Павел Михайлович Медведев
Замполит. Проклятый путь
Глава
VII
В ожидании отпуска
Осенью, после командно-штабных учений поступило новое распоряжение с Генштаба о стопроцентном переводе бригады на контрактную службу. Оно касалось всех, кроме офицерского состава. Новые четырехэтажные общежития были готовы для размещения мотострелковых батальонов, танкового и разведбата. Для остальных частей казармы переоборудовались под общежития с комнатами на шестерых человек. В подразделениях массово копировались стандартные рапорта, куда нужно было только вписать фамилию и звание. Те, кто отказывались от подписи такого рапорта, переводились в другие воинские части. Медрота лишилась шестерых своих срочников, остальные пошли на контракт, куда теперь вопреки правилам брали неопытных солдат-срочников, не прослуживших еще и года. Троим солдатам-срочникам повезло – они демобилизовались, в их числе был и тот самый Тимуров, которому грозил дисбат, но дело было закрыто, чтобы не портить статистику подразделения. Я должен был сопровождать своих срочников к новому месту службы, но этого не случилось, так как меня просто забыли провести приказом. Слава Всевышнему, подумал я, ведь среди переведенных срочников был солдат, которому я съездил по лицу и по корпусу за устроенную попойку в расположении роты в предвкушении перевода. Он даже попытался ударить меня в ответ, но хмель отнимал у него силы. Это был единственный раз, когда я не сдержался и применил рукоприкладство к подчиненному. С тех пор я дал себе зарок на службе больше никогда не применять насилие.
Больше повезло старослужащим «дембелям», их демобилизовали чуть пораньше, чтобы не переводить в другую часть. Правда, один из них утерял военный билет, но как-то добрался до дома, встал на учет в военкомат. Оттуда поступило входящее письмо о необходимости провести расследование по его утере. Мне ничего не оставалось, как письменно, в административном расследовании подтвердить, что военный билет демобилизованного солдата был утерян в штабе бригады, поскольку не был возращен с печати отделом мобилизации и комплектования нашей воинской части.
К зиме солдаты-срочники навсегда канули из нашей бригады. Больше мне некому было приносить письма и газеты из штаба, сопровождать на почту для получения посылок. Контрактники пользовались мобильниками, писем не писали, посылки не получали, так как хорошо зарабатывали и могли ездить в отпуск.
С октября должность командира роты стал исполнять молодой капитан Пономаренко, с которым у меня сложились хорошие отношения, когда он еще был в должности начмеда танкового батальона. Он часто заступал дежурным врачом в медроте и приносил свой ноутбук на дежурство. Именно благодаря его наставлениям я лучше освоил компьютер, подтянул навыки по набору текста, таблиц и прочих документов.
В общем, адаптация к новым условиям с трудом была пройдена. И после выговора моего начальника, полковника воспитательной службы, бывшего партийного замполита и его лекции о субординации с нижестоящими чинами прапорщиков и сержантов, мне пришлось съехать на другое съемное жилье. Жить в одиночестве, без своих уже хороших знакомых сержантов контрактной службы Алексея Зосимова и Тимура Ильдарова. Последний, впрочем, также съехал со старенького домика к своей девушке, с которой планировал жить гражданским браком, а после расписаться. Мы на троих поделили совместно приобретенную недавно аудио-видеотехнику, мне достался большой телевизор, который теперь скрашивал мой досуг по вечерам. Долг по коммунальным платежам хозяин домика пытался повесить на меня, приличную сумму за газ, так как проверяющие проникли в дом и списали показания счетчиков. И если в прошлый раз я случайно запустил их, когда ко мне приехали сослуживцы. То в этот раз, скорее всего газовиков впустила девушка Тимура. Поэтому я отверг все его претензии по коммуналке, поскольку не имел к этому отношения. В общем, я вовремя съехал на другую квартиру.
Новые полдома, где я обосновался, были также рядом с центром города. Теперь это был добротный дом с высокими потолками, капитальным фундаментом, теплой ванной комнатой. За новое жилье вместе с небольшой коммуналкой я отдавал почти треть своего жалования, вторую треть откладывал, высылая домой по почте. Оставшуюся часть я проедал и тратил на прочие нужды, но при этом экономил средства. В отличие от солдат контрактной службы, которые жили на всем готовом. За жилье не платили, питались в столовой бесплатно. Но умудрялись тратить на сигареты, выпивку и мобильную связь все свои сбережения, снимая их со сберкнижки. На руки они получали только тысячу рублей по распоряжению комбрига. «Контрабасы», так звали контрактников, часто обновляли свои мобильные телефоны, каждые три-четыре месяца, много проговаривали по роумингу, не говоря уже о саунах – излюбленных местах отдыха солдат. В общем, деньги у них разлетались за одну-две недели. И хотя они зарабатывали со слов комбрига «сумашедшие деньги», на пользу они большинству не шли. Офицеры, кроме звездочек на погонах от солдат теперь ничем не отличались ни по форме, ни по кокарде, ни по условиям службы, а денежное содержание отличалось всего на пару тысяч. Но эти излишки тратились офицерами на материальную базу. Кто-то подкупал комиссию, другие закупали бумагу, тетради, ручки и прочую канцелярию. Я не был исключением, особенно после комиссии, выявившей недостатки в моей документации. Оказалось, что у меня в ящике по воспитательной работе отсутствовала добрая половина журналов и информационный уголок для полевого выхода. Где на плащ-палатке должны были размещаться фото президента, флаг, герб с описанием, текст гимна, история нашей воинской части и прочая политинформация. Статьи расходов на материальную базу в финслужбе нашей бригады просто не было.
И если некоторые офицеры и контрактники шутили, что служба с медиками это привилегии в виде спирта, наркотиков и женщин. То в моем случае, можно сказать, что спирт был строго подотчетен и мало меня интересовал не только из-за слабого желудка, но и по причине отсутствия выходных. Лишь раз в месяц в среду у меня получалось отдохнуть от службы, выспаться, постирать форму и навести порядок в съемном жилье. Наркотические препараты в роте хранились в специально оборудованной комнате. Списывались они начмедом лично, а уж дальнейшая судьба их отслеживалась военными особистами. Особенно после того как начмед Махмудов прикупил себе новое авто – недешевую иномарку. А в плане женского пола – большая часть медиков-женщин были зрелые замужние дамы бальзаковского возраста, за исключением молодых медсестер, заступавших на сутки через трое. Одна, из которых Карина, жена контрактника Максима Андрейко, после неудачных родов была на больничном. Вторая, Анжела Амосова эффектная кареглазая брюнетка, хотя и напоминала мою школьную любовь, была старше меня, да к тому же замужем за капитаном вертолетного полка. Третья, новенькая Алена Мудракова после училища, выбрала себе в ухажеры одного из врачей. А четвертая рыжеволосая и полноватая Марина Дорофеева – была матерью-одиночкой, курила, ругалась нецензурно и выглядела немного старше своих лет из-за нервной работы медсестрой. Часто были слышны ее протяжные выкрики – «Молодой» так она звала по фамилии одного из больных психоневрологического отделения Антона Молодого. Сами больные солдатики звали ее женщина-вулкан за взрывной характер. Поэтому все преимущества тыловой службы с медицинским уклоном в полной мере, как это в шутку представлялось многим фантазёрам оставалось лишь шуткой, не имевшей под собой правдивой почвы.
В целом, так прошли первые месяцы моей изнурительной военной службы в мотострелковой бригаде, дислоцированной в провинциальном городе под старым названием «Святой Крест». По солдатским меркам я преодолел самый сложный отрезок военной службы по призыву, когда статус военнослужащего был определен словом – «дух». Предшествовала ему первая ступень, именовалась «Запах» – до принятия военной присяги. После полугода службы «Слон» – солдат любящий обильные нагрузки, в общем, первый год военнослужащий считался молодым бойцом. Меня, учитывая военную кафедру и офицерское звание, с первых дней службы за спиной прозвали «Мамонт», а обращались чаще по должности «замполит», чем по званию. Искоренить в армии эту негласную идеологию дедовщины считалось невозможным еще с советских времен.
На улице лежала осенняя листва, и мне уже стукнуло двадцать три года. Прошло больше года с момента получения мной военного билета, его теперь заменяло удостоверение личности военнослужащего, не позволявшее выезжать за пределы гарнизона. Вдруг на меня нахлынула ностальгия по прежней жизни и родному городу. Военная служба представлялась мне совсем по-другому, казалось более интересной и менее психотравмирующей и опасной. Печаль, казалось, проникла мне в самое сердце и даже печенку. Так я воспринял первую осень на чужбине, тянуло домой. Зима оказалась очень холодной. Чтобы хоть как-то отвлечься от суровой непогоды и нестерпимой действительности, я на дежурствах и в свободное время на службе стал зачитываться историческими детективами нового популярного автора. В своих романах он описывал непростой путь одного молодого чиновника из государственной полиции при царском режиме. Пару его произведений даже были экранизированы, фильмы мне удалось посмотреть только на будущий год.
Рапорт мой о переводе в другую часть был самой большой глупостью, на которую я надеялся, прослужив первые полгода. Непосредственное начальство даже отказывалось о нем слышать, пока не поступит сверху указание вместе с отношением, что такую бумагу ждут на подпись в военный округ, лично к самому командующему генералу армии Тарханову. Даже старшие офицеры, получая отношение к новому месту службы, не питали особых надежд на перевод в другую воинскую часть. Особенно после того как моему непосредственному начальнику полковнику Златогиря было отказано в переводе на нижестоящую преподавательскую должность, с которой уходили на пенсию подполковниками. Все решали не только нужные связи, но и гроши.
Оставалось терпеть нетерпимое, ждать отпуска, чтобы отдохнуть от сложного воинского коллектива, где царила атмосфера хамства и грубости начальников, пьянства и попустительства офицеров, наглости и наркомании контрактников, опозданий женщин военнослужащих и в целом привычного вялого саботажа текущих задач всем подразделением. Хотя подразделением медицинскую роту назвать было сложно, скорее это была организация по тыловому типу, с одной стороны, особо не признающая устав, с другой стороны не особо углубленная в медицину. В общем, военный врач – это не военный и не врач, так мои сослуживцы-медики сами шутили про своих, за исключением военных хирургов, способных выполнить операцию даже в полевых условиях.
В такой атмосфере, встречая свою двадцать третью зиму, с тоской по дому в рутинных армейских буднях мне оставалось терпеть жестокую действительность. Изображать образцового строевого офицера-воспитателя, как нас по-старому называли замполита роты. И ждать начала нового учебного года по боевой подготовке и окончания дактилоскопической регистрации разведывательного и саперного батальонов, ранее отсутствовавших по причине многомесячных полевых учений. Чтобы освободиться от текущих задач и отгулять положенный отпуск за уходящий год и жить только этой надеждой, считая долгие дни, недели и месяцы.
