Павел Михайлович Рубченко
Наследство
После похорон моей любимой бабушки прошло некоторое время. Это время было необходимо мне, чтобы смириться с ужасной, испепеляющей душу потерей и полностью необратимой мыслью о том, что моего родного человека больше нет. Осталась только Пустота. На месте чего-то теплого, ласкового, всегда такого доброго и душевного вдруг образовалась пустота… Как сейчас помню ее живые глаза. Всегда поражался, насколько выразительными они были, несмотря на ее преклонный возраст. Просто удивительно! Синие, как бескрайняя гладь океана.
«Время лечит», – говорят люди. Не убежден в этом полностью. Спустя несколько недель, разбирая кучу старых вещей бабули, я нашел коробку. Обычная, ничем не примечательная картонная коробка оказалась закрыта наглухо. То есть я никак не мог ее открыть! Будто она была заклеена или чем-то держалась изнутри. После нескольких бесплодных попыток я решился: взял свой хозяйственный нож с лезвием из быстрорежущей стали и, осторожно вогнав его под острым углом под крышку, начал срезать ее вместе с частью стенок коробки. Вышло довольно коряво, но у меня получилось.
Каково же было мое удивление, когда внутри я обнаружил не кошель с царскими червонцами, не ворох драгоценных камней с тонкой огранкой, ни даже пачку акций МММ девяностых годов. Внутри лежало письмо и некий незнакомый мне аппарат. Письмо оказалось запечатано сургучной печатью! На печати я увидел оттиск то ли бабочки, то ли какого-то жука. Интересная эмблема. Судя по состоянию и виду бумаги, запечатано было давно. Аппарат мне показался смутно знакомым, будто раньше я его уже видел. Сломав печать, я вытащил аккуратно сложенный вчетверо листок. Очень красивым, витиеватым почерком моей бабушки там говорилось о том, что следует сделать, если коробка все же была открыта.
Глаза мои полезли на лоб по мере того, как я углублялся в чтение. Выходило так, что я должен уничтожить неведомый мне прибор, который оказался простым фотоаппаратом. Правда, очень старым, вероятно, начала XX века. Я увидел полустертое название: то ли «Фотогор» то ли «Фоторок» я так и не разобрал. На корпусе я заметил следы от огня и многочисленные царапины и потертости, будто его тянули на веревке по дороге, особо не заботясь о сохранности. «Сдам тебя в музей, – решил я, – пусть люди посмотрят на раритет». Бабушка писала, чтобы я ни в коем случае не пытался использовать винтажный фотик по назначению. Почему так? Для чего нужно было сохранять его в коробке, а не уничтожить самой? Это подстегнуло моё любопытство.
Не придав сколь-нибудь серьезного значения старому письму, я при помощи своего давнего институтского друга, энтузиаста в деле фотографии и всего, что с этим связано, за вменяемые деньги достал старую советскую фотобумагу и реактивы для проявки. Удалось даже выторговать у одного любителя ретро фотовспышку и тросик для кнопки спуска затвора. В комплекте с фотиком было целых три специальных кассеты с фотопластинками определенных размеров.