Павел Николаевич Чумаков-Гончаренко
Сережа. Рождение воина
– Ну, вот и ладненько, – и с состраданием пожав Артемке плечо, спросил у Василя и Богданыча: – Может, если не боитесь, поможете собрать останки?
Богданыч и Василь согласно кивнули и вышли вслед за попрощавшимся с женщинами врачом.
Останки их собрали и увезли. А наследующий день и похоронили. Но кто, как и где, это сделал, Раиса Максимовна, Сережа и Артемка не знали, – в этот день опять были обстрелы и они все не смели даже выйти из своего подвального укрытия, не говоря уж о том, чтобы отправиться в такое дальние путешествие, как посещение кладбища. Хорошо хоть какая-то власть и подобие мира сейчас воцарились в их городке, а когда здесь проходили бои прямо на улице, то и хоронить погибших некому было, кроме соседей и близких, и порой им приходилось это делать чуть ли ни на месте их гибели прямо во дворах.
Артемка остался жить с Раисой Максимовной и Сережей. От пережитого мальчик стал заикаться и еще долго плохо спал по ночам, иногда будя всех криками от ночных кошмаров. В народе говорят, что беда не приходит одна. Война же, это огромная трагедия, состоящая из множества частных бед. Вот и в двери Раисы Максимовны и Сережи, вновь постучалась беда. Недели через три после гибели Оксаны и Оли, почти через месяц после встречи нового года, когда Роман приезжал навещать сына и мать, к ним явился тот самый командир, майор, который отпустил Романа домой, встретить новый год в семье. Он вошел и молча, по-военному огляделся, словно выбирая место для атаки или обороны. Головы всех обитателей подвала оглянулись в его сторону. Раиса Максимовна сразу почувствовала что-то недоброе и напряглась, схожее чувство охватило и Сережу, который игрался с Артемкой паровозом прямо на их постели. Майор прокашлялся стоя в дверях, и немного переминаясь с ноги на ногу. Он представился и сказал:
– Я прочитал на стене, что здесь живут люди и решил проверить… Мне нужно…, – и он назвал фамилию Раисы Романовны.
– Да, я вас слушаю, – сказала она встревоженно и села на стоящий поблизости стул, словно готовясь отражать нападение или атаку.
Видно было, что и самому майору каждое слово давалось с большим трудом, но он, преодолев себя, выпалил вместе с выдохом, будто идя в атаку страшные для нее слова:
– Роман погиб. Примите мои соболезнования. Он погиб в бою, пав смертью храбрых.
Раиса Максимовна почувствовала, как тяжелеют ноги и руки и ей показалась, что под нею разверзлась какая-то пропасть, и она валится в нее. Она прикрыла лицо платком. Сережа, услышав это, привстал с места и так и впился глазами в майора, фигура которого стала расплываться и исчезать от нахлынувших на глаза Сережи слез. Майор по только ему известным признакам увидев Сережу угадал в нем сына Романа и подойдя к нему спросил:
– Ты сын Романа?
Сережа только кивнул и майор, взяв его руку и пожав в своей ладони, приобняв мальчика, проговорил:
– Ты должен гордиться отцом, он у тебя был…, – запнувшись, добавил: – есть… Он у тебя герой!
Прижимаясь лицом к бушлату майора, Сережа услышал похожий запах, что и от отца, который чувствовал примерно месяц назад, когда прощаясь с ним, он также прижимался к отцу. От этого воспоминания на душе стало еще тяжелее. Артемка глядя на них тоже заплакал, ему захотелось к маме и сестре. Эх, война! Жизнь вообще очень скоротечна и изменчива, а на войне эта ее непостоянство и скоротечность проявляется с особой силой, словно время ускоряет свой ход.
– Я пойду, извините, что вынужден был вам сообщить такую трагическую новость… Простите, что наше свидание и знакомство произошло при таких трагических обстоятельствах… Мужайтесь, мы отомстим за смерть Ромы, мы отомстим за все смерти этим укронацистам! Ничто не забыто и никто не забыт! До свидания!
– Подождите, – встрепенулась Раиса Максимовна, – может, хоть расскажите, как он погиб? – сказала она всхлипывая.
– Мне нужно идти, но на пару минут присяду. Я, – начал он, глубоко вздохнув и присаживаясь, – не видел, как это произошло. Он возвращался в часть с инженерно-разведывательным дозором, и они попали в засаду разведывательно-диверсионной группы противника. Завязался бой, и никто из наших ребят не выбрался. Их просто застали врасплох. Никто не мог себе представить, что укропы так нарушат соглашения и нападут. А ОБСЕ как всегда, даже не поехало на место преступления, сославшись на опасность расстрела. В общем, старая история. Но вы не бойтесь, если у ОБСЕ глаза не видят, то на Небе никто не дремлет! И Небо обмануть, никому не удастся, будет еще расплата гражданам Украины за все ваши, – наши слезы!
Еще немного посидев и ответив на несколько вопросов женщин и мужчин о ситуации на передовой о его мнении, когда все это закончится, – на что он отвечал, что думает, что все это не закончится до тех пор, пока в войну не вступит Россия. Потом майор встал и попрощавшись со всеми, вышел из подвала. Когда он уже подходил к своему УАЗику, он услышал позади себя топот ног и обернувшись увидел догоняющего его Сережу.
– Товарищ майор, подождите, – сказал, подбегая к нему Сережа, с красными от слез глазами.
– Да, слушаю. Я что-то забыл?
– Нет, – начал Сережа решительным, но сильно сбивающимся от волнения голосом. – Я хотел попроситься к вам, на войну. Я хочу сам отомстить за отца! За мать! И за Олю…, – добавил он, опуская глаза.
Майор немного растерялся, но потом, собираясь с мыслями, присев на корточки перед Сережей, взяв его за плечи, так же, как это делал месяц назад его отец, проговорил спокойным, вкрадчивым, но не терпящим возражений голосом:
– Послушай. Тебя же Сережкой зовут?
– Да, – кивнул мальчик.
– Послушай, Сереж, – повторил майор, – ты обязательно отомстишь в свое время убийцам своего отца, матери, всем кто измазал руки в крови на Донбассе, да и по всей Украине. Но не сейчас! Сейчас ты не должен бросать свою бабушку, она старый человек и ей тяжело. Представь, как ей будет тяжело одной? Ты должен быть рядом с ней. Ты понимаешь?
Сережа, опустив глаза, кивнул головой. Майор поднялся и, похлопав его по плечу, развернувшись, сел в автомобиль. Сережа, проводил взглядом скрывшийся за углом УАЗ, еще какое-то время постоял на месте, его обуревало двоякое чувство: с одной стороны, ему хотелось все бросить и кинуться вслед за майором и уговорив его, все-таки отправиться на передовую, чтобы отомстить за мать и отца; а с другой стороны, ему, конечно, было жалко бабушку и Артемку. Он решил, что еще немного подождет, но потом обязательно исполнит свой план мести. И Сережа, немного успокоившись от такой мысли, неспешно, вяло перебирая ногами, пошел в направлении подвала. Вскоре оставаться так близко с линией соприкосновения стало слишком опасно, да и ребятам необходимо все-таки было ходить в школу и поэтому они втроем были вывезены волонтерами и республиканской властью подальше от передовой вглубь республики. Им даже предоставили временное жилье и Раиса Максимовна, Сережа и Артемка на небольшое время даже зажили почти что нормальной мирной жизнью. Теперь они не постоянно жили в подвале по воле украинского народа и президента, а спускались туда изредка, когда бандеровцы с особой интенсивностью накрывали города и поселки Донбасса своим артиллеристским огнем. Но все же они теперь жили не так близко к украинским позициям и всушники не могли добить до них из обычных минометов. Для бедной женщины и двух детей проживающих с нею, это уже было относительное подобие мира. Иногда они даже, после очередного обстрела и не спускались в подвальное помещение, а лишь отходили подальше от окон и пережидали очередной обстрел в коридоре или чулане, то есть там, где не было окон, а значит, не могли и залететь осколки от разрывов снарядов. Сережа и Артемка на новом месте начали ходить в школу. Раиса Максимовна всегда их дожидалась с некоторой тревогой и если слышала, что где-то в отдалении или поблизости раздавались взрывы, то она начинала креститься, и тяжело вздыхая глядя на иконы произносила:
– Спаси, Господи, и помилуй рабов Твоих Сергея и Артемия! Сколько же это будет продолжаться?! За что мы терпим от Украины все эти жестокости?! Когда достигнет и их расплата за все их зверства над нами?!
Но печальные лики с икон молча смотрели на бедную женщину. И Раисе Максимовне начинало казаться, что Бог их забыл окончательно и совершенно не слышит. Иногда очень многим людям в Донбассе начинало казаться так же и что эта война никогда не закончится. Но на Небе все слышат, там просто свое понимание времени и сроков. Нам это понимание очень часто бывает недоступно…
Прошло несколько лет. Двадцать четвертого февраля две тысячи двадцать второго года начался новый этап войны в Донбассе. Здесь люди встретили его по большей части воодушевленно и в надежде скорого прекращения многолетней войны и падения ненавистного им киевского режима. Россия назвала это началом специальной военной операции, Украина вторжением, а люди в Донбассе назвали освобождением и расплатой. Наконец исполнилась и мечта Сережи. Ему незадолго до этого уже исполнилось восемнадцать лет, и он уже подал заявление в военкомат на зачисление его в ряды республиканских войск, в его сердце продолжала гореть жажда мести. Он попал в ту же воинскую часть, в которой когда-то служил и воевал и его отец. Сережа попрощался с бабушкой и Артемкой, который уже стал к этому времени полноправным членом их семьи, заметно подрос и был, наверное, по годам ровесником Сережи, когда они только познакомились и потеряли тогда самых дорогих их сердцу людей. Теперь и Артемка рвался в бой и грозился убежать из дома и вступить в ополчение. Сережа, как когда-то его отец, а потом и майор, принесший трагическую новость о гибели его отца, присев на корточки и пытаясь сбить пыл Артемки, говорил ему, когда-то давно слышаные и им самим слова:
– Артем, смотри бабушку не бросай…
– Я тоже хочу воевать! – твердо повторял Артем одно и то же.
– Войны на всех хватит. Я обещаю, что отомщу и за своих и за твоих: и за маму твою и за Олю. А бабушка у нас старенькая, ей одной тяжело будет. Ты должен ее беречь и охранять! Хорошо?
И как когда-то Сережа, теперь Артем нехотя, но кивнул согласно головой, чтобы успокоить и не расстраивать Сережу в такой тяжелый момент. К этому времени у ребят сложились очень близкие и теплые отношения, они в прямом смысле стали братьями и так по родственному и относились друг к другу.
Павел постоянно созванивался с Маричкой, которая порой передавала телефон их сыну Андрею и он лопотал в трубку о том, что скучает по папе и ждет его скорейшего возвращения домой. От голосов сына и жены слышимых им из телефона у Павла на сердце становилось теплее, но последнее время прибавилось и тревоги за них, – теперь отголоски войны докатилась и до их города, который еще недавно был в глубоком тылу, а теперь уже не раз подвергся ударам российской авиации, – там, в черте города располагалась сразу несколько целей, в том числе воинская часть и завод по производству боеприпасов. И Павлу приходилось скрепя сердцем выслушивать всхлипывания жены:
– За что нам все это?! Проклятые москали! Почему мы должны прятаться по подвалам?! Куда смотрит Бог?! Это несправедливо!
И Павел сжимал кулаки от чувство злобы и ненависти. Его сердце, казалось, разрывалось на части от бессилья что-либо сделать и как-нибудь помочь своей семье. В душе слово черная грозовая туча кипело желание мести России и русским. И если раньше, после новостей о том, что снаряды выпущенные из их орудий попадали в жилые районы и погибали мирные жители, в нем еще рождалось какое-то чувство сомнения в правильности происходящего, то теперь он уже командуя гаубичной батареей не испытывал никакого зазрения совести и приказывал открывать огонь даже с неким чувством удовольствия и злорадства. А как же его жена и двое детей по другую сторону войны? О них он уже почти и не думал. Павел, конечно, не знал и даже в страшном сне не мог представить, что когда-то лично лишил жизни свою жену и их дочь. Быть может именно в тот момент его сердце и огрубело окончательно. Наверное, то, что не видно людям в мире физическом, в духовном пространстве все равно приносит свои плоды и быть может даже более важные, значительные и определяющие для всего хода нашей дальнейшей жизни. «За что?» нам все это вместе с Маричкой воскликнули миллионы украинских сердец, когда российские войска зашли на территорию Украины. Словно они абсолютно слепы и глухи и, не слышали тех же самых криков на протяжении восьми лет, таких же людей, как и они, живущих на Донбассе.
Подразделению Павла поступил приказ из штаба нанести очередной удал по скоплению сил противника. И он с большим удовольствием скомандовал поразить цель. По иронии судьбы, на той стороне снаряды от его орудий опять легли в центр небольшого городка, где в подвале скрывались от украинского огня наши старые знакомые, бабушка Сережи Раиса Максимовна и сын Павла Артемка. Он получил по рации уведомление о том, что цель поражена и был доволен отлично выполненной работой. Павел решил выйти из своего укрытия на свежий воздух покурить и погреться на солнышке. Он поглядел вдаль, где дымились населенные пункты подконтрольные ополченцам и россиянам, это работа украинской артиллерии. «Расплата, сукины дети!» – это была последняя мысль, которая пронеслась в его голове. Снайперская пуля попала ему прямо в лицо, он упал и, его безжизненное тело скатилось в окоп.
В некотором отдалении от места, где только что был убит Павел, воин, задернув ветку, которая служила ему укрытием, отложил в сторону снайперскую винтовку. И снял с руки, которой только что поразил цель красную девичью шапочку с цветочком на боку. Он, конечно, не знал, кто стал его целью, да и никогда не узнает. Для него Павел стал всего лишь одним из тех врагов, кто девять лет назад пришел к ним с войной и разрушил их мир, став убийцей их отцов, матерей, жен и мужей, стариков и детей. А поэтому у этого воина просто не осталось другого выбора, другого пути.
