Павел Сморо́дин
Трибунал
Глава 1
Военная хроника. 28 ноября 1834
Бои на Сольене продолжаются без передышки. Наши войска предприняли новую атаку на гуттские позиции у Помаля и Булавенской рощи. Под ураганным артиллерийским огнем пехота двинулась в атаку, но была встречена плотным пулеметным огнем противника.
Враг отошел к селам и попытался закрепиться там. Бои шли за каждый дом, за каждый двор в разрушенных деревнях. К вечеру наши войска закрепились на достигнутых рубежах. Потери с обеих сторон огромны. Потери мирного населения не поддаются исчислению.
На других участках фронта – бои местного значения. Артиллерийская перестрелка не утихает. Армии измотаны кровопролитными боями последних недель, но ни одна из сторон не готова отступить.
Военная хроника. 15 декабря 1834
На рассвете тяжелая артиллерия открыла огонь по укреплениям противника вдоль Лампракского хребта. Разрывы снарядов сотрясали землю, поднимая тучи дыма и пыли. Наши войска начали наступление, продвигаясь через изрытые воронками поля под шквальным огнем вражеских пулеметов.
К полудню часть наших солдат захватила первую линию вражеских окопов в жестоком рукопашном бою. Но гутты вели ураганный ответный огонь, и бои длились до поздней ночи. По обеим сторонам Графского тракта виднелись трупы павших, ландшафт был изуродован воронками и выкорчеванными деревьями.
К ночи передовые части заняли господствующие высоты, однако противник продолжал сопротивляться из глубоко эшелонированных укреплений. Впереди ожидались новые тяжелые бои…
СОВЕРШЕННО СЕКРЕТНО
ГЛАВНОЕ КОМАНДОВАНИЕ СЕВЕРНОГО ФРОНТА, 27 ДЕКАБРЯ 1834
ОПЕРАТИВНАЯ ДИРЕКТИВА № 294
1) ОБСТАНОВКА НА ФРОНТЕ ОСТАЕТСЯ НАПРЯЖЕННОЙ ПОСЛЕ МАНЕВРА ПРОТИВНИКА У САЛЕНГА. ВОЙСКА ГУТТСКОЙ 7-Й АРМИИ СКОНЦЕНТРИРОВАНЫ СЕВЕРНЕЕ МУДРАНА ДЛЯ ДАЛЬНЕЙШЕГО НАСТУПЛЕНИЯ В НАПРАВЛЕНИИ РЕЙМЫ.
2) В СВЯЗИ С УГРОЗОЙ ПРОРЫВА НАШИХ ЛИНИЙ ГЛАВНОЕ КОМАНДОВАНИЕ ОТДАЕТ ПРИКАЗ ВОЙСКАМ 2-Й УДАРНОЙ АРМИИ СОВМЕСТНО С 4-Й ПЕРЕЙТИ В РЕШИТЕЛЬНОЕ НАСТУПЛЕНИЕ НА РАССВЕТЕ 29.12.
3) ЦЕЛЬ ОПЕРАЦИИ: ОТБРОСИТЬ НЕПРИЯТЕЛЯ НА ИСХОДНЫЕ ПОЗИЦИИ, ВОССТАНОВИТЬ ЛИНИЮ ФРОНТА ВДОЛЬ РЕКИ И ПРИКОВАТЬ ДОПОЛНИТЕЛЬНЫЕ СИЛЫ ПРОТИВНИКА НА ЭТОМ НАПРАВЛЕНИИ ДЛЯ РАЗГРУЗКИ 5-Й АРМИИ.
4) АРТИЛЛЕРИЙСКАЯ ПОДГОТОВКА НАЧНЕТСЯ 29.12 В 03:30. ПОСЛЕ 4-ЧАСОВОГО ОГНЕВОГО НАЖИМА ПЕХОТНЫЕ ЧАСТИ ПЕРЕЙДУТ В НАСТУПЛЕНИЕ НА ВСЕМ ФРОНТЕ.
5) ФРОНТ ОЖИДАЕТ ОТ КАЖДОГО ЧУВСТВА ВЫСОКОГО ДОЛГА И ПРЕЗРЕНИЯ К ОПАСНОСТИ. ВПЕРЕД, ЗА ЧЕСТЬ ОТЕЧЕСТВА И ПОЛНУЮ ПОБЕДУ НАД ВРАГОМ! МЫ СИЛЬНЫ! НАШЕ ДЕЛО ПРАВОЕ! МЫ ПОБЕДИМ!
ГЛАВКОМ СЕВЕРНОГО ФРОНТА
ГЕНЕРАЛ АНРИ-ФИЛИПП ПУЛАР
ИМПЕРАТОРСКИЙ ПРИКАЗ № 113
от 01 сентября 1834 г.
Мы, Иоган IX, волею божьей Император и Самодержец Гуттский, повелеваем:
Ввиду ухудшившегося морального состояния солдат и участившихся случаев дезертирства и неповиновения приказываю незамедлительно приступить к формированию в действующих армиях полевых судов для рассмотрения дел о воинских преступлениях в условиях военного времени. Судебную коллегию формировать из трех старших офицеров.
Предоставить полномочия недавно сформированным полевым судам выносить суровые приговоры, вплоть до смертной казни через повешение. С момента публикации данного указа и до отмены выносить смертные приговоры за: дезертирство, неповиновение приказам, измену и саботаж со стороны военнослужащих.
Немедленно усилить патрулирование в тыловых районах дабы обезвредить трусов и предателей, вынашивающих намерения дезертировать из рядов доблестных войск.
Организовать широкую пропагандистскую кампанию посредством манифестов, лозунгов и устных бесед для поднятия боевого духа и самоотверженности наших соотечественников на полях брани.
Привлечь священнослужителей для регулярного обхода войсковых расположений с целью духовного окормления и причастия солдат и офицеров.
Учредить специальные награды и поощрения для примерных воинов, совершивших подвиги во славу Империи на поле боя. Всем кавалерам сего ордена назначить денежное довольствие в двести таллеров ежемесячно. Выплачивать оное довольствие пожизненно.
Сим повелением надлежит руководствоваться неукоснительно всем чинам воинским и гражданским. Да поможет нам Бог!
Разведчики вернулись через час. Новости были не очень – впереди деревни больше нет, так что укрыться от наступающего им на пятки бурана не получится. Ночевать в чистом поле не хотелось – слишком велик риск получить воспаление легких и слечь. Сейчас, когда контрнаступление в самом разгаре, ползти со скоростью больного не очень хотелось.
Сержант приказал большей части солдат остаться в низине, а сам решил проверить, не найдется ли хоть какого-то укрытия. До границы поселения он с ребятами прошел быстро, так что теперь сам смог рассмотреть то, о чем говорили разведчики. На месте небольшой предгорной деревеньки остались лишь руины.
Дома превратились в черные обугленные остовы, с провалившимися крышами и зияющими оконными проемами. Кое-где еще поднимались струйки дыма из тлеющих головешек. Улицы были усеяны обломками досок, кирпичами, вывалившимися из печей. В оконных рамах торчали расколотые и местами оплавленные стекла.
Воздух наполнял удушливый запах гари. Легкий ветерок время от времени поднимал тучи пепла, застилая все вокруг серой дымкой. Каждый вдох наполнял нос и глотку неприятным маслянистым привкусом дыма. Жуткая картина разрушения и опустошения вызывала оцепенение и безысходную тоску. Деревня, некогда живописная и явно процветавшая, превратилась в настоящие декорации того, как выглядит местность после страшного суда.
Пепелище простиралось, куда ни кинь взгляд. Местами чернели обгоревшие стволы низеньких деревьев, лишенные листвы и веток. Кое-где видны следы борьбы. Гутты прошли тут несколькими днями ранее и, недолго думая, устроили настоящую бойню. Тела жителей были свалены в противопожарный ров. Одного взгляда хватило на то, чтобы даже закаленный ветеран усомнился в человечности тех, кто это сделал.
Люди на такое зверство неспособны. На любое другое – да, но точно не на такое.
От канавы пахло горелым мясом и дымом. Рот сам собой наполнился слюной, а в животе заурчало. Сержант закашлялся, стараясь исторгнуть из себя то, что он случайно вдохнул. Отвращение к самому себе пришло секундой спустя. Нашел о чем думать – о жареном мясе. Не хотелось выглядеть неженкой перед парнями, но в ближайшие день или два он, пожалуй, воздержится от него.
И, судя по лицам разведчиков, такой выбор сделал далеко не он один. Взгляд зацепился за небольшую подгоревшую игрушку, вокруг которой сплелась маленькая, тоненькая ветка.
Осознание того, что это вовсе не ветка, заставило сержанта нервно сглотнуть.
– Скоты, – вырвалось у него тихо. – Эверли!
– Да, сержант. – Вечно хмурый блондин подошел чуть ближе. Сейчас он выглядел не столько напряженным, сколько встревоженным. Даже так нелюбимую им каску нацепил. – Чего звали?
– Нашел хоть одного живого?
– Ни единой живой души, ни наших, ни гуттов. Суки устроили тут натуральную кровавую баню.
– Кстати, что с водой? Колодец цел, я видел.
– Проверил я колодец, командир, там тоже пара жмуров плавает.
– Черт!
– Как-то вот так, командир. Встряли мы, похоже.
Ну просто зашибись. Они еще и без чистой воды остались. Опять придется топить снег, чтобы напиться, не говоря уже о том, что последний постирочный день был черт знает когда.
– Ясно. Знаешь, кто тут шел?
Вопрос был задан не просто так. По какому-то удивительному стечению обстоятельств этот неразговорчивый и вечно хмурый солдат оказался отличным карточным игроком. На первой неделе знакомства Тим обыграл каждого во взводе, затем принялся за полковых игроков. Сейчас Эверли обзавелся целой кучей полезных и не очень знакомств, а также должников. Так что зачастую он оказывался первым в полку, кто узнавал самые свежие и точные новости.
– Ну… – он потер отросшую за неделю тонкую щетину, – через север уходили Ненские пикинеры и седьмой драгунский.
– Ну и?
– Слышал, что пикинеров размазали авиацией с неделю назад или даже больше. Только кишки на елках остались висеть.
– Понятно. – Звук из-под шарфа доносился плохо, так что мысленно сержант порадовался, что рядовой не слышит, как у него дрожит голос. – С этой минуты никого из седьмого драгунского полка мы в плен не берем. Понял?
– Конечно.
– Вот и славно. Скажешь всем, кому сможешь, что это моя весьма настойчивая просьба. И за невыполнение занесение в печень.
– В рамках полка?
– А ты сможешь рассказать на уровне целой армии?
– Ну… не надо меня недооценивать. Я тебя услышал, кому надо донесу. Сделаю в лучшем виде – под этими суками земля гореть будет. Мне такое зверство тоже не по нутру.
Ответа не последовало.
Сержант развернулся и пошел прочь. Ветер усилился, так что теперь шарф покрылся тонкой ледяной коркой от дыхания. Лицо запотело, и он вытер пот мокрой варежкой. Песчинка попала в глаз, сержант рефлекторно зажмурился.
– А, ч-ч-черт, – выругался он и встал так, чтобы закрыться от ветра.
Вот так он и смог увидеть единственное уцелевшее строение – небольшой каменный домишко на самой границе. Он стоял далеко от остальных, почти у самого подъема в гору. Огонь туда не добрался, так что выглядела столь неожиданная картина на фоне разрухи и запустения во всей остальной деревеньке – как сказка.
Вокруг никого не наблюдалось, дыма из трубы тоже не видно. Но нужно проверить. Он поправил каску, чтобы она не сильно мешалась на бегу, и рванул вперед. Сержант бежал, стараясь контролировать местность. Скоба винтовки и спуск заледенели на ветру, так что перчатки снимать было бы верхом идиотизма.
Ну, зато на таком морозе все вши и блохи вымерзнут к чертовой матери.
Нужно бы двигаться короткими перебежками и стараясь почаще менять направление – так пулеметчику или снайперу будет труднее снять цель. Но вот только деваться некуда. За ним выжженное пространство, справа холм – ни укрыться, ни залечь нормально. Окажется в доме хоть один обученный стрелок с оптикой, и лежать сержанту тотчас же с дырой в его тупой голове.
Удумал тоже – пойти проверить самому.
На кой черт ему тогда солдаты? Сержант мысленно корил себя за недальновидность и глупость, ожидая выстрела. Вот только все расстояние до подворья он преодолел без единой помехи. Только пару раз чуть не поскользнулся на слишком крутом подъеме.
Дом казался целым, и, судя по виду, делали его на совесть. В таком мог заседать местный голова или врач. Любой, кто в этих местах пользовался почетом. Вот только это не сильно помогло хозяину, когда в деревню вошли солдаты, иначе бы его не повесили на коньке крыши.
Это был крепкий мужчина с белыми волосами до пояса. Когда дед еще был жив, он рассказывал, что в древние времена считалось, будто длинна волос – знак сильного воина. Если поверить старику, то этот мужик при жизни мог в одиночку раскидать целый полк. Но… вот какая незадача, повесили его, а не он драгунов.
Вместо лица у несчастного осталось только окровавленное месиво.
Сержант обежал дом разок, проверил подходы и поспешил обратно к подчиненным. Они ждали на дороге и озирались.
– Нашел чего, сержант? – тихо спросил Баркер, когда он подошел.
В ответ последовал короткий кивок в направлении, откуда он только что вернулся:
– Нашел. Единственный целый дом в округе, так что будем укрываться там.
Все трое прошли до брошенной постройки.
– Переждать сойдет, – произнес Эверли, когда все трое хорошенько осмотрелись.
– Ляжем плотно, конечно. Но хоть не в поле.
– А что будем делать с этим подарком?
Рядовой указал на качающийся на ветру труп хозяина.
– Снять, – приказал сержант и строго глянул на бойцов. – Похоронить.
– Та пусть висит… А нам бы другое место искать, сержант. Место гиблое, я же говорю, – произнес Баркер со своим приметным южным говорком и осенил себя защитным знаком.
– У тебя есть мнение, рядовой?
– Та колдунство там само настоящее. Это любой скажет. Висельник этот к смертям.
– Баркер, ты серьезно?
– Да. Помню, у нас в деревне…
– Замолкни, Жан.
– Да говорю вам, нельзя висельника трогать, мне это еще бабка говорила.
– Я. Сказал. Тебе. Снять. Покойника.
– Я? Сержант, да как можно-то?
Солдат собирался еще поспорить, но под строгим взглядом он сразу скис. Баркер скинул вещмешок и поплелся в дом. Его походка выдавала не только нервозность и волнение, но и самый настоящий страх перед мертвецом. К счастью, командира он боялся больше. Вид у Баркера был таким жалким, что Эверли не выдержал.
– Отойди, придурок, – с недовольством произнес рядовой и скинул вещи на снег. – Сержант, я его сниму, раз этот долбо…б обосрался.
– Спасибо, – согласно кивнул Баркер, а затем его мозг дошел до оскорбления. – Слышь!
– Пошел ты на …уй, Тим.
– Как дети, ей-богу. – Командир откинул шарф от лица, и снежная крупа ударила его по щекам. – Значит так, убогие, снимайте его. Кто чего не понял, подумает об этом в наряде, если этот урод не будет на земле через десять минут. Я зову остальных.
Тим поспешил к дому. Шел он короткими перебежками. Остановился у самой двери и осторожно ее приоткрыл. Скрипа не было, а вот растяжка, судя по тому, что Эверли замер на пару секунд у косяка, была.
– Вхожу.
Он ловко перерезал леску и исчез в дверном проеме.
Сержант проводил бойца взглядом. Взрыва или стрельбы не последовало, ни сразу, ни пару минут спустя, так что он отошел на пару десятков шагов и вытащил из вещмешка небольшую ракетницу. Шашки для нее торчали рядом. Та, что с зеленой полосой на боку, отправилась сначала в ствол, а затем в небо. Ракетой она взмыла в воздух и, поднявшись метров на сорок, разлетелась огромным цветным шаром, оставив за собой зеленое облако.
Остатки отряда появились минут через тридцать. Рядовой Хесс вел всех почти тем же маршрутом, что выбрали разведчики. Дойдя до одиноко стоящего командира, Карл чуть опустил шарф, так что теперь стал виден его небритый подбородок и кривые желто-коричневые от табака зубы. В пасти он держал неизменную цыгарку, а потому вид имел лихой и разбойничий.
– Да уж, командир, я …ля, многое видел, но точно не такое. …ля, старики, бабы, дети. Я такого даже по синей лавочке не хотел сделать, а ты знаешь, я всякую …ню творил. …ля, тут всю деревню эти уроды выкосили.
– Угу, всю деревню.
– Только на кой хер? Эти ж… нейтральные, …б их мать.
– Ну вот так весь нейтралитет и заканчивается.
– Ты прямо философ, серж.
– Я юрист.
– Ну… со всеми бывает. Главное, легавым не становись. – Последние слова Карл произнес с заметной ухмылкой, так что и дураку стало бы понятно, что это шутка.
Сержанту рядовой Хесс нравился. Он был по-своему приятным, хоть и резким на язык человеком. Попал он в отряд прямиком с каторги, где мотал пожизненное за тройное убийство – жены и двух ее любовников. Суд принял во внимание факт супружеской измены, да еще сразу с двумя мужчинами одновременно, и Карл Хесс получил вместо пенькового галстука работу и казенное жилье на весь остаток своей никчемной жизни.
Ну а оттуда он вышел через три года, записавшись добровольцем в штурмовые части.
– Че делаем, серж? – спросил он, осматриваясь.
Буря все усиливалась.
– Бери несколько человек и начинайте искать мины.
– Что искать? Не слышно ни …уя.
– Мины ищите. Мины.
Душегуб подошел чуть ближе, так что стало чуть слышнее.
– Думаешь, есть, Дырокол?
– Да …уй его знает. Просто не хочу, чтобы ты вышел поссать и подорвался. Не охота потом твои потроха по всей округе искать, и маленького Карла.
– Ха, я тогда из окна поссу. Тут такой холод, что малыша будет особенно трудно искать.
Хесс снова рассмеялся и тяжело зашелся своим неприятным лающим кашлем. И хотя все врачи как один говорили, что это не похоже на туберкулез, но все же выглядел рядовой в такие моменты особенно жалко. Бедняга каждый раз почти выхаркивал свои легкие.
– Сержант! – Голос Эверли слышался сквозь вой ветра плохо, так что на него не сразу обратили внимание.
– Что?
– Сержант!!!
– Да что? – Чтобы хоть как-то перекричать буран пришлось сложить руки рупором.
– Йона! Кажись, этот остроухий урод живой!
Глава 2
Дворец правосудия был выстроен в классическом имперском стиле и выглядел весьма торжественно: высокая колоннада, плиты из серого песчаника, лестница в пять десятков ступеней. Будь они трижды прокляты. Каждая из них!
Сейчас на ступенях перед зданием суда было людно и шумно. Со стороны можно было принять все происходящее за политический митинг или что-то подобное, вот только политики не собирают такую толпу.
Йона смотрел из машины на то, как постепенно обычное судебное заседание превращается в настоящий балаган. Пара десятков журналистов окружили невысокого мужчину в черном костюме. Звали его Мартин Дуарте IV, и он был весьма крупным судовым промышленником. Каждый второй корабль, баржа, лодка, да хоть даже плот – все они сходили со стапелей его семейных верфей. Единственное, куда его концерн не успел засунуть щупальца, так это в строительство дебаркадеров, и то лишь потому, что там все было весьма скромно в плане маржинальности.
Выглядела эта акула бизнеса солидно: дорогое пальто стоимостью в трехгодовую зарплату рабочего на его верфях, стильная прическа. А еще Йона был готов поклясться, что даже из машины он уловил аромат дорогого парфюма с умброй в составе.
Чуть позади с самым скорбным видом стоял молодой парнишка лет двадцати – Мартин-номер-пять, как прозвал его Камаль. Старший сын Дуарте выглядел не особенно презентабельно, был бледен и вял. Играл на публику, естественно. Хотя как посмотреть, ему и вправду досталось при задержании.
Даже с такого расстояния было заметно, что лицо у него как будто встретилось с бетонной плитой.
Несколько раз. Что же, такое бывает, когда на законное требование остановиться ты отвечаешь что-то типа: «Имел я тебя с твоими требованиями, легавый». Передних зубов у него частично не было. А такое обычно происходит, когда ты, лежа на брусчатке, решаешь сказать задерживающему тебя офицеру, что маму ты его имел. А не надо грубить – полицейские иногда очень нервные.
По правую руку от судового магната стоял Элмер Ланн – частный адвокат и склизкая сволочь каких мало. Он выглядел так, как и должен выглядеть дорогой пронырливый адвокатишка: одет с иголочки, волосы уложены на ровный пробор, а на приведение усов в надлежащий вид была потрачена изрядная сумма. Йона знал, как минимум с десяток полицейских, желавших этому хлыщу что-нибудь серьезное сломать.
Кто-то руку.
Кто-то ногу.
Некоторые, которым этот урод сломал карьеру, всерьез хотели бы получить в качестве откупных жизнь.
Почему? Этот тип был настоящим адвокатом дьявола. В сравнении с ним старина Питер Барроуз выглядел почти образцом морального облика и высоких стандартов. Как мальчик из церковного хора на фоне порядком потрепанной уличной проститутки. Ланн не брезговал никаким делом. Отмазывал от тюрьмы или петли конченых мерзавцев. Все, что нужно было для того, чтобы он взялся за работу, – солидный чек на предъявителя и хоть сколько-нибудь публичное дело.
Ублюдок словно питался вниманием людей. Настоящий эмоциональный вампир, если бы они существовали. Интересно, сколько Дуарте ему заплатил? Йона мог строить только догадки на этот счет – пять, может, шесть сотен в час. И все затем, чтобы его кровиночку не увезли куда-то далеко на север – копать железную руду, из которой потом будут строиться его же корабли.
– Господин Дуарте, – выкрикнул из толпы журналист. – Ваши ожидания?
– Мои ожидания? – Ответ был явно отрепетирован заранее, потому как голос мужчины казался театральным. – Мои ожидания просты – освобождение в зале суда. Только этот вариант мы рассматриваем! Мой сын невиновен, и каждый должен это уяснить!
– А что вы скажете про свидетелей, которые есть у стороны обвинения? Насколько они надежны, как вы считаете?
– Свидетели? – с явной издевкой произнес Дуарте. – Кого именно вы имеете в виду? Купленных, провокаторов или запуганных? Повторяю, мой сын невиновен в том, что ему приписывают, никакая ложь не сможет поколебать правды. Мартин невиновен, дождитесь окончания заседания, и вы сами убедитесь в том, на чьей стороне правда.
– Вы считаете, что дело сфабриковано?
– Без комментариев, господа.
– А что насчет полиции? – прозвучал еще один голос из толпы. – Какими будут ваши ответные действия? Вы собираетесь что-то предпринять, господин Дуарте?
– Собираюсь ли я переходить дорогу полиции? О нет, сэр, совершенно точно – нет! Вот вам мой ответ. – Мартин выдержал театральную паузу, во время которой никто ничего не говорил. – К полиции у меня нет вопросов, но на вашем месте я бы сказал «так называемой полиции». Люди, задержавшие моего сына Мартина, определенно не полицейские в прямом смысле этого слова.
– Простите?
– Полиция защищает людей от бандитов, а эти же… Они – опухоль и гниль на теле государства, я и мой адвокат мистер Ланн уже подготовили встречный иск к этим людям.
Толпа встретила эти слова очередным вскидыванием рук и требованием слова. Будь это политической встречей, половина Тарлосс Холла сейчас бы бежала голосовать за него. Олдтаун этот ублюдок взял бы с ходу и без боя. «Все копы – свиньи» там всегда работало на ура.
Между тем «спонтанная» пресс-конференция продолжалась.
– Простите, сэр, но не боитесь ли вы ответных действий или провокаций со стороны полицейских? Старший инспектор Камаль весьма популярен в обществе, вы не опасаетесь?
Дуарте замолчал на секунду, словно обдумывая слова журналиста. А затем гордо вскинул голову.
– Этот мерзавец Камаль может сколько угодно обманывать простых людей. Он может сколько угодно прикидываться героем войны или хорошим полицейским, но реальность не изменить! Может, когда-то он и был приличным человеком, но сейчас это не так! Не-е-ет! Сейчас он – прихвостень бандитов. Головорез со значком и пистолетом, и ничего более.
Вторая длинная пауза была еще дольше. Звучали только щелчки фотоаппаратов. Йона не удивился бы, если б на пятой или шестой кто-то из писак рухнул в обморок. То ли от слишком долгой задержки дыхания, то ли от передозировки пафосом и помпезностью.
Выискался герой.
Решил победить полицейский произвол в лице одного конкретного старшего инспектора Имперского Сыскного Управления. Всем бы гражданам с миллионным состоянием такую активную гражданскую позицию, и, может быть, страна вышла бы наконец из затяжного экономического и политического кризиса.
Между тем промышленник продолжал. Акула почуяла кровь и принялась отрывать куски.
– Ни для кого не секрет, кем являлся его отец и кто его дядя. Я сделаю все, чтобы народ понял, как жестоко ошибался. Я готов обратиться через вас к этому человеку. Так вот, вы можете запугать любого другого, господин старший инспектор. Любого! Но не меня!
Мужчина картинно поднял руку, и тут же последовали вспышки фотокамер.
– Спасибо, что хоть маму мою не приплел, – произнес Йона тихо.
– Порой мне кажется, что ты слишком терпелив, – ответил Нелин с водительского места, и инспектор невольно сглотнул. Хоть после смерти Оберина прошел практически год, но Йона все еще не привык к тому, что за рулем теперь кто-то другой. И пускай этим кем-то был Нел, но все же ощущение чего-то неправильного никуда не пропало. Да, теперь у него все новое: должность, машина, водитель. Вот только жизнь это облегчало не так уж сильно. Город словно откупался от него.
Милости прошу, господин старший инспектор, ваши призы. А теперь прыгайте в новый чан с дерьмом.
Ну и что, что он вам по самые уши?
Зато каков почет! Ешьте и не обляпайтесь.
– А что ты предлагаешь? – серьезно спросил инспектор. – Выйти и начать с ним дискутировать? Какой смысл?
– Чтобы это не выглядело как игра в одни ворота.
– Нел, ты внимательно посмотри на рожи этих писак?
Д’эви метнул на друга строгий осуждающий взгляд.
– Говоришь так, будто я чего-то не понимаю.
– Да, и очень многого, – улыбнулся Йона, – «Телеграф», «Вестник», «Криминальная хроника».
– Ну?
– Во всех трех среди акционеров Дуарте, через свою ДЛГ. Готов поспорить, что остальные тоже кормятся у него с руки. Рискнешь?
Помощник только скорчил недовольную рожу.
– Это не пресс-конференция, а моноспектакль. Стоит мне только выйти и открыть рот, как я сразу же проиграю. Сразу же. Либо журнашлюхи все переврут, либо выдернут слова из контекста, либо… да что угодно. Мало ли способов?
– Писаки. – Помощник практически выплюнул это слово. – Знаешь, порой мне кажется, что Галарте – единственный приличный журналист. Хоть она и гадская кровопийца.
– Ага, не ты первый с такими выводами. – Йона помолчал, глядя в окно, а затем произнес довольно: – Все, похоже, цирк заканчивается. Ты жди, мало ли что… а я пошел.
Камаль указал на толпу журналистов, которая расползалась в тонкую шеренгу, провожая семейство магнатов в здание. Инспектор собирался выйти из машины и уже приоткрыл ее дверцу, как вдруг какой-то репортер подбежал и щелкнул фотоаппаратом.
Сука.
Вспышка ослепила. Перед глазами возникли два ярких желтых кольца. Выступили слезы.
– А, ч-черт. – Инспектор прикрыл лицо шляпой.
– Старший инспектор! – Тут же вся пишущая братия бросилась к нему. – Господин старший инспектор!
Если он сейчас прибавит шаг, то это будет выглядеть как бегство, а именно это им сейчас и надо.
– Что вы ответите на обвинение в халатном ведении следствия? – прокричала какая-то женщина-журналист.
– Без комментариев. – Йона шел, закрываясь от камер.
– Вам заплатили?
– Топор планирует захват логистического бизнеса?
– Что вы ответите на обвинение в запугивании свидетелей?
– Вы действительно угрожали сломать человеку лицо тростью?
– Сколько стоит совесть, инспектор?
Захотелось вызвать пару нарядов и с ребятами как следует пересчитать зубы этим уродам.
– Сколько стоит совесть? У вас хочу узнать! – огрызнулся Камаль. – Пишите что хотите, комментариев не будет!
Инспектор ворвался во дворец правосудия и почувствовал облегчение. Если он чему-то и научился на войне, так это блефовать и скрывать свои эмоции. Эверли, упокой господь его душу, хорошо натаскал Камаля в вопросах карт, блефа и наглости. Вообще, в каком-то смысле война была самым счастливым временем. Ну, в плане приятных знакомств и опыта – так уж точно.
Одна знакомая из тех времен вон до сих пор то в гости напросится, то к себе позовет. Кстати о ней.
Йона безошибочно уловил запах духов «Антураж» с оттенками сирени и ванили, так что внезапное появление любовницы не стало для него сюрпризом.
– Привет, ты тут по работе?
– Слишком мелко. Гордый зверь не бьется за объедки с падальщиками. – Казалось, что предположение инспектора ее задело.
– Прости, ляпнул не подумав.
Она смягчилась.
– Пришла оказать посильную моральную поддержку лучшему полицейскому империи, а заодно лучшему любовнику, что у меня был.
– А эти двое сейчас тоже здесь? Надо найти и застрелить ублюдков. Как тебя на нас только хватает?
В ответ на вторую шутку Ирма только улыбнулась уголками губ. Йоне нравилась такая ее улыбка.
– Ты, как всегда, умеешь заводить друзей, – с ехидцей произнесла Галарте. – Я не помню, когда все эти недоноски с блокнотами последний раз собирались вместе.
– Ну, я коммуникабельный, – постарался отшутиться Камаль. – У вас, похоже, настоящий террариум в отрасли.
– Ага. Бюджеты не резиновые, а гениальный автор хочет кушать больше других. Вот и приходят некоторые людишки на поклон к добрым дядям с миллионами. А что до твоей способности заводить друзей. – Ирма помрачнела. – Смотри, как бы она тебе не вышла боком. Не твоего размера зверя ты решил подразнить палкой, сержант.
В ответ Йона хмыкнул.
– Кто-то должен нанести по нему первый удар, иначе какой смысл загонной охоты.
– Уверен, что это мальчишка тот? Он на маньяка не сильно походит.
– А ты много маньяков видела? Я с десяток, все сплошь «положительные люди», и никто «никогда бы не подумал».
– Туше!
– Ан гард! Уверен. Этого урода половина участка хотела пристрелить.
– Смотри, как бы эта самая половина не слилась в самый последний момент. У меня очень дурное предчувствие. А ты меня знаешь.
– Не переживай. – Целовать ее на людях было не очень уместно, так что Камаль только улыбнулся и подмигнул. – Если ты у меня за спиной, то мне ничего не страшно.
– Как мило…
– Кроме тебя. Ты ж варра.
– Ой, да иди ты! Опять своими шуточками такой момент испортил. Мужлан!
– Ты меня за это и любишь.
Незаметно они дошли до зала заседания. Пристав у входа смерил их обоих спокойным оценивающим взглядом и пропустил Ирму в зал для публики. Йона же проводил подругу долгим и теплым, и поспешил в ту часть зала, где размещались свидетели. Явился инспектор последним, едва не опоздав. Он быстро пожал руки всем, до кого мог достать, и сел на жесткую и неудобную скамью.
Заседание должно было начаться через несколько минут.
Кузнечик стоял в переулке и молча наблюдал со стороны на представление у здания суда. Смотрел на то, как цель уходит в здание, и просто молчал. Снять ублюдка можно было одним хорошим выстрелом. Толстяк бы справился на ура: лег на крыше, четыре секунды, и все – можно вызывать труповозку.
Друзей ему не хватало сейчас больше всего.
Сторонние мысли отвлекли Кузнечика, и он не заметил, как к нему подошел его второй номер. Хорист ему с первого взгляда не понравился. Бывает любовь с первого взгляда, а тут такая же ненависть. Они как-то сразу не сошлись характерами и теперь вели себя, как две сторожевые собаки на цепях. Слишком короткая привязь, чтобы сорваться и разорвать соперника, но слишком высокий соблазн поступить именно так.
– Объект? – спросил мужчина своим хриплым голосом.
– Вошел в здание суда, – спокойно произнес Кузнечик, не глядя на него.
– Хорошо, наблюдай дальше. В контакт не вступай. Помнишь?
– Я не идиот.
– Не был бы идиотом, здесь бы не оказался, Водомерка.
– Кузнечик.
– Да мне пох… Хоть таракан, хоть блоха. Обосрешься, и я лично тебе кишку перед Полковником выпущу. Уяснил?
– Кристально.
Ну, он сам нарвался.
Удар локтем в живот Кузнечик провел просто великолепно. Выбил из урода воздух, так что тот согнулся пополам. Поймал голову противника на противоходе и впечатал с силой в ближайшую стену. Второй удар локтем пришелся в нос.
Хрустнуло.
Хорист собирался ударить в ответ, но щелчок взводимого курка остановил его. Кузнечик зажал горло локтем, а второй рукой приставил револьвер к виску.
– Знаешь, что я понял, Хорист? – Голос Кузнечика был холоден и спокоен.
– Ну? – С пережатым горлом не потреплешься, оставалось только хрипеть что-то односложное.
– Колебаться вредно.
Нажим стал чуть сильнее, и Хорист задрыгался в захвате, стараясь вырваться. Парень строго взглянул напарнику в глаза и отпустил.
– Если попробуешь меня достать, то не удивляйся, когда не увидишь, что тебя убило. Понял меня?
