Павел Корнев
Адепт не хуже прочих
5-10
Проще всего обмануть того, кто сам хочет, чтобы его надули, и так или иначе к этому стремится. Вроде бы удивительное желание, но люди вечно жаждут странного или даже попросту невозможного, и потому без куска хлеба балаганные фокусники не останутся никогда. А картёжные шулера и базарное жульё ещё и на маслице заработают.
А всё почему? Да просто ты по жизни фартовый, а сегодня так и вовсе удача прёт!
Ставь деньгу, забирай пятиалтынный! Проиграть медяк не страшно, сорвать банк – легко! Главное, не жмотничай, ведь большой куш на кону! И шустрее монеты из кошеля доставай, шустрее! Не ты один озолотиться собираешься, вот-вот опередят! А не свезло – тоже не беда, отыграешься!
Грош, алтын, пятак, гривенник, целковый… И вот уже человек ставит куда больше, чем у него при себе есть, и рискует тем, чего никак не может позволить себе проиграть. И, разумеется, проигрывает.
Уверен, именно так Луку на крючок и подцепили. Поманили возможностью разом сорвать большой куш и ободрали как липку. В такие долги вогнали, что пришлось у Жилыча под людоедские резы занимать и занимать много. Ну а когда человек тонет и паникует, он начинает тянуть за собой на дно всех, до кого только может дотянуться.
Лука исключением не стал. Попытался выгрести и подставил под удар Рыжулю, меня и весь Гнилой дом. Не потому, что он такой плохой, просто не осталось выбора.
Это я мог понять и принять, но вот то, что Лука удрал и увёз с собой…
Я скрипнул зубами и заставил себя не думать о Рыжуле. Не до того!
Черти драные! Да я и сам взвинтил ставки прямо-таки до небес! Я и сам поставил на кон решительно всё и даже больше! Ва-банк пошёл!
И – выиграл. Вроде бы выиграл.
Сомнения в собственном фарте навалились одномоментно, как-то вдруг. Вот ещё только беспечно поспешал за Гораном Осьмым, шлёпая босыми ступнями по дощатой мостовой Бумажного переулка, и вдруг ровно холодком продрало.
А могу ли я охотнику на воров доверять?
Мысль заставила сбиться с шага, но всё уже – пришли. Можно даже сказать – приплыли!
Только повернули за угол, и кто-то бросился в ноги, кто-то замахнулся дубинкой. Не мне и не на меня – целью внезапного нападения средь бела дня стал Горан Осьмой, который разве что руку вскинуть успел…
Да нет, черти драные! Отторжение! Он прикрылся отторжением!
Приказ отбил дубинку, и ту вырвало из руки прилично одетого мужичка, вот только это не шибко-то охотнику на воров и помогло. Второй лиходей вмиг оказался рядом с ним, нырнул и врезался под колени с такой силой, что разом снёс с ног, а затем ещё и обхватил лодыжки, сковав движения и не позволив вскочить. Обезоруженный мужик такой возможности не упустил, напрыгнул сверху и придавил Горана к мостовой.
Я так и замер с разинутым ртом. На меня – ноль внимания. Кругом – никого.
И что делать? Нет, выбор невелик: бей или беги, но бить или бежать?
Мне охотник на воров не сват и не брат, чтобы собственной шкурой рисковать, вот только без его помощи в приют не попасть. И – стылость! Повеяло пробирающим до самой души холодком, глазом моргнуть не успел, как улочку затянул белёсый туман. Куда ни кинь взгляд, всюду он. И – сгущается!
Убегу ли? Сумею ли вырваться?
Парочка лиходеев прижала Горана к мостовой, а он почему-то оказался неспособен расшвырять нападающих магией и лишь извивался, стремясь спихнуть усевшегося на грудь горожанина. Я подскочил к этому пузатому дядьке, зажал толстую шею в сгибе локтя и резко подался назад. Что-то незримое пребольно шибануло и откинуло прочь, но вцепился я крепко-накрепко и, прежде чем покатиться кубарем, утянул-таки мужика за собой, завалил на спину.
И сразу хлопнуло! Раз и другой!
Обхвативший ноги Горана человек с простреленным темечком уткнулся лицом в мостовую, его подельник словил пулю грудью и разом обмяк.
Готовы!
Из белёсой пелены тумана вырвался приблудный дух – его охотник на воров развеял небрежным взмахом левой руки. Вот только потусторонним веяло всё сильнее, и присутствие стылой неправильности понемногу даже начало сковывать движения. И – силуэт человека! Кто-то стоял у соседнего дома и пытался натравить на нас полчище вечно голодных теней!
Духолов или даже ловец душ!
От Горана присутствие тайнознатца не укрылось, но стрелять в него он не стал, вместо этого шустро вскочил на ноги, вскинул над головой руки и резко их опустил, будто бы рассёк незримым клинком само пространство. Повеяло влажным жаром, и одновременно в голове вспыхнули синие отблески – проявление чужой магии шибануло с такой силой, что едва не уселся обратно на задницу.
– Бежим! – коротко выдохнул охотник на воров. – Живо!
С чистого неба стеной ливанул дождь; горевшие огнём цвета индиго капли начали прошивать приблудных духов и размывать марево стылого тумана, но даже так его вал точно бы успел накрыть нас с головой, не припусти мы наутёк. На первом же перекрёстке свернули за угол и ещё поднажали, но обошлось без погони, а несущийся сломя голову на пару с босяком приличный господин – зрелище из ряда вон, поэтому вскоре Горан перешёл с бега на быстрый шаг.
– Это по вашим делам? – спросил я, худо-бедно отдышавшись.
Горан в ответ выругался:
– Чёртовы зарнисты!
– Кто?! – не понял я.
– Наши друзья из секты Кровавой зари! – зло бросил охотник на воров.
– Да какие ещё друзья?!
– Те самые, которые наведались к Мокрому!
«И не только к нему», – подумал я, нервно поёжился и уточнил:
– И что это за секта?
Горан Осьмой передёрнул плечами.
– Считают, будто в мире развелось слишком много людишек и кто-то из забытых богов со дня на день явится, чтобы пожрать их души, а уцелеть сумеют лишь сильные и готовые дать отпор. Этим фанатикам законы не писаны!
На Заречной стороне сектантов сроду не водилось, я озадаченно хмыкнул и спросил:
– На вас-то они как вышли?
Спросил и сразу сообразил, что всему виной банальная жадность. Заполучив проклятущий фолиант, охотник на воров этим определённо не удовлетворился и стребовал в городской управе награду за голову Мокрого. Срубил сто целковых и – засветился.
С новой силой вернулись опасения, что Горан откажется от своего обещания устроить меня в приют для неофитов, и они отнюдь не развеялись, когда мы подошли к высоченной ограде, на кованых воротах которой красовалось изображение солнца с семью чуть изогнутыми лучами.
Табличка рядом с ними гласила:
Сурьма
Магистр алхимии
Внутри заворочалось глухое раздражение.
Ну и на кой чёрт меня к алхимику притащили, спрашивается?
Теряться в догадках я не пожелал, спросил напрямую:
– Зачем мы здесь?
– Надо, – коротко отозвался охотник на воров и потянул шнур звонка.
Столь лаконичный и одновременно в высшей степени неопределённый ответ меня нисколько не удовлетворил, и я начал нервно поглядывать по сторонам, прикидывая, не пора ли делать ноги. Может, и попытался бы удрать, да только бежать было некуда. Вот и решил в очередной раз положиться на удачу, поставив всё на одну карту.
А почему нет-то? Я не Лука – сам по себе и никого больше на дно не утяну!
Калитку открыл желтоглазый молодой человек в ливрее. Нашему появлению он нисколько не удивился и ни о чём спрашивать не стал – вообще не произнёс ни единого слова, лишь посторонился и сделал приглашающий жест рукой. Посреди небольшого тенистого сада высился двухэтажный особняк красного кирпича, вот туда меня и повели. В носу немедленно засвербело, глаза заслезились, а отёкшие пальцы правой руки начали ощутимо пульсировать, ещё и хромота вернулась, но все неприятные ощущения разом сгинули, стоило только зайти в переднюю.
Впрочем, полегчало мне ненадолго. На затылке прямо-таки волосы зашевелились, когда слуга указал на спуск в подвал и объявил:
– Вас готовы принять.
Слухи об алхимиках среди босяков ходили один другого гаже – если в них имелась хотя бы малая толика правды, в здешней лаборатории меня не ждало решительно ничего хорошего. Дотянуться бы до небесной силы, да какой там! Едва на ногах стою!
Магистр Сурьма оказался женщиной. Вроде как. Лицо встретившего нас человека покрывал толстый слой чего-то вроде белил с нарисованными бровями и подведёнными губами, забранные в пучок волосы запросто могли оказаться париком, а надеть старомодное платье в пол так и вовсе ума много не надо. Шею не давал разглядеть высокий воротник, а кисти скрывали длинные перчатки.
Голос? Голос был женским, да только если уж его балаганные фигляры изменяют во время представлений, у алхимиков точно нужные снадобья имеются.
– Магистр…
Горан Осьмой почтительно склонил голову, я промолчал, настороженно оглядываясь.
Освещённая яркими огнями газовых рожков комната оказалась самой обычной – ни тебе реторт с пузырящимися зельями, ни стола с кожаными ремнями. Желобов для стока крови и тех не было. Разве что в центре помещения со сводчатым потолком и голой кирпичной кладкой стен обнаружилось несколько вмурованных в пол металлических колец.
Сталь, медь и… серебро с золотом?!
Я едва не присвистнул от изумления, но вовремя с этим порывом совладал. В конце концов, непонятную штукенцию запросто могли просто покрасить. Это ж совсем не от мира сего нужно быть, чтобы в пол целое состояние вмуровывать!
– Так это и есть твоё юное дарование, Горан? – спросила Сурьма с лёгким намёком на улыбку, и лицо её не раскололось трещинами, сохранило идеальность фарфоровой маски. – Тот самый невозможный неофит?
– Да, магистр, – коротко подтвердил охотник на воров.
Он ничем не выдал себя, но мне в его интонациях почудился намёк на неуверенность.
– И чего же ты хочешь, молодой человек? – обратилась Сурьма уже напрямую ко мне.
«От вас – ничего», – едва не буркнул я, но вовремя прикусил язык и вздохнул.
– Мне бы в приют…
Магистр алхимии кивнула, и вдруг выстрелила быстрым вопросом:
– А с пальцами у тебя что?
Я поднял правую руку, чуть помедлил с ответом, подбирая слова, потом сказал:
– Отшиб, когда заёмную силу из себя выталкивал.
Странная тётка меня отчасти даже пугала, и я тщательно следил за тем, что и с какой интонацией произношу, будто общался не с чудаковатой клушей, а с одним из заправил Заречной стороны. Именно поэтому и назвал силу заёмной, а не чужой. Я чужого не беру.
Невесть с чего это показалось важным.
– И у кого же ты её… занял? – на сей раз в вопросе мне послышалась явственная насмешка.
– У одного адепта, – сказал я и позволил себе маленькую дерзость, добавив: – Вы его не знаете.
– Ну-ну…
Шурша платьем, Сурьма шагнула к секретеру и начала выдвигать и задвигать небольшие ящички. Отыскала в одном из них металлическую шкатулку и подошла с нею ко мне. Пахнуло серебристым жаром, а ещё чем-то незнакомым и едким, к реальным запахам не имеющим никакого отношения – это были отголоски магии.
– Возьми и зажми в кулаке, – потребовала магистр, приподняв крышечку.
Внутри шкатулки обнаружились прозрачные шарики, выточенные словно бы изо льда. Каждая пилюля лежала в небольшом углублении, я негнущимися пальцами вынул одну из них и попытался стиснуть – как ни странно, это мне даже удалось.
Жжение враз стихло, а дальше кисть и вовсе заморозило по самое запястье. С минуту, наверное, я простоял так, а затем кулак сам собой задёргался, шарик вылетел из него и покатился по полу, с явственным шипением истаивая.
Только нагнулся, и Сурьма резко бросила:
– Не трогай!
Я выпрямился и пошевелил кистью. Отёк спал, жжение прошло. Сохранился лишь намёк на некую скованность, словно руку некоторое время назад проморозили насквозь, и она ещё оттаяла не до конца.
– А теперь встань в центр круга, – потребовала хозяйка, пряча шкатулку обратно в секретер.
Но нет, с места я не сдвинулся.
– Зачем ещё? – спросил, растирая кисть.
– Нужно оценить твоё текущее состояние, – пояснил Горан Осьмой. – Так мы решим, в какой именно приют…
– Нет! – резко перебила его Сурьма. – Это даст понять, стоит ли с тобой возиться вовсе! Юноша, моё время стоит дорого! Не вгоняй своего покровителя в ещё большие долги!
Покровителя? В долги? Да как бы не так! В жизни не поверю, что прижимистый охотник на воров взялся помогать мне исключительно из хорошего отношения, да ещё и в убытки себя при этом втравил. Точно ведь свой шкурный интерес блюдёт!
Вот только у меня на кону стояло куда как больше, поэтому ерепениться не стал и с обречённым вздохом прошёл в центр вмурованных в пол кругов.
– Очень хорошо, – бесстрастно произнесла Сурьма и повела рукой.
В следующий миг на металлических полосах вспыхнули невидимые до того символы, а сами они пришли в движение и начали вращаться. Золотая и медная заскользили в одну сторону, серебряная и стальная – в другую, и тотчас в меня словно призрачные пальцы проникли! Начали шарить в потрохах и ощупывать кости, влезли в черепную коробку, легонько стиснули глазные яблоки, а после наткнулись на ушиб под правым коленом, и голень полыхнула болью так, что едва на ногах устоял.
– Не шевелись! – прикрикнула Сурьма, и я послушно замер на месте.
Из-за этого или нет, но неприятные ощущения сразу пошли на убыль, а вскоре вращение полос замедлилось, сияющие символы стали гаснуть один за другим, затем и вовсе осталось гореть лишь по одному на круг.
Магистр алхимии поглядела на них и объявила:
– Потенциал средний. Замечательно!
При этих словах Горан Осьмой явственно расслабился, да я и сам испытал нешуточное облегчение. Ура! Смогу тайнознатцем стать!
Но всё же пробурчал:
– А чего замечательного, если средний?
Охотник на воров, такое впечатление, едва мне подзатыльник не отвесил. Но сдержался и ограничился словами:
– Радоваться должен, что своими выкрутасами себе ничего не сжёг!
А вот Сурьма снизошла до пояснений:
– Высокий потенциал хорош лишь в тех случаях, когда человек обладает ресурсами в полной мере его раскрыть – слишком уж дорого и хлопотно становление гения. На начальном этапе восхождения быть середняком совсем даже не плохо. Дальше в любом случае всё будет зависеть исключительно от тебя самого.
Тут Горан Осьмой позволил себе какую-то очень уж нехорошую улыбку, но от той не осталось и следа, стоило только магистру алхимии объявить:
– Отвезёшь его в северный приют Репья!
Охотник на воров столь откровенно изумился, что даже попытался запротестовать:
– Но…
– Ты не в том положении, чтобы торговаться! – отрезала Сурьма, и вот уже эти её интонации оказались мне прекрасно знакомы.
Ростовщик Жилыч примерно в таких выражениях и ломал через колено очередного угодившего в долговую кабалу простака. Сурьма крепенько стискивала в кулаке причиндалы Горана, раз уж позволила себе подобное обращение с цельным аспирантом. Надо понимать, средство для снятия проклятия и вправду стоило целую кучу денег.
– Приют Репья так приют Репья, – бесстрастно произнёс охотник на воров и поморщился. – Просто на мой след встали зарнисты…
– Твои проблемы меня не касаются! – отмахнулась от него магистр алхимии, но сразу сменила гнев на милость. – Хорошо! Можешь взять экипаж. – А уже мне заявила: – Удачи, молодой человек! И запомни: каждый из нас сам определяет свою судьбу!
Честно говоря, это напутствие меня нисколько не воодушевило.
Скорее даже наоборот.
5-11
Ехали долго. Катили по мостовой, переваливались на разбитом тележными колёсами просёлке, тряслись в лесу на сосновых корнях. На место прибыли уже в сумерках, и за всё время поездки мрачный как туча Горан не проронил ни единого слова. Сколько я ни подступался к нему с расспросами о приюте, так ничего и не добился. Погрузившись в какие-то свои раздумья, охотник на воров меня попросту игнорировал, ни разу даже заткнуться не потребовал. Бесило это просто несказанно.
Выстроенный прямо среди леса приют Репья показался сопоставим с городским кварталом. Со всех сторон его окружала высоченная каменная ограда с башенками по углам, а ворота и вовсе крайне поразили своей основательностью. Размером это сооружение ничуть не уступало всему нашему Гнилому дому.
Не могу сказать, что прямо седой древностью повеяло, просто сложилось впечатление, будто столкнулся с наследием давно ушедшей эпохи. Сейчас так уже не строили.
Экипаж на территорию приюта не запустили, мы с Гораном выбрались из него и прошли в боковую калитку. Там охотник на воров предъявил начальнику караула какие-то бумаги, и меня тотчас заперли в холодной. Просидеть в той пришлось никак не меньше часа, а когда со всеми формальностями оказалось покончено, то Горан Осьмой незамедлительно отправился восвояси, а за мной явился кряжистый дядька – лысый как колено, с кустистыми седыми бровями и носом-картошкой. На тайнознатца он, несмотря на хламиду с нашивкой в виде огненного репья и коричневато-жёлтые глаза, нисколько не походил и повадками показался скорее схож с надзирателями работных домов.
– Свежее мясо, да? – хмуро глянул приютский служитель, встав в дверях, и мотнул головой. – На выход!
Меня он дожидаться не стал и зашагал по коридору, но стоило только двинуться следом, и сзади пристроилась парочка молодчиков из числа караульных. Будто не нового ученика сопровождают, а подконвойного.
Это откровенно покоробило, но выкинул дурные предчувствия из головы и с интересом огляделся. На территории приюта росли сосны, тут и там на глаза попадались площадки вроде тех, что была обустроена в монастыре Пепельных врат, а за деревьями виднелось мрачное трёхэтажное здание, сложенное из серого песчаника. Всюду сновали юнцы лет четырнадцати-пятнадцати в одинаковых холщовых штанах и рубахах с символикой приюта.
Вслед за лысым дядькой я через высоченную арку прошёл в просторный внутренний двор выстроенного квадратом здания, и сразу закружилась голова, начали заплетаться ноги.
Черти драные! Меня окутала небесная сила – прозрачная и одновременно оранжевая, тёплая. Благодать неземная, иначе и не скажешь! Никакого сравнения с той стылой мутью, что вырвал из утопца!
Вдох. Вдох. Вдох!
– Не балуй! – резко бросил лысый дядька.
Я опомнился и вытолкнул из себя всё набранное тепло разом, замер на миг, отрешаясь от небесной силы, и поспешил за провожатым. Тогда-то уже и обратил внимание на рассевшихся тут и там воспитанников, которые все как один замерли в непривычных и весьма неудобных на вид позах.
Чего это они?
Но приглядеться толком к другим неофитам не вышло. Не останавливаясь, мы пересекли двор и спустились в подвал. Там – купальня. Лохань с чуть тёплой водой, кусок ядрёного мыла, колючее полотенце. Дальше – стрижка. Обкорнали меня под ноль, а стоило только после этого сполоснуться, выдали новую одежду – холщовые штаны и рубаху с нашивкой в виде огненного репья на левой стороне груди.
И всё бы ничего, да только одёжка оказалась не однотонно-серой, как у других неофитов, а в широкую чёрную полоску. Нет, не как у матросских тельняшек, а точь-в-точь как на каторжанских робах.
– Это чего ещё?! – возмутился я.
Лысый дядька хмуро глянул из-под седых бровей и рыкнул:
– Одевайся!
На меня накатил запах пересушенной летним зноем земли, и я внял гласу рассудка, решив покуда с прояснением ситуации повременить. Просто возникло ощущение, что ни сами ответы на вопросы, ни форма, в которой их мне дадут, по душе отнюдь не придутся.
Черти драные! Ну чего ещё опять, а?
Из подвала мы подниматься не стали. Прошли по одному тёмному коридорчику, свернули во второй. Там дядька побренчал кольцом с ключами и отпер дверь, попутно снял с неё какой-то охранный наговор. И вновь – коридор, поворот, коридор. Только на сей раз с решётками по обеим сторонам. У меня внутри всё так и опустилось.
Неужто пропал?!
Присутствие небесной силы ощущалось здесь столь же отчётливо, как и во дворе, но попробуй – дёрнись! Лысый дядька совершенно точно тайнознатец, да и парочку караульных сбрасывать со счетов тоже не стоило. Едва ли на ворота приюта отрядили бы бесталанных простецов. Нет, через них на выход не прорваться. Скрутят!
Дошли мы в итоге до самого конца, а там мой сопровождающий снял с решётчатой двери массивный навесной замок, распахнул её и велел:
– Заходи!
– Зачем ещё? – пробурчал я, шагнув в небольшую камеру с протянувшимися вдоль стены нарами и дырой для справления естественных нужд. Всюду одни только глухие стены, ни единого окошка нет. Всего освещения – масляный фонарь в коридоре. – Вы чего удумали-то?!
Ответом стал скрип петель, лязг решётки, щелчок возвращённого на место замка, лёгкий скрежет провернутого в нём ключа. Ещё – шаги.
Лысый дядька утопал прочь, а меня от уныния уберегли три немаловажных обстоятельства: во-первых, я по-прежнему ощущал мягкое тепло небесной силы; во-вторых, камера была на самом верхнем уровне казематов при том, что по пути попадались лестницы вниз, и в-третьих, меня не приковали за ногу к стене, как постояльца клетушки напротив.
Тот спал, закутавшись в одеяло, будить его и приставать с расспросами я не стал.
«Всему своё время», – решил, опускаясь на краешек нар.
Пал духом? Да вот ещё! Уж лучше так – в тепле и сухости неизвестностью терзаться, чем ломаным-переломаным в канаве подыхать. Бажен бы меня не пощадил.
Другое дело, что я вполне мог не к Горану за помощью обратиться, а матросом устроиться и в Южноморск уплыть. Вот только Пламен и Волче наверняка тамошним заправилам весточки о беглеце отправили, да и Псарь точно бы на след встал. Шансы из города удрать так себе были, если начистоту.
Я закрыл глаза и обратился к небесной силе.
Вдох. Волна оранжевого тепла по телу. Выдох. Раз. Два. Три.
Всё получилось само собой, не пришлось напрягаться и рвать жилы.
Сила! Меня в один миг переполнила сила!
Яркая и жаркая, но не иссушающая и не обжигающая. Бодрящая!
И сразу стало легче жить, страхи улетучились, дурное настроение сгинуло без следа. Никто бы не стал оставлять доступ к энергии заключённому. Это попросту глупо! Пусть я ещё даже не адепт, но приказом и неофит приложить может! Собью замок – не укараулят!
Значит, опасным меня не считают и попытки побега не ждут. Тогда что?
Уж не знаю, к какому выводу на сей счёт я бы пришёл, не наведайся в каземат приютский врач, глаза которого отличались необычным желтовато-зелёным оттенком. Угадал я род деятельности посетителя по белому халату и в тон ему смешной шапочке, да ещё по пузатому кожаному саквояжу. В остальном же лощённей типа поди – сыщи! Напомаженные завитые усики, холёное без единой морщинки лицо, ухоженные руки с идеально-ровными ногтями.
Ассистировал ему сутулый юноша, натянувший на голову капюшон хламиды так, что наружу торчал лишь самый кончик носа. У паренька из-под хламиды высовывались ноги в сандалиях, а вот белый халат врача не скрывал брюк и кожаных туфлей с дорогущими серебряными пряжками.
– Ну-с, юноша! – обратился ко мне врач. – На что жалуетесь?
Голос оказался мягким и обволакивающим, чуток даже приторно-сладким. Таким, наверное, хорошо успокаивать пациента, пока ассистент кость ножовкой перепиливает. Сам не знаю, с чего это взял.
– Да ни на что не жалуюсь! – отозвался я, но сразу же обвёл рукой камеру. – На это вот всё, разве только!
– Тогда будьте так любезны встать в круг.
Я встрепенулся и принялся высматривать на полу магический пентакль или что-то вроде алхимического механизма из подвала Сурьмы, но всё оказалось куда как проще: круг на кирпичах был нарисован чёрной краской, только и всего. Никакой магии.
Мне бы успокоиться, а вместо этого ощутил разочарование.
– Да-да! – приободрил врач и попросил: – Лучезар, рамку!
Ассистент опустил саквояж на пол, расстегнул его и достал металлический прямоугольник с двумя крючками – их он зацепил на горизонтальный пруток решётки. С размером ячейки непонятная штукенция совпала идеально.
– Очки! – коротко скомандовал врач, и ему вручили массивную оправу без линз. – Стёкла!
На сей раз Лучезар вынул из саквояжа и раскрыл длинную шкатулку, под завязку заполненную круглыми разноцветными линзами. Врач вставил в крепление оправы пару оранжевых стёкол и ободряюще улыбнулся.
– Ну-с, юноша, начинайте тянуть в себя и выталкивать прочь энергию, только не абы как, а одной волной. Сие действие, полагаю, вам знакомо? Отлично! Лучезар, стекло!
Ассистент закрепил в рамке прозрачную пластину, определённо изготовленную алхимиком. В глубине толстого стекла мне почудился отсвет сложной вязи колдовских символов, но сразу стало не до её разглядывания: только на глубоком вдохе втянул в себя небесную силу, и тотчас зашумело в голове.
– Выброс резче! – скомандовал врач. – Ещё резче!
Я шумно выдохнул, и он вынул из оправы очков правую линзу, заменил оранжевое стекло сначала красным, затем жёлтым, а после пришла очередь зелёного.
Выдох! Вдох-выдох!
Я тянул в себя энергию и сразу выбрасывал её вовне, а врач менял одну линзу за другой. Опробовав поочерёдно все цвета радуги, он распорядился:
– Стекло!
Его ассистент немедленно убрал прозрачную пластину и заменил её красной. Я запыхался и начал обливаться потом, но тянуть и выбрасывать энергию не прекратил, пусть даже под правым коленом и затеплился огонёк боли, а в груди мало-помалу начало разгораться неприятное жжение.
Вдох-выдох! Раз-два!
Удовлетворила в итоге врача полупрозрачная матово-белая пластина. В оправу он установил оранжевую и фиолетовую линзы, долго так разглядывал меня и задумчиво хмыкал, затем объявил:
– Нестандартно, но приемлемо. – И потребовал: – Повернитесь влево, юноша. Вдохните и не дышите. Да, так! Хорошо, встаньте ровно. Лучезар, перчатки.
Перчатки тоже оказались непростыми – их словно покрыли слюдой. Эти тончайшие пластинки засветились, и я предельно чётко ощутил потёкшую от них магию, а дальше в меня словно незримые пальцы запустили. Только в отличие проверки у алхимика касания были едва уловимы, как если бы изучалось не тело, а непосредственно дух.
– Понятно, – пробормотал врач некоторое время спустя и повторил: – Приемлемо.
Он стянул перчатки и отдал их ассистенту, затем избавился и от очков.
– Вот что я хочу сказать, юноша… – начал было и замолчал, а после долгой паузы уже быстро и резко выдал: – Вы на кой чёрт вдыхаете энергию, будто она нераздельно связана с воздухом?
Вопрос поставил в тупик, и я развёл руками.
– А как иначе?
– Энергия пронизывает весь мир! Бросьте вдыхать её и начинайте впитывать всем телом. Иначе ничего хорошего вас впереди не ждёт!
Я так поразился, что спросил:
– Почему это?
Ассистент врача ещё возился с рамкой, не иначе именно поэтому тот и соизволил ответить:
– Перво-наперво, вы окажетесь совершенно беспомощны, если вдруг потеряете возможность дышать!
Я припомнил схватку с утопцем и кивнул, но это оказалось ещё не всё.
– Во-вторых, такая техника приведёт к неправильному формированию абриса. Излишне глубокое залегание входящих меридианов помешает нормальному формированию исходящих, это не даст окружить ядро полноценной оправой. И внутренним органам слишком интенсивное воздействие энергии тоже ничего хорошего не сулит. Перестараетесь и спалите себе потроха!
У меня едва челюсть от изумления не отвисла, а врач для убедительности покачал в такт своим словам указательным пальцем.
– Только! Поверхностное! Втягивание! – Он кивнул. – Через седмицу проверю – не возьмётесь за ум, придётся вас забраковать.
– А зачем меня здесь вообще заперли? – спросил я поспешно.
– Это называется – карантин. Не хватало ещё занести в приют какую-нибудь гадость! – Врач зашагал прочь и на ходу сказал ассистенту: – Впиши в рекомендации стол номер три с усиленным питанием.
Они ушли, а у меня прямо-таки от сердца отлегло.
Карантин! Просто карантин!
Всё испортил постоялец камеры напротив.
– Чудны дела творятся! – рассмеялся жилистый молодчик лет тридцати на вид, бритый наголо, как и я сам, и в такой же полосатой робе. Под звон цепи он уселся на шконку, поскрёб заросший длинной щетиной подбородок и покачал головой. – Волк учит козлёнка щипать травку!
Резкий, с впалыми щеками, искривлённым давнишним переломом носом и нагловатыми водянисто-прозрачными глазами он показался выходцем из моей прошлой жизни, вот я и не стерпел, зло рыкнул:
– Поаккуратней со словами!
В ответ послышался смех.
– Ой, простите-простите! Я и забыл, как нервно босяки реагируют на некоторые совершенно безобидные слова!
Здесь и в этой одежде я запросто мог оказаться хоть лавочником, хоть фабричным, но сосед по каземату всё угадал верно, это придало его высказыванию некоторую толику весомости. Я-то ни по выговору, ни по манере держаться не сумел разобрать, кто таков он сам. К тому же опостылело сидеть в тишине, вот и спросил:
– А чего б приютскому врачу не дать наставления неофиту?
Молодчик развеселился.
– Староват ты для нового поступления… – Он сделал паузу и вопросительно посмотрел на меня.
Прикусить бы язык, но слова собеседника меня не на шутку зацепили, вот и буркнул:
– Серый.
– Так вот, Серый! В таком возрасте сам по себе дар уже не пробуждается. Значит, либо ты втихаря практиковал тайное искусство раньше, либо воспользовался одной из запрещённых техник, а и то, и другое – прямой путь на костёр.
Слова соседа по каземату меня нисколько не удивили, я уже слышал всё это от Горана Осьмого, поэтому небрежно бросил:
– Как скажешь!
Собеседник вмиг уловил изменение моего настроения и зашёл с другой стороны.
– Нет, совет этот умник тебе дал толковый, спору нет. На вдохе тянут в себя силу только адепты, окончательно отказавшиеся от пути возвышения, а всем остальным такая техника категорически противопоказана. Вот только дело в том, что тебе даже и адептом стать не светит. Так на кой чёрт ему проявлять такую заботу?
– Чего?! – меня аж подкинуло. – Это почему ещё не светит?!
– Потому что ты – мясо! Учебное пособие! Расходный материал, на котором станут натаскивать воспитанников!
Горан Осьмой предупреждал, что без его покровительства ничего хорошего мне в приюте не светит, и раз уж устроил сюда, то всяко-разно сгладил все острые углы. Я нисколько в этом не сомневался, но вновь царапнула мыслишка, что босяку не стоит верить ни единому слову охотника на воров.
Впрочем, я тотчас выбросил из головы неуместные сомнения и презрительно фыркнул:
– Чушь!
– Увы, мой юный друг, – вздохнул молодчик. – Увы!
– Да ерунда! – упрямо повторил я. – Почему тогда меня от небесной силы не отрезали, а?
– А зачем? На что способен недоучка вроде тебя?
Я рассмеялся.
– Да хотя бы сбить замок могу!
В своей способности раскурочить запор я и вправду нисколько не сомневался. Мягкое оранжевое сияние небесной силы окружало меня со всех сторон, я мог черпать её сколько угодно, а вода камень точит.
Собью!
– Попробуй! – подначил меня сосед.
За порчу приютского имущества вполне могло прилететь по шапке, но стало интересно, сумею ли попасть по замку, не зацепив при этом прутья, вот и потянул в себя энергию, примерился и ударил приказом. Легонько-легонько и осторожно даже, чтобы уж точно не перестараться и в очередной раз не повредить кисть, но показалось, будто кулаком по железному листу саданул. Ещё и приказ словно отскочил обратно, меня крепенько приложило отдачей. Я прижал руку к груди, упал на колени и выдохнул беззвучное проклятие.
