П. И. Ковалевский
Русский национализм и национальное воспитание
На улице. В кадрах хулиганов. В объятиях революции…
Да где же им и быть… Не получивши образования, без всяких знаний, без диплома, без надежды получить где бы то ни было кусок хлеба, озлобленные, без веры, без национальности… куда им?.. Проклятия остались памятником этому министерству…
На эту-то почву, вспаханную и политую кровью и ненавистью ко всему в мире, пал призыв Александра III.
Диво ли, что он вызвал малую реакцию…
Но если даже мы оставим в стороне то подавляющее, то обезличивающее, то нивелирующее воздействие школьного классицизма, которое так энергично внедрялось Деляновым в средней школе, то и помимо этого пагубное влияние для государства заключалось в вытравлении в детях всего национального и в создании из них человека, космополита. Вот почему наши классические не национальные гимназии готовили не борцов, не людей мощных, а слизняков и слюнтяев, неграмотных, безымянных, воспитанных на мертвых языках и пригодных только для вымирания.
Помимо всех прочих недостатков нашего школьного классицизма, нужно указать и на то, что он не подходил к духу и времени нашего народа. Из нас, русских, хотели сделать греков и римлян. Это то же, что цыпленка заставить быть утенком и плавать по воде, а утенка превратить в цыпленка. Мы, русские, люди севера, холодной и однообразной природы, которая требует изучения, знания и великого труда. Такова и натура русского. «Приноровиться, приглядеться к делу, обнять его понемногу, упорным трудом – составляет истинный прием реализма, – говорит Д.И. Менделеев, – и это дело истинного гражданина русской земли. Недаром между русскими учеными больше всех успели выдвинуться реалисты». Классицизм же ведет к рационализму, порождает эгоизм и карьеризм, «который дали, дают и будут давать средние школы классического типа… Там, где основание народной истории идет прямо от латинян, классическое образование прекрасно отвечает целям государства, но у нас и в наше время, когда надо отвоевать от природы, а не от людей, главные условия роста народного и когда рационалистические попытки и красные слова потеряли во всем свете свой прежний вес, средневековая система образования – сущее зло… Англичане, у которых до сих пор классическое образование довольно распространено, при всех своих достоинствах, все-таки в целом обладают многими жестокими и несимпатичными сторонами… Это приписывают обыкновенно характеру народа, а по мне это плоды классического образования Англии» (Д.И. Менделеев).
Нужно ли насиловать русскую натуру классицизмом – натуру, отличающуюся добротою, мягкостью, благодушием и склонностью к самопожертвованию, доказательством чему служит целый ряд войн за освобождение славян…
При всех вышеуказанных условиях, кто же мог в России поддержать высокую идею Александра III?
Теперь, когда верховная власть 17 октября 1905 г. признала самосознание русского народа настолько установившимся, что призвала граждан к принятию участия в устройстве и управлении государством, сознательный русский национализм должен вспыхнуть в той мере, в какой он и может вспыхнуть в народной массе, начинающей жить сознательной национальной жизнью. Теперь действительно настало время его мощного господства и влияния в течение государственной жизни.
В настоящий момент мы вступаем в младенческий период национального самосознания и сознательного русского национализма.
Как и следовало ожидать, в столь юной гражданской стране, в стране, можно сказать, где гражданственность еще в младенческом состоянии, проявление национального духа выражается несмело, отдельными вспышками, враздробь и недостаточно настойчиво. И это весьма естественно. Русские еще не успели столковаться и сплотиться, а очень многие из активных общественных деятелей состоят из инородцев, сепаратистов и продажных русских либералов, в интересах коих стоит не содействие развитию народного духа, а противодействие ему. Пресса, тоже в огромном большинстве инородческая, всеми способами помогает этому противодействию. Даже между настоящими русскими нашлись предатели и иуды, которые не считают за позор и бесчестье клеймить свою Мать-Родину… А мы, русские, еще так рабски запуганы, так малодушны, так непривычны высказывать свое личное мнение, что не решаемся достойно и по заслугам оценить и заклеймить деяния и тех и других. Сознавая такую слабость нашего национализма, в этот момент инородцы постарались так поднять свой мелкий инородческий национализм, что открыто заговорили об автономии, сепаратизме и даже разрушении господствующей нации на благо их, инородцев…
Весьма понятны озлобление и даже ярость русских инородцев по отношению к русскому нарождающемуся национализму. Это – естественная попытка убить нарождающийся национализм в момент его нарождения, in statu nascendi. Теперь он еще слаб, юн, хил, и теперь его легче подавить и с ним справиться. Горе, если он разовьется. Тогда придется ему подчиниться.
Понятна и наша слабость в момент возникновения национализма. Многие из нас современники, а другие дети рабов или рабовладельцев, а потому у нас нет еще той силы духа, той духовной мощи, той национальной храбрости, какова у настоящих, спокойно развивающихся граждан. Отстаивать свою национальность далеко не легко. Примером тому служат евреи. Тысячелетия они защищают и открыто охраняют себя от всех, – а и им стыдно бывает иногда открыто признаться, что они евреи. И как часто они прячутся за то русское имя, которое они так ненавидят. Из стыда за свою нацию, за свою народность господин Бродский отказался от своего еврейского имени и принял русское, христианское. Вероятно, ему было чего стыдиться… Но наша нация чиста и безупречна, и бесчестно стесняться ее открыто исповедовать, а еще подлее – хулить.
Мне малопонятна та душевная низость, то предательство, та подлая бессердечность, с которыми сыны или, точнее, выродки России позволяют себе грязнить и чернить свою мать, Россию, самою мерзкой и гнусной клеветой, – или обкрадывать ее государственные и народные средства. Единственным объяснением может быть то, что во все времена были Хамы и Иуды, и кадеты, и интенданты.
В то время как наше национальное русское чувство спало и было подавлено, национализм других народностей России вспыхнул с наибольшей силой и стал настолько мощный, что раздались голоса об автономии народностей, населяющих Россию, о сепаратизме, о воссоздании новых государств на развалинах России… Не рано ли начался дележ?!. И не преждевременны ли похороны?..
«Русская интеллигенция эпохи до и после освобождения крестьян, – говорит профессор Локоть, – с правом может быть названа не только прогрессивной, но и демократической… И западническое, и славянофильское течения русской интеллигенции в эпоху 40—60-х годов, в сущности, шли по одному общему руслу, и их резкое, непримиримое расхождение начинается только после освобождения крестьян, с выступлением «инородческого» вопроса, встретившего такого сильного противоборника в лице бывшего защитника Каткова, резко разделившего достаточно единую до тех пор русскую прогрессивно-демократическую интеллигенцию на два уже почти непримиримых течения: космополитически-прогрессивное и национально-консервативное, из которых первое оспаривало для себя исключительную честь считаться демократическим, а второе совершенно напрасно и даже малоосновательно стало отказываться от этой чести.
В настоящее время большинство русской интеллигенции не только национально, но прямо антинационально. Оно порабощено социальным космополитизмом и сепаратизмом и с этой точки зрения является явным и резким противником и врагом своей нации и своей Родины.
Общественная драма русской радикальной интеллигенции усилилась именно с того момента, когда в ее мировоззрении стали господствовать принципы и идеалы космополитизма и социализма как воплощения бесконечно отдаленного будущего социального строя.
Только национальная интеллигенция, т. е. интеллигенция, проникнутая живым чувством кровной своей связи с данной национальной группой, найдет в себе животворящее ощущение прочной связи с общественным коллективом; только она будет активно и чутко относиться к интересам редкой общественной группы; только она будет иметь действительное право на интеллектуальное и общественное представительство своей группы, только она будет иметь нравственное право на влияние, на видоизменение всего уклада морального и общественного мировоззрения масс того коллектива, с которым она кровью связана. Без национального живого чувства и сознания интеллигенция – это отброс общественных групп, накипь на них, годная только в качестве механической служебной силы для господствующих групп и отчасти для государства, поскольку государство является подчиненным более сильным, государственным группам.
Национально-демократическое мировоззрение не может не быть консервативным в государственном смысле: для национальной демократии как представительницы главным образом мелких и средних масс политический прогресс страны мыслим только в форме эволюционного процесса, медленно созидательного, но не разрушительного, всегда связанного с тормозом в производительном труде, с уничтожением накопленного труда, накопленной общественной энергии.
В основе национально-демократической партии – национальное начало. Оно является естественной и могущественной объединяющей силой для общественных групп не только независимо, но даже в известных случаях и вопреки социально-экономическим их интересам. Вот почему национальное единство нации – вернейший залог внутренней ее сплоченности, вернейший залог более равного, эволюционного ее политического развития… Ясное национальное самосознание облегчит общественную борьбу группы за ее интересы, будет способствовать росту ее общественной силы. Особенно необходимо это национальное самосознание для мелко-и среднеимущих масс буржуазии, которые мы с полным правом можем называть мелкой и средней имущей демократией. И тот взрыв национализма, который мы в настоящий момент наблюдаем в политическом сознании русских народных масс, который мы, конечно, не можем считать каким-либо искусственным, политическим продуктом, так как он органически вытекает из необходимости политического самосознания и самоопределения общественных групп, уже призываемых к планомерной и закономерной политической жизни, – этот взрыв национализма России как нельзя более убедительно говорит о его необходимости. Мелко- и среднеимущественная демократия в России должна быть национальной, и она будет национальной, как бы ни шла вразрез с этим даже вся русская интеллигенция… Народные массы, народные демократические группы в конце концов подчинят себе интеллигентные группы, и общественно-политическое мировоззрение интеллигенции неизбежно должно будет включить элемент национализма… Само государство, вернее, сама исполнительная государственная машина неизбежно должна будет в известные моменты и при известных условиях становиться национальной не только в смысле отражения нации как сборного и в национальном отношении целого, но даже и в смысле отражения одной определенной национальности, интересы которой в данный момент получают доминирующее положение…
Когда преобладающая в государстве русская – всех трех ветвей – национальность в критический период зарождения и укрепления нового политического фактора – народного представительства – чувствует и видит самый решительный и жадный натиск других, более сильных экономически и культурно-национальных групп в целях захвата соответственно уже сильных позиций и в этом новом политическом факторе, – тогда коренная, но более слабая культурно национальная группа не только вправе, но и обязана предъявлять своему правительству, своей государственной власти требование быть национальными, т. е. оберегать политические интересы коренной национальности, по крайней мере до тех пор, пока коренная национальность не сплотится политически настолько, чтобы собственными групповыми силами оберегать свои политические интересы от излишне неуступчивых притязаний других национальных групп.
Однако, не пренебрегая помощью государственной власти, коренные национальные группы должны и сами по себе энергично развивать и ускорять свое политическое самосознание и объединение. Они должны организоваться в национальные политические партии. Должны это делать не только крупноимущие верхи национальных групп, но и их демократические массы…
Общественно-политическое мировоззрение национальной демократии проникнуто прежде всего реализмом; оно чуждо всякого общественно-политического утопизма, оно стоит за здоровый консерватизм в социальных устоях, за разумный и твердый порядок в государственной машине, за хозяйственность и строгую отчетность в экономической политике государства, а следовательно, и за нормальное, планомерное эволюционное развитие начал народного представительства и за действительный контроль народного представительства над деятельностью исполнительных органов государственной власти.
Национально-демократическое мировоззрение, как реалистическое, эволюционное, не мирится с утопическим требованием – «все сразу» и «все или ничего»… Оно считается с реальным соотношением общественных и политических сил; оно борется за интересы демократических групп, не забывая, что в борьбе необходимы взаимные уступки в интересах целого, в интересах конечного, реального, общественного коллектива государства. Национально-демократическое мировоззрение – государственное мировоззрение, – и национально-демократическая партия будет партией государственной, а не разрушительной. Национально-демократическая партия будет солидарна с теми партиями и группами, которые, прежде всего, признают и оберегают права коренных национальных групп, создавших силу государства и которые не противятся росту, экономическому, культурному и политическому развитию демократических масс этих групп. Наконец, как партия реалистическая, национально-демократическая партия будет чужда шовинизма и нетерпимости, но в то же время будет крепко стоять за интересы демократии с теми партиями и группами, которые под каким бы то ни было флагом посягают на них. Такова в самых общих чертах социально-политическая конструкция и характеристика той партии, которая должна будет объединить русское хозяйственное крестьянство, вообще мелкое и среднее землевладение, городской слой мелкой и средней буржуазии, громадное большинство сельского и городского духовенства и, наконец, значительный слой служилой и вольнопрофессиональной интеллигенции, в которой живо будет национальное чувство и сознание своей связи с народом» (профессор Локоть).
Вот последнее слово национализма в нашем славном Отечестве.
Современный русский национализм еще слишком юн. Он не в детском, а даже в младенческом возрасте. Ему всего три-четыре года. Но даже ныне он является мощным и требовательным. Является он сильным не потому, что интеллигентная национальная партия была бы сильна. Нет, она слаба и даже слишком слаба и ничтожна. Силен он потому, что ныне сам русский народ просыпается и заявляет о своих правах. А если доселе русский народ был сильным и мощным, находясь в положении спящего Ильи Муромца, то что можно подумать о мощи, силе и величии России при пробуждении и сознании всего православного народа.
Национальность и национализм
Приступая к изложению учения о нации и национализме, мы прежде всего должны условиться в надлежащем понимании этих слов. Нужно сознаться, что эта сторона жизни так мало интересовала наших предков, что язык наш, весьма богатый и полный во всех остальных отношениях, в данном вопросе оказывается весьма бедным и недостаточным. Он является настолько бедным, что для надлежащего понимания затрагиваемых нами жизненных сторон приходится прибегать к позаимствованию из других языков.
Что такое нация? Нация – группа людей, занимающая определенную территорию на земном шаре, объединенная одним разговорным языком, исповедующая одну и ту же веру, пережившая одни и те же исторические судьбы, отличающаяся одними и теми же физическими и душевными качествами и создавшая известную культуру. Национальный – свойственный, присущий данной нации. Национальность – собрание свойств и качеств, присущих той или другой нации.
Некоторые понимают под национальностью то же, что мы понимаем под нацией. Едва ли это правильно. Другие слово «национальность» употребляют как обозначение части нации. Так, например, для всего русского народа употребляют слово «нация», а для обозначения великорусов, малорусов и белорусов употребляют слово «национальность»: русская нация, малороссийская национальность. Это применение слова также едва ли правильно. Слово «национальность» определяет свойство, а слово «нация» – народ.
Национализировать – значит внедрять в ту или другую группу людей свойства, присущие той или другой нации. Например, в настоящее время русская нация очень слабо национальна.
Под влиянием векового рабства она мало-помалу теряла те свойства, которые присущи ей. Занятый денно и нощно жизненными и животными потребностями простой народ очень мало думал и помышлял о православной вере, самодержавии, своем Отечестве, своих общих интересах и т. д. Он жил чисто животной жизнью и не отвлекался от насущного дня. Если в глубине его души и теплились искорки любви к своей Родине, к своему русскому, то все это было так глубоко и так темно, что в настоящее время, когда даются условия для создания более сознательной и более полной жизни, надобно эти темные и глубокие искорки и вызвать более наружу. Это можно сделать путем внешнего выяснения всего прошлого, настоящего и будущего, путем поднятия условий жизни, человеческого самосознания и материального бытия этих простых людей. Вся задача будет состоять в подведении и разрисовке тех красок и искорок, которые уже раньше теплились в душе простого человека.
Во многих случаях эта задача удается. Она будет состоять только лишь в усилении и прояснении того, что уже присуще самой природе, но только было слишком сглажено и заглушено.
Существует и другой способ национализации – это внедрение национальных свойств одной нации другой нации. Это тоже возможно, и успех данного дела зависит от стойкости, древности и культурности одной и другой нации. Так, наши лопари Лапландии имеют свой язык, имеют свою языческую веру, жили своей обособленной жизнью и отличаются своими физическими свойствами. При столкновении с русской нацией они очень легко приняли христианскую веру, почти все говорят по-русски, принимают все русские нравы и обычаи, и пройдет 30–50 лет, и от лопарей останется одно воспоминание. Лопари будут обрусены. Русская нация национализирует лопарей, если только мы не будем в этом деле столь преступно небрежны, какими пребывали до сих пор. Мы не только не заботились о закреплении русской национализации лопарей, но мы с легкой душой совершаем другое преступление: мы позволяем этих лопарей нашей подчиненной нации – финнам – офинивать. Это великое государственное преступление, и оно падает на душу нашего правительства. Долг и обязанность национальной партии поднять этот вопрос в Государственной думе и окончательно закрепить русскую национализацию лопарей. То же самое должно сказать и о карелах.
Национализация – сознательное и умышленное насаждение национальных свойств и качеств державной нации в нациях культурно слабых и соподчиненных. Денационализация и денационализирование – ослабление и уничтожение свойств и качеств какой-либо нации, как это, например, бессознательно делалось веками русской нацией.
В русском языке есть слова «народ», «народность», «народный». Но это не то же, что нация, национальность, национализм. Это или больше, или меньше. Словом «русский народ» обозначают или состав жителей всего Российского государства, и тогда в это государственное понятие входит 150 наций, составляющих Российскую империю, или словами «русский народ» обозначают сословие, класс людей, простой класс народонаселения.
Так, П.И. Пестель говорит: «Народ есть совокупность всех тех людей, которые принадлежат к одному и тому же государству, составляют гражданское общество, имеющее целью своего существования благоденствие всех и каждого»[11].
Профессор Локоть говорит: «Великий коллектив – многомиллионная масса крестьянства – вполне справедливо присваивает более широкий титул – народа. Да… крестьянство с русской общественной точки зрения – это действительно народ, т. е. как бы синоним нации «государства»[12].
В последнем случае все-таки народ будет часть нации, и для пополнения всей нации нужно добавить дворян, духовенство, купцов и проч.
Таким образом, русский язык не имеет своих слов для обозначения того понятия, для которого приходится употреблять слово «нация». Свойства и качества, присущие нашей нации, служат как для обозначения ее свойств, так и для отличия нашей нации от других наций.
Профессор В.М. Грибовский с государственной точки зрения так определяет национальность: «Национальность представляет собою духовную культурную общность, вырабатываемую историческим путем, общность культуры, массовых идей, чувств, склонностей, языка как средства общения и своеобразного национального богатства».
По Хомякову, «…народность есть начало общечеловеческое, облеченное в живые формы народа. С одной стороны, как общечеловеческое, оно собою богатит все человечество, выражаясь то в Фидии и Платоне, то в Софокле и Вико, то в Беконе и Шекспире, то в Гегеле и Гете; с другой стороны, как живое и неотвлеченное проявление человечества, она живет и строит ум человека. В то же время она, по своему общечеловеческому началу, в себя принимает все человеческое, отстраняя чуженародное своею неподкупною критикою, тогда как отдельному лицу нельзя не поддаваться самим формам чуженародности и не смешивать их с тою общечеловечною стихиею, которая в них таится, – но человек, воспитанный в народности, растет и крепнет, разумно богатится всем богатством человеческого мышления, законно расширяет ее пределы, а иногда доходит до законного отрешения от ее ненужных случайностей».
В доисторические времена человек жил семьей: муж, жена, дети. Все они любили друг друга, все они помогали друг другу, взаимно оберегали и взаимно заботились. Дети вырастали, женились и селились недалеко от своей основной семьи. Так было безопаснее. Так было и приятнее. Они имели свой способ обмена мыслей и чувств – язык. Они развивались соответственно окружающей обстановке: лес, горы, озера, реки и проч. Их природа приспособлялась к этой обстановке и отличалась от природы тех семейств, которые жили и воспитывались при другой природной обстановке. Так создавался особый род. Род – это и было единицею нации. Легко могло случиться, что часть этого рода отрывалась от своего корня, поселялась в другом месте, воспитывалась при других условиях приспособления к природе, создавала себе иную природу, иной язык, иные нравы и обычаи, иные верования. Много между ними было общего с первой коренной семьей, но много и отличного. Создавались две разновидности одного народа.
Естественно, что лица одного рода и одной народности любят друг друга, как членов одной семьи, любят окружающую природу, любят свое дело, любят предметы, которыми работают, любят свой язык, свои песни, свои нравы, свои обычаи, все то, что принадлежит им душевно и физически. С течением времени народность разрастается, занимает большее пространство, расширяет занятия и промыслы, совершенствует условия жизни, скопляет знания, облегчает жизненную борьбу и создает понемногу культуру. Встречая на пути более мелкие и менее совершенные народности, эта народность – коренная, более сильная, более культурная – побеждает встреченную, овладевает ею и поглощает ее. Разумеется, она дает ей свои знания и блага своей культуры. Но так как народность, вступившая в общую массу господствующей победительницы, имеет тоже свои особенности физические и душевные, то, сливаясь с господствующей нацией, она передает ей и свои особенности. Восприяв особенности присоединенной нации, господствующая нация их ассимилирует и поглощает в себе и тем самым невольно несколько изменяется. Поэтому даже сильная господствующая нация не представляет собой величины постоянной, неизменной и неподвижной. Нет, она подчиняется изменению под влиянием вливающейся крови новой нации и изменяется под влиянием новых условий жизни и борьбы за существование – совершенствуется, прогрессирует.
Включая в себя все более и более побочных мелких наций, коренная нация становится не только господствующей, но и державной, направляя жизнь во всем государстве и управляя им соответственно интересам и культуре своей коренной нации, соблюдая, однако, интересы и благополучие соподчиненных наций. Так создается государство – сильное, мощное, культурное, самобытное.
Уже с появлением малых племен каждый член племени, чувствуя за собой защиту всего племени, в то же время инстинктивно чувствует и свою принадлежность к нему, приобретает присущее племени имя, защищает его и готов всегда пожертвовать собой за свое племя. Каждый член такого племени, сознавая свое имя, понимает, что это имя племени отличает его от других племен. Он охотно вступает в единение с другими членами того же племени и в борьбу с членами другого племени. Такой член гордится своим племенем и хвалится его качествами и доблестями.
Такое тяготение членов одной народности друг к другу и ко всему своему является выражением их национального чувства. Это национальное чувство является прирожденным и бессознательным, инстинктивным, животным. В основе национального чувства лежит проявление высшего мирового закона, закона тяготения, или закона притяжения.
Самым примитивным и простейшим проявлением этого взаимного тяготения служит притяжение и отталкивание атомов мирового эфира в беспредельном мировом пространстве. Таким образом, это чувство современно мирозданию и усложнялось, и совершенствовалось соответственно развитию и совершенствованию миротворения и миросозидания. Уже резче и определеннее оно проявляется в системах небесных миров, где притяжение и отталкивание тел и систем подлежит незыблемому и непоколебимому мировому закону и где части системы тяготеют к целому в течение всего своего существования. То же тяготение и отталкивание частей и особей к целому наблюдается и в растительном, и в животном царстве. В силу этого инстинктивного тяготения, симпатии и антипатии воробьи льнут к воробьям и составляют одно стадо, ласточки – к ласточкам, селедки – к селедкам, овцы – к овцам и т. д., и если какое-нибудь из этих животных попадет в чужое стадо, то его или скоро прогонят, или просто-напросто заклюют.
В человеке национальное инстинктивное чувство хранится как в каждом отдельном лице, так и в человеческих группах, нациях – онтогенетически и филогенетически.
«Уже с раннего детства, – говорит Вадим Радецкий, – у каждого ребенка является стремление к своему, родному, без всяких указаний и побуждений со стороны воспитателя: найдите хотя одного ребенка, который бы не чувствовал любви к родному своему. Начиная с любви к более близкому – родному дому, к школе, товарищам, к родному городу, это чувство переходит затем в любовь к своему Отечеству, ко всем своим согражданам, и едва ли найдется сколько-нибудь мыслящий человек, который не признал бы законности этого чувства, не признал бы той истины, что любить Родину, служить ей как полезный член общества составляет одну из основ нашей жизни».
Развиваясь и расширяясь, любовь к Родине образует из ребенка не только гражданина, но и человека: чувство любви к родному своим могущественным влиянием на душу, на духовное развитие ребенка производит то, что ребенок по мере развития его все более усваивает гуманные начала, теплое чувство к людям вообще, вырабатывает в себе честные правила, делается отзывчивым и сострадательным и проникается желанием служить по мере сил не только своим соотечественникам, но и всем людям… Влечение к Отечеству, представляя собой великий голос самой Природы, говорящей человеку, что он – только часть целого, имеет многие и глубокие корни во всех естественных условиях телесно-духовной жизни человека. Любовь к Отечеству имеет первообразом семейную любовь детей к родителям. Нужно только выработать из ребенка хорошего, честного гражданина, любящего свою Родину здоровой, разумной, настоящей любовью, и можно поручиться, что он будет гуманным, отзывчивым человеком вообще.
Обращаясь к истории человечества, мы видим, что и там у всех народов древности существовала прирожденная, инстинктивная любовь к своему народу и к своей родине. Вл. Соловьев, не отрицающий, но порицающий узкий эгоистический национализм, вместе с тем свидетельствует, что «национальные инстинкты господствовали в Древнем мире». Все некультурные народы и нашего времени резко проявляют бессознательное, физическое, инстинктивное чувство любви к своему родному, доказательством чему служат китайцы и другие азиатские народы, которые, будучи замкнуты в себе и ценя выше всего на свете свое, вместе с тем питают презрение, отвращение, вражду и ненависть ко всему, что вне Китайской стены. Такое же презрение, отвращение и вражду питают и евреи ко всему, что стоит вне их нации, вне их кагально-талмудистских устоев. И это чувство презрения одинаково проявляется как у людей простой темной еврейской массы, так и у евреев цивилизованных, – только формы и способы этих отношений различны, в зависимости от их воспитания и круга жизни.
Такой же строго замкнутый национальный инстинкт, хотя не такой жестокий и бесчеловечный, как еврейский, проявляли и мы, русские, в период допетровской Руси. Но témpora mutamur et nos mutamur in illis…[13]Петр I прорубил окно в Европу. Много через это окно прошло хорошего и полезного для России, но вместе с этим через это окно прорвался ужасный скептицизм и множество других проявлений, шаг за шагом подтачивавших, постепенно расшатывавших, мало-помалу уничтожавших прирожденный и присущий природе русского человека физический национальный инстинкт.
Следя за развитием национальных групп, мы не можем в истории человечества не видеть такой постепенности: в период нормальной пастушеской жизни народы живут патриархальной жизнью. Во главе стоит патриарх, родоначальник, под его властью – остальные члены рода. Все эти члены рода объединены взаимной любовью, взаимными интересами, взаимной целостью, взаимной принадлежностью. С увеличением народа растет потребность, условия жизни осложняются. Принадлежащие к роду начинают делиться на слои. Начинается дробление по специальным занятиям: одни пашут землю, другие пасут скот, третьи приготовляют одежду, четвертые учатся военному искусству и охоте, пятые занимаются высшими делами рода и хранением духовного достояния и т. д. Так начинается постепенно разделение на общественные слои. Вековая жизнь постепенно выдвигает касту работников, касту воинов, касту промышленников, касту ученых, касту духовных и касту правителей. Этим самым равноправное положение членов общества, народности, народа изменяется и переходит в иной строй, строй зависимости, подчинения, рабства и господства. Слабые телом и слабые духом (необразованные) постепенно подчиняются более сильным физически, более умным, более просвещенным, более изворотливым. Невольно создаются рабы и владыки. Первые служат вторым за то, что вторые их охраняют от врагов и враждебных воздействий воинственных соседей, хищных зверей, болезней, невежества и т. д. Самый умственный труд еще не в почете. Науки и изобретение – это проявление труда, а всякий труд близок к работе и напоминает рабство, – посему сословие людей умственного труда стояло посредине между рабами и владыками.
