bannerbannerbanner
полная версияИгра на повышение

Павел Сергеевич Почикаев
Игра на повышение

Полная версия

Из-под его трясущейся, влажной ладони на стол легка пиковая дама. А всё, произошедшее потом, показалось ему чередой нелепых кадров, врезавшихся в память на всю жизнь.

Как только пятая карта заняла положенное место, Гершель ясно и отчётливо объявил:

– Поднимаю! – На лице Рансхофена появилось несвойственное ему выражение, как будто великий диктатор испугался. – Поднимаю и ставлю Хадеру!

Тут пришёл черёд удивляться и Грабису, наблюдая за тем, как багровеет лицо Рансхофена, он чувствовал, что объём комнаты стремительно уменьшается, как стены начинают выдавливать из него воздух, потому как Хадера была столицей и самым многочисленным городом. Население четырёх стран поперхнулось, военные советники Гершеля повскакивали с мест и вцепились пальцами в волосы! Что они только что услышали? Президент поставил Столицу?

В самом деле существовали планы эвакуации под дурацкими названиями "Дорога", "Тропа" и "Шоссе", но ни в одном из них не указывалась столица. О ней даже не намекали, потому что её неприкосновенность считалась абсолютной! И кто лучше Президента должен был осознавать это?!

– Я ставлю Хадеру. – Повторил Гершель, подтверждая собственное безумие. – И жду от вас не менее щедрого жеста, граф Рансхофен.

Резкая смена охотника и жертвы всегда выбивает из колеи. Ещё больший удар его гордости нанесла вдруг показавшаяся манерность Гершеля. На его земле! Его словами! Его окунали в грязь под пристальным взором телекамер! Но Гершель блефовал, не мог не блефовать! Этим последним шагом он стремился повернуть исход игры в свою сторону, но диктатор оставался верным себе до самого конца.

– Дюссау. – Выдавил граф сквозь плотно сжатые зубы. – Вы готовы обменяться ракетами, господин Гершель?

Вместо ответа Натан просто перевернул свои карты и придвинул их к тем, которые уже лежали на столе.

Сами по себе его карты не производили должного впечатления, уж тем более не позволяли играть столицей, но в купе с выложенными образовали комбинацию, достаточную для того, чтобы побить Рансхофена. Потому как у него вовсе не было ни единой комбинации.

Выложенные рукой Грабиса пять составляли набор из червового короля, червового валета, семёрки крести, семёрки бубей и пиковой дамы, к ним Гершель присоединил свои пиковые семёрку и четвёрку, что составило сет из семёрок. Рансхофен глядел на его карты и пытался развидеть увиденное.

Очень медленно, словно в гипнотическом сне он открыл свои карты на самом краешке стола, как можно дальше от Гершеля, видимо, надеясь, что тот не обратит на них внимания. Червовая девятка и бубновый туз смотрелись очень перспективно, особенно когда Грабис выложил первые три карты, тут вне всяких сомнений вырисовывался стрит, нужно было всего две карты, на семёрки Рансхофен даже не смотрел.

Грабис, выполнивший свои обязанности до конца, наконец-то сумел протереть давно вспотевшую шею, этот кошмар кончился, ему нужно проспаться, нужно в обязательном порядке выпить чего-нибудь крепкого, посетить ванную и проспаться… Спрятаться под одеяло от грязного и несправедливого мира… Остаться наедине с жалостью к самому себе…

Йоханайн не успел додумать мысль, когда подошедшая к концу драма набрала новые обороты.

– Нет! – Внезапно заревел Рансхофен и размашистым жестом смахнул со стола свои карты вместе с приличной частью колоды. – Нет! Nicht5!

Его крик не успел затихнуть в замкнутом пространстве, как он уже одним прыжком подскочил к неподвижному человеку, на протяжении вечера колдующему над клавиатурой, и вцепился руками в его кобуру. Граф Рансхофен Штауффенберг хватался за торчащую рукоятку пистолета и дёргал на себя, но та не поддавалась.

Солдат оттеснил его корпусом. "… убери руки! Такое просто не позволительно…" Все двери разом открылись, маленькая комната стремительно стала заполняться людьми, в глазах начинало рябить от их строгих костюмов и коротких причёсок. "…нарушение… жульничество… столицу не отдам…" Часть вбежавших людей скучковалась возле рыдающего диктатора, тот отбивался, старался пнуть телохранителей, но те упорно окружали его. "…его карты ничего не стоили… Дюссау… он умер…"

Грабис моментально почувствовал себя в центре человеческого водоворота, ему дышали прямо в шею, а за локти схватило сразу несколько рук. К собственному удивлению, он сумел вырваться и проделать несколько шагов сквозь волнующееся человеческое море. Гершеля, который не проявлял никаких попыток сопротивляться, уже выводили в дверь, расположенную у него за спиной. Трое мужчин поднимали и вытаскивали из-под стола недвижного Ромуло, они перекрикивались на звонком языке и давали какие-то распоряжения стоявшим в коридоре.

Йоханайн снова смахнул со своего плеча руку, всё его внимание было сосредоточено на двух картах, лежащих напротив его стула. Никакие внешние силы не смогли сбросить их на пол, где уже затаптывалась практически вся колода, а до этого момента их видел только Ромуло. Грабису не давала покоя улыбка, появившаяся на лице Джабара в самые последние секунды, такое могли себе позволить только те, кто нарочно упускает хорошую возможность.

Перевернув карты, Йоханайн смотрел на них, пытаясь вспомнить те, которые выложил сам, а потом его разобрал неудержимый приступ смеха. Так смеются только те, кому жизнь показала действительно смешную шутку. Он смеялся, когда агентам удалось окружить его и довести до двери, он смеялся, когда его тащили по длинному и петляющему коридору, он смеялся, когда его усаживали в вертолёт и пристёгивали ремнями безопасности…

Йоханайн Грабис смеялся увиденному, не вполне понимая, что смеётся над самим собой и что через некоторое время этот смех может обернуться слезами. А всё заключалось в тех картах, которые в начале партии он раздал Джабару Ромуло. У сеньора Президента на руках оказались червовые туз и десятка, что означало стрит до туза, пришедший с последней картой, а если бы ещё и дама оказалась червовой, тогда это называлось бы флеш роялем – сильнейшей комбинацией в покере. И имея неоспоримую комбинацию, Джабар просто не успел её разыграть, да и собирался ли он это делать? Разве не это предвещала его улыбка? Разве не так улыбаются победители, отдавая победу другим? Разве Йоханайн не поступил таким же образом в самом первом розыгрыше?

А две брошенные им карты упали на пол и смешались с остальными, превратившись из орудия судьбы в обыкновенные куски пластика и картона. Клавиатура более не стучала, свет над картой померк, и лишь среди гулких коридоров ещё бродило эхо: "… несправедливо… несправедливо… nicht, nicht… эта партия должна была закончиться иначе… не отдам…"

*** Последняя карта***

Стол смотрелся непривычно голо. Не было заваливающих его стопок бумаг, исчезли пухлые папки, на неприкрытой столешнице стоял пустой органайзер, да маленький флаг обвисал на самом углу, изнывая от полнейшего штиля. Кабинет утратил рабочую атмосферу, и сделался для него чужим, официально он уже принадлежал другому человеку.

Натан долгое время рассматривал пистолет, он знал на нём каждую трещинку, каждую выбоинку, он знал, где у него находится центр тяжести и в какую сторону сбит прицел. Забавно, но после событий двухмесячной давности пистолет стал вызывать у него отторжение.

Предмет, столько лет служивший ему лучше всякого антистресса, теперь вдруг утратил свои способности и променял их на совершенно противоположные. Одновременно с тяжестью оружия к нему в голову приходили названия городов и не только своих, и в такие моменты Гершелю хотелось запустить старым пистолетом в открытое окно, зашвырнуть его в кусты, утопить в ближайшей канаве. Но всякий раз он себя сдерживал. Он просто откладывал пистолет в нижний ящик стола и задвигал его.

Так было правильно. Так было нужно. Из бункера он вернулся изменённым, а нижний ящик стола служил прекрасной могилой для значимой частички его самого. Пистолет принадлежал Президенту, поэтому Гершель и оставлял его.

Потом он почувствовал присутствие. Натан Гершель слишком долго времени провёл в этом кабинете и успел выучить его наизусть; ему не нужно было поворачиваться к двери, чтобы увидеть гостя – малейшее изменение падающего света, не воспринимаемый ухом шорох, слабейший запах говорили о его нарушенном уединении.

Натан, несмотря на возраст, ловко повернулся на месте – в этом кабинете он всегда чувствовал себя моложе истинного срока – в дверях стоял тактичный, как всегда, министр.

– Уже собираетесь, …? – Министр не сказал, но Гершелю всё равно показалось, что тот добавил "господин Президент". Некоторые привычки искоренить очень сложно, но министр уже, видимо, сумел перестроиться.

– Уже собрался. – Гершель обвёл глазами пустующий кабинет, в котором уже ощущалось присутствие нового человека. – Боюсь, что моё пребывание здесь уже не совсем легально…

– Оно будет легальным ещё час и семнадцать минут, а потом я при всём моём несомненном уважении должен буду попросить вас покинуть это помещение. Но пока…

Они помолчали, и каждый думал о своём. Натан подозревал, что знает об истинной цели визита министра. Многие с тех пор бросали на него косые взгляды, но только в глазах министра можно ещё было разглядеть пристальность, которая не желала удовлетворяться общепринятым выводом. Проницательность министра не знала себе равных, по этой причине Натан совершенно не удивился его приходу. В какой-то степени он его ждал.

– Господин Пре… Гершель, вы разрешите обратиться к вам с одним вопросом? – Смущение министра вызвало у Натана улыбку. – Не сочтите за бестактность, не подумайте, что я спрашиваю интереса ради… хотя если задуматься, доля интереса в моём вопросе присутствует… и даже не малая. Но я должен знать. Вы правда знали, что делаете? – По тону министра становилось понятным, что ему очень хочется верить в это. Мысль о том, что Президент может сыграть столицей без оснований, просто не помещалась в его голове.

 

– Скажите мне, вы знали, что карты сложатся в вашу пользу? Вам было известно, что Рансхофен проиграет? Я столько лет стоял с вами плечом к плечу, и только вы можете сбросить с моих плеч тяжкий камень безызвестности. Ответьте…

Гершелю пришлось облокотиться на стол, ответ вертелся на самом кончике его языка, но Натан и подумать не мог, что он дастся ему с таким трудом.

– Да. – Проговорил он, после короткого молчания. – Я знал, что выиграю у него. Больше всего я боялся обознаться, боялся обмануться собственными глазами, но я нашёл в себе силы пойти против него. Я…

Гершель не договорил, его остановила поднятая рука министра. Натан сложил с себя полномочия, но это не помешало министру отвесить самый глубокий поклон, и пусть его никто не видел – он предназначался только для них двоих.

– Я услышал всё, что хотел. Вы сняли с моей души огромный камень, а каким именно способом я не хочу знать. Ведь на войне все способы хороши, не так ли? – Пришла очередь министра улыбаться, после чего он даже подмигнул Гершелю. Сиюминутно, а потом вновь напустил на своё лицо деловое выражение. – А теперь, мне нужно отлучиться.

Он ещё раз поклонился, конечно, не так элегантно и почтительно, как всего пару секунд назад, теперь это был сухой поклон из вежливости. Оставшись наедине, Натан подошёл к окну. В скором времени должна была начаться торжественная церемония, а до той поры он был предоставлен собственным мыслям.

Жители четырёх стран считали его сумасшедшим, думали, что ему повезло, поражались его смелости, но никто из них не видел того, что совершенно случайно открылось ему. Никто из них и представить не мог, что исход партии предрешил сам Рансхофен. Никто из них и не подозревал, что в аккуратно разложенных часах диктатора Натан смог уловить отражение карт графа Клауса Филиппа Марии Шенка фон Штауффеберга Рансхофена.

5Нет (нем)
Рейтинг@Mail.ru