Павел Корнев
Рутинёр
Марта и Уве какое-то время следовали за телегой, потом успокоились и вновь отстали. Вернулся маэстро Салазар, сообщил, что всё в порядке, и снова ускакал вперёд. Очевидно, нашёл предлог пить вино и не выслушивать при этом бестактных комментариев с моей стороны.
Ну и пусть его. Сегодня в монастырь ехать уже поздно, завтра прямо с рассветом посетим с Уве святое место, затем перекусим и отправимся в Ренмель. Скоро, уже совсем скоро мы прибудем в столицу и…
И, честно говоря, я имел весьма смутное представление о своих дальнейших действиях. Гепард замешан в этом деле по уши, герхардианцы точно с ним заодно. А кто ещё? Кого я могу привлечь в союзники, не опасаясь получить удар в спину? Сообщить обо всём маркизу цу Рогеру? Но снизойдёт ли канцлер Вселенской комиссии по этике до опального магистра? И поверит ли он выдвинутым обвинениям? Одних лишь слов может оказаться недостаточно, а откровенничать с ищейками Кабинета бдительности никак нельзя. За такое, даже если впоследствии коллеги и признают мою правоту, один чёрт, призовут к ответу и спросят по всей строгости. Грязное бельё на публике не пристало перетряхивать.
Дорога нырнула в неглубокий овраг, по дну которого тёк шустрый шумный ручеёк, копыта лошадей и деревянные колёса взбаламутили прозрачную воду, телега до предела замедлилась. Вылетевший из кустов дротик ударил паренька с луком в плечо, тот заверещал, выронил оружие и свалился с борта. Георг запаниковал и взмахнул вожжами, но добился лишь того, что колёса увязли в грязи и лошади встали как вкопанные. На дорогу с диким воем, гоготом и улюлюканьем полезли тёмные кудлатые фигуры, я рванул из перевязи пистоль, и тут же в бок угодила вскинутая одним из разбойников рогатина.
Тот вложился в движение всем корпусом и неминуемо проткнул бы меня насквозь, окажись выпад самую малость точней. На моё счастье наконечник вспорол кольчугу, скользнул по рёбрам и ушёл в сторону, не причинив серьёзного вреда. И даже так усидеть на лошади не вышло – тычок поперечины оказался достаточно силён, чтобы выбить меня из седла. Падение в ручей с липкой грязью на дне вышло жёстким, и воздух вырвался из отбитых лёгких. Я ушёл под воду с головой, инстинктивно вскинул над собой руку с пистолем, следом вынырнул сам. Лишь помянул ангелов небесных и сразу потянул спусковой крючок.
Прикрытый полкой порох не успел промокнуть, дымно вспыхнул затравочный заряд, из ствола хлестануло пламя. Вновь замахнувшийся рогатиной разбойник даже дёрнуться не успел. Пуля угодила в древко и расщепила его, попутно изувечила кисть мужика. Брызнула кровь, на землю полетели оторванные пальцы.
И тут же в овраг влетел шар раскалённого до невозможности эфира; с оглушительным хлопком заклинание рвануло в кустах, обдав сгустками жидкого пламени листву и ринувшихся к телеге негодяев.
– Колдун! – завопили лихие людишки и бросились в рассыпную. – Спасайся!
Я начал подниматься на локтях, но на меня обрушился раненый разбойник. В лицо дыхнуло кислым перегаром, а в следующий миг голова скрылась под перебаламученной водой; даже толком вдохнуть не успел.
Ангелы небесные!
Громила, видно, совсем обезумел от боли и ярости, он не ослабил хватки, даже когда я выдернул из ножен на поясе кинжал и вслепую ткнул им, метя противнику в бок. Попал, ударил вновь, и всё без толку, хватка не ослабевала – поначалу острие увязло в овчине и вошло в тело совсем неглубоко, а второй тычок громила умудрился блокировать предплечьем. Мокрая рукоять выскочила из пальцев, и я потянул из-за пояса магический жезл, да только его зажал своим весом разбойник, высвободить волшебную палочку не получилось, пальцы соскользнули с гладкой поверхности.
Перед глазами уже вовсю мелькали искры и воздуха катастрофически не хватало, ничего не оставалось кроме как попытаться выдавить противнику глаза. Разбойник запрокинул голову и попытался отодрать от лица мою руку; тут-то я и перехватил его кисть и со всех сил стиснул изувеченные пулей пальцы. Громила дёрнулся, но, прежде чем удалось спихнуть его с себя, вдруг обмяк и сам отвалился в сторону.
Я вынырнул из лужи, хватанул распахнутым ртом воздух, и грудь тотчас пронзила боль, но далеко не столь острая, как если бы треснули рёбра или оказалось проткнуто лёгкое. А значит – плевать! Не до того!
Левая рука смахнула с лица грязь, правая зашарила по перевязи, только мог бы уже и не суетиться: стычка завершилась нашей безоговорочной победой, не успев толком начаться. Уве подвесил над дорогой сгусток сияющего эфира и настороженно водил из стороны в сторону магическим жезлом, а едва не утопивший меня громила валялся рядом с раскроенной головой. Его ноги ещё мелко подрагивали, кровь выплёскивалась из жуткой раны, смешивалась с мутной водой и подкрашивала её бурым. Маэстро Салазар сидел в седле на раздражённо похрапывавшем жеребце, по клинку шпаги в его опущенной руке медленно скатывались алые капли.
– Дерьмо! – хрипло каркнул я, выбрался из ручья и уселся прямо на дорогу, зажав ладонью рану на боку, неглубокую, но длинную и обильно кровоточившую.
– И не говори, – согласился со мной Микаэль. – Уронил мех, всё вино вылилось.
– Филипп! – послышался крик Марты, опоздавшей к скоротечной сшибке.
Девчонка выскочила из седла, я и моргнуть не успел, как она оказалась рядом и положила руки поверх моей ладони, из-под которой медленно сочилась кровь.
Тряхнуло! Словно молния шибанула, от мокрой одежды повалил пар, а меня самого ведьмовская сила выгнула дугой, да так что приложился затылком о землю.
– Святые небеса! – только и выдавил я из себя, когда сумел глотнуть ставшего вдруг слишком уж густым воздуха.
– Ой, – потупилась Марта. – Извини, я испугалась…
– Всю силу разом выплеснула? – вздохнул маэстро Салазар, убирая шпагу в ножны. – Ну ты и бестолочь…
Ведьма на него даже не взглянула.
– Филипп, ты в порядке? – обеспокоенно спросила она у меня и дёрнула за плечо. – Филипп?!
– Более или менее, – прохрипел я в ответ, хватанул ртом воздуха и поморщился. – Скорее более, чем менее, но пока до конца не уверен. Спасибо, что в пепел не обратила.
Марта обиженно засопела, а я поднялся на ноги, покрутил торсом и убедился, что никаких неприятных ощущений при этом не испытываю. А что волосы дыбом стоят – так ерунда, не смертельно.
– Спасибо, – поблагодарил я девчонку, а вот на Уве посмотрел строго, будто на провинившегося ученика. – Что же молчит сеньор ассистент?
– Простите, магистр… – поёжился школяр, стянул с головы шляпу и почесал макушку концом волшебной палочки. – Мы должны были контролировать кусты на обочинах, но увлеклись беседой. Я увлёкся…
Он закашлялся, попытался сдержаться, не смог и сплюнул в дорожную грязь мокроту; ладно хоть без крови.
– В следующий раз кого-нибудь могут убить, – без всякой жалости заявил я.
– Больше такого не повторился! – пообещал Уве.
Марта так и стояла, прижимаясь ко мне, её отвлёк окрик Микаэля.
– Белобрысая тупица, бегом сюда!
Маэстро Салазар времени зря не терял и на пару с Георгом занимался бледным как мел пареньком. Бретёр перетянул обрывком верёвки его руку чуть выше торчавшего из неё дротика, затем отломил наконечник и вытянул из раны древко; обильно потекла алая кровь, парнишка потерял сознание от боли.
– Давай! – прикрикнул Микаэль на ведьму. – Помогай!
Марта опустилась на колени и сразу закричала:
– А что я могу сделать? Я опустошена!
– Целитель должен лечить через силу! – последовал категоричны ответ.
«Армейский целитель», – мог бы добавить я, но не стал вмешиваться и одну за другой начал расстёгивать пуговицы камзола. Мокрая одежда неприятно липла к телу, меня пробрала дрожь. Скорее нервная – продрогнуть пока что не успел.
– Достань из мешка запасную одежду! – приказал я Уве, а сам кинул камзол в ручей, прополоскал его в проточной воде и повесил сушиться на куст.
Заштопать прореху будет не так уж сложно, а вот с кольчугой такой номер уже не пройдёт, придётся тратиться на починку. С правой стороны остриё рогатины разорвало звенья, тут без кузнеца никак не обойтись.
Я кое-как стянул с себя кольчугу, а следом и стёганый жакет, поменял штаны на сухие, надел сорочку, а от протянутого школяром парадного камзола отказался. Вылил из сапог воду, надел их и прошёлся по обочине, высматривая слетевшую с головы шляпу.
– Магистр… – с несчастным видом произнёс Уве.
– Умолкни! – потребовал я, пригладил волосы ладонью и водрузил на макушку помятый головной убор. – Надеюсь, сегодняшнее происшествие послужит тебе уроком. Обучение – это хорошо, но не стоит забывать и об осмотрительности. Это не университетские аудитории, это реальная жизнь. Помнишь, сколько выпускников погибает в первые пять лет после выпуска?
Школяр кивнул.
– Помню, магистр.
– Помни, – сказал я и отошёл к телеге, на которую уже погрузили бесчувственного паренька. Но что-то Марта всё же сделала, рана больше не кровила, дыхание стало ровным, а в осунувшееся лицо понемногу возвращались краски.
– Вы спасли нас! Даже не знаю, как отблагодарить вас, сеньоры! – принялся заламывать руки Георг. – Видят небеса, я перед вами в неоплатном долгу!
– Стол, постель и бадья с горячей водой его покроют, – сказал я.
– Конечно, сеньор! Конечно-конечно!
Мой жеребчик смирно стоял на обочине, я подошёл к нему, вытащил из седельной сумы флягу и прополоскал рот.
– Как-то мы непозволительно расслабились, – сказал Микаэлю после этого. – Нехорошо.
Маэстро Салазар молча кивнул в знак согласия, но думал он точно о чём-то своём. О вине, скорее всего. Разлитый мех – вот уж действительно чего тут хорошего?
Глава 4
1
Вильмштадт оказался забит паломниками до отказа, будто бочонок отборной майнрихтской селёдкой. Ещё на подъезде к околице в глаза бросились многочисленные компании, которые устроились на ночлег прямо у дороги, после стали попадаться разведённые на полянах костры, людей вокруг них бродило ещё больше. В самом селении по улицам расхаживали патрули местных ополченцев, спать там не дозволяли даже нищенствующим монахам, гнали в шею всех, не делая поблажек ни калекам, ни юродивым.
По словам Георга, свободных комнат на постоялых дворах не осталось ещё седмицу назад, а на днях приезжим стали давать от ворот поворот и селяне, жившие сдачей жилья; просто не осталось свободных мест. Кому-то удавалось ночевать вповалку на верандах харчевен, на сеновалах и конюшнях, в сараях и во дворах гостиниц, остальные договаривались с владельцами земли и разбивали бивуаки за околицей.
– Я бы и мансарду свою сдал, сеньоры, да боязно, – простодушно поведал нам возница. – Очень уж не люблю случайных людей в дом пускать. У меня дочери на выданье, мало ли что. Паломники к святым местам разные идут, на одних порча, у других дурной глаз. Страшно.
– В прошлый приезд я такой ажитации не заметил, – хмыкнул я.
– Ажитации, сеньор?
– Столпотворения.
– Сроду такого не было, – уверил меня Георг, – но сейчас паломников в монастырь не пускают…
Возница осёкся, когда на нём скрестились взгляды нашей четвёрки; очень недобрые взгляды, надо сказать.
– Как? – округлил глаза Георг. – Вы разве не знали? Думал, именно из-за этого едете…
– Из-за чего любезный? – спросил Микаэль, и голос его скрежетнул оселком по зазубренному клинку.
– Да откуда ж мне знать? – развёл руками возница. – Просто не пускают никого в монастырь и всё. Ни благородных не пускают, ни монахов из других монастырей. И никто из местной братии в селе больше не появляется, спросить не с кого.
– Давно?
– Вторую седмицу люди разрешения ждут.
– И что говорят? – уточнил я.
– Ничего, сеньор, не говорят. Нельзя, говорят. Ждите. На выезде в ту сторону, посты выставили, всех обратно заворачивают. Никогда раньше такого не было…
Мы с Микаэлем переглянулись, и бретёр пожал плечами. По запруженным паломниками улицам мы поехали к дому Георга; жил тот неподалёку от околицы в выстроенном на особицу двухэтажном доме с просторным задним двором.
Раненого парнишку под охи и ахи дородной матроны и двух ничуть не менее пышнотелых девиц занесли в дом и уложили на кровать, а мальчишек помладше хозяин погнал обихаживать лошадей. Не обошлось и без распоряжений касательно ужина и обустройства на мансарде спальных мест для дорогих гостей.
– Товар завтра сдам, припозднились мы сегодня, – сказал Георг, когда телегу загнали в добротный амбар.
Я вопросительно глянул на него.
– Товар не мой, – пояснил мужик, оглаживая бороду. – Я извозом живу.
– Ясно, – кивнул я и спросил: – Что насчёт горячей воды?
– Всё будет, сеньор. Сейчас всё будет. Уже велел печь затопить.
Поужинали плотно. За столом собралось всё многочисленное семейство Георга, при этом тесниться не пришлось, в гостиной нашлось место всем. Еда была простой, но сытной, мы остались довольны. Разве что Микаэлю пришлось вместо вина пробавлялся здешним пивом, зато и влил он в себя чуть ли не целый жбан.
После начали собираться в мыльню, и Марта напросилась составить мне компанию, напирая на необходимость осмотреть рану. Я после недолгих раздумий дал на это добро. Ведьма была в образе юнца, так что никаких кривотолков наша совместная помывка вызвать не могла. А вот Уве необходимость идти в мыльню на пару с маэстро Салазаром в восторг не привела; с бретёром он демонстративно не разговаривал и шагов к примирению совершать не намеревался.
Я отозвал школяра в сторону и проникновенно заглянул ему в глаза.
– Уве, у меня ваша грызня уже в печёнках сидит.
– Не я это начал! – нервно передёрнул плечами паренёк.
– Но ты можешь это закончить. Ты способен проявить благоразумие, Микаэль – нет.
– Почему же?
– Его мертвецы в спину подталкивают, не дают отступить.
Школяр фыркнул, но как-то не слишком уверенно. Я прищёлкнул пальцами у него перед лицом, не из желания погрузить в транс, а просто привлекая внимание. Повёл руку в одну сторону, затем в другую, всмотрелся в глаза.
– Магистр! – протянул Уве с нескрываемой обидой. – Да не надорвался я! Пару эфирных сгустков создать и желторотику первого года обучения под силу!
– Пару? Я видел только один.
Уве смутился.
– Первым я по кустам шарахнул, вторым по топившему вас разбойнику долбанул, но в него не попал, заклинание в ручей угодило.
– Не сделал поправок на нестабильность незримой стихии над бегущей водой? – догадался я.
Школяр покаянно кивнул.
– А Марту чему учишь?
Уве кинул быстрый взгляд на Микаэля, который шёл к мыльне, и явственно заколебался, но запираться не стал.
– Плетению истинной невидимости, – сказал он и потупился. – Понимаю, я не должен раскрывать такие знания, но очень уж хочется утереть кое-кому нос!
Я только хмыкнул. Эта схема была чрезвычайно сложной для построения, поскольку предполагала наложение трёх независимых узоров с предельно заковыристыми формулами. Требовалось не только укрыть человека от взглядов окружающих и замаскировать его эфирное тело, но и спрятать само заклинание от истинного зрения наблюдателей.
Школяр расценил моё молчание по-своему и зашептал:
– Она справится! У девчонки просто талант к таким вещам!
– Поживём – увидим, – усмехнулся я, похлопал его по плечу и поторопил: – Беги мыться!
Уве отправился вслед за бретёром в мыльню, а я покачал головой. Истинная невидимость определённым образом повышала шансы ведьмы в учебном поединке с Микаэлем, но отнюдь не гарантировала ей победы. Маэстро Салазару не раз приходилось резать врагов в кромешном мраке, когда не видно ни зги.
Впрочем, Марта не слишком-то и горела желанием утереть нос бретёру, её даже мой распоротый бок не слишком волновал – уже в мыльне девчонка лишь мельком поглядела на затянувшуюся рану, а потом начала вертеться, пытаясь получше рассмотреть собственный зад, и даже ущипнула себя за ягодицу.
– Филипп! – взмолилась Марта. – Она и в самом деле такая костлявая?
– Нет.
– Слишком толстая?
– Она замечательная, – фыркнул я, развернул девчонку спиной к себе и заставил навалиться на полати.
Марта попыталась было что-то ещё спросить, но очень скоро ей стало не до сомнений в собственной привлекательности, а я сполна исполнил данное Микаэлю обещание отшлёпать вздорную девчонку.
После отправил ведьму в дом, а сам уселся на пол, смахнул с лица пот и попытался не отрешиться от влажного жара мыльни, но впитать его и сделать частью себя. Размеренное выдохи и вдохи успокоили сердцебиение, сознание легко скользнуло в транс, куда более глубокий, нежели обычно. Живительная сила, разом влитая в меня Мартой, исцелила бренную плоть, но привела в совершеннейший беспорядок эфирное тело, и предстояло немало потрудиться, дабы вернуть его к состоянию относительного равновесия.
2
Утром при виде стропил низкой крыши даже не сразу сообразил, где и как сюда попал; потом только вспомнил. Рядом негромко посапывала Марта. Вопреки обыкновению девчонка не разделась донага, прежде чем забраться ко мне под одеяло, а целомудренно облачилась в ночную сорочку до пят. Оно и правильно – всё же положили нас всех в одну комнату, об уединении и речи не шло.
Я растолкал ведьму и велел ей приводить себя в порядок, а после осмотреть пациента. Марта потянулась, да так что сорочка туго обтянула уже совсем не плоскую грудь, стрельнула глазами по сторонам и придвинулась ко мне. Но хоть Уве и Микаэль успели покинуть мансарду, я постельным утехам предпочёл завтрак и скорейшее завершение приведшей нас в это захолустье миссии, а потому не преминул напомнить девчонке:
– Кто-то сюда ехать не хотел!
Та фыркнула рассерженной кошкой.
– И правильно не хотела! Какой прок на неприятности нарываться? И комната одна на всех…
Ведьма поднялась с тюфяка, я потянулся и от души хлопнул её чуть ниже поясницы.
– Не ворчи.
– Хочу и буду ворчать, – заявила Марта и через голову стянула сорочку, но при этом в притворной обиде развернулась ко мне спиной.
Она быстро переоделась и по скрипучей лестнице спустилась вниз, не стал задерживаться на мансарде и я. Хозяева давно проснулись, с кухни тянуло ароматами стряпни. Марта отправилась проведать раненого паренька, и я без неё решил не завтракать, вышел на улицу. Амбар стоял открытым нараспашку, телеги в нём уже не было. Как не было нигде видно и Микаэля, а вот Уве упражнялся с жезлом посреди заднего двора. Не самое уединённое место для тренировок в тайном искусстве – за школяром с открытыми ртами наблюдали не только хозяйские дочки, но и вся окрестная мелюзга; над забором торчало никак не меньше дюжины голов.
Впрочем, Уве незримой стихии не касался и ограничивался прогонкой по эфирному телу внутренней силы. Наряду с медитациями подобные экзерсисы могли способствовать нормализации энергетических узлов, но лично я полагал, что в столь запущенной ситуации такие меры не окажут никакого сколь бы то ни было значимого эффекта. Слишком поздно, теперь школяру оставалось лишь уповать на чудо.
Впрочем, вслух высказывать своих сомнений я, разумеется, не стал. Уве всё делал правильно: он зубами цеплялся за малейшую возможность сохранить свои способности, а по себе знаю – ничего ещё не кончено, пока человек не сдался. Или не умер.
Я скривился от этой мысли, будто откусил червивого яблока, сплюнул под ноги и уселся на лавку. Утро выдалось прохладным, дул ровный северный ветер, да только на пронзительно-голубом небе не виднелось ни облачка, и не приходилось сомневаться, что днём будет ничуть не менее жарко, нежели вчера. Захотелось поменять планы и выдвинуться в Ренмель прямо сейчас, до солнцепёка, но решил не суетиться и не пороть горячку, полагаясь на слова одного-единственного человека.
Опять же будет не лишним отстать на пару дней от Морица Прантла и его людей. Возможно, это собьёт с толку Гепарда…
Ангелы небесные! Уму непостижимо – опасаться собственных коллег!
Я невесело усмехнулся, а когда на лавке рядом со мной устроилась Марта, повернулся к ней и вопросительно приподнял брови.
– Ну?
– Рана немного кровила, пришлось её залечить, – сообщила девчонка, лицо которой заострилось и даже слегка осунулось, как бывало всякий раз после использования ей магии. – Но это нестрашно, главное, кость срослась. Иначе пришлось бы отнимать руку. А так заживёт всё само.
– Расцеловал бы тебя, но слишком много лишних глаз.
Марта фыркнула и задрала нос. Мы посидели ещё немного, а потом Уве закончил упражняться с жезлом, стянул через голову промокшую от пота рубаху и велел одному из пацанов вылить на голову ведро колодезной воды. Умылся, взбодрился, да ещё и от излишки магической энергии избавился. Правильный подход.
И всё же, когда школяр подошёл к нам, то несколько раз кашлянул в кулак, а потом отвернулся и сплюнул мокроту. Я выразительно посмотрел на Марту, и та поняла меня без слов.
– Травы уже настаиваются, – сообщила ведьма и спросила: – А где усатый?
– Решил пройтись по селу, – сказал Уве и принялся вытирать голову и плечи полотенцем. Как ему ни хотелось добавить что-то вроде «в поисках выпивки», но школяр сдержался; видно, возымело действие моё вчерашнее внушение.
Нас пригласили за стол, и мы уже позавтракали, когда появился маэстро Салазар. Присоединяться к нам он не пожелал, предложил поговорить на улице.
Я вышел на задний двор с кружкой травяного настоя, с удовольствием отхлебнул его и спросил:
– Что узнал?
Микаэль с задумчивым видом покрутил ус, затем оглянулся по сторонам и заявил:
– В монастырь не попасть.
– Это нам ещё Георг сказал. Выкладывай подробности.
Бретёр покачал головой.
– Подробностей не будет.
– Ты всё это время просто вино пил? – не удержался от подначки Уве, и по обыкновению хмурый и злой на весь белый свет с утра Микаэль недобро улыбнулся.
– Да уж хозяйскую дочурку не огуливал на сеновале как некоторые, – процедил он с неприятной ухмылкой.
Школяр не нашёлся, что ответить, и покраснел как рак.
– Уве! – выразительно посмотрел я на паренька. – У нас будут из-за этого проблемы?
Тот захлопал глазами, открыл и закрыл рот, потом выдавил из себя:
– Ну мы же уезжаем…
– Пока что нет, – покачал я головой и повторил вопрос: – Проблемы, Уве! У нас будут из-за тебя проблемы?
– Никак нет, магистр! – с совершенно неожиданными армейскими нотками прозвучало в ответ. Марта даже хихикнула от удивления.
Я кивнул, вновь хлебнул горячего настоя и обратил своё внимание на Микаэля.
– Что говорят о монастыре?
– Чего только не говорят! – фыркнул бретёр. – Но если отмести откровенный бред… Там что-то случилось седмицы две назад. Сначала перестали запускать на территорию паломников, через несколько дней и вовсе перекрыли выезд из села в ту сторону. Выставили пикет из местных ополченцев, дальше караулят наёмники. Кого перехватывают – заворачивают обратно, но ходят слухи, некоторые уже не возвращаются.
– Причина?
– Официально ничего не объявляли. Поговаривают о вспышке чёрной смерти.
– В святом месте? – округлил глаза Уве.
– Это лишь сплетни. Как и прорыв одного из князей запределья, явление ангела небесного или духа святого Рафаэля, подготовка к последней битве и второе пришествие Пророка. И это не самые бредовые… – Бретёр посмотрел на меня и несколько раз прищёлкнул пальцами. – Как ты Филипп говоришь? А! Теории. Не самые бредовые теории на этот счёт.
Я кивнул, ни в малейшей степени не сомневаясь в словах Микаэля. Неожиданная блокада святого места просто не могла не породить самых диких слухов. Среди паломников хватало и религиозных фанатиков, и просто людей не от мира сего, вспышка чёрной смерти точно не покажется такой публике достаточно веской причиной для ограничения доступа к святому месту.
– Что будем делать? – спросил Уве. – Отправимся в Ренмель?
– Какую из девиц ты приобщил к радостям плотской любви? – спросил вдруг Микаэль. – Повыше и погрудастей или потолще с монументальным задом?
Школяр оскалился и угрожающе выпятил нижнюю челюсть.
– Какое твоё…
– Если повыше, то не оборачивайся, – перебил его бретёр. – Она точно ждёт именно этого и попытается привлечь твоё внимание. – Маэстро Салазар похлопал Уве по плечу и обратился ко мне: – Скажи, Филипп, эта девица не напоминает тебе сеньору Адалинду в молодости?
– Не имел чести знать маркизу цу Лидорф в молодости, – ответил я, с немалым трудом подавив желание обернуться и оценить стати хозяйской дочки.
Уве скрипнул зубами, но дерзить не решился и умоляюще протянул:
– Магистр, мы ведь уедем сегодня?
Я лишь усмехнулся и спросил маэстро Салазара:
– Что скажешь, Микаэль? Мы уедем отсюда… сегодня?
Последнее слово было выделено интонацией отнюдь неспроста, и бретёр понял меня совершенно верно.
– Одним небесам то ведомо, – вздохнул он, потянул себя за ус и надолго замолчал, но отнюдь не из желания позлить паузой Уве, просто обдумывал наши возможные действия. – Ехать напрямик не обязательно, – произнёс он некоторое время спустя, – к монастырю ведёт просека, сможем подобраться поближе, но наверняка упрёмся в заслон непосредственно у Зарьиной пустыни.
Я огладил бородку, спросил:
– Насчёт просеки Георг рассказал?
Микаэль кивнул.
– Думаешь, ему можно доверять?
Бретёр покрутил перед собой растопыренными пальцами.
– В пределах разумного, полагаю.
– Тогда выдвигаемся, – объявил я, и Уве буквально просветлел лицом; затягивать общение с хозяйской дочкой ему нисколько не хотелось, и уж точно он не желал лишний раз встречаться с её папенькой.
Марта досадливо поморщилась, но вступать в лишённый всякого смысла спор не стала, лишь покачала головой и ушла собирать вещи. Мы с Микаэлем не без удовольствия понаблюдали за попытками школяра разминуться со своей пассией, затем вслед за ведьмой поднялись на мансарду.
Пропоротую кольчугу я после недолгих сомнений всё же убирать в дорожный мешок не стал и натянул поверх буревшего не до конца отмытой кровью стёганного жакета, лишь вынул рассечённые звенья. Камзол не только заштопали, но ещё и постирали; пусть вчерашняя схватка и отразилась на нём не лучшим образом, но окончательно он своего вида не потерял. Шляпа и вовсе в драке не пострадала.
Постукивая каблуками сапог по скрипучей лестнице, я с дорожным саквояжем в одной руке и вещевым мешком в другой спустился с мансарды, и мой вид заставил хозяйку всплеснуть перепачканными мукой руками.
– Уезжаете, сеньор?!
Доченька вполне могла поделиться с маменькой своими любовными переживаниями, так что я беспечно улыбнулся.
– Что вы, фрау?! Мы едем в монастырь и надеемся воспользоваться вашим гостеприимством на обратном пути! Мартин уверен, что рана вашего племянника опасности не представляет, но он ещё проверит, как та заживает.
Лицо хозяйки разгладилось, и она уточнила:
– Ждать вас к обеду или ужину?
Я повернулся к Микаэлю.
– До монастыря почтовая лига и столько же обратно, да ещё там какое-то время проведём. Будем к ужину, – с непроницаемым лицом выдал бретёр и вышел на задний двор.
Крутившаяся тут же девица, сложением и в самом деле определённо напоминавшая Адалинду, с облегчением перевела дух, а Уве – стервец такой! – ей даже подмигнул, прежде чем спешно юркнуть в дверь. Я едва удержался, чтобы не отвесить пареньку подзатыльник, дождался Марту и уже вместе с ней отправился седлать лошадей, но на подходе к конюшне меня перехватил школяр.
– Магистр, мы ведь не станем возвращаться? – спросил он, воровато оглянувшись на дом.
– Не станем, если не возникнет нужды провести в селе ещё одну ночь.
– Но…
– Заночуешь в поле, а мы расскажем о твоей славной гибели в схватке с лесными разбойниками, – усмехнулся я, похлопав школяра по плечу.
Продолжать разговор тот не стал.
3
Выезд из села в сторону Зарьиной пустыни и в самом деле перекрывал пикет. Мы посмотрели на хмурых ополченцев и не стали козырять служебными документами, проехали по околице и направили лошадей на тянувшуюся через поле дорогу. Такие умные мы были отнюдь не одни, в том же направлении шагали и паломники, обычно их вёл какой-нибудь жуликоватый тип из местных.
Кто-то добирался до опушки, а дальше шёл уже вдоль кромки леса, кто-то подобно нам углублялся в чащобу по петлявшей меж деревьев тропе с двумя глубокими колеями. Но на просеку, до которой добрались полчаса спустя, ни один из попутчиков свернуть не догадался. Оно и немудрено: та уже начала понемногу зарастать кустарником, да ещё уводила куда-то в сторону от Зарьиной пустыни. Все продолжали двигаться по лесной дороге напрямик к монастырю.
– На опушке ещё один пикет, – с усмешкой поведал маэстро Салазар. – Там всех заворачивают.
– Навстречу никто не попадался! – резонно заметил Уве.
– Возвращаются уже другой дорогой, напрямик, – сказал Микаэль, с тяжким вздохом погладил притороченный к седлу мех с вином, но прикладываться к нему не стал. Похмелиться он сегодня возможности не упустил, при этом лишнего себе не позволил, по поводу чего и страдал.
Мы свернули с дороги, и я спросил:
– А здесь? Тоже пикет стоит?
– Доедем до самого монастыря, но что там дальше – Георг не знает.
Вскоре просека привела нас на небольшую вырубку, от которой в нужном направлении уходила неприметная тропинка. Именно на неё Микаэль и указал.
– Нам туда!
Я придержал его, вытянул из-за пояса волшебную палочку и убрал в саквояж, затем стянул с пальцев служебную печатку и перстень лиценциата тайных искусств. То же потребовал сделать от Уве.
– Но зачем, магистр? – изумился школяр.
– Церковь не слишком ладит с Вселенской комиссией, да и колдунов духовенство только терпит. Сунем нос в чужое дело, могут и оторвать. А так мы простые паломники. Я и Микаэль – охранники. Марта – слуга. Ты за главного.
– Я? – сипло выдавил из себя Уве и передёрнул плечами. – А почему нам просто не уехать отсюда?
– Интуиция, – наставительно произнёс я. – Прислушивайся к интуиции, если желаешь стать магистром-расследующим.
– И всегда принимай в расчёт наихудший из возможных вариантов развития событий, если не желаешь стать мёртвым магистром-расследующим, – с усмешкой прибавил маэстро Салазар.
Я кивнул, принимая резонность этого высказывания, и направил жеребца на тропинку. Ветви деревьев там смыкались прямо над головами, приходилось то и дело подныривать под сучья, поэтому ехали чуть ли не шагом.
– Что вызывает ваши подозрения, магистр? – поинтересовался Уве, пристроившийся сразу за мной.
– Покров тайны, – немного пафосно ответил я, обернувшись. – Мощи святого скрытно забирают из кафедрального собора Вакенхальде, скрытно перевозят сюда, скрытно помещают в монастырь. Никого не пускают внутрь, никого не выпускают наружу. А ведь о столь знаменательном событии должны кричать на каждом углу! Шутка ли – останки святого Рафаила впервые возвращаются в Зарьину пустынь! Всякий пожелал бы оказаться причастным к такому деянию, архиепископы Ренмеля и Миены не исключение. Жажда мирской славы им отнюдь не чужда!
Уве озадаченно нахмурился, а вот Микаэль в моих выводах усомнился.
– Возможно, иерархи церкви желают помолиться в тишине и спокойствии, а уже потом открыть монастырь для простецов.
