Павел Сергеевич Терёшин Осколки сна

Попытался заговорить, но снова понял – здесь нет речи. Всё, что я хочу сказать, отражается внутри. Отражается – и становится формой.

Я думаю: «Я боюсь» – и тень у стены дрожит.

Я думаю: «Я готов» – и пол под ногами становится твёрже.

Слова Аурона прозвучали в моей голове.

– Сознание – не инструмент. Это ключ. Но пока ты боишься, он открывает только старые двери. Мы пойдём дальше. Но ты должен быть честным. Потому что ложь здесь – это не искажение. Это смерть.

Я хотел спросить: смерть чего?, но вопрос не возник. Ответ уже был внутри.

– Ты оставил много следов. Но не в мире. В себе. И этот путь – не во времени, а в глубине. Мы идём не дальше. Мы идём вглубь тебя.

Комната исчезла. На миг всё стало чёрным. Не пугающим – первозданным. А потом возникло нечто. Не место. Состояние. Пространство, где цвета – это эмоции, а звуки – фрагменты памяти. Я услышал голос смеха, который не звучал уже много лет. Увидел руку, коснувшуюся моего плеча, когда мне было семь лет. Почувствовал вкус холода, который бывает только зимой.

– Это твои фрагменты памяти, – сказал Аурон. – Все они реальны. Потому что всё, что ты когда-либо чувствовал, оставило отпечаток. – Но теперь ты можешь их переписать. Он протянул руку. И я увидел карту. Она была не на бумаге, не на плоскости. Она была во мне. Из линий боли, точек радости, узоров любви. Я видел, что я потерял. Кого предал. Что искал и что нашёл.

– Что ты хочешь сделать с этой картой? – спросил он.

Я не ответил.

Потому что в этот момент я понял: я не хочу выбирать. Я хочу пройти её заново. Не изменить. А осознать.

И тогда Аурон кивнул.

– Значит, ты готов.

Свет вспыхнул. Не ослепляющий – внутренний. Всё исчезло. Остался я и шаг. И я сделал его.

В ту же секунду я оказался в белом зале. Не ослепительно белом, а мягко сияющем. Пространство казалось безразмерным, но не пустым. Высокие колонны, гладкие и тёплые, уходили ввысь, исчезая в светящемся куполе.

Там, где потолок, была роспись.

Но не краска – воспоминания, вплетённые в геометрию. Не сцены, а состояния. Не образы, а смыслы, переливавшиеся, как витраж в полуденный час. Я вдохнул – и вкус воздуха был не как на Земле.

Он был… вспоминающим. Каждая молекула казалась знакомой, как если бы она когда-то была частью меня и теперь, вернулась.

– Здесь ты можешь говорить, – раздалось из пустоты. – Потому что ты уже слышишь.

Я обернулся и замер.

Передо мной стояла она. Мэри. Такая, какой я её запомнил. Такая, какой не успел её забыть.

Но… нет. Это был Аурон. В её облике. Он не маскировался – он отразил моё желание, мою боль, мою память.

– Я принял этот облик, потому что именно она была ближе всего к твоей сути в момент Перехода. Так легче донести информацию.

Голос звучал иначе. Он звучал как понимание.

– Мы не прячемся за формами. Мы берём те, что помогут вам пройти. Он шагнул ближе и каждый шаг отзывался рябью в воздухе. Я чувствовал – это не Мэри. Но и не просто Аурон. Это переплетение, сделанное, чтобы меня не оттолкнуть. Чтобы не разрушить.

– Я назвался – Аурон, – сказал он. – Это не моё имя. Оно выбрано, чтобы тебе было удобно помнить. Мы не даём имён, мы даём функции.

Он провёл рукой и воздух отозвался. В стороне открылась арка. Без звука. Без механики. Просто стена осознала, что ей нужно стать выходом.

– Пойдём. Здесь ты можешь видеть без боли.

Мы вышли в сад. Сначала он был просто светом. Но с каждым шагом обретал плотность. Возникли деревья, цветы, листья. Но не «растения», как ты их знаешь, а переживания и чувства, принявшие форму.

Один куст излучал воспоминание о запахе бабушкиной кухни. Проведённых у неё летних каникул. Другой – чувство покоя, когда в детстве ты укрылся под одеялом в дождливую ночь.

– Это сад твоего сознания, – пояснил Аурон. – Пока ты не осознаёшь его, он дикий и неухоженный. Но ты учишься. И скоро сможешь выращивать здесь намерения.

Вопрос снова сам возник внутри меня: кто ты на самом деле?

Он остановился и повернулся ко мне.

Его облик начал размываться. Лицо Мэри исчезало. На его месте проявлялась фигура – высокая, светящаяся изнутри. Тело – словно выточено из кварца, полупрозрачное, с вкраплениями световых линий, пульсирующих от сердца к краям.

Внутри него – живая энергия, будто перемешанная лава и пыль звёзд.

Глаза – не глаза вовсе. Два вращающихся кольца, внутри которых мигали образы – дети, старики, сущности, пульсирующие сполохами, как эхо чужих жизней.

– Я – Страж Переходов, – сказал он. – Мы называем себя Гелианты. Мы не раса, не народ. Мы – звёздные линии, вышедшие из Оси Света.

– Наш дом – Ксэл’Риас.

Слово раскрылось в уме, как звон колокольчика, как вспышка истины без образа.

– Ваша речь переводит это как «Ось Света».

Он шёл медленно, но каждый шаг отбрасывал за ним нить, которую можно было проследить назад – к Залу, к арке, к началу.

– Мы не судим. Мы не вмешиваемся. Мы только охраняем.

– В каждый момент, когда сознание готово пересечь границу между формой и сутью, между сном и сущностью – мы приходим.

Остановился у дерева. Оно было прозрачным, как стекло, но внутри росли воспоминания. Я видел их – все сразу. Первая любовь. Первая боль. Первый крик в тишину. И кто-то держал меня за руку. Ласково. Не мать. Не друг. Я сам. Мой же внутренний образ, забытый и наивный.

– Зачем всё это? – прошептал я. – Зачем любовь, если потом она всё равно превращается в боль?

Аурон остановился рядом.

– Потому что боль – это не наказание. Это фрагмент. Свет рождается в боли, тьма умирает без знания.

– Всё, что ты прожил, создало форму, через которую ты смог прийти сюда.

– Ты тоже чувствуешь эту боль?

– Нет. Но я и не живу, как ты. У меня другая функция.

– Ты —начальная точка. Я – вектор. Ты – момент. Я – путь. Мы различны, но взаимосвязаны. Я существую, пока вы ищете. Когда всё будет найдено – я исчезну.

Мы подошли к источнику. Вода там не журчала – она звучала мыслями. Я склонился, коснулся ладонью и увидел Мэри. Улыбку. Шаг. Даже ощутил её запах. Её глаза, полные странной уверенности.

– Это значит, она здесь?

– Она в тебе. И потому – здесь.

– Но есть вероятность, что ты увидишь её снова. Не как отражение. А как… Переходную.

– Кто такие Переходные?

Аурон не ответил. Только взгляд его стал ярче.

– Всему своё время. Ты только начал изучать…

Я хотел спросить, хотел продолжить, но вдруг замер.

Что-то внутри меня… встрепенулось. Не мысль. Не чувство. Сущность.

Как если бы кто-то, кто всегда был рядом, просто молчал, но сейчас, впервые, захотел что-то сказать.

Мир вокруг стал тише, даже сам Аурон отступил в полусвет. Он не исчез, но стал фоном.

И тогда я услышал. Голос. Внутри себя. Но не свой. И не чужой. Он звучал так, как будто существовал всегда. Словно я просто наконец повернулся к нему лицом.

– Наконец-то, – сказал Он.

– Ты позволил мне говорить.

Я не знал, как на это реагировать. Я не боялся – я узнавал.

Это был не кто-то внешний. Это был я, но… древнее меня.

– Кто ты? – спросил я, не губами, не мыслью, а сердцем, которое давно искало имя.

– Я – тот, кого ты прятал от всех, но кто вёл тебя во сне.

– Я был в тебе, когда ты молчал. Я шептал, когда ты хотел кричать. Я звал, когда ты шёл туда, куда сам бы не решился идти.

В голове мелькнули кадры – детство, окно, ночь, где я плакал, не понимая почему… и лёгкий теплый импульс тогда, который вдруг становился опорой. Это был он. Он всегда был рядом со мной, внутри меня.

– Ты не придумал меня. Я не плод твоего воображения. Я… твоя суть.

– Я – тот, кто хранит, когда ты теряешь. Кто помнит, когда ты забываешь. Кто держит тебя на пути, даже если ты идёшь в темноту или пустоту.

Аурон смотрел на меня. Он не вмешивался. Он знал.

– Ты позволил себе услышать, – сказал он. – Значит, теперь ты не один.

Голос во мне стал яснее, но не громче. Он был как огонь в груди, не жгущий, но светящийся.

– Ты звал миры. Я звал тебя.

– Ты искал ответы. Я – искал момент, когда ты сам станешь вопросом.

Я дрожал. От чего-то более глубокого, чем страх или восторг. От узнавания себя – истинного.

– У меня нет имени, – сказал он. – Потому что ты его мне ещё не дал.

– Но я – не вымышленный. Я – тот, кто вёл тебя сквозь сны и тишину.

Мы стояли в саду. Аурон рядом. Сущность внутри меня.

– Переход – это не дорога сквозь пространство. Это обнажение. Раскрытие того, что жило в тебе с первой искры. Не снаружи, а внутри. Не завтра, а всегда.

В тот же миг над нами резко возник купол. Без перехода, без вспышки. Он просто появился – как будто память о нём активировалась внутри самого пространства.

Мы оказались посреди круглого зала, стены которого мерцали звёздной пылью. Над головой – огромный свод неба, густо усыпанный галактиками. Они двигались. Медленно, торжественно. Не потому что кто-то нажал на кнопку, а потому что это было их естественное состояние – вращаться, жить, звать. В центре зала – Аурон. В своей истинной форме. Кварцевая прозрачность. Внутренний свет, пульсирующий, как дыхание планеты.

Его глаза – два вращающихся кольца, в которых отражались фрагменты других жизней: огонь, лица, тени, свет. Но когда он говорил – всё замирало.

– Я привёл тебя сюда, чтобы ты не заблудился, – прозвучало внутри. – Здесь ты можешь видеть всё – не через страх, не через догадки. А через знание.

Я кивнул в ответ, почувствовав себя в тот момент, как в детстве, в первый раз на крыше дома: немного не по себе, немного слишком высоко… но захватывающе.

– Что это? – спросил я.

– Имитация. Космопланетарий. Мы создаём такие структуры, когда знание может разрушить неподготовленный разум. Это не настоящее, но это – точно. Здесь ты увидишь мир, который мы защищаем. И узнаешь, зачем ты его теперь тоже носишь в себе.

Аурон медленно поднял руку и пространство над нами вздрогнуло. Одна за другой начали проявляться планеты, системы, нити. Некоторые горели, как молнии. Некоторые были почти невидимы, словно музыка, которую можно только почувствовать кожей.

– Мы – Гелианты.

Не народ. Не цивилизация в привычном смысле. Мы – те, кто вышли из Оси Света, из живого потока, известного как Ксэл’Риас.

На экране из света возникла планета. Но она не вращалась. Она дышала. От её ядра расходились пульсации, каждая из которых казалась не просто импульсом, а воспоминанием.

– Это Ксэл’Риас, – сказал Аурон. – Наша родина. Она не даёт нам пищу. Она даёт энергию, как мать, что не кормит, а вспоминает твоё имя, даже если ты потерял себя.

– А это… – Я слегка прищурился, чтобы разглядеть. – Селайя?

Аурон замер – как будто услышал имя того, кого чтит.

– Да. Селайя.

Живой свет в центре Ксэл’Риас. Это не реактор. Это – память. Вся история наших существ, каждое решение, каждый взгляд, каждая попытка понять себя – всё складывается в Селайя.

Мы не умираем. Мы возвращаемся – чтобы обновиться, синхронизироваться, вспомнить то, что забыли в мире форм.

Гелиант слегка наклонил голову – возможно, это была улыбка.

– Носитель информации. Но скорее – бесконечно перезаписываемая колыбель разума. Когда мы возвращаемся к Селайе – мы не просто «подзаряжаемся». Мы сливаемся с собой, настоящими. И становимся целыми.

– А если не возвращаться? – спросил я. – Если уйти слишком далеко?

– Тогда ты рискуешь потерять связь.

Некоторые забывают, кто они. Забывают про Селайя. Но даже тогда она ждёт. Свет не гаснет только потому, что кто-то отвернулся. Она – вечна. Но…

Он сделал паузу.

– Есть тот, кто старше самой Селайя. Тот, кто влияет даже на неё.

Подняв глаза я сразу заметил, что в зале стало тише.

Даже звёзды, казалось, замерли.

– Его зовут… Зур.

– Зур… – повторил я, чувствуя, как звук пронзает меня изнутри. Слово будто обтекало кости.

– Мы называем его так.

Но на языке света… его имя звучит девятью кругами гравитации и одной мыслью, которую невозможно забыть, но невозможно и сказать.

– Кто он? – прошептал я.

– Центр. Баланс. Глубинный Разум. Гигантский осьминог. Кракен.

Он древнее времени. Его щупальца – не просто плоть. Это – каналы, по которым течёт вся информация мира. Каждый Гелиант должен хотя бы раз вернуться к нему. Не чтобы доложить. А чтобы быть узнанным. Чтобы быть увиденным. Иначе ты – тень. Отражение света.

На проекции появилось нечто огромное. Оно не двигалось – мир двигался вокруг него.

Медленные волны, как дыхание спящего океана. И в центре – глаза? Нет. Не орган. Присутствие. Нечто, от чего отказывались все описания. Даже сам воздух в зале казался сжатым, когда я смотрел туда.

– Он управляет? – спросил я вслух.

– Не совсем, – ответил Аурон. – Он держит. Мир – как карусель. Без оси она развалится. Зур – не правитель. Он – опора.

Я смотрел, не отрываясь.

– А ты? Возвращался к нему?

Аурон замолчал на миг. В его голосе возникла странная печаль.

– Нет.

Я и ещё несколько… мы не возвращаемся. Пока. У нас другая задача. Смотреть за теми, кто впервые идёт по этому пути. Обучать. Помогать помнить.

Нам нельзя возвращаться, пока не завершено то, что началось.

– А я?

Аурон посмотрел на меня – глубоко, не глазами, а всем собой.

– Ты – начальная точка.

Ты не Гелиант, но уже не только человек. Ты можешь пройти дальше, чем другие. Но только если вспомнишь, зачем.

Последнее слово эхом разлетелось по куполу и звёзды чуть дрогнули.

– А если я однажды приближусь к Зуру? – спросил я.

– Ни одна форма не выдержит прямого контакта с ним.

Я стоял, затаив дыхание. Слова Аурона ещё звучали внутри, как ноты после концерта.

После недолгой паузы, я прошептал:

– А Зур… он видит нас сейчас?

Аурон не ответил сразу.

Только, проходя мимо, сказал:

– Если ты думаешь о нём – он уже рядом. Зур не приходит.

Он просыпается – внутри тех, кто готов быть замеченным.

– Что за цифры показывает мой прибор? – спрашиваю я.

– Цифры. Они как будто дышат.

Аурон чуть склоняет голову. Или пространство за его спиной начинает искриться – как-то в знак внимания.

– Прибор ещё не завершён, – говорит он. – Ты собрал его частями. Одну – во сне. Другую – из памяти. Остальное приносит намерение.

– И всё же… что он показывает?

– Узнаваемость, – отвечает он спокойно. Но это слово звучит здесь иначе. Оно не про славу. Не про известность. Скорее про что-то древнее, как пепел от первого костра.

– Узнаваемость… – повторяю, словно пробую на вкус.

Аурон не говорит – показывает. Вокруг вспыхивают образы. Люди, существа, формы, лица, которых я не знаю… но они вдруг оборачиваются. Смотрят. Не на кого-то, не мимо. А на меня. И в этом взгляде – не удивление. В нём – узнавание. Как будто я уже был частью их мифов. Как будто моё существование – подтверждение их смысла.

– В этом мире, – продолжает Аурон, – узнаваемость – редкость. Она не даётся при рождении. Её нельзя купить или наследовать. Её можно только вырастить.

Он делает паузу.

– Здесь узнаваемость – это свидетельство. Что ты есть. Что ты остаёшься собой, даже проходя сквозь сны, тела, пространства и забвение.

– А зачем это нужно? – спрашиваю я. – Кому важно, чтобы я был узнаваем?

– Тому, кто ждёт тебя за Переходом, – отвечает Аурон. – Без узнаваемости ты не пройдёшь. Ты просто растворишься в чужом. Станешь фоном, не фигурой. Шумом, не голосом.

– Правильно ли я понимаю, – говорю я, чуть выдыхая, будто задавая не вопрос, а пароль, – что за переходом… ждёт Зур?

Аурон не обернулся сразу. Его истинная форма – переливчатая, как кварц, пронизанная струящимся светом – казалась спокойной, но внутри неё всё было в движении. Как звезда, которая делает вид, что спит.

– Зависит от того, кто спрашивает, – ответил он наконец. Голос звучал не из вне, а внутри, вибрацией в костях, как правда, которую не хочешь слышать.

– Я не ищу мистики, – перебил я. – Я ищу уязвимости. Так что давай без тумана. Ты сказал – переход, ты сказал – страж. А теперь говори, кто такой Зур. И что он будет делать, если я всё же перейду.

– Ты ищешь подвох, – прозвучало почти как утверждение.

– Я всегда его ищу, – сказал я. – Потому что он всегда есть.

Короткая пауза. И в ней – почти уважение. Или подтверждение.

– Тогда слушай. Зур – это слияние сил, которые никто больше не удерживает. Он не стережёт. Он отзеркаливает. Каждый, кто пройдёт, увидит в нём то, что сам породил. Желание, от которого не смог отказаться. Власть, которой поддался. Или правду, от которой сбежал.

Я нахмурился.

– То есть монстр по вызову?

– Скорее – отражение без искажений. Люди боятся не чудовищ. Люди боятся видеть себя обнажёнными. Без смысла. Без оправдания.

– А если я не испугаюсь? – спросил я.

– Тогда он станет тенью, – ответил Аурон. – И будет ждать. Пока ты не оступишься.

– Давай, – сказал я, чувствуя, что всё до этого было лишь вступлением. – Кто такой Зур. Без метафор. Без поэзии.

Аурон замер. Его кристаллическое тело чуть подсветилось изнутри – как будто в его памяти промелькнуло нечто, чего лучше бы не вспоминать.

– Хорошо. Слушай. – Зур, не враг и не отражение. Он – механизм. Система поглощения. Он раскинул свои щупальца через множество солнечных систем, через планеты, которые даже не знают, что они под ним. Он не требует подчинения – он просто выкачивает. Всё.

Энергию, ресурсы, память, веру. Даже страх. Особенно страх.

Он превращает страх в топливо.

– Как? – выдохнул я.

– Через трансформацию. Через каналы, которых не видно обычным взглядом. Ты боишься и часть твоей энергии уже уходит.

Ты молишься и он получает ещё больше. Он строит сеть. Каналы между мирами. Через культы, импланты, заражённые технологии. Цивилизации думают, что растут, развиваются, изобретают… Но всё, что они создают – встроено в Сеть.

– Зур управляет Сетью?

– Да. Сеть перераспределения энергии. Представь себе невидимые каналы, шириной с экватор, которые проходят сквозь измерения. По ним течёт всё, что можно выжать из жизни. Эмоции. Мысли. Биохимия. Память.

– Ты хочешь сказать, что он… пожирает галактики?

– Нет. Он их перерабатывает. Как муравейник перерабатывает лес.

Я замолчал. Потому что понял: это не зло. Это даже не разум в привычном смысле.

Это программа. Гигантский, многомерный сборщик.

– И как его остановить?

Аурон посмотрел на меня впервые не как наставник, а как тот, кто тоже ищет ответы.

– Если бы я знал… меня бы уже не было здесь.

Я не знаю, как я проснулся. Быть может, это вообще не было пробуждением. Я просто… оказался здесь. В теле. На кровати. Среди дневного света, который казался слишком тусклым, будто кто-то убавил яркость реальности до минимума. Я ещё не научился контролировать выход из Иного мира. Того, который, как теперь понимаю, настоящий. Настоящий настолько, что эта квартира, стены, обои с выцветшими узорами – кажутся лишь дешёвой копией чего-то великого. Липкой плёнкой, натянутой поверх истины.

Прибор молчал, но экран уже не был пуст.

Единица. Та же цифра. Не изменилась. И не исчезла. Значит, я не потерял связь. Я всё ещё на Переходе. Я всё ещё… в игре? Нет. Это не игра. Это отсчёт. Я чувствовал внутри, что-то должно измениться. Но пока – только я. Или наоборот: всё, кроме меня. Я встал. Тело будто отозвалось с задержкой. Ноги – не мои, а как будто выданные на время. Каждое движение требовало усилия, как будто я возвращался не из сна, а с другой планеты, где притяжение мягче, чем здесь. Или не существовало вовсе.

Вода в душевой кабинке была почти ледяной. Но я не крутил кран – мне нужно было это. Шок. Чтобы вспомнить, где я. Капли стекали по коже, но не касались сути. Они лишь смывали видимость. Я стоял, закрыв глаза и в потоке воды слышал шум Иного мира. Где не было тел, только свет и структура. Где каждый импульс мысли создавал пространство.

Пахло мылом. Лимоном. Холодной керамикой. Обычный запах. Привычный.

Я вытерся и пошёл на кухню. По пути взглянул на прибор. Он не изменился. Но я чувствовал: он наблюдает. Фиксирует.

Поставил чайник. Вытащил хлеб, разбил яйца. Масло в сковородке зашипело – как будто возразило: «Опять ты. Опять этот завтрак».

Я смотрел, как белок сворачивается, как два желтка дрожат в центре, будто глаза всевидящего. Или Зура? Почему-то он всплыл первым. Планета. Существо. Бог? Враг? Я чувствовал, что имя это не случайно. Зур. Гелианты. И Аурон.

А вот он – вопрос. Первый. Самый главный. Связан ли тот мир с нашим космосом? Я не знал, откуда во мне такая уверенность, возможно сущность внутри меня подсказывает, но ответ вспыхнул, как вспоминаемое имя: Да. Напрямую.

То, что я видел, что чувствовал – не абстракция. Не метафора. Не выдумка разума, выскользнувшего за грань. Это реальность. Только иная по структуре. Она существует внутри нас, но в то же время тянется вовне. Через сны. Через Переход. К другим мирам. К Ксэл’Риас. К узлам Света. К планетам, о которых нет ни одной строки в телескопических базах. И туда не попасть ни кораблём, ни ракетой. Только – сном.

И даже не сном. Растворением. До чего? До какой глубины? До молекулы? До капли сознания? Или, быть может, до той самой точки – истинной, невыразимой, где нет ни формы, ни имени. Только намерение. Только «есть я», разжимающееся до бесконечности.

Поджарил хлеб. Намазал маслом. Включил радио и выключил сразу же. Голоса казались фальшивыми, как будто люди на том конце сами не верят, что живут. Съел яичницу. Не почувствовал вкуса. Не потому что она была плохой. А потому что где-то глубоко внутри меня, всё ещё звучала та тишина, в которой всё понятно без слов. Я ощущал, будто организм получает пищу, а сознание в это время смотрит на звёзды, ловит вибрации далёких планет, вслушивается в дыхание Вселенной. Этот мир связан с космосом. Связан физически. Через радиоволны и фотоны.

И через… нас. Через людей, способных помнить, видеть, растворяться. Я один из них. Сегодня будет новый день. Но прежде я должен собрать себя. Чтобы снова раствориться, нужно быть максимально уставшим, не засыпать ближайшие сутки и постараться как можно больше узнать про Зура.

Я вышел на балкон. Солнце било по глазам. Город гудел, как всегда. Всё будто на своем месте. И в то же время, всё уже другое.

Решился написать Мэри сообщение. Не дожидаясь когда первые эмоции осядут, но останется та самая дрожь внутри, будто что-то ещё не случилось.

Привет. Всё ещё думаю о нашей встрече. Было что-то настоящее – в словах, в паузах, в том, как ты смотрела. Если ты не против, может, увидимся ближе к вечеру? Погуляем. Или просто поговорим о снах. Нажал «отправить». Убрал телефон в карман и пошёл заваривать чай, стараясь не смотреть на экран, как будто от этого ожидание станет тише. Не стало. Но и не тревожило – просто присутствовало.

Ответа не было. Ни через полчаса, ни через час. Я проверил телефон, будто невзначай, затем снова отложил. В голове уже начали появляться привычные оправдания – «может, занята», «может, не увидела», «может, не хочет даже вспоминать», но они не жили во мне – лишь касались и растворялись. Я позволил им быть, но не дал им корней.

Прошёл по комнате, вновь поставил чайник, открыл окно. Город за ним жил свою жизнь: прохожие, машины, кто-то кричит по телефону, кто-то ругается у киоска.

Телефон молчал. И в этом молчании было что-то важное.

Не отказ. Не согласие. Просто пауза. Ожидание. Я присел у окна, глядя на улицу. И сказал вслух, сам себе:

– Иногда сны приходят не по расписанию. И улыбнулся. Потому что это было честно.

Мэри перезвонила неожиданно, как только я отпустил все мысли о ней.

– Прости, что ответила только сейчас. Смогу только к шести. Устроит?

– Вполне, – сказал я, стараясь не выдать дрожь в голосе.

– Знаешь кафе «День и ночь» в центре?

– Да, знаю, – ответила коротко Мэри.

– Отлично, жду тебя там в шесть.

Три часа – целая жизнь.

Я вышел, не надевая куртку. День был тёплым, ветер – сонным, тихим.

В кармане – телефон, в голове – шум. Я пошёл в парк, почти наугад,

словно кто-то внутри сказал: «Пока не поздно, поброди. Побудь наедине с самим собой».

Тени деревьев вытянулись в длинные пальцы. Дети визжали у фонтана, собаки путались под ногами. А я просто шёл. Мимо знакомых скамеек и деревьев. Всё казалось не совсем реальным. Вновь появилось ощущение, что люди просто отыгрывают свои роли, как актёры в кино или театре.

Профессор

Гуляя по парку под звуки пения различных птиц, я узнал только дрозда. Светло-голубое небо перевелось оттенками в своей ясности, облаков совсем не было видно. Я искал тишину, тот тихий уголок, где никто не будет меня отвлекать от мыслей.