Павел Корнев
Нелегал. Том 2
Её сестрица смерила меня пристальным взглядом и протянула руку.
– Ника!
– Пётр, – сказал я, аккуратно пожимая тонкие пальцы.
– Вы ведь не всерьёз пообещали прийти, так? – спросила вдруг барышня.
– Ну почему же… – начал было я, но осёкся и понимающе кивнул. – А! Вам бы этого не хотелось!
Ника покачала головой.
– Нет, не хотелось бы.
Никуда идти я не собирался, но ощутил вдруг какое-то совершенно иррациональное чувство обиды, вот и спросил:
– И почему же, если не секрет?
– Это будет нечестно.
– По отношению к кому?
Но Ника кинула взгляд мне за плечо и сказала:
– Извините, мне пора.
Я и не подумал отстать, двинулся вниз по лестнице бок о бок с ней.
– А давайте я угощу вас мороженым, и вы мне всё объясните!
– Просто поверьте на слово, приходить вам не стоит.
– Я вам верю! Верю! Но приду. Непременно приду! Вы не подумайте ничего плохого, это не шантаж! Я просто от природы чрезвычайно любопытен, а тут – тайна! Как упустить такую возможность вырваться за рамки серой обыденности? Я никогда себе этого не прощу!
Ника остановилась и поглядела на меня с едва уловимым намёком на улыбку.
– И куда вы позовёте меня на мороженое? – спросила она, сменив гнев на милость.
Вопрос озадачил до крайности, поскольку приглашать на свидание незнакомых барышень мне прежде ещё не доводилось, пожалуй, ни разу. Неправильный выбор места мог всё предельно осложнить, и я машинально посмотрел на так и зажатую в руке визитную карточку. Принадлежала та, надо понимать, папеньке Виктории и Ники. Фамилия показалась знакомой, да и домашний адрес тоже – точнее, знаком мне был район проживания некоего Кондрата Семёновича Врана.
Я озадаченно хмыкнул и о своей настойчивости слегка даже пожалел, но перехватил взгляд серых глаз, отбросил сомнения и предложил:
– В «Лиру»?
Брови Ники удивлённо взлетели.
– Часто там бываете? – спросила она.
В ответ я покачал головой.
– Слышал, там подают отменные десерты. Ну или можем сходить в студенческое кафе «Под пальмой». Знаете такое? Это напротив главного корпуса института.
– Знаю, – кивнула Ника. – Завтра в пять?
– С нетерпением буду ждать.
– Увидимся, Пётр!
Барышня скупо улыбнулась и направилась к длинному седану представительского класса, чуть припорошённому дорожной пылью. Я проводил взглядом её стройную фигуру и несколько раз стукнул по ладони уголком визитной карточки.
Вран… Вран… Вран…
Вспомнить бы ещё, где слышал эту фамилию прежде!
Машина с шофёром, квартира в «посольском» квартале, положение в обществе, с которым вынужден считаться даже Звонарь. Вран.
Ну точно! Вран! Заместитель главы комиссариата промышленности!
По спине пробежал холодок, я вновь постучал уголком визитки о ладонь и хотел было смять её в кулаке, но сразу передумал и спрятал в бумажник.
А почему бы, собственно, и нет?
Глава 2
Встал затемно. Вроде бы ничего удивительного для зимы, только не во время сессии, когда больше нет никакой нужды просыпаться ни свет ни заря и тащиться на первую пару. Увы, покой нам только снится. Не могу сказать, будто так уж много хвостов после семестра осталось, но без дополнительных занятий по отдельным предметам шансов сдать грядущие экзамены не было ни малейших. Сегодня предстояло подтянуть математический анализ, высшую геометрию и физику, посетить практикум по прикладной психологии, а ещё сходить на консультацию по праву.
Карл не переставал дивиться столь необычному набору дисциплин и строить самые невероятные предположения о том, какую специальность укажут в моём дипломе, а я только и мог, что отшучиваться, поскольку сам этого не знал. Альберт Павлович и Георгий Иванович просто поставили перед фактом, вручив уже готовый учебный план, в котором на первых ролях были математика и физика, а ещё теория сверхэнергии во всех её проявлениях. Помимо этого, присутствовали право, экономика и психология с уклоном в её практическую плоскость.
С учётом того, что по субботам я так и продолжал стажироваться в травматологии, на воскресенье покидал зону активного излучения Эпицентра, понедельники проводил в учебном центре ОНКОР, а ещё был вынужден участвовать в жизни студсовета и выполнять задания доцента Звонаря, двадцати четырёх часов в сутках мне категорически не хватало. Но приспособился как-то, благо больше не приходилось ежедневно в одно и то же время заступать на дежурство в Бюро оперативного реагирования: оттуда я уволился по собственному желанию на следующий же день после ухода Вяза.
Что обещанного прапорщика так в итоге и не получил – ерунда. Отучусь, дадут кандидат-лейтенанта, то на то и выйдет. Главное, что все взыскания из личного дела вычистили, будто ничего и не было вовсе. Теперь запросит кто характеристику по месту прошлой службы, а я – чистенький. Вроде – пустяк, но нет, ничего подобного.
С Альбертом Павловичем мы пересеклись на подходе к столовой. Что эта встреча отнюдь не случайна, я понял по слишком уж радушной улыбке куратора, и точно – вопреки обыкновению он не проигнорировал меня, а протянул руку, ещё и поинтересовался:
– Как жизнь молодая?
– Не жалуюсь, – настороженно ответил я, но быстро совладал с эмоциями и в свою очередь спросил: – Если не секрет, когда пополнение семейства ожидаете?
– В начале февраля.
– Лизавете Наумовне от меня привет передавайте.
– Всенепременно, – кивнул Альберт Павлович. – Но ближе к делу…
Я тяжко вздохнул.
– Валяйте!
– Не в моих принципах вмешиваться в работу студенческого самоуправления, но для всех будет лучше, если материалы по Рогозе вернутся на доследование.
Мне даже память особо напрягать не пришлось, поскольку получил это дело на руки сразу после выхода из отпуска. Настроение мигом упало ниже плинтуса – прицепиться там было решительно не к чему.
– Для всех, говорите? Ну-ну… – буркнул я. – А на каком основании, позвольте поинтересоваться, я верну на доследование банальную драку, если там всё ясно, как божий день?
– Ты справишься. Я верю в тебя.
Альберт Павлович дружески похлопал меня по плечу и отправился восвояси безмерно довольный собой и жизнью, ну а я безо всякого аппетита пообедал и потопал на военную кафедру, где в кабинете за номером двадцать пять вёл приём студентов второй мой куратор – Георгий Иванович Городец.
Разнообразия ради тот оказался в приподнятом расположении духа и к писавшемуся вчера до позднего вечера отчёту о моём общении с заокеанскими соискателями придираться не стал, даже уточняющих вопросов задал всего два или три.
– Удовлетворительно, – сказал он в итоге, убирая листки в сейф. – Твои предложения?
– Думаю, имеет смысл им выпивку и дальше поставлять. На этой почве можно завязать приятельские отношения.
– Действуй, – одобрил эту мою идею Городец.
– Только я на Кордоне набегами бываю… Там бы резидента завести, чтобы постоянно их опекал.
– Есть и такие, – признал Георгий Иванович, не став разводить на пустом месте секретность, – но на прямой контакт с иностранцами они не пойдут. Это на тебе. – Он достал из сейфа перетянутую аптечной резинкой пачку банкнот, отсчитал десять пятидесятирублёвых купюр, после недолгих колебаний присовокупил к ним ещё две и кинул их на стол. – Держи на оперативные расходы. Но из роли не выпадай, торгуйся за каждую копейку.
– Думаете, понадобится? – уточнил я, пересчитывая деньги. – Револьверы я на себя оформил, сам за них рассчитаюсь.
– Понадобится, – с усмешкой подтвердил куратор. – Не сомневайся даже!
– Дают – бери, бьют – беги, – процитировал я народную мудрость, сунул стопочку сложенных надвое банкнот в бумажник и составил расписку о получении шестисот рублей, потом сказал: – Вот ещё что, Георгий Иванович! Сможете замолвить за меня словечко перед Вихрем?
Майор Городец усмехнулся в прокуренные усы.
– Никак в оперчасти вакансия появилась? А Звонарь в курсе, что ты от него уйти собираешься?
Я растянул губы в улыбке, показывая, что оценил шутку, и сказал:
– Да просто одно дело на доследование вернуть нужно. Возникли, понимаете, обстоятельства…
Куратор нацелил на меня указательный палец.
– Аспирант Рогоз, драка, лёгкие телесные повреждения. Так?
– Так, – подтвердил я.
– Работай, препятствий тебе чинить не станут.
– Та-а-к! – протянул я, набычившись. – А нельзя разве всё обстряпать было, пока расследование инцидента шло?
Георгий Иванович развёл руками.
– Аспиранту изменила девушка, и он поколотил товарища, наставившего ему рога, – что там обстряпывать было? Этот ревнивец подал заявление о переходе в структуру, которой, по мнению нашего общего знакомого, подобного рода специалисты совершенно ни к чему, когда дело уже спустили в студсовет. Формальные основания затребовать материалы обратно отсутствуют, а высасывать их из пальца мы не станем. Чревато ненужным обострением отношений с… Так скажем, с коллегами. Тут инициатива должна исходить с вашей стороны. И дам тебе один совет: даже не пытайся переквалифицировать телесные повреждения пострадавшего из лёгких в средние. Пакет документов изменению не подлежит, только лишь дополнению. Не подходящее нынче время для подтасовок.
– Ну здорово! – буркнул я.
Городец рассмеялся.
– А кому сейчас легко? – Он закурил, выдул к потолку струю сизого дыма и сказал: – Основания для пересмотра дела должны быть железобетонными. Чтобы комар носу не подточил.
– Да уж понятно, – вздохнул я, снимая с вешалки пальто. – Но Вихря вы всё же предупредите. Во избежание.
– Он в курсе дела. И Бражник тоже.
Владимир Михайлович Бражник вскоре после утверждения в должности директора Бюро пошёл на повышение и возглавил объединённую Службу охраны РИИФС. Ну а Евгения Вихря вернули из Зимска на прежнее место – руководить оперчастью, которую наравне с управлением физической защиты включили в состав новой структуры.
К слову, несмотря на объявленное неполное служебное соответствие, добровольно подавать в отставку Вяз не пожелал, избавиться от него помогла именно эта реорганизация. Должность сократили, ничего равноценного не предложили, вот и пришлось моему бывшему начальнику переводиться в Пограничный корпус. Почему именно туда, а не в СЭЗ – понятия не имею.
– По рукам тебя бить не станут, – приободрил меня Городец и вновь ухмыльнулся в рыжеватые от табачного дыма усы. – Разве что для виду.
– Ну это как водится, – хмыкнул я, попрощался с куратором и отправился в студсовет.
Перед нашим корпусом шёл митинг, выступал какой-то незнакомый мне усатый гражданин.
– Без модернизации трансконтинентальной магистрали нечего и думать ни о какой индустриализации! – вещал он присутствующим. – Мы очистили ряды от саботажников и вражеских агентов и теперь как никогда нуждаемся в приходе молодых специалистов!
Тут же велась запись в студенческие бригады – как понял, работа на железной дороге не только шла в зачёт производственной практики, но и оплачивалась в зависимости от объёма выполненных работ. С учётом того, что оператор легко мог заменить пару-тройку тракторов или десяток разнорабочих, набегать за смену даже с учётом пониженных тарифных ставок должно было весьма и весьма немало. Хороший стимул для тех, кто ставит во главу угла деньги.
Я поднялся в кабинет и застал Касатона Стройновича за опустошением ящиков его письменного стола. Ирина Лебеда наблюдала за этими манипуляциями с непонятным выражением лица.
– Это вы чего тут? – спросил я с порога. – Мы никак переезжаем? Новый кабинет дают?
– Дождёшься от них! – фыркнула Ира.
Касатон покачал головой.
– Нет, не переезжаем. Я в горком перехожу, молодёжную секцию там возглавлю.
Я аж присвистнул от изумления.
– Ну ничего себе! А вместо тебя кто будет?
– Поставят кого-нибудь. Пока Сева заключения подписывать станет, – сказал Стройнович и развёл руками. – Извини, Петя, тебя с собой забрать не получилось. Запретили направление оголять. После перевыборов в сентябре к этому вопросу пообещали вернуться.
Я вздохнул и пробурчал, расстёгивая пальто:
– До сентября ещё дожить надо!
Ира поглядела сочувственно.
– Совсем-совсем один, Петенька, остаёшься!
– А тебя, значит, Касатон с собой в горком берёт? – возмутился я.
– Замуж! – улыбнулась в ответ Ирина. – Он меня замуж берёт!
Известие это таким уж неожиданным не стало, но я всё равно округлил глаза.
– Ого! Поздравляю! Касатон – тебя вдвойне!
– Спасибо, Петя!
– А ты с какого числа уходишь? – уточнил я после традиционного похлопывания друг друга по спине. – Тут бы хвосты закрыть, чтобы к Севе лишний раз документы на подпись не таскать.
– Сегодня последний день, – разочаровал меня Стройнович и подмигнул. – Но пока суд да дело, завтра-послезавтра смогу тебе заключения подписывать.
– Спасибо, ты настоящий друг!
– Не дуйся! – попросил Касатон и вернулся к разбору вещей. – Всё ж отработано давно!
Я только головой покачал. Всё, да не всё.
Вот же озадачил Альберт Павлович, так озадачил!
Но делиться своими печалями со старшим товарищем я, конечно же, не стал, вместо этого отпер шкаф и вытащил из него стопку поступивших за новогодние праздники протоколов. Взял лежавшие сверху листы, сцепленные канцелярской скрепкой, и не удержался от тяжкого вздоха. Память не подвела, случай и в самом деле оказался однозначней некуда: драка на почве личных неприязненных отношений, сломанный нос, подозрение на сотрясение головного мозга и – ни малейшего намёка на использование сверхспособностей. Банальная потасовка. Ещё и характеристику драчуну в ректорате дали положительней не бывает, ну просто чистый ангел, а не человек.
Сложилось даже впечатление, будто на первоначальном этапе поступила команда это дело замять, очень уж всё было гладенько. Ну и как с этим прикажете работать?
Впрочем, одну зацепку я всё же углядел. Обвиняемый в нанесении побоев аспирант работал младшим научным сотрудником на кафедре пиковых нагрузок, а её бессменный руководитель профессор Чекан до сих пор находился под домашним арестом. Тут было о чём подумать.
– Ирина! – окликнул я нашего делопроизводителя. – Пройдись по всем секциям, поспрашивай о Вахтанге Рогозе, аспиранте. Если он ни с кем не сотрудничал, подготовь справку, что товарищ в жизни студенческого самоуправления участия не принимал.
Касатон Стройнович озадаченно хмыкнул.
– Мы так теперь работаем, да?
– Кот из дома, мыши в пляс! – отшутился я и отправился на поиски Якова Беляка.
Заместитель председателя студсовета отыскался в своём кабинете, на вопрос о Вахтанге Рогозе он недоумённо нахмурился.
– Зачем тебе?
Я поднял руку и пошелестел листами.
– Протокол на него пришёл.
– Побои? – догадался Яков, который и сам был выходцем с кафедры пиковых нагрузок. – Вахтанг – большой умница и настоящий учёный, но в личной жизни сущий неандерталец. Единоличник и страшный ревнивец. Как влюбится в кого, так и начинает кулаки распускать. Один эпизод даже на товарищеском суде разбирали. Но профессор его ценил, всё перевоспитать пытался, дело так ничем и не кончилось.
– О как! – прищёлкнул я пальцами. – Спасибо за информацию!
Товарищеский суд, значит? Очень интересно!
Вернувшись в кабинет, я сунул протокол в портфель и начал одеваться.
– Ты уже всё? – удивился Касатон. – Отработал на сегодня?
– Если бы! – вздохнул я. – Пойду с коллегами касательно этого типа пообщаюсь.
– А чего ты так в него вцепился-то?
– Сигнал поступил, – отделался я полуправдой и выскользнул из кабинета, поспешив предупредить сим немудрёным образом неудобные расспросы.
На улице порыв стылого ветра швырнул в лицо колючую снежную крупку, я пониже опустил кепку, поднял воротник пальто и отправился на кафедру пиковых нагрузок. Переговорил с активистами ячейки Февральского союза молодёжи, но секретаря на месте не застал, его сказали искать в лабораторном корпусе.
Я последовал этому совету, навёл справки на вахте и вскоре заглянул в кабинет, где хмурился у исписанной длинными формулами доски молодой человек в белом халате.
– Вахтанг Рогоз? – переспросил он, вытирая пальцы от мела замусоленной тряпкой. – В нашей ячейке Вахтанг не состоит.
– А звали?
– Конечно звали! – уверил меня секретарь. – Лично его приглашал!
– И что же он?
– Сказал, что в гробу и белых тапочках нашу общественную жизнь видит.
Я сделал пометку в блокноте и задал очередной вопрос:
– Говорят, он на почве ревности общественный порядок и прежде нарушал?
Секретарь ячейки с обречённым вздохом кивнул.
– Нарушал. Но это ещё до моего назначения было!
– Хорошо его знаете? Меня даже не он сам, а его бывшие девушки интересуют.
Молодой человек наморщил лоб.
– Пожалуй, смогу нескольких назвать. Но далеко не всех. Шибко он влюбчивый.
Имён набралось с полдюжины, заодно я выспросил фамилии тех, с кем у Рогоза случались конфликты, уточнил дату проведения товарищеского суда, а после попросил дать вспыльчивому аспиранту объективную характеристику.
– Сразу и напечатайте, – указал я на пишущую машинку.
Молодой человек в такой малости представителю студенческого самоуправления отказывать не стал, и очень скоро я шагал по коридору, по диагонали просматривая текстовку.
Политическая незрелость, обособленность, игнорирование общественной деятельности, беспорядочная личная жизнь, собственническое отношение к женщинам, конфликтность, систематические драки, а в довершение всего – высочайшая квалификация и особое отношение со стороны профессора Чекана.
То что надо! Жаль только должность у подписавшего характеристику не та, чтобы к ней всерьёз отнеслись. Но это дело поправимое.
Бюро институтской организации Февральского союза молодёжи занимало несколько помещений на верхнем этаже главного корпуса, расположение – престижней некуда, да только комнатушки те были откровенно крохотными, и людям приходилось в них не просто тесниться, а буквально сидеть друг у друга на головах. Впрочем, второму секретарю выделили персональную каморку, где при включённом радиоприёмнике можно было даже не особо опасаться, что разговор расслышат соседи.
Я постучал в дверь с табличкой «И.В. Снегирь, второй секретарь», сразу приоткрыл её и заглянул в кабинет с письменным столом, узким окном, шкафом и портретом Баюна рядом с республиканским гербом.
– Не помешаю?
Инга оторвалась от печатной машинки, откинула с лица русую чёлку и улыбнулась.
– Здравствуй, Петя! Давно не появлялся!
– В отпуск же ездил. Неделю в Зимске провёл.
– Новый год с родными встретил? – вздохнула барышня. – Везёт!
Я прикрыл за собой дверь и ухмыльнулся.
– Да я лучше бы вдвоём с тобой под бой курантов…
– Ой, брось! – рассмеялась Инга. – Чего пришёл?
– Считаю, нашим организациям надо теснее взаимодействовать друг с другом, – сказал я и многозначительно похлопал ладонью по столешнице. – Гораздо теснее!
Инга покрутила пальцем у виска.
– Ты о чём-нибудь другом думать способен вообще?
– Увы, только о другом и приходится думать, а тебя, вот, увидел и сразу накатило. – Я расстегнул портфель и принялся выискивать в нём нужный листок, попутно спросил: – Нога как?
– Ломит к перемене погоды, но терпимо.
– Не отнимается?
– Давно уже нет. Твоя техника отлично работает.
Я покачал головой.
– Она просто купирует симптомы и полноценную реабилитацию заменить не сможет.
– Уже всё хорошо! – отрезала Инга, ясно давая понять, что разговаривать на эту тему не расположена.
Она очень быстро восстановилась после полученных летом травм, но левая нога изредка отнималась, вот я и поставил бывшей однокласснице технику дублирования сигналов нервной системы. Ей бы вдобавок на курс реабилитации походить, да куда там! Инга с головой ушла в учёбу и общественную работу, словно что-то кому-то хотела доказать.
Кому-то, только не мне. Отношения у нас остались… ровными.
Пожалуй, именно так.
Инга приняла свежеотпечатанную характеристику, внимательно изучила её и поморщилась.
– На редкость неприятный персонаж.
– Других не держим, – развёл я руками. – Можешь заверить?
Бывшая одноклассница глянула остро, но ни о чём спрашивать не стала, шлёпнула в угол листа штамп и расписалась.
– Зайдёшь сегодня на чай? – спросила она, возвращая характеристику.
– С удовольствием бы, но вечер занят.
– Свидание?
– Если бы! – Я вздохнул. – Договорился с соседом, что он мне физику подтянет. Иначе точно на экзамене засыплюсь.
– Откуда на военной кафедре углублённое изучение физики?
– Не сыпь мне соль на раны! – попросил я. – Меня же по особой квоте зачислили с индивидуальным учебным планом. Вот и приходится отдуваться.
– Бедненький!
– И не говори!
Склонившись над столом, я поцеловал Ингу, пообещал на неделе заглянуть в гости и отправился на розыски молодых людей и барышень из окружения проштрафившегося аспиранта. Пробегал по студгородку до без четверти пять. Нашёл далеко не всех, к тому же попутно в списке прибавилось ещё полтора десятка персоналий, но картинка сложилась вполне определённая, и ситуация перестала казаться такой уж беспросветной. Пожалуй, что и выкручусь на сей раз.
В студенческое кафе «Под пальмой» я прибежал за пять минут до назначенного времени, быстренько избавился от пальто и кепки, наведался в уборную вымыть руки и вернулся в общий зал.
Там столкнулся с Валей и Яной.
– Здрасте! – с недовольным видом выдала в ответ на моё приветствие серая мышка и ушла к буфету.
– Чего это с ней? – удивился я. – Особые дни?
Валентина глянула в ответ с укоризной.
– Просто переживает за меня. – Платиновая блондинка улыбнулась. – Считает, меня незаслуженно обошли с повышением.
– Да как же так? – притворно удивился я. – Была медсестрой, а стала фельдшером и заместителем начальника медпункта институтского дома отдыха!
Ну да – от участия в проекте Валентину отстранили. Я только не знал, приложил к этому руку доцент Звонарь или подсуетился Альберт Павлович, у которого были на блондиночку какие-то собственные планы.
– В этом доме отдыха скука смертная! – отрезала Валя. – Хуже даже, чем на Кордоне!
– Позволь с тобой не согласиться, – усмехнулся я. – У меня была возможность сравнить.
Блондинка только фыркнула и присоединилась к подружке, а я вновь взглянул на часы. Было ровно пять, но посетители только начинали подходить, так что без проблем занял столик на двоих у окна, оглядел зал, посмотрел на улицу.
Не заметил нигде Ники и ощутил не разочарование даже, а нечто куда более неприятное, замешанное на гаденькой неуверенности. Давно ничего подобного не испытывал. Слишком давно, чтобы просто махнуть рукой, если девушка вдруг не придёт.
Вроде и не на свидание её пригласил, вроде мне до неё и дела нет.
Просто обидно, что ли?
Начало шестого. Густые сумерки, огни фонарей, позёмка и тёмные фигуры людей.
Минутная стрелка доползла до двойки, и я решил впустую время не терять, сходил к буфету, взял стакан чаю и порцию медовика. Ни пиво, ни коньяк заказывать не стал, лишнее это. Ни к чему.
Ника вынырнула из вечернего сумрака в четверть шестого. Будто бы даже возникла из ниоткуда, шагнув в отбрасываемый витриной кафе свет, но так уж сильно меня это обстоятельство не порадовало: появилась барышня не одна, а в сопровождении какого-то курчавого пижона. Распахнутое пальто, непокрытая голова, уверенный вид.
Вот ведь хлыщ!
Я поймал себя на том, что начинаю закипать, и усилием воли погасил вспышку раздражения.
Это что ещё за ерунда?! Ревность?!
Да какого чёрта?! Откуда бы такие собственнические инстинкты?!
Ну-ка брось!
Растянуть губы в улыбке получилось без всякого труда, но промелькнуло в глазах, как видно, всё же нечто такое, что уже двинувшийся к столику пижон резко передумал и поспешил откланяться.
Демонстрируя хорошие манеры, я помог Нике снять шубку и убрал на вешалку её чуть припорошённую снегом меховую шапку, слегка выдвинул стул, передал меню. Но в него барышня даже не заглянула, уставилась на меня.
– Неужто у вас, Пётр, такая скверная репутация?
Я нахмурился.
– С чего бы это?
– Роман не робкого десятка и всё же предпочёл ретироваться.
– Он просто проявил деликатность.
Ника негромко рассмеялась.
– Роман и деликатность – вещи несовместимые. Он что же – испугался, что вы его поколотите? Вика не ошиблась, сочтя вас хулиганом?
Пристальный взгляд серых глаз уколол почище игл Лизаветы Наумовны, шуткой тут и не пахло.
– Занятно, – хмыкнул я. – Нет, всё обстоит немного не так. А ваш Роман…
– Не мой. Просто Роман.
– И в самом деле проявил деликатность. Я – секретарь дисциплинарного комитета студсовета, и вариантов немного: либо вы пришли жаловаться на кого-то, либо я вознамерился расспросить вас о ком-то в неформальной обстановке.
Ника чуть оттаяла, но именно лишь – чуть.
– Положение даёт вам право распускать руки?
– Если речь о вчерашнем эпизоде, то я обязан был вмешаться.
– Вы оператор! Вы могли… Ну я не знаю! Просто обездвижить их!
Я усмехнулся.
– А вы – не оператор. Не отвечайте, это не вопрос.
– И что с того?
– Случайное энергетическое воздействие на соискателей способно пустить прахом всю их подготовку к инициации. Это очень серьёзно. – Я на миг задумался и выстрелил наугад. – Вашу сестру должны были предупредить об этом на медосмотре. Её ведь зачислили в соискатели?
– Пока ещё только внесли в списки. Она уже почти год в Новинске живёт, поэтому подготовка на Кордоне начнётся не раньше августа, когда ей шестнадцать исполнится.
– Но предупредить предупредили?
Ника кивнула и будто бы даже нехотя произнесла:
– Вы весьма убедительны.
– Предлагаю перейти на «ты», раз уж выяснилось, что я не хулиган.
– По-вашему этого достаточно?
– А Ника Кондратьевна полагает иначе?
– Что-то вас, Пётр, кидает из крайности в крайность.
Я пожал плечами.
– Нет, так нет… Помнится, я обещал угостить вас мороженым!
Мы заказали две порции посыпанного шоколадной крошкой пломбира, и я торопиться с расспросами не стал, вместо этого взялся беззастенчиво разглядывать Нику.
Лицо её отличалось тонкими и очень правильными чертами, светлые волосы вновь были затянуты в косу, в ушах посверкивали неброские золотые серёжки. И столь же неброской оказалась губная помада. Шерстяная юбка, блуза, жакет.
Стройная и строгая. При этом весьма привлекательная и даже красивая.
Утончённая.
– Так зачем же Виктории понадобилось приглашать в дом хулигана?
Барышня закатила глаза.
– А стоит ли об этом?
– Вы обещали рассказать.
– И что с того? Вы, к примеру, обещали Вике непременно прийти, а мне – обратное.
– Нет, – мягко и вместе с тем предельно решительно возразил я. – Никому из вас я ничего подобного не обещал. Разумеется, мои фразы можно истолковать и подобным образом, но это будет лишь одна из возможных трактовок, не более того.
Ника озадаченно глянула на меня и задумалась, затем покачала головой.
– А с вами, Пётр, надо держать ухо востро!
– Несомненно, – признал я. – Впрочем, не только со мной. Уж извините за банальность, люди бывают разные.
– Учту, – пообещала Ника, отодвинула от себя вазочку и вздохнула. После сказала: – Вика поссорилась с мачехой, даже не знаю из-за чего на этот раз, вот и решила ей насолить. Когда Ольга узнает…
– Ольга – это ваша мачеха? – уточнил я.
– Да, – подтвердила барышня, и в голосе её не прозвучало ни малейшего намёка на теплоту. – Так вот, когда Ольга узнает о том, что Вика кого-то привела, то немедленно отправит секретаря отца выставить незваного гостя. В этом случае точно не обойдётся без скандала, и появится повод нажаловаться папеньке.
– С секретарём отца у Вики отношения, надо понимать, тоже не ахти? – предположил я, напряжённо размышляя над услышанным.
– Терпеть его не может, – спокойно подтвердила Ника.
– Коварно, – хмыкнул я, полез во внутренний карман за бумажником, извлёк из него визитку и протянул собеседнице. – Возвращаю.
Ника приняла у меня картонный прямоугольник, миг помедлила, а потом спросила:
– Так вы не придёте?
Я покачал головой.
– Не могу этого гарантировать. А вдруг меня удостоят приглашением? Не хотелось бы расстраивать вашего папеньку отказом из-за сего опрометчивого обещания. Но если вам будет неприятен мой визит…
– Нет, – улыбнулась Ника, оценив шутку. – Вовсе нет.
Её определённо насмешила самоуверенность какого-то там секретаря дисциплинарного комитета студсовета, но я не обиделся и предложил:
– Ещё мороженого? Или чаю?
– Нет, спасибо, – отказалась барышня и достала кошелёк.
– Я заплачу по счёту.
– Не нужно. Всегда плачу за себя сама.
Я поморщился.
– Ох уж мне эта эмансипация…
– Что-то имеете против?
– Вовсе нет. Просто не вижу смысла растрачивать принципы на копеечную ерунду.
– Большое начинается с малого! – отрезала Ника, отсчитывая нужную сумму.
Я заплатил за себя, помог барышне с шубкой и спросил:
– Так понимаю, вы учитесь в институте?
– Да, пришлось перевестись в РИИФС.
– На каком факультете, если не секрет?
Ника глянула в ответ с улыбкой, показалось даже, будто посоветует выяснить это самостоятельно, но нет, она сказала:
– На филологическом. Кафедра журналистики.
– Ах вот что! Тогда без эмансипации и в самом деле никак не обойтись.
Реакции на эту реплику не последовало, мы вышли на улицу, и я спросил:
– Вас проводить?
– Спасибо, не нужно, – отказалась Ника, и уж тут дело было отнюдь не в излишнем увлечении идеалами суфражизма.
Почти сразу загорелись фары стоявшего неподалёку от кафе легкового автомобиля, машина подъехала и остановилась, мне только и осталось, что распахнуть перед барышней заднюю дверцу.
– До свидания, Пётр, – сказала Ника на прощание и укатила домой.
А я глянул вслед и озадаченно поскрёб затылок.
Тут было о чём подумать. Например, о своих пещерных инстинктах. И о приоритетах. Ещё и о них.
На квартире Мишу Поповича я не застал. И это было удивительно, поскольку мы условились разобрать сегодняшним вечером несколько задач по физике. Ради этого я пропустил занятие по сверхйоге, здраво рассудив, что медитировать могу и дома, а без соседушки разобраться в научных премудростях точно не выйдет. И тут такое. Досадно.
Милена гремела посудой на кухне, я заглянул к ней и спросил:
– А Миша где?
– Да кто ж его знает? – раздражённо фыркнула в ответ барышня.
Я озадаченно хмыкнул.
– И не известно, когда придёт?
– Почему не известно? Под утро явится.
– Он мне с физикой обещал помочь.
– Мне он тоже много чего обещал.
Милена определённо была не в духе, но я к себе в комнату сбегать не стал, сел за стол и спросил:
– Случилось чего?
Барышня покачала головой.
– Да нет. Просто у них на кафедре компания подобралась дружная, вместе время проводят. Дело житейское.
Личная жизнь соседей меня нисколько не интересовала, а сейчас начал копаться в памяти и сообразил, что в ноябре – декабре Миша не раз и не два переносил, а то и вовсе отменял наши занятия под предлогом чрезвычайно высокой загруженности на кафедре. Просто это всё не одномоментно началось, вот и упустил.
– Утром, значит? – хмыкнул я. – А с научной работой у него как? Не забросил?
– Что нет, то нет, – усмехнулась Милена.
Я вздохнул.
– Ладно, загляну к нему на кафедру. Узнаю, что там за дружная компания подобралась.
