Павел Сергеевич Почикаев
Дети Истинного Леса

Полная версия

1: Визит и предложение

На первый взгляд «Воронья Лапка» напоминала самый обычный постоялый двор, которые в великом множестве разбросаны вдоль дорог, пересекающих владения. Первое впечатление создавалось именно такое, и было оно обманчиво, потому как при повторном осмотре только слепец или разлучённый с разумом бедняга не увидели бы различий, пролегающих между этим заведением и местом, где уставшие путники могут рассчитывать на ночлег и плошку горячего бульона.

Было в этом строении что-то такое, заставляющее матерей не подпускать к нему детей, а самый последний пьяница Мельхирна никогда бы не осмелился заснуть рядом с ним. Минуя его, люди старались переходить на противоположную сторону улицы, и всегда остерегались бросать слишком пристальные взгляды на фасад. Любопытство не было тем качеством, которое бы вам захотелось проявлять перед «Вороньей Лапкой». Резиденция Фарискра хранила внутри себя множество грязных секретов, о которых обычным жителям знать было вовсе необязательно. К тому же каждый в городе знал, что своим процветанием Мельхирон не в последнюю очередь обязан именно Фарискиру.

Как и про саму «Воронью Лапку», так и про её непосредственного владельца ходили всякие слухи, передававшиеся лишь шёпотом и только в доверенные уши. В соответствии с негласным правилом было принято называть Фарискира торговцем, хотя в этот было столько же правды, сколько и в том, что его заведение являлось постоялым двором. В какой-то мере он действительно являлся торговцем, да только рамки его товаров и услуг уходили далеко в сторону от тех, что приняты на местных рынках. Расположенный в южной оконечности Циката Мельхирон хоть и являлся подвластным короне участком владений, однако внутри него власть была поделена между несколькими влиятельными людьми, одним из которых и являлся Фарискир.

Учитывая сложившееся положение дел и скользкую иерархию внутри города, Фарискир не мог доверить свою жизнь обыкновенному дому, а потому возвёл для себя «Воронью Лапку» – миниатюрную крепость, способную выдержать не только покушение, но и небольшую осаду. Основательное строение окружал высокий забор с зубцами, имелось даже четыре небольших башенки, предназначавшихся для бдения лучников. Внутри располагался небольшой гарнизон из телохранителей Фарискира. И во всём Мельхироне не было более защищённого места, чем это.

Старожилы утверждали, что раньше здесь располагалась таверна – убогая лачуга с деревянной дверью и протекающей крышей, но строители приложили немало усилий, чтобы упоминания о ней остались лишь в памяти старшего поколения. Территория была зачищена капитально, а затем на ней возникла «Воронья Лапка». Название не сильно вязалось с тяжёлой и мощной архитектурой, оно не имело ничего общего со зданием, но так Фарискир называл своё убежище, а значит, всем жителям Мельхиорна приходилось за ним повторять.

Подошедшего к внешним воротам молодого человека уже ждали. Несмотря на наступающие сумерки, он не мог не заметить движения на стрелковых башенках, вне всякого сомнения лучники внимательно следили за каждым его шагом, хотя и были предупреждены относительно его визита. Неприятный свербёж полз по его хребту, но, чтобы не терять лица, он заставлял себя держать ровный шаг и всеми доступными силами изображать беспечность и полнейшее спокойствие. Словно в данный момент его не держали на прицеле. Словно не ему сейчас предстояло войти в укреплённое сердце города. Словно он был уверен в себе.

Встретившие его люди с квадратными плечами и бритыми головами имели абсолютно неприветливый вид. Ни один из них не счёл нужным поздороваться, а тот, что удерживал в руках факел, вытянул его вперёд так далеко, что едва не подпалил светлые волосы пожаловавшего гостя. Молодой человек дёрнулся от огня, а телохранитель-привратник мерзко оскалился, когда пламя осветило лицо юноши. Второй – с некоторой ленцой отлепился от стенной ниши и особым образом постучал в ворота. Лязгнуло несколько отпираемых засовов, в сплошном пространстве отворилась небольшая щель, куда поспешно юркнул пришедший человек.

Оказавшись по ту сторону ворот, гость не имел возможности осматривать внутренний дворик «Вороньей Лапки», первым делом с него сняли пояс с кинжалом, затем стали прощупывать его тело и одежду. Пришедший был молод, но не настолько глуп, чтобы пытаться пронести в дом Фарискира оружие – в этом мире существовали и более простые способы покончить с жизнью. Бегавшие по его конечностями чужие руки производили неприятное впечатление – грубые пальцы несколько раз надавливали на болевые точки, но он лишь морщился и заставлял себя беззвучно терпеть. Обыск закончился, он получил сильный толчок в спину и под бдительным наблюдением ещё одного телохранителя стал приближаться к дверям маленькой крепости.

Тёмный силуэт дома вставал перед ним, слегка расплывчатый в красках приближающейся ночи. Из некоторых окон наружу прибивался слабый свет, бросая на землю решётчатые тени – каждый проём был основательно защищён плетенью из толстых металлических прутьев. Под редкими деревьями застыли бдительные силуэты. Все они были вооружены.

Теперь он целиком и полностью находился на незнакомой ему территории. Молодой человек чувствовал, как слабость перекатывается внутри его ног, а подступающее с каждым шагом отчаяние всё сильнее проникает ему под кожу. Отчётливее, чем раньше, он ощутил витающий в воздухе страх, и задумался над тем, а правильно ли поступил, приняв приглашение и явившись сюда? Переступив ворота, он оставил свою жизнь на усмотрение Фарискира. Если его людям понадобится его убить, они легко это сделают, а услышавшие его крики прохожие просто постараются забыть о неприятных звуках, доносившихся из-за высокого забора «Вороньей Лапки». Пару раз гость неосознанно пытался нашарить на своём поясе кинжал, но оставил эти бессмысленные попытки, когда поймал на себе предостерегающий взор своего провожатого.

От впадения в настоящую панику его удерживали три обстоятельства. Во-первых, здравый смысл подсказывал ему, что, имей Фарискир желание избавиться от него, то давно бы уже отдал соответствующий приказ своим людям, для этого вовсе необязательно было приглашать его в «Воронью Лапку», подошла бы любая подворотня или тихая улочка. Во-вторых, молодым человеком двигал интерес, для того, кто не представлял собой ничего примечательного, он удостоился слишком большой чести, раз с ним решил побеседовать сам Торговец; гость был положительно заинтригован, отчего Отец Мельхирона положил глаз на его личность. И в-третьих, не обошлось без корыстных мотивов. Завтрашним утром все будут в курсе того, что его принимали в резиденции Фарискира – событие, несколько поднимающее авторитет среди всех слоёв общества. Да, завтра о нём станут говорить, и, быть может, это заткнёт рты некоторым задирам, с которыми у него имелись разногласия. Последняя мысль растянула его губы в улыбке.

Добротно сколоченные ступени привели их к двери. Провожатый выдал новую комбинацию стука, вновь до уха донёсся скрежет засовов, створка распахнулась, пришедшего, как безликую эстафетную палочку передали новому человеку.

Оказаться внутри «Вороньей Лапки» мечтает любой мальчишка, родившийся в Мельхироне, родителям приходится буквально вдалбливать им в головы мысли о том, что это очень опасное место. Его мать любила повторять, что к Фарискиру приходят либо негодяи, либо их жертвы, а выходят обратно только первые. Парадоксально, но молодой человек не отождествлял себя ни с одной из этих групп, и готовился собственной шкурой продемонстрировать несостоятельность материнских убеждений, к тому же её слова давно уже утратили связность. Скорее всего, его отец тоже что-то говорил по поводу посещения «Вороньей Лапки», но тот умер больше десяти лет назад, и память о нём успела ослабнуть.

И всё же давний мальчишечий трепет предвкушения немного уступал настороженности более зрелого восприятия. Проходя через дверь, гость успел заметить, что её толщина составляет четыре, а то и пять пальцев, дополнительно её усиляли несколько крепких засовов. Она явно была рассчитана на то, чтобы выдерживать серьёзный напор. Всё больше замков замыкалось за ним, всё больше препятствий возникало между его спиной и улицей. Не таким образом он представлял себе реализацию детской мечты.

Внутри ещё обильнее, чем на улице, присутствовали вооружённые охранники, они награждали его косыми взглядами и при нём же начинали обсуждения. Несомненно, его лицо вызывало среди них смешки.

Они стали подниматься на второй этаж, у основания лестницы располагалась стойка с оружием. Пришедший успел насчитать несколько фалишионов, мечей, топоров и колчанов с запасными стрелами. Две алебарды застыли по бокам от стойки, устремившись остриями к потолку.

Вообще оружие здесь заменяло весь остальной декор, указывая на то, что «Воронья Лапка» в первую очередь укрепление, а уже потом – жилой дом. Только увиденного гостем количества вполне бы хватило для вооружения как минимум двух десятков воинов. Сбоку от лестницы он заметил висящие на стене шестопёры, прямо под ними несколько арбалетов и выглядывающие рукояти мечей. Стоило ли удивляться тому, что мальчишка у него внутри сходил с ума от радости при виде такого количества взрослых игрушек? Однако сам он сходил с ума от чувства собственной незащищённости, и даже оставленный у ворот кинжал не сумел бы его спасти.

Ещё по дороге сюда он гордился своим единственным оружием, наивно полагал, что с его помощью сумеет выбраться из любой передряги, а теперь его представления обращались в пыль. Гостя окружало такое количество лезвий, клинков, острых кромок и наконечников, что его собственный кинжал начинал казаться детской безделушкой.

Очевидный вывод непрошенным порывом ворвался в его голову: ему не на что рассчитывать в этом месте! Никто и не заметит его попыток к сопротивлению, если Фарискир удумает его прикончить.

Стражник подошёл к широкой двери и простучал уже третью дробную мелодию. Подождал некоторое время, выжидая, как видимо, ответного сигнала, потом раскрыл её и сделал гостю приглашающий жест. Тому потребовалось собрать всё своё мужество, чтобы переступить порог. Едва он это сделал, как проём на ним тихо затворился, оставив его наедине с самым могущественным человеком во всём Мельхироне.

Тот сидел за столом напротив двери, в стороне от решётчатых окон, и его величавая, грузная фигура освещалась синим огнём, пляшущим в чашах, расположенных на противоположных сторонах стола. Гость обомлел, увидев это. Цветное пламя было относительно недавним изобретением, которое использовалось цикатийской армией, его цена зашкаливала, а в этой комнате оно использовалось в качестве обыкновенного источника света, как будто Фарискир считал зазорным пользоваться свечами или глиняными лампами. Молодой человек, не имел ни малейшего представления о богатой жизни, но, осматриваясь по сторонам, постепенно приходил к выводу, что люди, подобные Отцу Мельхирона, просто обязаны презирать то, что доступно простым обывателям, потому как всё наполнение комнаты выходило за рамки вещей, привычных гостю.

Позабыв про приличия, он стал медленно переводить свой взгляд с синего пламени в изящных, тонкой работы чашах на висящую картину, изображающую какую-то батальную стену, на высокий книжный шкаф забитый толстыми тетрадками с чёрными кожаными переплётами, под обложками которых, согласно молве, скрывались грязные секреты всего Мельхирона с момента его образования, на полочку с лежащими на ней позолоченными челюстями безгола, на коллекцию изогнутых сабель, помещённую поверх ручной работы ковра, на причудливые статуэтки, на…

От нахлынувших впечатлений голова пошла кругом, что гость, лишь спустя какое-то время, вспомнил инструкции, полученные от посланника, передавшего ему приглашение в «Воронью Лапку». В первую очередь ему следовало поприветствовать хозяина дома, а не пялиться на небылицы, привезённые сюда со всех владений!

Сложив обе руки за спиной, гость сильно поклонился, выждал в таком положении несколько ударов сердца, и лишь потом выпрямился. К его удивлению со стороны сидящего Фарискира последовал ответный кивок. Хозяин едва заметно качнул головой вперёд, но даже такой мельчайших знак внимания стал неожиданностью для гостя. Он и не думал, что Отец Мельхирона снизойдёт до такого.

– Многие теряются, когда оказываются здесь. Тут нечего стыдиться. Я сам прекрасно знаю, как глаза разбегаются по сторонам, желая охватить взглядом всё это. – Желая подкрепить слова жестом, он описал правой рукой полукруг, охватывающий большую часть комнаты. Вошедший заметил, как при этом дёрнулась приделанная к его браслету воронья лапка.

Невольно оторвав взор от окружения, гость обратил его на сидящего человека. Он впервые видел его на таком малом расстоянии, и зрелище Отца Мельхирона воочию впечатляло, становилось ясно, отчего его образ прочно ассоциируется с властью.

Даже в сидящем положении Фарискир поражал своими размерами, он был крупным мужчиной, фигура которого идеально вписывалась в треугольник с закруглёнными углами. В данный момент большая часть его тулова находилась вне поля зрения, укрытая под столом, широкий торс постепенно переходил в чуть более узкие плечи, а над ними возвышалась напоминающая яйцо голова, покрытая складками. Подбородка как такового не было, зато шею скрывал обширный кожаный мешок, подёргивающийся при малейшем движении головы и наводящий на мысли о птичьих зобах. На лице Фарискира не наблюдалось растительности, и только болтающийся зоб был покрыт колючей щетиной, придающей её владельцу отталкивающий вид. Отец Мельхирона был похож на уродливую жабу, но не родился ещё смельчак, готовый высказать ему это в лицо.

Несмотря на внушительные габариты, хозяин имел на удивление маленькие ладошки, которые в данный момент были сложены на поверхности стола. Кончики его пальцев лежали на непримечательных ножнах с коротким мечом, которые дополнительно придавливали какие-то бумаги.

– Тебе вовсе необязательно скрывать своё лицо, Синав. Я прекрасно осведомлён о приключившихся с тобой несчастьях. – Он перехватил удивлённый взгляд молодого человека. – Да, мне известно и про дуэль, и про нападение на тебя. Отчасти именно из-за них я и пригласил тебя.

Осведомлённость Фарискира о делах, происходящих в Мельхироне и его окрестностях, давно вошла в легенды, однако Синаву неприятно осознавать, что в данном случае эта осведомлённость касается его и выставляет не в лучшем свете. Вдвойне досадно было, что Фарискир раскусил его незамысловатый и по большому счёту ненужный фокус с поворотом головы. До этого он старался стоять так, чтобы свет сигнального пламени освещал только правую половину его лица, из чего можно сделать вывод, что Синав стеснялся произошедшего с ним.

Однако, стоя в этой комнате, он не мог не подчиниться приказу хозяина, пусть даже тот был озвучен мягким и приятным голосом.

Юноша повернул голову, и сразу синий огонь выхватил из темноты его опухшее с левой стороны лицо. Огромный синяк покрывал его скулу, заходил на глаз и сползал вниз по щеке. Это было не то, что ему хотелось бы выставлять на всеобщее обозрение.

Фарискир нисколько не смутился видом синяка, он даже напротив немного подался вперёд, желая получше рассмотреть след недавнего избиения. При его репутации не было ничего удивительного в том, что он проявлял повышенный интерес к насилию.

Чувствуя на себе изучающий взгляд Фарискира, Синав мысленно вернулся к недавним событиям, которые внезапным образом привели его в «Воронью Лапку». Четыре дня назад случилось то, что хозяин весьма высокопарно обозвал дуэлью, на деле это была обычная драка на ножах до первой крови – метод выяснения отношений, популярный в отдалённых от столицы провинциях. От того мужчины цикатийцы и вынуждены носить при себе кинжал, чтобы всегда иметь под рукой возможность к аргументированному спору. Но в тот раз всё пошло не по заведённым обычаям.

Синав плохо помнил, из-за чего вообще завязалась та драка, хмель несколько спутал его мысли, но, когда с разговорами было покончено, он оказался с кинжалом в руке, а против него стоял другой участник «спора». Спустя несколько выпадов и пробных ударов, Синав внезапно осознал, что его противник не удостоверится лишь первой кровью – парень дрался по-серьёзному, и только дуновение Изменчивой Госпожи отводило его лезвие от внутренностей Синава. Любое везение имеет склонность к завершению, и оно исчерпало себя ровно в тот момент, когда лезвие противника царапнуло ему предплечье. Юноша собирался удовлетвориться таким результатом и готовился убрать кинжал в ножны, но внезапно драчун набросился на него, игнорируя выступившую кровь…

Зрители явно не имели желания вмешиваться, хоть и понимали, что разборка выходит за рамки установленных правил, и неизвестно, чем закончилась бы драка, если бы в неё не вмешался отряд цикатийских солдат. Вздорного драчуна тут же скрутили, Синав отделался лишь допросом.

Вопрос Фарискира вернул его в настоящее.

– Или ты думаешь, что синяки и следы побоев – это отметки слабости? Поэтому ты стыдливо прятал своё лицо в тени. – Пальцы хозяина продолжали оглаживать лежащие ножны, но глаза внимательно следили за гостем.

Именно так Синав и думал, только бы не сумел сформулировать свою мысль так изящно, как Отец Мельхирона. Отметки слабости, надо бы запомнить такое выражение… Краткий миг он колебался между истиной и ложью, ему не хотелось признавать свою слабость, но он не сомневался в том, что Фарискир почует в его ответе фальшь. Как бы ему не хотелось соврать, он сделал выбор в пользу правды.

– Да. – Он опустил глаза к низу и крепко сцепил пальцы сжатых за спиною рук. – В таком случае все видят, что меня избили. Мне кажется, это позорно, когда мужчину покрывают синяки.

Признание перед незнакомым человеком далось ему с трудом. Синав был не из тех, кто делится своими переживаниями с другими людьми. Потревоженные воспоминания стали подсовывать ему образы, от которых он пытался убежать. Два дня назад на него напали. Застигнутый врасплох Синав оказался удобной мишенью и едва ли сумел оказать хоть какое-то сопротивление. Бить начали сзади, несколько раз заехали по лицу, шею лизнул тонкий кожаный шнурок, и на том он потерял сознание. Очнулся уже в лекарском шатре, куда его принесла пьяная компания, своими песнями вспугнувшая нападавших.

Казалось бы, за последнее время он должен был воспылать благодарностью к солдатам и пьянчугам, но чувствовал абсолютно противоположные эмоции, преисполненные презрением – и те, и другие были свидетелями его позора, видели его в беспомощном состоянии и уж, конечно, обсуждали его в казармах и переполненных тавернах, разнося по городу слухи о его неспособности позаботиться о своей жизни.

Всё это выставляло его слабаком.

Неужели Фарискир вызвал его к себе, чтоб усладить свои уши его признаниями? Послушать его жалобы из первых уст? Синав плотнее сжал зубы, несмотря на боль в левой половине лица, и решил, что с этого момента не позволит себе необдуманных высказываний и чистосердечных откровений.

– А что насчёт шрамов? Они тоже позорят мужчин? – Поинтересовался Фарискир, оставалось отдать должное его увлечённости ведущейся между ними беседой. Со стороны могло сложиться впечатление, что разговор ведут два товарища, а не незнакомцы, разделённые пропастью социального положения.

С недавних пор шрамы стали для Синава болезненной темой, упоминание о них заставило его поморщиться. На этот раз Фарискиру просто повезло, его осведомлённость не могла распространяться так далеко. Или могла? Неужели в действительности каждое событие в стенах Мельхирона достигало его внимательного уха?

Свято веря в то, что его лицо не выдало замешательства, Синав стал отвечать на поставленный вопрос:

– Шрамы не позорят, а только делают уродливее. – И это была чистая правда, Синаву доводилось видеть некоторые зарубцевавшиеся раны. Не мелкие царапины, оставленные во время аргументированных споров, а настоящие отметины войны. Раньше за армейскими казармами жил отставной кавалерист, который за несколько брошенных монеток был готов показывать свои мерзкие шрамы. Мальчишками они часто подзуживали друг друга подойти к солдату поближе и посмотреть на его ранения. Даже спустя десять лет, он чувствовал пробирающую всё тело дрожь от вида кривых культей бывшего кавалериста.

– У многих из моих людей есть шрамы, и им бы не понравился твой ответ. – Синав даже не задумался над тем, что и у самого Фарискира могут быть рубцы, ему и в голову не пришло, что такой ответ может стать причиной ссоры. – Но в чём-то я согласен с тобой, а потому мы им просто не скажем.

Удивление Синава достигло новой точки, когда почтенный и всеми уважаемый Отец Мельхирона наклонился вперёд и чуть заметно подмигнул. Это мальчишечий жест трактовался очень просто: теперь у нас с тобой есть один маленький секретик. Юноша совершенно не знал, как следует реагировать на такое поведение Фарискира, поэтому продолжил стоять ровно, удерживая руки за спиной.

– Думаю, жизнь ещё преподнесёт тебе возможности порассуждать на тему синяков и шрамов. Но сейчас мы должны перейти к другой теме. – Крохотные пальцы почесали жировой, щетинистый мешок, Синав старательно пялился на синий огонь, не желая привлекать к этому зрелищу внимания. – Некоторое время назад я положил на тебя глаз, и недавние события вернули меня к мыслям о твоей кандидатуре.

Казалось, Синав должен был быть польщён вниманию со стороны столь влиятельной персоны, но чрезмерный интерес к своей личности не сильно пришёлся ему по вкусу. Как будто он был хорошим товаром на лотке продавца, а придирчивые покупатели осматривали его со всех сторон. Пусть слово «кандидатура» и звучало многообещающе, Синав вознамерился дослушать Фарискира до конца, а уже потом оценивать его предложение.

В том, что предложение последует, он сомневался всё меньше.

Фарискир говорил с большими паузами, видимо, объёма его лёгких хватало только на несколько фраз, после которых следовала остановка, во врем которой он считывал реакцию стоящего перед ним человека. Втянув воздух, он продолжил:

– Насколько я могу судить, ты не приобщился ни к какому ремеслу, не проходил никакого обучения, не имеешь постоянного дохода. – Если он хотел ткнуть этим в лицо Синаву, то у него это получилось. – У тебя только больная мать, та одежда, которая на тебе, и один кинжал, уж извини, что тебе пришлось оставить его возле ворот, но моим парням не нравится, когда возле меня крутится кто-то с заточенными лезвиями. – И ещё одна хлёсткая пощёчина по гордости и достоинству юноши. Хозяин говорил голую правду, но слушать его от этого не становилось легче. – В наших краях таких молодых парней, как ты, часто называют свободными мечами… свободными ножами в твоём случае. И, как подсказывает мой опыт, на этом жизненном перекрёстке у тебя есть три пути. Первый – пойти в армию и несколько лет своей славной юности отдать на служение королю, – при этих словах Фарискир кулаком ударил по груди и шутливо изобразил воинское приветствие, – мне слабо верится, чтобы ты выбрал именно такое будущее, иначе сейчас ты бы уже маршировал по всей равнине в мундире, глотая пыль множества вонючих армейских сапог. К тому же, если моя память не подводит меня, то твой отец был солдатом, и он не сумел обеспечить вас с матерью хоть сколько-нибудь приличным существованием. – Пауза. Фарискир ждал реакции Синава. Молодому человеку оставалось только кивнуть. – Второй путь – это продать свой меч… прошу прощения, нож какому-нибудь странствующему меж пограничными городами торговцу для защиты его бесценных грузов. Я знаю многих уважаемых людей, которые занимались этим промыслом всю жизнь и даже делали себе имена. Что тут говорить, но и я сам когда-то на Заре Мира начинал именно с этого! У меня была сабля, несколько смелых человек и длинный обоз, который требовалось охранять. – Пауза, за время которой Синав попытался вообразить Фарискира с саблей наголо, но свисающие жировые складки портили весь облик храброго вояки. Ему пришлось зажмуриться, чтобы сдержать смешок. – Этот путь даст тебе обилие возможностей для рассуждения на тему синяков и шрамов, но в действительности он мало отличается от армейской службы, и по некоторым показателям явно ей проигрывает. Как минимум потому, что воинские подразделения имеют регулярно пополняемые запасы провианта, а странствующие торговцы могут отнестись к этому с должной степенью халатности и не всё предусмотреть… Скажи, тебе приходилось когда-нибудь пить собственную мочу, чтобы дотерпеть до ближайшего источника воды? – Пауза. Юноша скорчил недовольное лицо и отрицательно покачал головой. Самое неожиданное заключалось в том, что Фарискир ни единой интонацией не выдал своего отвращения. – Трудности ожидают нас на всех путях после развилки, от них не страхуют ни щит, ни крепкие стены, к этому нужно быть готовым с самого начала. Принять их, как должное. – На этот пауза вышла несколько затянутой, словно предвкушающей. – И третий путь, который я могу предложить лично тебе, встать под моё крыло. Конечно, всегда существует вероятность того, что ты сопьёшься в какой-нибудь дрянной канаве в обнимку с крысами, но для этого тебе не потребуется чужой совет. И вряд ли это сделает тебя великим.

Синав осмысливал (или вернее предпринимал к этому попытки) только что услышанное предложение. Что касается армии и странствующих торговцев, то он не испытывал ни малейшего желания связывать свою жизнь с ними, в словах Фарискира он услышал отголоски собственных умозаключений… но предложение встать под крыло Отца Мельхирона, озвученное им лично, сбивало с толку грандиозностью открывающихся перспектив. Продать свой нож самому богатому на юге человеку! Примкнуть к элите и возвыситься над знакомыми-собутыльниками! Иметь в карманах звонкие монеты, а не дыры! Покупать самых лучших женщин!

Детский восторг прошил его от пяток до самой макушки, иные мельхиронцы готовы были перерезать горла родным братьям, чтобы услышать подобное. Да кто в здравом уме стал бы отказываться? Синав осознал, что готов полностью с потрохами продаться Фарискиру, и этот факт нисколько не смущал его. Он был рад, горд, и даже боль в скуле не могла удержать его губ от глупой улыбки.

Однако жизнь в бедности и детство на улицах научили его изрядному скепсису, и эта привычка заглядывать внутрь сверкающей мишуры, способность всегда предполагать худшее уже била в его голове тревогу. Ветреная Госпожа сдала ему прекрасные карты, но, даже, имея на руках выигрышную комбинацию, не следовало бросаться и ставить на всё. Как бы ему не хотелось прямо тут отдаться кружащей голову мечте, Синав заставил себя прийти к принятию решения с прагматизмом взрослого человека. Его мать, когда находилась в состоянии связно мыслить, что последнее время происходило всё реже, до сих пор обвиняла его в отсутствии серьёзного мышления, и сейчас её дребезжащий голос строго отчитывал его. Ему оставалось принять её правоту и попытаться окинуть ситуацию трезвым взглядом.

Ах, как это было непросто! Как трудно было отгородить себя от прекрасных видений! Руки его по-прежнему были сцеплены за спиной. Большим пальцем Синав нащупал царапину на своём предплечье и резко вдавил в рану ноготь. Пришедшая боль в некоторой степени отрезвила его. Неизвестно, сколько он стоял, как истукан, следовало задать вопросы, и на них Синав решил сосредоточиться.

Он не имел громкого имени и не прославился своими подвигами, и по этой причине первым вопросом был следующий:

– Почему я?

– Потому что ты уже сейчас готов выпрыгнуть из своих штанов от радости и пробежаться голышом по главной улице. Но если серьёзно, то я, в самом деле, отслеживал тебя последнее время. Ни я, ни мои люди не молодеем, нам нужна свежая кровь. Тех, с кем ты имел удовольствие познакомиться возле ворот и внутри забора, я тоже когда-то высматривал из подрастающей молодёжи. Некоторые из них сидят под моими крыльями десять, пятнадцать лет, при нашем образе жизни мне постоянно приходится держать руку на пульсе города, чтобы чувствовать его свежую кровь. – Пауза. Фарискир сделал несколько глубоких вдохов. – И нужно сказать, что на меня произвело положительное впечатление та дуэль, в которой ты принимал участие. Насколько мне известно, тот тип собирался тебя прикончить. В тебе есть запал, смелость и изворотливость, и я сильно ценю эти качества в человеке.

«Скорее хвастовство, трусость и везение» – думал про себя Синав, хотя следовало признать, что было приятно слушать похвальбу из уст самого Фарискира.

– И потому я предлагаю купить твой свободный нож, взять тебя под крыло и надеяться на долгое и плодотворное сотрудничество. Что скажешь на такое предложение, Синав?

Прежде, чем он успел подумать, слова сами сорвались с его языка.

– Что оно довольно щедрое. – Ляпнул он.

Отец Мельхирона только улыбнулся на это:

– Своих птенцов я обеспечиваю всем необходимым для жизни. Тебе было бы интересно перекинуться парой слов с моими ребятами, думаю, у них нашлись бы достаточно весомые аргументы в пользу нашего сотрудничества.

Те ребята, которых успел увидеть Синав, не подходили под определение людей, готовых «перекинуться парой слов» и при дневном свете, а в устрашающих декорациях ночи тем более. Но весь опыт жизни в Мельхироне говорил в пользу того, что выгода на стороне Фарискира. Проклятье, во всех тавернах ходили разговоры о том, что люди из столицы нередко приезжают сюда, на окраину Циката, чтобы спросить совета Фарискира, а него самого существуют связи, имеющие влияние на ближайшее королевское окружение. Он олицетворял могущественную власть, и его поддержка позволяла иметь по жизни намного меньше проблем.

– Я согласен. – Синав произнёс это удивительно спокойным голосом, даже не подозревая о том, какие последствия оно будет иметь для его жизни. В тот момент он даже и представить не мог, как далеко разбегутся круги от этого камня, брошенного в реку его судьбы.

– Прекрасно. – Фарискрир аж прихлопнул в ладошки, и воронья лапка на его запястье отбросила на стену пугающую тень. – Но прежде, чем я приму тебя под своё крыло, тебе предстоит выполнить поручение. Я проверяю всех своих птенцов, ведь мне нужна уверенность в их преданности и силе. Ты готов к заданию?

По большому счёту Синава ничто не удерживало в городе, с матерью у него были довольно напряжённые отношения, он редко заглядывал к ней в Дом Сожаления. Среди местных парней было всего пара человек, которых он мог назвать друзьями. С женщинами у него не клеилось… И вновь всё говорило в пользу того, что он с радостью примет порученное ему задание.