Павел Сергеевич Иевлев
Дом Живых
Глава 7. Под покровом иллюзий
– Я бы на её месте ещё и не так нарезалась, – сочувственно говорит Спичка, глядя на уснувшую в кресле девушку. – Отнесу ребёнка в кровать.
– Осуждаешь? – спросил Полчек.
– Её?
– Меня.
– Тебя – да. Но не за то, что ты рассказал. Девочка имеет право знать о родителях. Мне не нравится, для чего ты это сделал. Нельзя превращать людей в оружие, Полчек.
– Она уже оружие, Спичка. Она такой родилась. И это отлично понимали те, кто отправил за её матерью андедов.
– Это не делает твои мотивы чище, мальчик мой… – вздохнула дварфиха, легко поднимая с кресла хрупкую девушку.
Завирушка свернулась в её могучих руках, уткнулась носом в бороду и уютно засопела, распространяя запах моркови и алкоголя.
***
– Для непьющей ты слишком часто просыпаешься с похмелья, – заметила Фаль, подавая Завирушке стакан воды.
– Ох, – вздыхает та, – сама не пойму, как так получается. Спасибо.
– Если ты потерялась во времени, то сейчас утро, а Мастер ждёт тебя в кабинете.
***
– Кофе? – предложил Полчек.
– Да, пожалуйста. Вы только не подумайте, что я пьяница! Обычно я вообще не пью!
– Ничего страшного, не думаю, что это успеет стать твоей проблемой.
– Вы считаете, что я в опасности, господин Полчек? – испугалась девушка. – Но ведь никто не знает, что я…
– Ты уже дважды проявила свой талант антиморока, и оба раза так, что слепой бы заметил.
– Но я же не специально! Я никому не хотела навредить!
– Твоя мать тоже не специально. Но её это не спасло. Если Дом Теней узнает, не спасёт и тебя.
– Вы думаете, меня найдут?
– Я же нашёл, – сказал флегматично Полчек, отхлебнув кофе.
– Но за что? Я никого не убила, не ограбила. Наша способность – не некромантия, не боевая магия, она совершенно безобидна! Почему убили мою семью? Почему захотят убить меня? Я не понимаю!
– Думаю, нам стоит обсудить это в ходе небольшой прогулки по городу. Готова, или есть ещё вопросы?
– Да, один, – смущённо потупилась Завирушка.
– Задавай.
– Господин Полчек, а почему этот кофе солёный?
– Поверьте, юная леди, к некоторым вещам проще привыкнуть…
***
– Пан! – позвал Полчек в вестибюле.
– Да, Мастер? – козёл прибежал из зала, встрёпанный и слегка пыльный. – У нас там репетиция, которая…
– Которая подождёт, – решительно сказал драматург. – Мне нужно, чтобы ты пошёл с нами.
– Но ваша репутация, Мастер? Прогулки с козлом по городу могут счесть чрезмерным эпатажем… – осторожно возразил Пан.
– Моя репутация после столь драматично закончившейся премьеры достигла нижней точки возможного, и ей уже ничто не повредит. Пошли.
– Напрасно вы так думаете, Мастер, – стучит по полу копытами идущий впереди Пан. – Вы просто не читали сегодняшних газет. Город только о вас и говорит! Спичка ожидает сегодня аншлаг и закупает эль бочками. Кстати, барышня! – обернулся он к Завирушке. – Вы не могли бы как-то, ну, поскромнее использовать ваш талант?
– Чего? – растерялась Завирушка.
– Развеять не все иллюзии, а только те, что на сцене? Знаете, зрелище отслоившейся штукатурки на потолке атриума может встревожить наших зрителей. А если кто-то из городских чиновников увидит наш фасад…
– Кстати, – перебил его Полчек, – начнём с фасада.
Они втроём вышли из театра и стоят на улице перед ним. Прохожие озираются на козла, но без особого удивления – в Порте Даль на улицах и не такое можно увидеть.
– Как тебе нравится «Скорлупа»? – спрашивает девушку драматург.
– Очень величественно, – отвечает она искренне. – Великолепный образец ранней имперской архитектуры, поразительной сохранности.
«Скорлупа» – одно из немногих зданий Порта Даль, переживших смуту, последовавшую за падением Империи и отделением Корпоры. В те годы открытый и с моря и с суши город был лёгкой добычей для всех, кто кинулся под шумок пощипать соседей. В иные дни пираты устраивали целые морские баталии в бухте, при помощи боевой магии и кисгодольской артиллерии решая, кто сегодня будет грабить первым. Большую часть города за несколько лет превратили буквально в руины. Позже новая столица – Всеношна – установила порядок, железной рукой приструнив как пиратов на море, так и банды на суше. Вдоль дорог выстроились виселицы с теми, до кого сразу не дошло, что смута кончилась. А в Порте Даль отстроили новые кварталы. Вышло симпатично, но, конечно, послевоенный бюджет не дал архитекторам развернуться так, как это могла себе позволить богатейшая империя Альвираха.
На фоне практичной, но утилитарной постимперской застройки «Скорлупа» выделяется как высший эльф среди гномов. Бывшее здание портовой управы символизировало торговую мощь Империи, в нём заключались ежедневно тысячи сделок, оно выполняло функцию биржи, здесь держали офисы страховые компании, здесь отмечался каждый корабль, входящий в порт и выходящий из оного. После войны оборот порта даже близко не дотягивает до имперского, и огромное пафосное здание оказалось не у дел – торговая бюрократия распределилась по небольшим конторам непосредственно в порту, где гораздо проще обделывать всякие делишки с контрабандой.
– Красивое здание, – повторяет Завирушка. – Жаль, что такие больше не строят.
– Пан, покажи ей! – командует Полчек.
«Скорлупа» секунду как бы мерцает, а потом девушка видит, что половины сияющих на солнце огромных витражей на самом деле нет – проёмы забиты досками, а щели между ними заткнуты тряпками. Колонны над входным портиком зияют прорехами, как зубы пережившего цингу моряка, роскошный серебряный купол потемнел до черноты и многих листов не хватает, а мраморная облицовка фасада уцелела едва ли на половине стены.
– Но… как? – поражается девушка.
– Пан – мастер иллюзий и может отчасти видеть сквозь них. Даже это умение обошлось бы ему дорого, узнай о нём кто-нибудь посторонний. Впрочем, он демон, ему проще.
– Значит, он тоже может как я?
– Нет. Он не развеял иллюзию, просто показал тебе то, что под ней. Как бы наложил иллюзию на иллюзию. Твоё умение уникально.
– Так что, договорились? – повторяет козел. – Не будешь развеивать всё? По договору с городом мы должны были отремонтировать фасад, но это такие деньжищи! Нам не нужны неприятности с муниципалитетом.
– Но я не контролирую эту способность! – признается Завирушка. – Со мной это случилось несколько раз в жизни, и каждый раз я валилась в обморок!
– Мастер, – озадачился Пан, – как же тогда спектакль? Зритель будет ждать спецэффектов!
– Покажешь ей Кифри в роли Дебоша, – пожимает плечами Полчек. – До сих пор срабатывало. А потом сразу бегом фасад прятать!
***
В порту царит своя особая несмолкающая суета, и Полчеку приходится повышать голос.
– Фасад – мелочь. Многие используют магию иллюзий вместо штукатурки, но городские власти смотрят на это сквозь пальцы, пока куски облицовки не начинают валиться прохожим на головы. Муниципалитету требуется, чтобы город опрятно выглядел, а какими средствами это достигнуто, не так важно. Но часто за магией иллюзий кроются куда менее безобидные вещи.
Они смотрят на красивое храмовое представление: две птахи отправляют желания детей нефилиму. Одна из них, наклонившись, внимательно слушает, что шепчет ей на ухо вставшая на цыпочки девочка, кивает ей, записывает на клочке пергамента. Вторая достаёт из клетки снежно-белого голубя, цепляет записку к его лапке и подбрасывает вверх. Тот взлетает в облаке блестящих огоньков и устремляется в небо. В воздухе какое-то время держится сверкающий след, уходящий в направлении Корпоры, потом медленно рассеивается.
– Моё желание теперь у Вечны? – спрашивает ребёнок.
– Конечно, дитя, – кивает птаха. – В самом Гнездовище. Это магические голуби, они летят прямо к нефилиму.
– И оно исполнится?
– А ты была хорошей девочкой?
– Хорошей, хорошей!
– Тогда сбудется. Вечна всегда помогает хорошим детям! – заверяет птаха.
Дети подходят один за другим, в кружке звенят монеты. Одно желание – один серебряный куспидат.
– Покажи ей, Пан! – велит Полчек.
Вместо птах в мантиях – кое-как замотанные в грязные тряпки гоблины, вместо записок с пожеланиями – кусок грязной бумаги, по которой впустую царапают сухим пером, вместо клетки с голубями – пустая коробка, а взлетает вверх раз за разом один и тот же измождённый пикси, шлейф его волшебной пыльцы видят радующиеся дети. Улететь ему не даёт привязанная вокруг пояса нить, за которую его притягивает назад ехидно скалящийся кобольд. Когда пикси окончательно выматывается и отказывается лететь, тот капает ему в рот виски из бутылки, и несчастный пленник взлетает снова.
– Но пикси же нельзя виски! – отчего-то Завирушку больше всего поражает именно это. – Они сразу спиваются и больше не могут жить без алкоголя.
– Именно так они его и удерживают, – комментирует Полчек. – От нитки он мог бы освободиться, от зависимости – нет.
– Но это жестоко! Мы должны что-то с этим сделать!
– То, что происходит на самом деле, видит только Пан, и немного мы с тобой, потому что он нам это показывает. Если бы мы попробовали освободить пикси, это выглядело бы как нападение на птах Вечны Нашёптанной. Как ты думаешь, на чьей стороне будут люди?
– Так надо сказать кому-нибудь!
– Кому?
– Кому-то главному!
– А кто, по-твоему, здесь главный?
– Не знаю, – призналась растерянно Завирушка.
Пан перестал транслировать для них «иллюзию над иллюзией», и на возвышении снова благостно улыбаются детям милые низкорослые девушки в мантиях храма. Дети радуются, родители, снисходительно улыбаясь, дают им серебряные монетки. Кто пожалеет один куспидат для счастья ребёнка?
– Так Дом Теней тут всё решает, дамочка, – раздался знакомый голос.
– Рыжий Зад? – обрадовалась Завирушка весёлому табакси. – Я в прошлый раз забыла тебя поблагодарить, что ты меня нашёл. Спасибо!
– Вон, этому господину спасибо говорите, – табакси указал кончиком хвоста на Полчека. – Я просто свои куспидаты отрабатывал. А вы, дамочка, уже получше смотритесь! И даже тухлой рыбой почти не пахнет…
Фелиноид демонстративно понюхал мантию Завирушки и сморщился.
– Только мочой орка чуть-чуть, но это дело обычное, если под таверной валяться. Пьяные орки постоянно под себя льют.
– Что? Ты серьёзно? Ложечки-гармошечки! А у меня и одежды-то другой нет… – всполошилась Завирушка.
– Врёт он, – неодобрительно покосился на табакси Пан. – У меня отличный нюх. Ничем таким ты не пахнешь.
– Ладно, вру, – легко согласился Рыжий Зад. – Зато как она задёргалась! А чего вы на этих жуликов пялитесь? Типичный же «кобольд-бизнес».
– Ты можешь видеть сквозь иллюзии? – обрадовалась девушка.
– Мне не нужна магия, чтобы унюхать кобольда, – фыркнул табакси. – Да и не первый день на свете живу. В порту всё не то, чем выглядит. Слышали новый хит Нюхопса?
– Эй, братан, всё вокруг – иллюзии!
Это даже не предмет дискуссии.
Не будь дурачком и не верь глазам,
иначе будешь виноват сам!
– О, Нюхопес! – поддержал его стоящий рядом полурослик. – Отлично он вчера зажёг!
– Нюх крутой! – подтвердил важно табакси.
– Крутейший! – они с полуросликом стукнулись кулаками и раскланялись.
Йо, брателло, подойди ко мне!
Я расскажу тебе про Дом Теней!
Эти ребята владеют темой,
для них деньги вообще не проблема.
Им принадлежит в порту криминал,
каждый несёт им свой кэш и нал!
Если ты, кобольд вороватый,
хочешь грести куспидаты лопатой,
смело в Дом Теней обращайся,
не ссы, не менжуйся и не смущайся,
им всё равно, о чём делюга,
лишь бы бабла ты нёс дофига!
В Доме Теней вообще рубят фишку,
им каждый куспидат не лишний!
Если выйдет какая конфузия,
они свой зад прикроют иллюзией,
у них в карманах и город, и птахи,
все от них разбегаются в страхе,
а если ты им не угодил,
то лучше бы тебя сожрал крокодил!
Даже нефилим признавался мне,
что он боится Дома Теней!
Рыжий Зад прекратил дёргаться и раскланялся, ему зааплодировали из толпы.
– Нюхопес, господа! Наш главный портовой талант! – крикнул он. – Не пропустите вечернюю читку на главном пирсе!
– Я подрабатываю у него промоутером, – сказал табакси важно. – Несу, так сказать, искусство в массы. Всего один процент от сборов – и я могу пошуметь в порту про «Дом Живых», Мастер Полчек!
– Это был бы процент от ничего, – улыбнулся драматург. – У нас бесплатные любительские представления.
– Лицензии, что ли, нет? – понимающе спросил Рыжий Зад. – Тогда уши от дохлого тритона вам, а не реклама. Смотрящий от Дома Теней выдернет мне за такое хвост без наркоза.
– Дом Теней контролирует всё, что связано с магией иллюзий, – пояснил Полчек Завирушке. – А это и театральные представления, и религиозные праздники, и портовые жулики. Для Дома нет разницы, кто покупает лицензию. Поэтому Дом покровительствует и гильдии большой оперы, и гильдии нищих.
– И вторая, уж будь уверена, дамочка, приносит им побольше первой! – засмеялся табакси.
– То есть жаловаться на этих жуликов некому? – Завирушка показала на выпускающих очередного «голубя» псевдоптах.
– Если они платят Дому Теней за лицензию – нет, – подтвердил Пан.
– Крутая у вас иллюзия говорящего козла, господин, – завистливо сказал табакси Полчеку, – стильно смотрится. Сразу видно – не простой человек, творческий, выше обывательских предрассудков.
– Я не иллюзия, – ответил обиженно козёл.
– Да ладно, а то я бы козла в шаге от себя не учуял? – рассмеялся Рыжий Зад. – Оу! Зачем же сразу рогами?
– Я не иллюзия! Я демон в форме козла!
– Злой демон?
– Да вообще ужас! – подтвердил Пан. – Сам себя боюсь.
– Тем более круто. Гулять с демоном это даже круче, чем с иллюзией говорящего козла. Только я бы на вашем месте, господин, на поводок бы его взял. Так лучше смотрится.
– Себя на поводок возьми, блохастый!
– Сам блохастый!
– Я не блохастый! У демонов блох не бывает!
– Хватит, – остановил их Полчек. – Пан – режиссёр театра и сильный мастер иллюзий. Относись к нему с уважением, приятель.
– Лицензированный мастер? – тут же сделал стойку табакси.
– Пан – демон-фамильяр, а не маг. Иллюзии – суть его существования. Он создаёт их для зрителей, а затем впитывает энергию их эмоций. Нельзя лицензировать процесс питания.
– Нельзя? – смеётся Рыжий Зад. – Просто никто ещё не подал Дому Теней идею! Эти засранцы возьмут деньги с чего угодно!
– Так мы ничего не сделаем? – уточнила Завирушка, глядя как якобы птаха достаёт якобы голубя из якобы клетки.
Настоящие голуби в клетке давно бы закончились, но иллюзорных не убывает.
– Развей иллюзию, – говорит Полчек равнодушно, – и разгневанные родители разочарованных детей справятся сами.
– Я не знаю как! – протестует девушка. – Здесь нет никого на деревянной ноге!
– Деревянная нога ни при чём. Эта способность внутри тебя. Тебе однажды придётся научиться использовать её, не падая в обморок от ужаса. Так почему бы и не сейчас?
Завирушка нахмурилась и уставилась на жуликов в мантиях. Время шло, она раздувала ноздри, шевелила бровями, прожигала лжептах взглядом, но они продолжали раздавать иллюзорные улыбки довольным детям, звякая монетками в кружке.
– Эй, лысень, – прошептал табакси, – а зачем она так щёки надувает?
– Не мешай, – оборвал его драматург. – Не твоё дело.
– Ну, так-то да, просто боюсь, как бы не пёрнула от натуги. У меня нюх деликатный.
Услышавшая его Завирушка фыркнула, потеряв настрой, и сдалась.
– Нет, ничего не выходит. Я просто не знаю, с чего начать. Это как пописать, когда не хочется.
– Тогда давайте вернёмся в театр, – забеспокоился Пан. – Нам ещё надо хотя бы один прогон сделать до вечера.
**
Второй игрок третьему:
– А какой вообще класс у твоей Завирушки, девочка?
Третий игрок:
– Она чародейка… дикой магии.
Второй игрок:
– Вах, дикий, совсэм дикий! И где же её чародейство? Как снести иллюзии с половины города, так пожалуйста, а ни одного заговора мы что-то не видели!
Третий игрок:
– В ней проявляется первозданный хаос! Она не может это контролировать. И вообще, у меня две ячейки заклинаний на день. Так много не наколдуешь.
Второй игрок:
– И что, теперь ей перед каждым магическим пуком надо проспаться? Я думал, дикие маги в овец превращаются…
Первый игрок:
– Даже у самого дохлого кастера пара заговоров да будет. Что, даже никакого фокуса?
Третий игрок:
– Она не умеет! Вы сами сказали, что уровни отсчитываются от опыта. Завирушка не пробовала кастовать – и не кастует. Чтобы полы мыть, ей магия была не нужна.
Второй игрок:
– Ёж – птица гордая: не пнёшь – не полетит…
***
– На сцену, все на сцену! – торопит Пан. – Последний прогон. У нас новый член труппы, ей надо войти в роль.
– Прикроешь иллюзией, как на премьере, подумаешь! – фыркает Фаль. – Надеюсь, трезвая она целоваться не полезет.
– Простите, пожалуйста! – густо краснеет Завирушка. – Я больше не буду!
– Да я не против, – смеётся Фаль, – если душа просит. Ты миленькая. Только не когда я на ходулях!
– Я вовсе не… То есть я… Но…
– Хватит дразнить ребёнка, Фаль, – укоризненно говорит Кифри.
– На сцену, на сцену! – снова подгоняет Пан. – Времени совсем мало, начнём сразу с башни.
На этот раз Завирушка полностью осознает происходящее, и ей одновременно неловко и интересно. Интересно смотреть на действие, будучи его участником, неловко от того, что чувствует себя совсем не на своём месте. Она актриса? Да вы что!
– Не волнуйся, – успокаивает её Фаль. – Пан прекрасно справится с иллюзией. Будешь выглядеть убедительной Мьёй, даже впав в панический ступор. Но ты не впадай, потому что чем лучше ты играешь, тем меньше силы на тебя тратится. Так что старайся, как можешь, и наслаждайся процессом.
– Мне страшно! – признаётся девушка. – Я буду на сцене!
– Привыкнешь, – отмахивается гномиха. – И да, к следующей репетиции начинай учить слова. Актёр, который не знает своей роли, это безобразие!
Когда дошли до сцены на корабле, Пан предупредил:
– Завирушка! На репетиции не шали! Береги силы для вечера! Кифри, выходи без грима, не пугай девочку!
– Я все равно не… – пытается объяснить она, но козёл не слушает.
– Пошёл Дебош!
Кифри выходит на палубу, иллюзии на нём нет. Изображаемый им легендарный капитан-андед Дебош Пустотелый приветствует Падпараджу и Мью, сообщая, что пиратское сообщество острова Бушприта радо их прибытию.
– Стоп! – кричит со своего балкона Полчек.
– В чём дело, Мастер? – подскакивает козёл. – Что-то не так?
– Нам нужна новая концовка! Иначе сбрасывание иллюзий выглядит случайным сбоем.
– Но это и была случайность! – протестует Завирушка. – Не уверена, что я…
– Молчи! – шепчет ей на ухо Фаль. – Мастер знает, что делает! Доверься его гению!
– Заканчивайте на этом, – велит Полчек. – Я дам вам новый текст к спектаклю. Будет всего несколько реплик, выучите.
– Опять! – мечется по сцене Пан. – Новые вводные! В последний момент! И режиссёр узнаёт последним!
– Мы все узнали одновременно, – утешает его Кифри.
– До меня дольше доходит! – трясёт бородой козел. – А значит, я осознал позже всех! А на мне вся ответственность! Мастеру что, он гений! А отдуваться за всех мне!
– Как утомительно он громок
и полон, вопреки всему,
неверия в состав актёрский! – жалуется Шензи.
– Как будто он один в театре
такой страдалец за любовь,
а мы бесчувственны! – продолжил мысль Банзай.
Эд на этот раз не стал комментировать высказывания своих сиблингов – все и так посмотрели на козла с укоризной. Впрочем, Пан эти взгляды проигнорировал, мечась за кулисами в поисках тифлингов-музыкантов, пока те, забившись в какой-нибудь тёмный угол, не нарезались снова.
***
– Полчек, друг мой, я жажду эксклюзива!
Риардон, бледный эльф, ослепительный красавец с кожей цвета опала, прошёл в кабинет драматурга без приглашения. Эльфы не особо считаются с чувствами других рас, поскольку те, по их мнению, живут слишком мало, чтобы представлять собой что-то значимое. Риардон, например, будучи владельцем, главным редактором и ведущим колумнистом главной городской газеты «Портодальская Истина», занимает этот пост ещё со времён Империи.
Полчек неохотно отложил перо.
– Здравствуй, Риардон. Предложить тебе что-нибудь? Есть вино…
– Мы с тобой называем «вином» разные вещи, – улыбается, демонстрируя белые острые зубы, эльф, – то, что позволю себе назвать этим словом я, стоит больше, чем ты заработаешь за свою короткую жизнь.
Эльфы, помимо прочего, славятся своим высокомерием, пренебрежительным отношением и полным отсутствием деликатности в отношении других рас. Это одна из причин того, что их популяция на Альвирахе последние пару тысяч лет неуклонно снижается. (Каждый эльф – отличный маг, искуснейший стрелок и блестящий фехтовальщик, но дубине огра или кисгодольской «перечнице» на это плевать.)
– Что тебе нужно, Риардон? – интересуется Полчек. – Не припомню, чтобы ты хоть раз притаскивал сюда свою пафосную эльфийскую задницу.
Риардон непринуждённо засмеялся. Оскорбить эльфа может только другой эльф, слова остальных для них как звон мошкары на закате.
– Я бы в жизни… Я говорю о моей жизни, а не том кратком эпизоде никчёмного существования, который считаете жизнью вы… Так вот, я бы в жизни не осквернил свои сапоги этой псевдокультурной помойкой, но город говорит о тебе, Полчек. А я профессионал и должен писать о том, о чём говорят люди. Даже если это такое нелепое недоразумение, как твои потуги изменить театральный канон. Говорят, ты полоскал в своём вертепе светлое имя Падпараджи Единождымученицы? – эльф демонстративно достал блокнот и перо.
Разумеется, для обладающего идеальной памятью Риардона (у эльфов идеальное всё, кроме манер) это лишь аксессуар, поэтому блокнот оправлен в красное золото, листы его – пергамент из кожи с век дракона, перо выдернуто из хвоста кенку, а стоимость комплекта превышает годовой оборот в порту. Правда, без учёта контрабанды.
– Пьеса написана с уважением к этой исторической личности, – ответил Полчек. – Я лишь показываю, что Падпараджа тоже была живым человеком со своими страстями и привязанностями.
– Ну, разумеется, была, – смеётся Риардон, – я брал у неё интервью каких-то триста лет назад. Горячая штучка! Но канон придуман не зря, дружок, и многие будут недовольны твоей подачей образа.
– Мне плевать. Мы не театр, а любительская труппа. Театральный кружок. Нам не нужна лицензия, и мы не обязаны соблюдать канон.
– Как знать, как знать! – качает идеальной высокой причёской эльф. – Это решает Дом Теней. О вас заговорили, Полчек, и заговорили разное. А когда о человеке говорят, к этому начинают прислушиваться. И не всегда те, кто хочется. Так что там у вас за эксперимент с иллюзиями?
Эльф придирчиво осмотрел кресло, счёл его недостойным благородного эльфийского зада и уселся на стол, небрежно сбросив на пол рукопись. Полчек вздохнул и закатил глаза. Риардон при всех своих недостатках – голос города. Его приходится терпеть.
– Франциско! – сказал он решительно.
– Да, господин!
– Подай господину эльфу твой лучший кофе.
***
– Эй, куда прёшь! – кричит сердито Спичка. – Два стакана минимум!
– Я друг господина Полчека! – возмущённо отпирается рыжий табакси.
– В первый раз тебя вижу, – загораживает проход секирой дварфиха. – Сам уйдёшь? Или за шкирку выкинуть?
– Но-но! Доложите Полчеку, что здесь сам Рыжий Зад! Агент самого популярного рэпера Порта Даль Нюхопса!
– Доложить? Я что, похожа на секретаршу, котёночек? А ну кыш отсюда!
– Я видел этого табакси сегодня с Мастером, – говорит подошедший из-за кулис Пан.
– Вот! Козла своего слушайте! Мы с Полчеком деловые партнёры!
– Ладно, – сдаётся Спичка, – время только теряем… Проходи. Но если пометишь что-нибудь, твой рыжей мордой и вытру, так и знай!
– Как вам не стыдно! – возмущается табакси, бочком просачиваясь в зал. – В наше время стыдно быть такой расисткой!
– Как много народу, – закатывает жёлтые глаза Пан, – это же ужас просто!
– Отродясь столько зрителей не собиралось, – соглашается дварфиха. – Я уже дважды посылала за дополнительным элем, и, боюсь, придётся посылать в третий. До первого звонка ещё час, а они уже пьют и спорят!
– Это провокация! – горячится у стойки какой-то полурослик, размахивая кружкой размером с его голову. – Таких, как Полчек, надо судить! И гнать из города! И снова судить!
– Это ещё за что, малявка? – смеётся синекожий ведалкен в камзоле цехового мастера.
– За дискредитацию светлой памяти Падпараджи!
– Да ладно! – вступает в разговор богато одетый полуэльф. – Все знают, что Верховная Птаха имела множество любовников и любовниц. Во времена Империи птахи были воинствующим орденом и не отказывали себе в удовольствиях. Да и нравы тогда были посвободнее нынешних.
– Падпараджа – это символ, а не человек! И приземлять её образ до скандальной любовницы беглой певички – покушение на святое! Если вы этого не понимаете – вы не патриоты Чела!
– Кто не патриот? Я не патриот? – начал вставать с табурета гривастый леонинец. – Я тебе, недомерок, сейчас уши на затылке бантиком завяжу!
– А ну сели все! – рявкнула Спичка. – Сели и выпили! У меня тут бар, а не гладиаторская арена, и кто не заказывает – вылетает на улицу впереди своего визга!
Спорщики покосились на блестящее лезвие секиры и согласно закивали:
– Ещё по кружечке нам, уважаемая! От искусства так и сохнет в глотке!
***
– Начинаем, начинаем, – суетится Пан, – это аншлаг, реальный аншлаг, такая ответственность! Мы не можем подвести Мастера! Клянусь демонами, текст! Фаль, ты заучила новый текст?
– Ты не можешь клясться демонами, Пан! – смеётся Фаль. – Ты сам демон! Это как если бы я клялась гномами.
– Текст, умоляю, скажи, что ты его выучила!
– Конечно, выучила. Кроме того, ты меня прикроешь, если что. Уверена, ты запомнил каждый завиток на каждой букве рукописи.
– Не смей рассчитывать на меня! Это твоя роль! Мне и так есть чем заняться! – бесится козёл. – Завирушка, деточка, ты выучила свои реплики?
– Конечно, уважаемый Пан, я очень старалась! Там всего несколько слов…
– Это важные слова! Важные!
– Я постараюсь не подвести вас!
– Уж будь так любезна. О мрак, тифлинги! Где опять эти пьяницы! Тащите их сюда, начинаем! Все по местам, второй звонок! О демоны, какой аншлаг! В проходах же стоят, в проходах!
В первом акте Завирушка на сцену не выходит. Падпараджа ищет потерянную любимую, мечется по столичным приёмам, устраивает истерики, требует и угрожает, грозясь дойти до Императора. Страшно представить, как непросто даётся это Фаль, летающей по сцене туда-сюда на ходулях и ухитряющейся при этом ещё и петь, не сбиваясь с дыхания.
«Моя божественная Мья!
Тебя разыскиваю я!
Ведь без тебя, любовь моя,
Не нужно в жизни… ничего!
Однажды я тебя найду,
И всё тогда пойдёт… отлично!»
В конце первого акта Падпараджа, наконец, шантажом, угрозами и насилием вытрясает местонахождение пропавшей любовницы из её мужа, и занавес опускается. Секунда тишины – и зрители разражаются ураганом аплодисментов.
Эд громогласно объявляет антракт, и все устремляются в бар, в гостеприимные объятия Спички.
В начале второго акта девушка вышла на сцену и чуть не впала в панику. Роль внезапно вылетела из головы, и если бы не деликатные тычки других членов труппы, направляющих её действия, и не прикрытие иллюзиями от Пана, то она бы, наверное, убежала от смущения и ужаса. Но до сцены на башне они кое-как дотянули, а дальше пошло легче.
– Ничего, – шепчет ей Фаль, – обычный дебют, у всех так было. Не бойся, я с тобой!
Завирушка думает, что если кто и заслужил, чтобы аплодировали ему, а не роли, так это самоотверженная гномиха на ходулях.
Монастырь наконец-то пылает иллюзорным пламенем, зрители одобрительно свистят и топают. Если кто-то и не доволен неканонической подачей образа народной любимицы Падпараджи, то по залу этого не заметно.
– Сцену, сцену, тащим корабль! Эд, Банзай, где вы! – беснуется Пан. – Не радуйтесь аплодисментам, сглазите! У нас ещё целый акт, чтобы облажаться!
– Фаль, Завирушка, ваши реплики финальные, как отыграете, так и запомнят пьесу! Не залажайте коду! Мастер смотрит на вас!
– Не слушай его, – шепчет девушке Фаль, – всё пройдёт нормально. Даже если затупишь с текстом, Пан тебя прикроет. А потом просто лупани как в прошлый раз. Миру пора увидеть гномиху на ходулях, да и тебя зрителям показать не стыдно.
– Но я никогда не делала этого специально.
– Всё, занавес, погнали!
К третьему акту Завирушка втянулась, перестала бояться, и её охватила волшебная лёгкость актёра, который чувствует, что пьеса прёт, что труппа в ударе, что зритель в восторге, и что сам он тоже очень даже неплох.
Падпараджа рассказывала Мье про их великое совместное будущее, пела про любовь, они танцевали на палубе, обнявшись, а потом Завирушка, раскинув руки, наклонялась над бурными волнами, бьющими в нос корабля, а Фаль держала её, обняв за талию.
– Давай, – шепнула гномиха, – пошла твоя реплика!
– Любимая, я счастлива с тобой,
но только не иллюзия ли это?
Иллюзия во тьме для нас просвета,
Судьбе обманывать нас не впервой… – вопрошает Мья.
– Иллюзии – то сумрачное зло,
которое накрыло мир прекрасный.
Но каждому живущему в нем ясно,
что это зло уже обречено! – оптимистично отвечает ей Падпараджа.
– Что б ни скрывал от нас иллюзий полог,
его я сброшу для тебя, любовь!
За это я отдам и плоть, и кровь,
хотя мой век людской и так недолог! – воодушевлённо продолжает Мья.
Завирушка выдаёт свою реплику и понимает, что дальше текста нет. На палубу, скрипя деревянным протезом, выходит Дебош Пустотелый. В новой концовке у него нет слов, он лишь символизирует жестокость того мира, в который бегут девушки, поэтому выглядит особенно зловеще.
– Давай, ну, давай же, пора! – шепчет ей на ухо Фаль. – Не тяни паузу!
– Но я его не боюсь! – растерянно сообщает девушка. – Я же знаю, что это Кифри!
– Сделай же хоть что-нибудь!
– Да что? Я не умею…
– У тебя грунг под юбкой! Грунг! – вдруг паническим шёпотом кричит ей в ухо гномиха. – Мерзкий склизкий грунг! Он сейчас укусит тебя за…
Завирушка в панике подпрыгивает и начинает визжать, пытается стряхнуть с юбки лазутчика, понимает, что на ней костюм моряка и она в штанах, но уже поздно – иллюзии рухнули.
– «Дом Живых» – за честную сцену! – кричит во весь голос Фаль. – Долой иллюзии! Даёшь актёров!
– Падпараджа – гномиха на ходулях? – громогласно удивляется кто-то в зале. – Ну и номер!
В воцарившейся после заявления Фаль тишине голос прозвучал очень отчётливо, но за ним разразился звуковой шторм.
Зрители топали и аплодировали, свистели и орали, возмущались и восхищались, кидали на сцену объедки и били тех, кто их кидает, кричали «даёшь» и «долой».
– Неоднозначная реакция, я бы сказал, – спокойно отметил сидящий в отдельной ложе Риардон. – Но скандалы продвигают новые тренды.
– Спасибо, что пригласили, – ответил его собеседник, лицо которого скрыто капюшоном. – Дому Теней будет интересно об этом услышать.
