После экскурсии по посольству в ходе которой я перезнакомился со львиной долей «случайно» попавшихся на глаза сотрудников и их детьми – из ровесников только пацан по имени Федя, наполовину казах, по материнской линии – нас покормили в местной столовой старой-доброй картошкой с котлетами и гороховым супом. Из японского только десерт – булки-данго, которые мне не понравились – то ли приготовлены плохо, то ли просто не моё. А вот Таня и Надя экзотику оценили.
Далее пошли заселяться – я привычно с Вилкой, подружки тоже вдвоем, а вот остальным придется потесниться. Нет площадей – царская власть как-то не подумала, что в Японии придется держать такое количество сотрудников, поэтому семьи львиной доли наших представителей ютятся в одной комнате, пользуясь общими «удобствами».
– Нисимура у нас где? – спросил я Виталину, когда мы переложили часть шмотья из чемодана в шкаф.
– Этажом ниже, седьмая комната, – не подвела она. – Сходить с тобой?
– Не, справлюсь, – покачал я головой. – А где поговорить можно будет?
– В переговорной, двадцать третья дверь.
Поблагодарив, я покинул временное пристанище.
На стульчике у входа – дядя Дима, и он меня спрашивать не стал, присоединившись явочным порядком. Ничего не поделать.
– Как вам здешний климат, дядь Дим?
– Духота, – честно ответил он. – Но в джунглях – хуже.
– В каких именно джунглях спрашивать смысла нет? – уточнил я.
– Нет, – с улыбкой кивнул он.
– Приду к власти и посмотрю, – пообещал я сам себе.
– Посмотри! – гоготнув, одобрил он.
Постучали в дверь.
– С товарищем Нисимурой в непредвиденной ситуации я справлюсь, – показал я КГБшнику «спецручку».
– Извини, у меня приказ, – покачал он головой.
– Держите тогда, – передал ему спецсредство.
– Юморист! – припечатал он меня, не приняв подарка.
Пока мы разговаривали, за дверью происходила суета и раздавались шепотки, самые громкие – мужские. Далее последовали шаги, и на пороге появился одетый в костюм и успевший причесаться Каташи Ичирович, за спиной которого – жена в бело-оранжевом Советском платье в полосочку и Сойка – последняя в синей футболке и серой юбке. Под глазами – глубокие тени, вид в целом бледный, в глазах – тоска.
Прислушался к себе – ничего кроме жалости не осталось. Прошла любовь, как ничего и не было.
– Коничива, товарищи, – поздоровался с главой семьи за руку, кивнул дамам. – Каташи Ичирович, можно с вами поговорить наедине? Это недолго, но очень важно.
– Коничива. Конечно, Сергей, – кивнул он.
Мама Сойки добавила к его словам свое приветствие, а Саяка промолчала, старательно глядя на мои ботинки. Прости, девочка, но твой вид слишком красноречив – тебе в Японии ожидаемо-плохо, поэтому и говорить нам не о чем.
В неловком молчании наша тройка добралась до переговорной, дядя Дима закрыл дверь изнутри, мы с японским товарищем уселись за стол друг напротив друга, и я начал непростой разговор:
– Прежде всего позвольте принести вам свои искренние извинения за мой неуместный звонок в МИД, – поклон. – Это – не оправдание, но я хотел как лучше.
– Вы не виноваты, Сергей, – отвесил он поклон ответный – поглубже. – Это я должен извиняться за то, что не смог воспитать свою дочь должным образом.
Кивнув, я продолжил.
– Как бы там ни было, но жизнь продолжается. Я никогда и не в чем не винил ни вас с женой, ни Саяку. Я предпочитаю смотреть в будущее, а не прошлое, и именно об этом я и хотел с вами поговорить.
– Я выслушаю все, что вы посчитаете нужным мне сказать, Сергей.
– Скажите, Каташи Ичирович – вам нравится жить в Японии?
– Япония – наша Родина! – он гордо вскинул подбородок, блеснув глазами.
– Я спрашивал о другом, – развел я руками. – Ваша дочь выглядит глубоко несчастной и сломленной. Ваша жена смотрела на меня с надеждой, а вы – прятали глаза, словно расписываясь в собственной несостоятельности в качестве отца и мужчины.
– Простите, Сергей, но вы – слишком молоды, чтобы судить о таких вещах. Моя семья счастлива жить в Японии, – с вежливой улыбкой и предельно мягким тоном нахамил он.
– Я запрашивал информацию, – вздохнул я. – У Саяки здесь нет друзей, она старается изо всех сил, но учится плохо. Ее казавшийся идеальным там, за океаном японский здесь все считают никчемным, ее успеваемость просела, и после окончания школы ни в одно приличное учебное заведение ее не примут. Единственное ее сильное место – английский язык. Вы живете втроем в крохотной комнатушке, без малейших перспектив в будущем. Я достаточно взрослый, чтобы понять – ваше решение превратило жизнь вашей дочери в катастрофу! Вы – худший отец из всех, кого я знаю, и то, что Саяка меня отвергла – самая меньшая из ваших проблем. В конце концов – это ее право.
– Может я и плохой муж и отец, но придавать значение словам ребенка не намерен! – парировал Каташи Ичирович.
Вздохнув, я пошел другим путем:
– Я каждый день думаю о ней, Каташи Ичирович. Не потому что люблю, а потому что считаю себя виноватым во всем случившемся. Это – тяжелый груз на моей душе, и он мне мешает идти вперед. Простите мне мой эгоизм, но я очень прошу вас прислушаться к моей детской просьбе и переехать в Швейцарию! – низкий поклон.
– Я согласен, – удивил вредный япошка. – Могу ли я себе позволить ответную эгоистичную просьбу?
– Разумеется, Каташи Ичирович.
– Моя дочь устала жить в посольстве, – толсто намекнул он.
Да ради бога!
– Я обещаю вам позаботиться о доме для вашей семьи, – тряхнул я мошной.
Тоже мне деньги. Хорошо, что мне не придется напрягать административный ресурс и лишать придурка родительских прав – они же граждане СССР, так что отобрать у него жену и дочь с последующим переселением куда захочу вообще не проблема. Но это – крайний и откровенно скотский вариант.
– Спасибо за понимание, Каташи Ичирович. Теперь я буду спать спокойно, – с поклоном поблагодарил я.
– До свидания, – он поднялся на ноги, отвесил формальный поклон и покинул помещение.
– Прогнул тебя япошка, – заметил дядя Дима.
– Осуждаете?
– Вовсе нет, – покачал он головой. – Главное – результат.
– Главное – результат, – кивнул я. – Цитируя бывшего главу КГБ: «в нашей работе нужно и нападать, и отступать». Учитывая, кем этот самый глава КГБ стал теперь, в его словах сомневаться нет смысла.
– Юрий Владимирович – умный мужик, и равняться на него надо, – одобрил подход дядя Дима, и мы пошли «домой».
Оставив телохранителя на стуле, вошел в комнату и немного полюбовался спящей Виталиной – устала, бедняжка, а в самолетах спит плохо и беспокойно. Пускай спит, а я мешать не буду. Вышел обратно и с извиняющейся миной развел руками в ответ на недоуменный взгляд КГБшника:
– Возникло свободное время. Пойдемте товарища посла побеспокоим.
– Все лучше, чем в стену смотреть, – с улыбкой поднялся он.
– А вы, извините, когда в стену смотрите, о чем думаете? – спросил я по пути на верхний этаж. – Просто любопытно.
– Обычно – не о чем, – пожал он плечами. – Иногда – о своем, личном.
– Не скучно?
– Скука значит, что все хорошо, – нейтрально ответил он.
– И ведь не поспоришь, – вздохнул я. – А у вас дома телевизор цветной или черно-белый?
– А тебе зачем? – спросил он.
– Дарить не стану, – пообещал я. – Мне товарищ Цвигун запретил.
– Да мне и не надо – цветной купил в мае, – улыбнулся он.
– А до этого черно-белый был?
– Был.
– После перехода на цветное телевидение сны цветные стали?
КГБшник задумался, осознал и вытаращил на меня глаза.
– Феномен! – с улыбкой развел я руками. – У меня уже на три сотни людей статистика есть – в основном премированные совхозники. Все, как один, начав смотреть цветное телевидение, заметили, что сны тоже раскрасились.
– Почему? – спросил он.
– Хрен его знает, – честно признался я. – Академикам потом отнесу, может и разберутся.
– Я думал ты все знаешь, – ухмыльнулся он.
– Даже не близко, – покачал я головой. – И еще один феномен есть, но сначала вопрос – чем запомнилось выступление Никиты Сергеевича в ООН во времена Карибского кризиса?
– Стучал ботинком по трибуне, но ты этот миф в документальном фильме уже развенчал, – ответил дядя Дима.
– А до того как развенчал – так считали почти все, – кивнул я. – И за рубежом точно так же. При этом – ни одного документально подтверждения, кто-то слух бросил и понеслась. Как будто глобальное когнитивное искажение, причем я в архивах нашел ряд интервью, где даже полностью лояльные к СССР очевидцы это подтверждали, полностью игнорируя официальную хронику. Найду еще несколько таких случаев и напишу научно-популярную статью на эту тему. Назову «эффект Хрущева».
Потому что «эффект Манделы» еще не зародился, можно переиначить как мне надо. Сам Мандела сейчас в тюрьме сидит, пострадав за борьбу против апартеида. Поморщился – рано или поздно придется и Африкой заняться, а я туда ни ухом ни рылом в прошлой жизни – так, по верхам. Сложный и очень грустный регион.
Условным стуком постучал в дверь посла, которому по должности положены две комнаты и отдельный санузел, не без ехидного удовольствия послушал панический топот, и Олег Александрович, одетый в сатиновые трусы с ромашками и майку-«алкоголичку» (промо Родиной повеяло!) открыл дверь со словами:
– Что случилось?
– Ничего, Олег Александрович, – покачал я головой.
Дядя Дима весело и незаметно для посла мне подмигнул, оценив комичность ситуации.
– Извините за поздний визит, но я хотел спросить – во сколько у вас тут отбой?
Убрав с лица беспокойство, посол вежливо ответил:
– У нас же не пионерлагерь, Сережа! Кто во сколько хочет, тот так и ложится, – посмотрел на часы. – И вовсе это не «поздний визит» – половина девятого только, все еще бодрствуют.
– А к кому тогда можно обратиться по поводу сбора ребят в зале для приемов? Я в самолете выспался, а делать нечего, – с виноватой улыбкой развел руками. – Пообщался бы, песни хором попел.
Олег Александрович пожевал губами.
– На строго абстрактные темы, без скандалов и увольнений, – пообещал я.
– Мы здесь никакого «барства» не терпим, – на всякий случай уточнил он. – И ребята, хоть и разного возраста, но стараются дружить. Все отчеты педагогического состава регулярно отправляются в Москву согласно недавно принятому регламенту.
– Потому и «абстрактные темы без скандалов и увольнений», – с улыбкой кивнул я.
Грустно – побаиваются меня товарищи. Впрочем, так даже полезнее – расслабляться будут не так сильно.
– Сейчас распоряжусь, – пообещал он. – Через пятнадцать минут все будет готово.
– Спасибо большое, Олег Александрович, – поблагодарил я, и мы отправились обратно – нужно гитару взять.
– У нас прямой запрет на «скандалы и увольнения», – на всякий случай напомнил дядя Дима.
– А незачем, – развел я руками. – По детям сразу видно, если у них проблемы в коллективе. Нескромно, но у меня по физиогномике твердое «отлично».
– Это полезный навык, – похвалил дядя Дима, вздохнул и доверительно поведал. – А я зачет едва сдал, потому в «девятку» и определили. Я в «нелегалы» просился.
– Даже представить не могу, насколько туда отбор суровый, – признался я. – Я бы не смог.
– Ты бы и не смог? – фыркнул КГБшник.
– Не смог, – кивнул я. – Я и здесь не смог – одна встреча с товарищем Андроповым – и все, сразу приказ на ликвидацию в случае чего, – пожаловался я.
– Не все в мире Андроповы, – заметил он. – Да таких специалистов вообще раз два и обчелся!
– Согласен, – кивнул я.
На следующее утро смога было хоть отбавляй. Плотный, собака, страшный, воняет всей таблицей Менделеева, поэтому на наших лицах респираторы. На спешащих на работу (суббота? Ну и что? Это же не повод прохлаждаться!) аборигенах – тоже. Видимость совершенно никчемная, поэтому вместо наблюдения окружающих красот я любовался дамами: сидящей напротив, одетой в черное вечернее платье, соорудившей высокую прическу и надевшей на шею янтарное ожерелье (ну фишка у меня такая, дарю всем без задней мысли, но непредусмотренный эффект есть – экспорт Советского янтаря вырос кратно) Кирико Такемурой, сидящей слева от меня, наряженную в секретаршу Виталиной и сидящей справа, одетой в юбочку и бежевую блузку Надей.
Еще с нами едут дядя Герман, товарищ посол и куратор от японского МИДа – сорокапятилетний, плешивый, наряженный в костюм и очки в дорогущей оправе, полный японец по имени Эйдзи Кимура. Вроде приятный мужик, если на первый взгляд, а дальше я не лезу – мне с ним детей не крестить.
– Центр прессы и радиовещания Сидзуоки построен три года назад, – по пути рассказывал он о цели нашего путешествия. – Его архитектором является Кензо Танге, один из основоположников архитектурного движения метаболизма, которое возникло после войны. Оно объединяет в себе идеи архитектурных мегаструктур и органического биологического роста.
– Никогда не видел ничего подобного, – признался я, оценив висящие на гигантском столбе «коробочки» офисов.
– Похоже на дерево, – оценила и Надя.
– Верно, Рушеву-сенсей, – с улыбкой кивнул куратор.
Тяжело япошкам Надина фамилия дается.
– Предполагается, что по мере надобности к Центру будут «прирастать» дополнительные офисы? – спросил я.
– Верно, Тукачеву-сенсей, – подарил он улыбку и мне. – Конференц-зал находится в здании справа, – указал он на намного менее вызывающую высотку, – Но, если хотите, мы могли бы посетить и «дерево».
– Простите, Эйдзи-доно, – вмешался посол. – Но мы не можем себе позволить отступить от заранее согласованного маршрута.
– Я понимаю, Турояновусуки-доно, – с именем Олега Николаевича абориген тоже не справился.
Здесь тоже никаких встречающих фанатов – о мероприятии простым смертным не сообщалось – поэтому благополучно припарковались у здания, Виталина, дядя Герман и тройка «дядей» из машины сопровождения загородили со всех сторон, и мы зашли в здание – дядя Вадим при этом с вежливой улыбкой как бы невзначай не дал куратору войти первым – вдруг команду отдаст, заляжет, а нас покрошат из пулемета? Шутка неуместна – детство кончилось, после третьего полученного огнестрельного ранения уже насовсем.
В фойе – парочка японских безоружных (потому что нефиг тут) копов. Раскланялись с ними и по лестнице (лифт нам нельзя) добрались до второго этажа. Прошлись по устилающей пол коридора ковровой дорожке и вошли в двустворчатую дверь конференц-зала.
Японская часть журналистов дружно встала и отвесила коллективный поклон. Европейцам и американцам – пофигу. Мы поклонились в ответ и расселись за длинным столом, снабженным бутылочками с минералкой этикетками к камерам – подработка, десять штук баксов минералкоделы заплатили. Мелочь, но девичий шоппинг окупит. Все бутылочки, само собой, проверены «девяткой» на предмет непредусмотренных добавок.
Сначала выступил куратор, сказавший пяток предложений о том, как они рады видеть нас с Надей на гостеприимной японской земле. Его сменил Олег Александрович, выразивший надежду на то, что это поспособствует культурному и экономическому сотрудничеству между нашими странами. Дальше – я:
– Прежде чем мы перейдем к вопросам, уважаемые журналисты, я хотел бы напомнить, что мы с Рушевой-сенсей и Такемурой-сенсей представляем здесь только самих себя, политическими деятелями не являемся, и будем отвечать на вопросы только от своего лица.
Японцы вежливо покивали, «гайдзины» скорчили скептические рожи.
– Прошу вас, Ивадзуми-сенсей, – выбрал «рулящий» пресс-конференцией Олег Александрович репортера канала NHK.
– Вопрос к Тукачеву-сенсей и Рушеву-сенсей. Простите, Такемура-сан, – поклонился певице. – С вами на эту тему мы уже общались.
Она же тут давно.
– Как вам Токио? – задал он классический первый вопрос.
Сначала я:
– Мне нравится смотреть старые фото и кинохронику – в том числе японскую. Путь, проделанный Токио с начала двадцатого века поражает, и ваша столица воистину прекрасна, – отвесил я формальный комплимент и погрустнел. – Не примите это за грубость, но смог – ужасен. Впрочем, я уверен, однажды японский народ сможет решить эту проблему. К сожалению, это пока все, что я могу сказать – экскурсии запланированы на следующие дни. Обещаю поделиться впечатлениями во время интервью на вашем канале.
Теперь Надя:
– Сережа на удивление приземленный человек, поэтому не ощутил атмосферы – Токио невозможно перепутать ни с одним другим городом на свете. Я никогда не испытывала такого бурления жизни!
Надин ответ понравился журналистам намного больше.
– Daily Mail, прошу, – дал слово гайдзину товарищ посол.
– Вопрос мистеру Ткачёву. Как вы можете прокомментировать случившееся в Северной Корее покушение?
– Было неприятно, но мне удалось выжить, – пожал я плечами.
– Кто за ним стоял?
– Откуда мне знать? – развел я руками. – Но своими домыслами поделюсь охотно. Именно домыслами, – выделил голосом. – Во время визита в ГДР я охарактеризовал мистера Никсона как детоубийцу и труса. Возможно, ему это сильно не понравилось, и он при помощи южнокорейских марионеток решил пополнить личный рекорд убитых детей еще одним.
В зале поднялся шум, который прервал посол:
– Следующий вопрос, пожалуйста. «Акахата», прошу вас. – дал слово представителю японской коммунистической газеты.
– Вопрос Рушевой-сенсей, – а вот этому сложная для японца фамилия удалась. – Ваши работы…
Конференц-зал мы покинули через три часа, полностью довольные собой – нужные посылы заложены, проблем не возникло. Но как же это было скучно!
По пути в посольство – перекусить и переодеться перед экскурсиями – листал местные газеты, не забывая переводить кусочки для Нади и Тани – певица нас покинула, потому что на экскурсиях уже была, а живет отдельно – что мы, на квартиры для знаменитостей всеяпонского масштаба не наскребем?
– Здорово, что про нас пишут хорошее! – прониклась Надя общим комплиментарным тоном статей.
– Про Николая II перед его визитом тоже много хорошего писали, – чисто из вредности провел я параллель и просмотрел не относящиеся к нам материалы.
А вот это круто – вице-президент Объединенной Арабской республики Садат Анвар три дня тому назад погиб во время плановой инспекции строительства нового жилого комплекса. Посещенный дом не выдержал тотального разворовывания стройматериалов (ответственные уже задержаны) и похоронил под собой всю высокую делегацию. Работает дед Паша, и как, собака, ловко – это не конфетки с нитроглицерином, а всамделишный несчастный случай. Нормально, у нас там на побережье еще и гигантский кусок в аренду на 99 лет взят, санаторий для Советских тружеников строится. Вторая половина кусочка – плантация цитрусовых. Глядишь и не потеряем Египет. А вот Войны судного дня избежать не получится – слишком многим (и нам в том числе, как бы грустно это не звучало) она нужна. Минобороны ее тоже ждет и вроде как даже готовится, будем посмотреть, что из этого выйдет.
В этот раз нас потчуют этническими блюдами – мисо-суп, рис и куча всяческой рыбы. Никакого сашими – паразитов нам не надо, все подвергнуто должной термической обработке. Повара-аборигена приглашали, так что вполне аутентично, но я бы лучше гречки с сосиской навернул. Но девочкам нравится – чай не минтай школьный.
После обеда прихватили запас прохладительных напитков, сухпай, фотоаппараты и «Конвас-автомат» – потом в «Политинформацию» отснятое вставлю. Ну и вообще на память. Переоделись в идеологические бомбы: футболочки с принтом общей серии «анимедевочки в Советском сеттинге». Принт Надин – темноволосая лоли в комиссарской форме с вытянутой вперед катаной на фоне профиля Ленина и «серпомолота». Принт Танин – пышногрудая анимеблондинка в белом полушубке и белой же шапке-ушанке с решительным лицом готовится метнуть во врага гранату. Серп и молот – в наличии! Принт мой – отдающая честь анимебрюнетка в форме красноармейца на фоне развевающегося стяга с профилями Маркса, Энгельса, Ленина и Сталина с надписью «Вперед, к победе коммунизма!».
– Просто удивительно, насколько аниме-стилистика может сочетаться с чем угодно, – поделилась Надя культурологическим наблюдением.
Первый пункт назначения – Токийская телебашня:
– Построена в пятидесятых годах, – вещал Эйдзи-сан. – За основу проекта была взята Эйфелева башня, но наша выше на шесть метров!
Вот это повод для гордости, конечно! Поднялись на смотровую площадку, где нас сфотографировала сопровождающая группа журналистов. Пофотались и сами, я поснимал панораму на камеру. Все, можно двигаться дальше, к главному буддийскому храму Токио – Сэнсо-дзи. Вот здесь, несмотря на рабочую субботу, народу было полно, и нам пришлось несколько раз извиняться перед аборигенами, которых раздвигали сопровождающие нас копы. Молиться не стали, но в специально дозволенных местах пофотографировались, а я при помощи камеры взял экспресс-интервью у настоящего буддийского монаха.
– Храм основан в 628 году, но с тех пор много раз перестраивался, – выдал этнографическую справку Эйдзи-сан. – Последний раз – после Второй мировой войны.
– У нас тоже очень много памятников разрушило, – проявил я солидарность. – Будем надеяться, что больше такого никогда не повторится.
Японец горячо мои надежды поддержал, и мы отправились дальше. На выходе из храма увидели группу учеников начальной школы во главе с учительницей – тоже на экскурсию прибыли. Ребята поделены на три группки поменьше, в центре внимания каждой из которой – играющие в «Game&Watch» пацаны. Общий посыл шумового фона – «хочу такой же!». Спросив разрешения, заснял это дело на видео.
– Настанет момент волшебный, и ты увидишь свет в глазах влюбленных на аллеях Уэно-коэн! – прокомментировал я прибытие к следующему пункту назначения.
– Парк Уэно считается одним из главных мест для прогулок влюбленных токийцев, – с улыбкой кивнул Эйдзи-сан.
Я демонстративно сделал вид, что не заметил спящего на лавке бомжа. Япошка сигнал считал неправильно, извинился, привлек на помощь копа из почетной охраны, и они выгнали бедолагу.
– Позвольте извиниться за поведение этого падшего человека, – экскурсовод отвесил нам низкий поклон.
– При капитализме всегда найдется часть населения, не вписавшаяся, так сказать, в рынок, – развел я руками от имени группы. – Но проблемы социально-экономического базиса не способны умалить красоты Уэно.
Прошлись по аллеям, полюбовались красотами – жаль что сакура уже отцвела – пофотались там и тут, в том числе – с памятником Сайго Такамори – одним из «трех великих героев» эпохи Реставрации Мэйдзи. Упырь тот еще был, судя по рассказам экскурсовода. Потешно, что совсем неподалеку нашлось святилище Уэно Тосёгу, где аборигены поклоняются первому сёгуну династии Токугава. Токугаву в Реставрацию и щемил Сайго Такамори.
– Напрашивается параллель, – дождавшись паузы в рассказе экскурсовода, пустился я в рассуждения. – Что это сродни метафорическому парку, на одном конце которого расположен памятник генералам-белогвардейцам, а на другом – товарищ Чапаев, но это – другое. В Японии гражданскими войнами рулили элиты – самураи были и там, и там, и народ помнит и чтит обе стороны конфликта. У нас же Белые пренебрегли самым главным из доступных активов – волей и чаяниями народа, предпочтя ему материальную помощь из-за бугра, поэтому заслуженно проиграли более разумно подошедшим к вопросу государственного строительства Красным.
Расположившись в зоне для пикников у пруда, перекусили захваченным из посольства сухим пайком, попили чаю, покормили уточек, и отправились домой – солнышко уже клонится к закату. Завтра во второй половине дня вернемся, чтобы как следует осмотреть Токийский национальный музей. Мне и суперпамяти хватило бы и пробежки по его залам, но нельзя – принимающая сторона на такое «пренебрежение» их культурно-историческим наследием обидится, так что придется с глубокомысленным видом любоваться экспозицией до вечера.
Вечером снова собрал детско-юношеский контингент посольства на «творческий вечер». Ребята довольны, я тоже доволен, так почему бы и нет? После пятой хоровой песенки под гитару заметил, что Надя с пацаном-полуказахом о чем-то мило воркуют в углу зала. Совет да любовь или просто поклонник её творчества? Со временем будет видно, но после «отбоя» решил сходить к товарищу послу за справкой – кто это вообще к моей дорогой подруге клинья подбивает. Пожелали друг другу спокойной ночи, мы с Вилкой закинули гитару в нашу комнату и отправились к Олегу Александровичу.
– Нисимура уехали сегодня утром, – причину моего прихода товарищ посол понял неправильно.
– Мне говорили, – с улыбкой кивнул я. – Мы по другому вопросу.
– В их комнату уже заселились, – снова неправильно понял он и пожаловался. – С самого утра за неё грызня стояла.
– Наша нас более чем устраивает, – покачал я головой. – Мы чисто за справкой – пятнадцатилетний товарищ Виктор, который наполовину казах, с Надей Рушевой вроде как связи налаживает.
– Проходите, чаю попьем, – проявил посол гостеприимство.
Вошли, разулись, поздоровались с женой Ниной Николаевной. С дочерью Машей здороваться не стали – на «творческом вечере» виделись. Прошли в совмещенную с кухней «гостиную», хозяйка выставила на стол чайный набор.
– Мама Виктора – Альмира, дочь личного друга товарища Громыко, – поведал посол. – Хорошая женщина. Они с мужем – Андреем Викторовичем – познакомились в МГИМО, которое оба закончили с отличием. После учебы получили распределение сюда – не без покровительства отца Альмиры, само собой, направление у нас престижное, и зарплата хорошая, желающих много. Но со служебными обязанностями справляются в полной мере, – на всякий случай добавил он.
– А в свободное время как? – покивав, спросил я.
– Альмира маяться начала, – к некоторому неудовольствию Олега Александровича поведала Нина Николаевна. – Надоела Япония, а в Москве сейчас, по ее словам, «стало интересно». А муж ее – тюфяк, сидит в часах старых ковыряется, из дома не выходит больше чем надо.
Опять подкаблучник!
– Спасибо, Нина, – одернул жену товарищ посол. – Сам Витя – хороший, воспитанный, тихий мальчик. Отличник. Я, конечно, мог бы повлиять на его родителей, они его попросят к Наде не подходить…
– Спасибо, Олег Николаевич, но все совсем наоборот, – с улыбкой покачал я головой. – Мне будет приятно, если ребята подружатся. Но с этой целью «влиять» тоже не нужно.
– И в мыслях не было! – соврал он.
Ох уж эти дипломаты.
Утренняя репетиция с японской группой прошла штатно, потому что я всегда идеален и «в голосе», а музыканты изрядно поднаторели. Дуэт у нас с Кирико получился знатный – Сережин голос пока не ломается, так что сочетаемся на твердую «отлично». С моей сольной песней похуже – ее по идее взрослый мужик должен петь, но СМИ уже успели растиражировать факт «первой любовью Ткачева была японка», так что все все поймут. А еще по возвращении в СССР займусь японским певцом мужского пола, и эта песня станет мощным первым синглом.
Попрощавшись с музыкантами, натянул на рожу респиратор – задрал этот Токио, почему нельзя было приехать в какой-нибудь город поменьше? Уцуномия, например – по карте совсем близко, и смога там нет. Пофигу, ради дела терпеть можно и не такое.
Покинули выделенную нам японским лейблом репетиционную точку и погрузились в лимузин – вот он мне нравится! Со мной, кроме штатной охраны, Вилка, дядя Герман и Эйдзи-сан. Девочек будить не стал – репетиция стартовала в шесть утра, так что пусть отсыпаются перед запланированной на девять автограф-сессией.
Вернувшись в посольство, убил время при помощи Виталины, переоделся обратно в костюм – работать же придется, нужно соответствовать – коллективно подкрепились якисобой – лапша с мясом – и, обрадовавшись начавшемуся за окном ливню – жару и смог нейтрализует – отправились к новенькому торговому центру со здоровенным книжным отделом. Место определили методом аукциона, за нас «сражался» десяток торговых сетей. Шестьдесят тысяч долларов нам и сколько-то Shueish’е.
– Удивительное однообразие в выборе зонтиков, – прокомментировал я вооружившихся черными зонтами аборигенов за окном.
Выходной, поэтому народу еще больше чем в будни – японцы спешат развлечься изо всех сил, компенсировав тем самым стандартный двенадцати-четырнадцатичасовой рабочий день. Кстати…
– Эйдзи-сан, простите, если мой вопрос покажется вам бестактным, но как сочетается принятый у вас трудовой кодекс общемирового стандарта и переработки?
– Простите, Тукачеву-сенсей, это не совсем моя сфера ответственности, – позорно слился он. – Но в нашей стране существуют профсоюзы, которые заставляют работодателей заботиться о работниках. Времена дзайбацу давно позади.
Ясно/понятно.
– Кроме того, все переработки оплачиваются должным образом, а начальство порой работает гораздо больше рядовых сотрудников – ведь если директор предприятия не прилагает должных стараний, работники примут это за руководство к действию, – продолжил он.
– Это типа когда директор закрывается в кабинете и спит? – не удержался я.
Япошка дернулся, но быстро взял себя в руки:
– Для японца работа – самое важное в жизни. Коллектив – вторая семья, а рабочее место – второй дом, пребывание в котором придает жизни смысл и счастье. Рядовой сотрудник тоже может поспать на рабочем месте – ведь если он настолько устал, что не может работать дальше, никакого толку от него не будет. Зато потом он продолжает работу с новыми силами и с полной самоотдачей.
Вот такой сорт симулякра у них тут – в виде корпоративного сапога глубоко в заднице.
– Вы молоды, но уже достигли столь многого, – перевел он тему на менее скользкую. – И ваше трудолюбие заслуживает глубочайшего уважения.
Вилка, подружки и дядя Герман скорчили ехидные рожи – Сережа все еще «работает» часа три-четыре в день, а остальное время симулирует деятельность, гоняя чаи с совхозниками в кабинете или распевая песенки с совхозниками помладше, под видом культурно-просветительских мероприятий.
– Спасибо за высокую оценку моей деятельности, Эйдзи-сан, – ответил я с благодарным поклоном. – Продуктивность – это всегда плод общих усилий, и у меня бы ничего не получилось без сотен помогающих мне товарищей.
И это факт – сам я только направление задаю, а где-то там, «за кадром», в трудовых подвигах сжигаются миллионы человеко-часов.
Вот здесь встреча получилась как надо – вдоль тротуаров, изо всех сил стараясь не выползти на проезжую часть (не потому что страшно или копы оштрафуют – просто не хотят мешать спешащим по дорогам соотечественникам), раскинулась настоящая укрытая черными зонтиками река. В основном – семейные и пожилые пары с детьми возраста от шести до четырнадцати лет. Shonen потому что! Утешение – небольшие, с вызовом смотрящие на окружающих группы старше-школьного и студенческого возраста, на лицах которых читалось «да, мы отаку, и нас считают маргиналами, но нам плевать – мы отсюда без автографов не уйдем»!