Павел Сергеевич Терёшин
Император 2.0
Боль.
Боль. Она впивалась в череп, пульсируя глухими ударами, словно молот палача. Он открыл глаза, но мир перед ним был размытым, мутным, как зеркало, покрытое испариной. Свет бил прямо в лицо, резал глаза. Где он? Что это за место?
Он попытался пошевелиться, но тело не слушалось. Руки были тяжёлыми, будто свинцовые, а в груди холодело от странного, липкого чувства – чуждости. Не только место было незнакомым… Сам он был чужим.
Шорох. Голоса.
– Очнулся. Быстро зови врача.
Женский голос. Современный, быстрый, отрывистый. Кто она? Что за наречие? Слова простые, но в интонации было что-то, чего он не мог разобрать.
Очнулся? Он?
Он с трудом вдохнул и попытался заговорить, но пересохшее горло выдало лишь хрип. Тогда он попробовал вспомнить. Последнее, что он помнил…
Михайловский замок.
Ночь.
Рывок. Руки, хватающие его за ворот. Запах пота и вина. Удары. Хруст костей.
И боль. Он умер. Но тогда… что это?
Он снова открыл глаза и увидел перед собой отражение в стеклянной панели. Бледное лицо, покрытое повязками. Чужие черты. Не его.
Он не знал, кто он теперь. Но он знал одно. Его звали Павел.
Павел Первый.
Он закрыл глаза, сосредоточился, пробежался по телу.
Пальцы – есть, но какие-то длинные, худые. Грудь – поднимается в такт дыханию, но слабее, чем раньше. Кости… другие. Это не его тело.
Резкий звук. Дверь открылась.
– Доброе утро, – голос врача был ровным, но в нём слышалась лёгкая настороженность. – Как вы себя чувствуете?
Он не ответил.
Как он себя чувствует?
Как человек, которого убили.
Как император, который проснулся в мире, где его имя – лишь пара строк в учебнике.
Врач подошёл ближе, внимательно глядя ему в глаза. Молодой, коротко стриженный, в белом халате. За ним в дверях маячила женщина в форме медсестры.
– Вы помните, как вас зовут?
Вопрос резанул по нервам.
Помнит ли он?..
– Павел, – выдохнул он, ощущая, как имя обретает вес.
Врач кивнул, делая пометку в планшете.
– Хорошо. А фамилию?
Он сглотнул. Губы чуть дрогнули.
И вот теперь перед ним первый выбор.
Он сжал кулаки под тонким больничным одеялом. Врач ждал.
Фамилию.
Если он скажет: Романов, его примут за сумасшедшего. Если солжёт, это станет первой ложью в новом мире.
Он отвернулся к окну. За стеклом – странный серый город, высокий, без куполов, без шпилей, без дворцовых фасадов. Только стекло, бетон и тонкие металлические конструкции.
– Я… не помню, – сказал он наконец.
Врач взглянул на него внимательнее.
– Потеря памяти после травмы – не редкость. Ничего страшного. Вас нашли без документов, но, возможно, со временем всё восстановится.
Павел сжал зубы. У него нет времени на "восстановится". Он должен выяснить, что произошло в ту ночь.
И главное – почему он здесь?
Он молчал. Врач что-то говорил, медсестра суетилась с аппаратами, но все это было фоном. Главное сейчас – слушать себя. Разобраться в том, что не так.
Его пальцы – тонкие, но жилистые. Не те руки, что он помнил. Вены на запястьях – видны, кожа бледная, но без привычных мозолей от
клинка. Он провел языком по зубам – непривычно ровные, без зазубрин и следов от застарелых травм.
Взгляд скользнул по комнате. Странные, незнакомые вещи. Аппараты, что моргают светом, но без ламп. Тонкая коробка, похожая на зеркало, но в нем не было отражения. Даже воздух другой – без привычного запаха свечей, пудры, масла, железа.
– Скажите, вас кто-то ждет? – спросил врач, снова смотря на него с легкой улыбкой.
Павел едва не рассмеялся. Кто его ждет? Двести лет спустя?
Он сжал челюсти. Голова гудела. Он должен думать.
– Какой сейчас год? – спросил он наконец.
Медсестра переглянулась с врачом, тот кивнул.
– Две тысячи двадцать шестой.
Холодок пробежал по позвоночнику. Он надеялся услышать что угодно. Но не это. Не целую бездну времени, отделяющую его от той ночи, когда его задушили собственным шарфом.
Он не знает, зачем он здесь. Не знает, кто он теперь. Но знает одно – он найдет ответ.
– Две тысячи… – он повторил одними губами.
Медсестра уже записывала что-то в карту, врач продолжал говорить, но слова стали гулом, бессмысленным шумом. Две тысячи двадцать шестой. Больше трёх веков. Он умер в Михайловском замке – и вот он здесь. В чужом теле. В чужом времени.
Он глубоко вдохнул, стараясь взять себя в руки. Мысли метались, выстраивая хаотичные цепочки. Как? Почему? Чья игра? Заговор? Новый заговор? Но против кого?
– Я хочу встать, – резко сказал он.
Врач нахмурился.
– Пока рано. Вам нужен покой, восстановление… Он сжал кулаки.
– Я сказал, я хочу встать.
Одеяло слетело на пол, он резко сел – и мир взорвался болью. Голова гудела, будто по ней ударили палицей, мышцы пронзила острая слабость. Грудь сжало, воздуха не хватало. Тело было живым, но оно не слушалось его.
Руки медсестры легли ему на плечи, мягко, но настойчиво укладывая обратно.
– Вам нельзя вставать, правда. Дайте организму время.
Он замер, глядя на неё. Девушка молодая, волосы убраны под шапочку. Лицо уставшее, но внимательное.
– Как меня зовут?
Она удивилась.
– Вы правда не помните?
– Скажи мне.
Медсестра быстро взглянула на врача, тот кивнул.
– Вас зовут…
Дверь в палату внезапно распахнулась.
– Простите, но мне нужно срочно с ним поговорить, – сказал новый голос.
Павел перевёл взгляд.
На пороге стоял человек, которого он никогда раньше не видел. Но тот знал его.
В этом Павел был уверен.
Павел перевёл взгляд на вошедшего. Мужчина был в странном одеянии – не кафтан, не мундир, но явно не простолюдин. Взгляд прямой, уверенный, но слишком свободный для слуги.
– Кто ты таков? – голос Павла прозвучал резко.
Врач и медсестра одновременно нахмурились, а вошедший мужчина на секунду замер, будто услышав нечто неожиданное.
– Меня зовут… – он назвал имя, но Павел едва его воспринял. Зато заметил, как тот внимательно его изучает.
– Мне ведомо, что ты хочешь со мной говорить, но не пристало ли сперва представиться, коли в палату чужую входишь? – Павел выдержал его взгляд, будто проверяя.
Медсестра удивлённо моргнула. Врач поднял брови.
– Кажется, у пациента не только амнезия, но и… некоторые расстройства речи, – тихо сказал он.
Павел внутренне напрягся.
"Проклятье. Нужно быть осторожнее".
– Извините… – он прочистил горло. – Голова… путает слова. Я… долго спал.
Врач кивнул, но подозрительность осталась.
– Вот именно поэтому вам нельзя вставать. Вам нужно время…
– Я в порядке, – твёрдо перебил Павел, вновь переводя взгляд на незнакомца. – Если есть дело – говори.
Тот прищурился, будто решая что-то про себя.
– Тогда оставьте нас, – сказал он врачу.
– Но…
– Прошу. Это важно.
Пауза. Затем врач устало кивнул медсестре.
– Ладно. Пять минут. Но если что – зову охрану.
Когда дверь за ними закрылась, Павел медленно выдохнул.
– Ну? – холодно спросил он. – Кто ты и что знаешь?
Незнакомец подошёл ближе, не сводя с него глаз.
– Прежде чем я отвечу… – он на мгновение замолчал, будто выбирая слова. – Вы действительно не помните, кто вы?
Павел почувствовал, как внутри всё сжалось. Ложь? Проверка?
Он чуть наклонил голову, как делал всегда, когда присматривался к собеседнику.
– Я помню многое, – осторожно ответил он. – Но не знаю, что от меня хотят.
– Значит, не всё так плохо, – мужчина кивнул и усмехнулся.
Павел не отвел взгляда. Он уже понял, что этот человек знает больше, чем говорит.
– Отвечай прямо, – твёрдо сказал он. – Кто ты и что тебе ведомо?
Незнакомец подошёл к окну, мельком взглянул на улицу и снова повернулся к нему.
– Я… скажем так, человек, который давно тебя ищет.
Павел прищурился.
– Давно?
– Достаточно, чтобы знать, что твоё появление здесь – это сенсация.
"Сенсация?" Слово было ему знакомо, но звучало странно. Он чуть склонил голову.
– Продолжай.
– Но сначала… – незнакомец подошёл ближе и тихо спросил: – Какой сейчас год, по-твоему?
Павел не отреагировал сразу.
– Это проверка?
– Просто хочу знать, что ты сам помнишь.
Он мог бы солгать. Но что-то подсказывало – этот человек не поверит.
– Одна тысяча восемьсот первый, – сказал он медленно, внимательно следя за выражением его лица.
Незнакомец замер, а затем выдохнул, будто подтвердил для себя что-то важное.
– Значит, правда…
Павел почувствовал, как внутри всё напряглось.
– О чём ты говоришь?
Мужчина посмотрел прямо в глаза.
– О том, что ты, судя по всему, действительно Павел Петрович.
Тишина в палате стала осязаемой.
Павел не отвёл взгляда.
–Что ты сказал?
Виктор Лазарев медленно выдохнул, словно окончательно убедился в своей догадке.
– Я сказал, что если ты назвал 1801 год, значит, ты действительно Павел Петрович… Император Российской Империи.
Он произнёс это почти шёпотом, но слова прозвучали, как удар молота.
Павел не пошевелился, но внутри всё застыло.
Этот человек знал.
Но как?
– Кто ты? – голос его был холоден, почти бесстрастен.
– Виктор Лазарев. Профессор нейронаук.
– Нейро…
– Ты… не в своём времени, – Лазарев выдержал паузу. – Сейчас 2026 год.
Павел не ответил. Лишь моргнул.
Секунда. Другая.
Потом тихий смешок.
– Ты… шутишь.
Лазарев покачал головой.
– Боюсь, что нет.
Павел хотел сказать что-то ещё, но внезапно понял: в этом человеке нет сомнений. Он не пытался его запутать. Не проверял. Он просто сообщил факт.
И тогда в первый раз с момента пробуждения Павел почувствовал подлинный страх.
Павел почувствовал, как его дыхание стало медленнее, тяжелее.
– Ты хочешь сказать… – он сжал кулаки. – Что всё это…
– Было 325 лет назад, – спокойно подтвердил Лазарев.
Павел замер. В висках застучала кровь.
Нет.
Этого не может быть.
Он закрыл глаза. Но вместо темноты увидел лица.
Пален. Беннигсен. Зубовы.
Они стояли в его опочивальне, пьяные, разгорячённые.
«Ты подписал свой приговор, Павел!» Чей это был голос?
Руки, схватившие его за плечи. Удар.
Вспышка боли.
Шаг назад.
Ещё один.
Оглушающий звон в ушах.
Воздуха нет.
Падает.
Падает.
Чёрт… – Павел резко выдохнул и открыл глаза.
Он сидел на кровати, сжимая простыню так, что побелели костяшки пальцев.
Перед ним стоял Лазарев, не отводя взгляда.
– Ты помнишь, – тихо сказал он.
Павел не сразу ответил.
А потом…
– Они убили меня, – его голос был ровным, но в нём звенело что-то, от чего даже Лазарев слегка напрягся.
– Да.
– Все.
– Да.
– Мой собственный сын.
Лазарев задержал дыхание.
– История говорит, что Александр не знал…
– История?! – Павел резко посмотрел на него. В его глазах вспыхнуло что-то опасное.
Лазарев замолчал.
Павел выдохнул.
– Значит, история говорит, что он не знал… – он медленно провёл рукой по лицу. – Ну что ж. Проверим.
Павел поднял взгляд.
– Скажи мне, профессор, что ещё говорит ваша история?
Лазарев медлил.
– Что ты был… – он осторожно подбирал слова. – Тираничным правителем. Что твои реформы вызвали недовольство. Что ты подозревал заговоры повсюду… и был прав.
Павел усмехнулся.
– Заговор был, значит?
– Да.
– А кто его организовал?
– Пётр Пален, Леонтий Беннигсен, братья Зубовы… Павел закрыл глаза.
– Значит, всё так и осталось.
Он вспомнил тот вечер.
Как Пален уверял его в верности. Как Беннигсен клялся в преданности. Как Александр…
Павел стиснул зубы.
– И что говорит ваша история о моём сыне?
Лазарев напрягся.
– Она говорит… что он не знал.
Тишина.
А потом – тихий смех.
– Не знал… – Павел медленно встал с кровати. – Не знал… Он посмотрел на Лазарева.
Значит, я умер. И через три века очнулся. Чтобы узнать, что моего убийцу оправдали.
Лазарев молчал.
Павел шагнул ближе.
– Ты понимаешь, что это значит, профессор?
Лазарев сглотнул.
Павел улыбнулся, но в этой улыбке не было тепла.
– Это значит, что я должен узнать правду.
Он посмотрел в окно.
Современный мир гудел за стеклом.
– Все тайны. Все ответы. Все лица, что скрывались в тени.
Он снова посмотрел на Лазарева.
– Мне нужен список. Все, кто был причастен. Их семьи. Их потомки.
Лазарев чуть заметно нахмурился.
– Ты хочешь…?
– Я хочу знать. Всё.
Павел поднял брови.
– Разве не этого требует ваша наука, профессор? Истина?
Лазарев смотрел на него несколько секунд.
Потом медленно кивнул.
– Хорошо.
Павел медленно прошёлся по комнате, разминая пальцы, чувствуя, как в груди снова загорается тот огонь, который, казалось, давно угас. Он вспомнил… Всё. Каждую деталь.
Профессор, ты хоть понимаешь, с кем имеешь честь разговаривать?
– его голос стал тише, но в нём звучала неприкрытая сталь.
Лазарев открыл рот, но Павел не дал ему слова вставить.
– Я – Император Всероссийский. Государь и Самодержец. Я правил страной, когда тебя и твоих учёных в помине не было. Когда ваши технологии были немыслимы. И я требую объяснений, – он резко повернулся. – Где список? Где имена? Где доказательства их подлости?!
Лазарев моргнул, но затем кивнул и быстро достал планшет. Пальцы пробежались по экрану, и вскоре он заговорил:
– Основными заговорщиками, как известно, были Пётр Пален,
Леонтий Беннигсен, Никита Панин, братья Зубовы…
– Пален, – Павел резко остановился. – Этот гнида. Сладкоречивый, хитрый. Умел улыбаться, клясться в верности… а потом вонзить нож в спину.
Лазарев кивнул.
– Он был главным организатором. По официальной версии, он хотел заставить тебя подписать отречение… Павел горько усмехнулся.
– Отречение? Ложь! Никто не собирался оставлять меня в живых.
Он снова зашагал по комнате.
– Дальше.
– Беннигсен, – Лазарев взглянул на него. – Он руководил нападением в ту ночь. Он был первым, кто вошёл в твою опочивальню.
– Ганноверец. Английский ставленник, – Павел нахмурился. —
Значит, британцы были в этом замешаны…
– Есть теория, что английский посол Уитворт поддерживал заговор. Он имел связи с Ольгой Жеребцовой…
Жеребцова… – Павел сжал челюсти. – Сестра Зубовых. Эти ублюдки.
– Да. Платон Зубов был фаворитом Екатерины, а после её смерти его влияние упало. Он жаждал мести.
– А его брат?
– Николай Зубов. Был одним из тех, кто наносил удары.
Павел резко обернулся.
– Значит, он держал в руках орудие убийства?
Лазарев медленно кивнул.
Павел выдохнул и снова сел на кровать, потирая висок.
– И мой сын…
Лазарев замялся.
– Историки считают, что Александр не знал о том, что его отец будет убит.
Павел усмехнулся, но в его взгляде не было веселья.
– Да? И в это верят?
Лазарев вздохнул.
– Он всю жизнь мучился чувством вины.
Павел посмотрел на него.
– Вина… – он медленно покачал головой. – Разве это меняет что-то?
Лазарев промолчал.
Павел резко поднялся.
– Где они теперь?
– Простите?
Их потомки, профессор. Где они?
Лазарев напрягся.
– Ты… хочешь их найти?
Павел посмотрел на него так, что профессор почувствовал холодок по спине.
– Я должен знать, – тихо сказал Император. – Должен увидеть, во что вылилась их подлость. Их кровь.
Лазарев сглотнул. – Я могу узнать… —
Узнай.
Павел отвернулся к окну.
Ночь сгущалась за стеклом. Современный город сиял огнями, полными тайн.
Но главная тайна ждала его впереди.
– Узнай всё, профессор, – прошептал он. – Я не намерен оставлять этот мир без ответов.
Павел на мгновение закрыл глаза, сдерживая бурю эмоций. Всё внутри него кипело, но он не мог позволить себе терять самообладание. Открывая глаза, он холодно посмотрел на Лазарева.
– Профессор, кажется, вы забываетесь.
Лазарев напрягся.
– Простите?
– Ваш тон, – Павел слегка склонил голову. – Я не потерял память, не стал другим человеком. Я всё тот же Император. И пусть теперь мне придётся подстраиваться под этот мир, пусть я вынужден соблюдать осторожность, но одно остаётся неизменным – я требую должного уважения.
Лазарев молча кивнул.
– В приватных беседах вы можете обращаться ко мне «Ваше Величество» или «Государь». Но публично… Вынужден допустить, что времена изменились. Так что «Павел Петрович» будет приемлемым компромиссом.
Лазарев сглотнул.
– Я понял.
– Прекрасно, – Павел прищурился. – Теперь ответьте мне.
Он шагнул ближе, его голос зазвучал низко и угрожающе.
– Что стало с моей империей?
Лазарев глубоко вздохнул.
– Россия… – он помедлил. – Она больше не империя.
Павел медленно выпрямился, на лице его не дрогнул ни один мускул.
– Разъясните.
– Империя пала в 1917 году, во время революции. Династия Романовых была свергнута, Николай II отрёкся от престола.
Павел нахмурился.
– Николай II?
– Последний российский император. Ваш потомок.
Павел молча смотрел на него.
– Его убили, – Лазарев сжал пальцы в кулак. – Его семью тоже.
Повисла тишина.
Павел шагнул к окну, вглядываясь в огни города.
Кто?
– Большевики.
– Кто? И что теперь?
– Теперь Россия – республика. Её возглавляет президент.
– Президент… – Павел процедил слово, словно пробуя его на вкус. – Какой он по счёту?
– Двадцатый.
Павел чуть качнул головой.
– Двести лет… И всё разрушено.
– Не всё, – осторожно сказал Лазарев. – Россия по-прежнему великая страна. Она прошла через многое: войны, кризисы, перемены. Но она существует.
Павел медленно повернулся к нему.
– И она всё ещё принадлежит Романовым?
Лазарев отвёл взгляд.
– Нет.
Император усмехнулся, но в его глазах не было веселья.
– Значит, настало время узнать, кто стоит во главе моего народа… И понять, какую роль я должен сыграть в этом новом мире.
Павел стоял у окна, его силуэт был чётким на фоне света города. Он смотрел вниз, на проносящиеся машины, на неоновые вывески, на суету улиц, но не понимал. Это не был его мир.
Он повернулся к Лазареву.
– Большевики, говорите?
–
– Да.
– Что это?
Лазарев провёл ладонью по лицу, понимая, что предстоит долгий разговор.
Большевики – это радикальная политическая группа. Они верили, что власть должна принадлежать рабочему классу, что нужно свергнуть царей, аристократов, дворян…
– И кто же они такие, чтобы решать судьбу Империи? – Павел сжал руки в кулаки.
– Их лидером был Владимир Ленин, – осторожно продолжил Лазарев. – Он создал новую идеологию – коммунизм. Согласно её принципам, все люди должны быть равны, не должно быть монархии, богатства, а власть должна принадлежать народу.
Павел усмехнулся.
– Очередные мечтатели. Всякий, кто утверждает, что все люди равны, либо лжец, либо глупец. Мир не может быть построен на равенстве. Он строится на порядке.
Лазарев пожал плечами.
– Возможно. Но большевики не просто говорили. Они действовали. В 1917 году произошла революция. Николая II свергли, династия Романовых пала.
– Революция… – Павел помолчал. – Меня хотели свергнуть, и вот спустя более чем столетие мой потомок разделил мою судьбу. Случайность?
– История любит повторяться, – тихо сказал Лазарев.
Павел кивнул, обдумывая услышанное.
– И что стало с этим вашим Лениным?
Он умер в 1924 году.
– Так быстро?
– Болезнь. Но после него страной правил другой человек – Иосиф Сталин.
– Немец?
– Грузин.
Павел недоумённо поднял брови.
– Грузин? Во главе России?
– Тогда это уже называлось не Россия, а Советский Союз.
Павел вздохнул и сел в кресло.
– Профессор, вам предстоит разъяснить мне очень многое. Я слушаю.
Лазарев сел напротив.
– Хорошо. Начнём с главного. С того, как этот мир стал таким, каким вы его видите сейчас…
Лазарев сделал глубокий вдох.
– Ну что ж, начнём. После революции Россия изменилась. Советский Союз стал огромной страной, с новыми законами, идеологией, а главное – с железной властью.
– Железной? – Павел прищурился. – Надеюсь, не в буквальном смысле?
– Почти, – усмехнулся Лазарев. – Сталин правил жёстко, многих противников режима уничтожили. Страна развивалась, но ценой огромных жертв.
–
– Опять кровь. Опять предательства. История не меняется, – Павел покачал головой. – Но что дальше?
– После Сталина были другие правители, но ключевым моментом стала Вторая мировая война.
– Вторая? – Император резко выпрямился. – Значит, была и первая?
– Да.
– Ладно, к чёрту хронологию, – махнул рукой Павел. – Вы уж простите, профессор, но я едва привык к мысли, что минуло три столетия, а вы уже сыплете войнами, революциями и какими-то грузинами во главе Российской Империи.
Лазарев усмехнулся.
Держитесь, ваше величество, дальше будет ещё интереснее.
– Надеюсь, не настолько, чтобы меня хватил удар.
– В наше время болезни хорошо лечат.
– О, хоть какое-то достижение! – Павел откинулся в кресле. – Ладно, продолжайте.
Лазарев улыбнулся.
– После Второй мировой Советский Союз и Америка стали главными мировыми силами. Это привело к Холодной войне.
– Опять война?
– Эта была без боевых действий. В основном гонка вооружений, шпионаж, идеологическая борьба.
– Ясно. Противостояние.
– Именно. И это продолжалось до 1991 года, когда Советский Союз распался.
Павел недоумённо поднял брови.
– Распался?
– Да.
– Просто… взял и распался?
– Ну, не так буквально, но да.
Император покачал головой.
– Выходит, всё это строительство нового мира, революции, войны – и в итоге всё развалилось?
– Именно.
Павел на мгновение задумался, потом хмыкнул.
Так, может, стоило оставить меня на троне? Глядишь, и без таких потрясений обошлось бы.
Лазарев рассмеялся.
– Возможно, ваше величество. Возможно.
Павел вздохнул.
– Ладно, теперь расскажите мне, что у вас тут ещё новенького. Вижу, свечей не жгут, но улицы освещены, карет нет, но всё движется…
– О, ваше величество, добро пожаловать в век технологий! – улыбнулся Лазарев. – Тут вас ждёт много сюрпризов.
Лазарев достал из сумки чёрную прямоугольную пластину и положил перед Павлом.
– Ваше величество, знакомьтесь. Это планшет.
Павел нахмурился, покосился на предмет, потом осторожно дотронулся до гладкой поверхности.
– Что это за… штуковина?
– Устройство для работы с информацией.
– Вижу, что не серебро и не золото. И даже не драгоценные камни. Олово?
Лазарев усмехнулся.
– Нет, пластик, стекло и сложные микросхемы.
– Ох, уж эти ваши… «микросхемы». Ладно. Что с ним делать?
Лазарев нажал кнопку, и экран ожил. Павел резко отдёрнул руку.
– Черт побери! Оно светится!
Конечно. Это экран. На нём можно читать, писать, смотреть изображения и даже слушать музыку.
– Магия?
Технология.
Павел нахмурился, потом осторожно потянулся и коснулся пальцем экрана. Картинка сменилась. Он резко отдёрнул руку снова.
– Как?!
Лазарев улыбнулся.
– Чувствительный экран. Он реагирует на прикосновения.
Император снова медленно провёл пальцем, наблюдая, как изображения меняются.
– Похоже на книгу.
– В каком-то смысле, да. Только здесь хранятся тысячи книг.
Павел задумался.
– Гм… Полезная вещь. И что тут можно посмотреть?
Лазарев набрал в поиске «Павел I».
Император застыл. На экране появился его портрет. Его!
– Это… – Он медленно посмотрел на Лазарева. – Как?
– Здесь есть всё, что о вас известно. Ваше правление. Политика. И… – Профессор посмотрел на него внимательно. – Заговор.
Павел долго смотрел на экран.
Ну что ж, – тихо сказал он. – Давайте посмотрим, что обо мне написала история…
Павел медленно водил пальцем по экрану, читая строки. Лицо его каменело с каждым новым словом.
– «В ночь с 11 на 12 марта 1801 года Павел I был убит нетрезвыми офицерами во вспыхнувшей драке в Михайловском замке…» Глаза метнулись к Лазареву.
Драке?!
Профессор кивнул.
– Так написано в источниках.
Павел скрипнул зубами и продолжил читать вслух:
– «В организации заговора участвовали Осип де Рибас, скончавшийся ещё до убийства императора…» – Он нахмурился. – То есть, выходит, заговор был подготовлен заранее.
– Именно.
Павел читал дальше.
– «Вице-канцлер Панин, командир Изюмского полка Беннигсен…» – Он замолчал, сжал губы. – И этот тоже!
Лазарев молчал. Император листал дальше.
– «Главным организатором и руководителем заговора был генералгубернатор Пётр Пален…» Рука сжала планшет.
– Этот… старый лис!
Лазарев чуть подался вперёд.
В статье указано, что он играл двойную роль, рассчитывая в случае неудачи отойти в тень.
Павел усмехнулся, но в его усмешке проблеснула острая как сталь ненависть.
– Двойная роль… – Павел задумчиво провёл пальцем по экрану. – О, как же хорошо мне знакомы эти игры.
Воспоминания нахлынули стремительно.
Михайловский замок. Его резиденция, его крепость, его оплот. Казалось, что за этими стенами он был в безопасности. Но именно здесь, в его собственной опочивальне, его и настигли палачи.
Он помнил, как в ту ночь дверь распахнулась с грохотом. В комнату ворвались люди – разгорячённые, с диким блеском в глазах, с тяжёлым дыханием. Пьяные? Возможно. Но главное – решившие, что вправе вершить судьбу Императора.
– Господа! – Павел резко встал, стараясь сохранить достоинство, но в груди уже нарастала тревога. – Что означает эта дерзость?
Ответа не последовало. Вместо слов – шаги, окружившие его. Кто-то схватил его за руку, кто-то толкнул в грудь.
– Ваша светлость… – прозвучал чей-то издёвкой отравленный голос. – Вам пора отдохнуть.
Павел ударил первого, кто оказался вблизи. Удар пришёлся точно в скулу, человек отшатнулся. Император уже потянулся к шпаге, но чейто кулак врезался в его живот. Воздух вышибло, мир качнулся, он отступил, но не упал.
– Изменники! – Голос сорвался на яростный крик. – Грязные крысы!
Но уже было поздно. Кто-то ударил его чем-то тяжёлым по голове. Мир превратился в кровавый туман.
И вот теперь он сидел здесь, в этом странном месте, держа в руках светящуюся табличку и читая о своей смерти.
Павел зажмурился, в висках стучало.
– А они?.. – Его голос был глух, но в нём слышалась сталь. – Эти предатели… что с ними стало?
Лазарев помедлил, затем снова набрал что-то на планшете.
– Сейчас узнаем…
Павел склонился ближе, не сводя глаз с экрана. Сердце стучало в груди, словно он вновь оказался в той роковой ночи, среди предательства и темноты.
Лазарев медленно читал:
– Пётр Пален… лишён всех постов, отправлен в ссылку в своё имение, умер в 1826 году.
Павел усмехнулся.
– Значит, не долго радовался.
Павел усмехнулся.
– Леонтий Беннигсен… после убийства сохранил влияние, воевал с Наполеоном, командовал русскими войсками… умер в 1826 году в Ганновере.
Император скривился.
– Подданный английского короля… – тихо проговорил он. – А всё равно вершил судьбу России.
Лазарев продолжил:
– Никита Панин… был в опале, отправлен в своё имение, но до конца жизни считал убийство позором.
– Грязный лицемер, – Павел сжал кулаки. – Он не участвовал в самой резне, но был одной из змей, подготовивших заговор.
Лазарев сделал паузу. – Император Александр I…
Павел резко поднял взгляд.
– Мой сын…
– Да. Он принял власть после вашей смерти.
Император откинулся в кресле, всматриваясь в слова, бегущие по экрану.
– Читал ли он, что его отец пал не в случайной драке, а от рук предателей? Знал ли он всю правду? Или просто принял версию, которая была удобна?
Лазарев молчал. Павел откинул голову назад, вглядываясь в потолок.
– Я должен знать всё, – твёрдо сказал он. – Не только о тех, кто убил меня. Но и о том, что стало с Россией. Моя империя… Она жива?
Лазарев снова что-то ввёл на планшете, затем медленно поднял взгляд.
– Россия есть… но это уже не та империя, что вы знали.—
Павел склонился ближе, его глаза сверлили экран, словно могли проникнуть сквозь цифровые строки в саму суть времени.
– Границы… – пробормотал он. – Что стало с моей Россией?
Лазарев вздохнул, пролистнул карту, развернул её во весь экран.
– Вот современная Россия.
Император подался вперёд, изучая очертания. Он провёл пальцем по границам, нахмурился.
– Почему… почему земли так урезаны? Где Польша? Где Финляндия?
– Потеряны, – спокойно ответил Лазарев. – Финляндия стала независимой в 1917 году. Польша ещё раньше вышла из состава империи.
– Аляска?! – внезапно выдохнул Павел, будто заметил страшную рану.
– Продана.
Император резко вскинул голову.
– Что значит продана?!
Лазарев нажал на кнопку, высветился новый текст.
– В 1867 году Российская империя продала Аляску Соединённым Штатам Америки за 7,2 миллиона долларов.
Павел вскочил.
– За гроши?! Эти земли были открыты, освоены, залиты русской кровью! Что за безумие?
Лазарев пожал плечами.
– Считали, что удерживать территорию слишком дорого.
Павел схватился за виски, как от головной боли.
– Я не верю… Россия никогда не сдавала свои земли так бездарно.
– А потом ещё больше потеряла, – сухо добавил Лазарев. – В двадцатом веке империя рухнула, а затем и Советский Союз… Павел замер.
– Советский… Союз? – он медленно сел, осмысливая незнакомые слова. – Что это ещё за зверь?
Лазарев открыл новую страницу, повернул планшет к Павлу. На экране высветилась красная звезда, серп и молот.
– Советский Союз, или СССР – государство, появившееся после революции 1917 года. Оно объединило бывшие территории Российской империи и просуществовало с 1922 по 1991 год.
Павел нахмурился.
– После революции? Значит, бунтари не просто захватили власть, но и создали новое государство?
– Да. Причём колоссальных масштабов, – кивнул Лазарев. – В его состав вошли пятнадцать республик: Россия, Украина, Белоруссия, Казахстан, Узбекистан, Грузия, Армения, Азербайджан, Литва, Латвия, Эстония, Молдова, Туркмения, Киргизия и Таджикистан.
Император скользнул взглядом по карте.
– Значит, земли сохранили… Даже Кавказ и Среднюю Азию удержали.
– Более того, – Лазарев пролистнул дальше, – СССР стал второй сверхдержавой мира, противостоя США. У него была мощнейшая армия, флот, передовая наука, собственная космическая программа.
Павел вскинул брови.
– Космическая?
– В 1957 году СССР первым в истории запустил искусственный спутник Земли – «Спутник-1». В 1961-м первый человек, Юрий Гагарин, отправился в космос.
Император медленно выдохнул.
– Люди… полетели к звёздам…
– И этот человек был русским, – Лазарев улыбнулся. – Для советских людей это была эпоха великих свершений. Впервые крестьяне получили землю, рабочие – права. Все дети могли учиться бесплатно. Наука, культура, промышленность – всё развивалось.
– Значит, народ таки выдохнул? – задумчиво спросил Павел.
– Да, – кивнул Лазарев. – Они верили в светлое будущее. Мечтали о коммунизме – мире без богатых и бедных, где всё общее, а люди равны.
Император скептически хмыкнул.
– Звучит слишком уж сказочно.
– Это и была сказка… – Лазарев посмотрел в сторону. – Но она не продлилась вечно.
Лазарев кивнул, вновь повернул планшет к Павлу.
– Советский Союз просуществовал почти семьдесят лет. Он прошёл через индустриализацию, войну, послевоенный расцвет и, в конце концов, рухнул в 1991 году.
Павел слегка сжал губы.
– Почему?
– Слишком много факторов. Экономика, политические кризисы, гонка вооружений… Но в конечном итоге – борьба за власть.
Император пристально посмотрел на Лазарева.
– Всё рушится из-за борьбы за власть.
– Верно, – профессор кивнул. – Страна ослабла, начались протесты, республики объявили независимость… Союза не стало.
Павел перевёл взгляд на карту.
И что теперь?
Лазарев провёл пальцем по границам.
– Теперь Россия – самостоятельное государство. Самое большое по территории в мире. Но без Польши, Финляндии, Прибалтики, без Средней Азии…
Император медленно закрыл глаза.
– Значит, мои потомки растранжирили империю…
