но парень, наконец, добрался ближе к иконостасу, выбившись в первые ряды. Путь занял у него всего несколько минут, но теперь ещё не получивших имя крестоносцев, зазывал к себе Эфрон – лидер отряда «Ведьмы».
– Все вы слышали о том, как существенная часть моих ведьм сгинула в лесах, помогая «Князю» с язычниками. Даже закалённые в боях и жестокости инквизиторы нуждаются в свежей крови. Мои ряды поредели, но боевой дух не пал и падать не будет. Если ваши ленивые задницы готовы к тому, чтобы заключать контракты с демонами из реестра, а затем использовать полученные силы во благо человечества, то извольте – но жалеть вас никто не будет.
Эфрон передал микрофон и, похрамывая, удалился ближе к изваяниям святых, сложив руки на груди.
– Нет более благого дела, чем охранять покой граждан нашей доброй столицы от тварей из Ада, – сказал человек, облачённый в чёрный, безрукавный китель Инквизиции, в тактических военных перчатках, подпоясанный больше на военный манер. На поясе – ножи, пистолет и рация. Только знак из скрещённых мечей давал понять, что это – воин Святой Инквизиции. – Когда вы были ещё молодыми сопляками, то мы, «Клинки Христовы», защищали вас от угрозы демонов. Мы страждуем ночью, обнажив серебро и держа серебряные пули наготове, мы спасаем простых граждан от одержимых, от демонов в подворотнях, от уродов, держащих личину. Мы патрулируем город и вы, вероятно, можете спутать нас с полицией, но поверьте, не один полицейский не спасёт вас от клыков одержимого беса, как это делаем мы. Получите своё имя – и будьте клинком Христа в ночи, защищающим пламя истины. Вы будете отправляться в патрули, зачищать районы и улицы вашей любимой столицы от тварей, и каждая спасённая душа отблагодарит вас.
Говорили ещё долго, и высказался даже Старый Волк. Говорил он мало и сказал только, что его Волки – самые свирепые звери, которые касаются таких жутких вещей и тайн, что даже ведьмы Эфрона бы дрогнули. В отличие от других игуменов, Акела сказал, что ему нужно только трое, трое самых жёстких, сильных и принципиальных воинов Инквизиции, которые смогут выполнить любой приказ, во благо человечества.
«Ага, как же, во благо человечество, – подумал Однорукий, – убивать своих же, вспарывать им глотки и жрать людей до костей – вот задача твоих волчат».
Высказал своё и мэтр Белого Пламени – худой старичок, который чуть не задохнулся от своей речи на сцене. Его выступление было самым тяжёлым и нудным – может, поэтому освящённой энергией почти никто не пользуется?
И вдруг Однорукий увидел человека, окутанного в чёрные, рваные одежды. Лицо перевязано шарфом до самых глаз, рукава плаща сползают ниже кистей, старые истёртые, чёрные берцы. Одежда вся в порезах и шрамах от когтей, где-то спалена, где-то наспех зашита. Сначала парень принял этого загадочного человека за нищего или попрошайку, но ведь он делил место рядом с выряженными в шёлковые рясы, ушитые золотыми нитями, чьи пальцы усеивали драгоценные камни, а волосы были намаслены и безупречно уложены. Этот же человек, в отличии от коллег, был донельзя высоким и сгорбленным, злые глаза, цвета раскалённого угля, медленно сканировали окружающую действительность. Ему передали микрофон и Однорукий дрогнул от хриплого басистого голоса, который громом прошёлся по храму.
– У меня, в отличии от коллег, нет церковного имени, – сказал он, мрачно оглядев разношёрстную толпу. – Нет у меня и дома, и статуса, и выплат. Я не состою ни в одном ордене и даже не служу Инквизиции. Но, уверяю вас, вы обо мне слышали, – на фоне золотых и серебряных отблесков, на фоне богатства и шика остальных, этот человек был настоящей тенью среди окружающих. Тёмное пятно, на прекрасном золотом блюдце. – И сегодня, впервые за столько лет, я решил явиться на вашу знаменитую церемонию, посмотреть, каких щенков набирает «Зима».
– Кто ты такой? – крикнул кто-то из густой толпы.
– Да, мы о тебе не слышали!
Тень рассмеялась и хриплый, злой смех эхом разошёлся по храму.
– Щенки, – проскрежетала тень с глазами демона, – щенки, которые ещё не пробовали крови и смерти. Ваша братия кличет меня Мясником, когда понос льётся из-под чёрных кителей и бежать уже некуда.
«Мясник, – вдруг вспомнилось Однорукому, – Пугало, Упырь, Костолом, Труппер… Как только этого человека не называли… О нём рассказывали, когда я только сюда вступил. Это ведь он перебил трёх демонов первого порядка, когда несколько профессиональных отрядов Христовых Клинков положили? Ходили слухи, что это чудовище может дать бой Аристарху! Кое-кто даже трепался, что Цезарь и выучился у этого загадочного человека своему мастерству. И как только я мог не узнать это… существо?»
– Я, как вы все знаете, человек вольный, то бишь, ведьмак, – Мясник закашлялся, сплюнув прямо на золотистый пол чёрную кровь. Никто ему и слова не сказал. – И, в отличии от всех тех, кто имел честь выступать до меня, я вам не буду мёд в уши заливать, – Он громко засмеялся, хотя этот смех больше походил на скрежет голов Когноса. – Чтобы вступить в наше скромное Братство Тридцати Серебряников, вам понадобятся два ваших яйца, что без дела болтаются под ногами, которые вы должны будете крепко-накрепко сжать в вашем крохотном кулачке.
Братство Тридцати Серебрянников. О нём в пределах Святой Инквизиции говорить не то, чтобы запрещалось, но крайне не рекомендовалось, а теперь на церемонию Возрождения заявляется их лидер! Удивлению Однорукого не было предела. Организация эта, как и сам Мясник, покрыта тайной и загадкой, а каждый уважающий себя инквизитор с именем презирает каждого участника Братства Тридцати. Это ублюдки и выродки, нищие и отречённые от церкви, чаще всего те счастливчики, что либо сбежали из холодных камер «Льда», либо ушли от Святого Трибунала. Они называют себя ведьмаками – теми, кто отступил от пути Святой Инквизиции, избрав свой, одинокий и тернистый путь. Ведьмаки, коих не так много, становятся чаще всего либо убийцами всего святого, либо отморозками, которые рискуют своей шкурой, норовя прикончить демона не меньше второго порядка, действуя в полную одиночку за толстый кошелёк.
Братство же, как шептались люди вокруг, сплотило вокруг себя таковых выродков, но какими-то законами в нём и не пахло. Оно лишь слегка упорядочило анархичную и животную природу одиночек, что решили попытать счастья вне стройных стен Святой Инквизиции.
Но Мясник, говорили, когда-то был инквизитором. Имел имя, высокий статус и любовь народа. Но что стало с ним потом, когда он ушёл в чащи Язычника, никто не знает.
Надеюсь, Витя не угодит к этим ублюдкам, подумал Однорукий, глядя на озверелые глаза Мясника. А то мне придётся его прикончить.
– Бросьте всё это, щенки, – сказал Мясник, сверкая красными, углистыми глазами, – вам обещают золотые горы, а на деле вас ждёт смерть. Не скажу, что у меня вас ждёт что-то лучше, но мы хотя бы люди честные. Око за око, кровь за кровь, серебро за работу – таков наш девиз, – ухмыльнулся ведьмак. – Обещаю, что после недели у нас, несколько лет в хвалённом «Князе» покажутся вам райским отдыхом на Гавайях. Я и не надеюсь, что хоть кто-то из вас решится сегодня отдаться нашему Братству, но уверяю, щенки, когда Инквизиция выбросит вас за ваши грешки, вы сами к нам приползёте. Только платить будете не серебром, а кровью.
Он бросил микрофон и исчез, унесённый тенями. Однорукого не на шутку пробрало, и он облегчённо выдохнул, когда этот загадочный ублюдок исчез. Толпа, как и священнослужители, видимо, придерживались того же мнения.
Снова начались речи, снова о том, как служба в рядах Инквизиции благородна и честна. Все говорящие ходили в церковных рясах, в богатых плащах и одеждах, давили из себя благородные улыбки, но речь Мясника посеяла в храме мрачную атмосферу. Спустя битый час успели сказать своё слово не один десяток важных и не очень шишек. Короче всего сказал Каин – человек безупречной внешности, словно герой из древних сказок.
– Мозгами только думайте, прежде чем в пекло лезть, – усмехнулся он и передал микрофон следующему.
Однорукий, видать, уснул, потому как очнулся, когда толпа ликующе кричала: «Цезарь». У алтаря действительно стоял виновник торжества, окружённый четырьмя инквизиторами – в безупречно белых костюмах, но лица их скрывали бездушные, мёртвые маски, цвета мела.
– Я надеюсь, что учёба ваша прошла как следует, ибо дальше вас ждёт тяжёлое испытание. Позади меня, – Аристарх обвёл своих охранников рукой, – верные мои вассалы. Когда-то они были простыми крестоносцами, но упорство и желание доказало «Зиме», что таких людей всего четыре на четыре миллиона. Мой крохотный отряд «Архангелы» не знает усталости, не знает страха, а упорства и силы им не занимать. За последние три месяца мы прикончили четырёх демонов первого порядка! – Толпа взревела «Ура! Ура!». – И при этом мы не потеряли ни единого нашего бойца. Каждый из моих вассалов силён, как три десятка простых инквизиторов, свиреп, как Цербер и умён, подобно древнему царю Соломону. Четыре архангела послал Господь сражаться с Падшим Ангелом, и они повели свои войска к победе, не жалея себя! Лица моих подчинённых скрыты, тела упрятаны под свободной рясой, ибо скромность – первое оружие истинного воина. Но когда приходит время боя, каждый из них срывает маску, и демоны трепещут от одного их вида. Ибо дисциплина и воля куют великую силу. Так что стремитесь к высшему, братья, и прибудет с вами Господь.
Как по приказу белые плащи вынули свои клинки и хором прокричали: «Ближе к божьему свету!», а затем, изящно поклонившись, прильнули ближе к иконостасу, будто бы окаменев.
– Да начнём церемонию! – наконец гаркнул Соломон и, вынув приличный свиток из глубоко кармана, снял с него печать и развернул длинную бумагу.
Сердце Однорукого трепетало. Соломон называл имя, заслуги человека, краткую сводку его биографии и вызывал к алтарю. Бугаи размыкались, впуская будущего инквизитора, а сам Аристарх, посвящал новичков своим инкрустированным обсидианом серебряно-стальным клинком, который прозвал Кровью Богов. Из толпы вышел первый, второй, третий, четвёртый, пятый… тридцатый человек, но Однорукого всё не вызывали. Толпа начинала уставать, как, впрочем, и священнослужители, но вида и слабости никто не подавал.
– Ныне нарекаю тебя Амосом, что означает сильный и храбрый, – Аристарх ударил мечом плашмя по плечам будущего инквизитора. – Ты преклонил колено как безымянный номер, не имевший ничего. Но только пустой сосуд можно наполнить. Так восстань же, будучи Амосом! – Святейший Инквизитор отставил клинок и парень, едва сдерживая улыбку, протянул руку Аристарху. Тот братски приобнял его и приколол к правой грудине чёрного кителя блестящую медаль. Издали Однорукий не мог различить, что это за медаль, но уже чувствовал, как он с гордостью будет её носить.
«Раньше, посвящая юнца в инквизиторы, ему выдавали новый клинок, выкованный из дамасской стали, – вспомнил слова Виктора Зверева Однорукий, когда тот снова занудил о своих книжках. – А теперь, как я слышал, просто прикалывают посеребренный значок и дают имя. Нет тебе ни торжества, ни подарков».
«Не верю, – сказал тогда Однорукий, – я хочу себе именной клинок, как у всех уважающих себя инквизиторов».
Но теперь слова Виктора Зверева оказались правдой. Нет у него ни клинка и, кажется, надежда получить даже этот чёртов серебряный значок улетучивалась всё быстрее.
Вот очередной олух встал в шеренгу, где лыбились от счастья новоявленные инквизиторы, а до Однорукого, который семь потов излил, чтобы здесь оказаться, очередь так и не дошла.
Но вот Соломон с привычным ему подозрением взглянул на храмовый зал, после – на свиток и громко выкрикнул:
– Группа M/A-1, номер 123 – пройти к алтарю!
Он не помнил, как толпа его выплюнула и как он прошёл по мраморным ступеням лестницы. Не помнил, как развернулся, не помнил, что сам говорил. Всё было как в тумане, а сердце его едва не выпрыгивало.
– Этот человек, совсем ещё зелёный и юный, – прохрипел Соломон, – убил… демона первого порядка! КОГНОСА! – толпа ахнула. – Илий, думаю тебе есть, что ещё сказать по этому поводу.
– Да, – игумен «Князя» прочистил горло. – Он, этот удивительный парень, помимо того, что способствовал умерщвлению древнего демона, также лишил жизни предводителя «Перуна», лидирующего языческого племени до недавнего момента.
Толпа вновь ахнула, и кто-то зааплодировал.
– Этот человек также, прикончил крысу в нашем святом месте – имя которого грешно называть в этих стенах.
– Фантастика! – крикнул кто-то из толпы.
– Браво!
– Он был родом из нищей семьи, вырос среди трущоб и бандитов, а отец его издевался над ним, – «Откуда они это знают?», – но, попав в Инквизицию, он сразу проявил свой твёрдый и сильный характер. В боях, будучи настоящим героем, он потерял руку, – Соломон, удавливаясь злой улыбкой, ткнул Однорукого в бандаж, – и доблестно сражался. Уму непостижимо, как такой юный парнишка, смог одолеть демона первого порядка? Да и ещё по пути докончить жизнь главного из язычников и прикончить Иуду в наших рядах! Что за чудеса творятся в наше время!
«Давай выродок, – подумал Однорукий, чувствуя, как нерабочая рука как будто сжимается в кулак, – теперь обосри все мои достижения. Напомни им, что случилось в казино. Посыпанный дерьмом торт есть никто не будет…»
– Но лишь одно омрачняет его заслуги. И это – бойня в казино «Azartus».
Толпа недовольно промычала.
«Сейчас или никогда».
Однорукий учтиво выхватил микрофон у старика и взглянул на тысячи глаз. Все умолкли, священнослужители не знали, что делать, Аристарх сохранял маску спокойствия.
– Я должен вам сказать, что сражался так яро, ради искупления, – подрагивая голосом, сказал Однорукий. – Ведь всем нам даровано искупление? – Он протянул руки к золотым сводам храма. – Ещё не так давно меня опьянила страсть и по моей вине погибли многие люди, среди которых был и старый ветеран – патриарх Ашер, – слова сами лились из него и Однорукому оставалось только подыгрывать. – Он был одним из тех, кто умирает за честь и достоинство, за простых людей, которые не могут себя защитить. И по моей вине, он сгинул в казино, объятый пламенем. Лишь отвага и сила Аристарха остановила вырвавшегося демона, – Однорукий сделал полупоклон в сторону Святейшего Инквизитора. – Меня едва не отправили в «Лёд», но милость игумена Кира, который тоже отправился в лучший мир, спасла меня. – «Приукрашивай, лги, пока они раскрыли рты. Если ты дрогнешь – они не поверят и сожрут тебя». – Я сражался и воевал, желая заслужить искупление. Божья благодать снизошла на меня, и я понял, что ошибался…
– Ты ведь сотрудничал с предателем, – крикнул кто-то из толпы. – Как ты это объяснишь?
«Они-то откуда это знают? Витю уже успели сделать последним ублюдком, пока мы там жопу рвали?»
Соломон на это едва сдержал хищную улыбку.
– Все мы ошибаемся, – сказал Однорукий, – как ошибся Сын Божий в Иуде Искариоте. Но я раскаялся и своими руками прикончил предателя. Судите меня, люди, если желаете этого, но в душе я чувствую, что встал на путь искупления – Бог тому свидетель. И больше ложь, клевета и страсть не затуманит мне разум. Прости их, ибо не ведают что творят они.
Толпа молчала, но потом кто-то захлопал. Один хлопок повлёк другой, тот – ещё один и скоро весь зал снова купал Однорукого в аплодисментах. Соломону пришлось улыбнуться и подтвердить прощение грешника, Аристарх же только кивнул.
Однорукий преклонил колено, и прошлая жизнь его теперь навсегда утопла в бездне. Ветреная мать, ублюдок-отец, издёвки, избиения, боль, ложь, инвалидность, тюрьма, изгнание в «Князе», ад в языческом лесе, снова ложь и боль, чёртова боль – всё это теперь позади. Позади бедность, нищета, а впереди только лучшее. Теперь, он станет сильным. Теперь никто не скажет, что он, Однорукий, подлец и слабак. Он выковал себя сам и добьётся ещё большего.
– Встань же, – прозвучал басистый голос Аристарха как будто откуда-то издали, – встань из пепла, будучи отпущенным от грехов прошлого. Забудь обо всём, что было и направь всего себя тому, что будет. Восстань же из пепла, словно феникс. Восстань же, наречённый как Левий, что означает служащий, прикреплённый и присоединяющийся. Так пусть это имя напоминает тебе о том, что ныне ты – полноправный член Святой Инквизиции, – Однорукий почувствовал, как Кровь Богов ударился по его плечу, ощутил его лёгкость и тяжесть одновременно. – Я, Аристарх Первый имени своего, Святейший Инквизитор специального корпуса «Зима», заседатель Общеинквизиционного Собрания, утверждаю, тебя, Левий, в звании кардинала Святой Инквизиции.
Надо было видеть раскрасневшееся лицо Соломона и охи, ахи прочих священнослужителей.
– Святейший, не кажется ли вам, что награждать только явленного инквизитора званием высшего чина слишком…
– Нагло? – Аристарх пробурил старика таким взглядом, что тот чуть не свалился на пол. – Нет, Святейший Архиепископ, этот парень изгнал демона первого порядка, прикончил одного из сильнейших язычников и выбил дух из предателя, за которым вы гонялись долгое время, – «А Цезарь слов не выбирает, знай, что напихивает Соломону». – Думаю, звание кардинала даже преуменьшает заслуги Левия. Прости, парень, но твой возраст не позволяет дать тебе Святого аббата или визитатора. Но ты подаешь больше надежды, – Чёрные бездны вместо глаз блеснули тенями, и Левий отвёл глаза.
– Встречайте, новую восходящую звезду! – крикнул Аристарх и толпа залилась радостными криками.
Леви, который ещё недавно был Одноруким опьянел от радости и ещё долго стоял, ощущая вкус новой жизни, которая доселе казалась миражом. Но когда к нему крепили позолоченный значок, он вдруг заметил в густой толпе тень – человек в чёрных одеяниях, с больными глазами, пошатываясь, смотрел на новоявленного инквизитора льдистыми глазами.
«Витя? – подумал Однорукий, – нет… Он ушёл, ушёл в леса… Мне видится. Бред! Теперь нет никакого Однорукого! Только новый я…»
Он отвел взгляд от мрачной тени и встал к своим новым братьям, под радостные крики и аплодисменты.
Призраки прошлого растворились окончательно.
