– Договорились.
Обстановка в кабинете, надо сказать, была подобрана со вкусом. Вот уж чего от Джоэля и Грая не ожидал, того не ожидал. По обеим сторонам двери обнаружились высокие, в рост человека, зеркала, а у придвинутого к дивану столика стояли два кресла. Под потолком висел светильник с обтянутым алой тканью абажуром, окно пряталось за шторой, в углу сверкал начищенной медью канделябр с огарками свечей.
– Неплохо здесь. – Я убрал куртку на обнаруженную за портьерой вешалку. – Уютно.
– И посторонний ничего в еду подсыпать не может.
– Если только не по пути с кухни.
– Тоже верно.
– Господа, – неуверенно заглянул в кабинет управляющий, моложавый мужчина с напомаженными волосами. – Чем могу служить?
– Никто ничего нового не вспомнил? – по-хозяйски кинул плащ на спинку кресла Джек.
– Нет, – помрачнел управляющий и нервно пригладил прическу. – Ничего.
– Уходили они как обычно? – уточнил я. – Вместе или поодиночке?
– Вместе. Никто ничего необычного не заметил.
– То есть они частенько покидали ваше заведение через черный ход?
– Время от времени, – задумался напомаженный.
– А зачем?
– Покойные были не теми людьми, которым стоило задавать подобные вопросы.
– Ясно. – Джек плюхнулся на диванчик. – Накрывайте стол на две персоны. Особых изысков не надо, что на кухне есть, пусть то и тащат. И бутылку красного вина. С виноградников Лема прошлогоднего урожая в самый раз будет.
– Как скажете. – И управляющий поспешил покинуть кабинет.
– И возницу нашего покормите! – вслед ему крикнул я и подошел к канделябру. Могли в воск подмешать что-нибудь дурманящее сознание? Запросто. Но что нам даст подтверждение этой гипотезы? Да ровным счетом ничего.
– Не волнуйся, – Пратт достал кисет и трубку, – вот кто-кто, а Пьер голодным не останется.
– Убери, – попросил я, разглядывая в зеркало свою заросшую рыжеватой щетиной физиономию. – Сил нет больше эту гадость нюхать.
– На улице покурю. – Джек принялся набивать трубку.
– Это у вас такое поветрие в охранке, что ли?
– Ага, – хмыкнул тот и махнул рукой заглянувшему в дверь слуге: – Заносите, заносите…
Стол оказался накрыт буквально в мгновение ока. Раз – и стоят блюда, тарелки, бокалы и откупоренная бутылка вина. Волшебство, да и только.
– Уха. – Официант наполнил тарелки ароматным супом и потянулся за бутылкой.
– Свободен, – поспешил выпроводить его Пратт. – Дальше мы сами.
И в самом деле – без рук, что ли? Лишние уши нам вовсе ни к чему. Надо поговорить с Джеком по душам, ох надо…
Но к разговору мы приступили уже после трапезы. И уха, и жаркое под грибным соусом оказались выше всяких похвал, так что портить себе аппетит деловыми разговорами мы не стали. И только когда я разлил по бокалам темно-красное вино, Джек откинулся на диванчик и сыто зевнул:
– Ну и что ты по этому поводу думаешь?
– Мы в полной заднице.
Вино тоже оказалось неплохим, и я пригляделся к этикетке. «Тирошский рубин», урожай позапрошлого года. Неплохой год, выходит, был. Стоит запомнить.
– Думаешь, в полной?
– Именно. Если я хоть что-то понимаю в этой жизни, наконечников в Акрае уже нет.
– Тем не менее от нас ждут результата. – Джек поставил пустой фужер на стол. – И либо мы его обеспечим, либо падем смертью храбрых в процессе. Мне больше нравится первый вариант.
– Аналогично. – Я вновь наполнил бокалы. – Выходит, чтобы распутать эту головоломку, у нас есть в запасе самое большее пара дней. Иначе наконечники успеют покинуть Стильг.
– Считаешь, их попытаются вывезти посуху?
– Непременно. – Я вдохнул аромат вина. – Драгарн тоже намерен наложить на них лапу. Слишком высок риск погореть на таможенном досмотре.
– А если не заходить в порты?
– По нашему времени это ничего не гарантирует.
– Ты так уверен, что похищение организовал Ланс? Почему?
– Драгарн до сих пор не объявил нам войну.
– Логично. – Джек развалился на диване и принялся болтать ногой в воздухе. – Нет, хорошо здесь. Остается только выбрать из обслуги пару девиц посимпатичней и запустить их на столе танцевать.
– Такое тут в порядке вещей?
– Вовсе нет, и как раз это меня и настораживает.
– Ты слишком плохо думаешь о покойных.
– Дай-то Святые…
– Ладно, собираться пора, – поднялся я из-за стола. – Как твой друг, кстати, поживает?
– Это который? – Пратт принялся раскуривать трубку.
– Чесмарци.
– Ох… кха-кха! – закашлялся рыжий. – Не поминай его лучше лишний раз.
– А что такое?
– Вместо Ланье сейчас временно обязанности исполняет Премине. Знаком с таким?
– Не доводилось.
– Зас…нец полный. Первым делом он к себе Чесмарци в заместители подтянул. – Джек накинул плащ и остановился в дверях. – Пошли, что ли?
– Выходит, с покровителем вопрос разрешился? – На ходу надевая куртку, я вышел из кабинета. – Ты номер опечатывать не будешь, что ли?
– А зачем? Ты осмотр провел, пусть пользуются…
– Осмотр провел, да…
– Запишите на мой счет, – небрежно бросил рыжий метрдотелю и как ни в чем не бывало покинул ресторацию через черный ход.
– Силен. – Я последовал за приятелем и, забравшись в пролетку, скомандовал Пьеру: – Поехали.
Тот поспешно спрятал в карман плоскую фляжку и, стараясь дышать в сторону, уточнил:
– Куда?
– На квартиру, к этому… – ткнул меня в бок Джек.
Крепкий спиртовой дух он, без всякого сомнения, уловил, но, пребывая в благодушном настроении, замечаний подчиненному делать не стал. Совсем распустились…
Дом, в который мне предстояло заселиться, был выстроен неподалеку от порта. Далеко не самый престижный и спокойный район города, но квартировавшие тут морячки и сами могли пустить кровь любому уличному хулигану. А чтобы ни у кого из местных жуликов не возникло и мысли поживиться казенным имуществом, двор четырехэтажного особняка был обнесен высокой кованой оградой. Впрочем, на одни лишь штыри поверх забора флотские полагаться не стали – карауливший ворота седоусый дядька хоть и потерял неведомо когда все пальцы на левой руке, но как обращаться с висевшей на боку боцманской дубинкой, наверняка не забыл. Да и дудка при нем. Тревогу поднять завсегда успеет.
– Открывай! – прикрикнул на сторожа Пьер.
Ветеран смерил нас презрительным взглядом, почесал за ухом и покачал головой:
– Насчет повозки указаний не было.
– Совсем обалдел, что ли, старый? – опешил парень.
Сторож отвернулся и демонстративно сплюнул под ноги коричневую от жевательного табака слюну.
– Ладно, пошли, – соскочил я с пролетки и зашагал к воротам. Тут уж седоусый медлить не стал и тотчас отпер калитку.
– Люди из дворцовой охранки были? – спросил сторожа последовавший за мной Джек.
– Да кого тут только не было! – скорчив недовольную гримасу, фыркнул старик. Пиетета перед сухопутными крысами он не испытывал совершенно. Дворцовая охранка? Делов-то…
– Пошли давай, – поторопил я рыжего пройдоху. Продрог – сил нет. Еще и морось эта. Так и в самом деле простыть недолго. – И в какую конуру меня заселили?
– Скажешь тоже, в конуру! – Джек глянул на сидевшего на цепи здоровенного дворового кобеля и ухмыльнулся: – Хотя, если хочешь…
– Иди ты… – Я распахнул дверь и прошел в просторный холл.
– Господа? – поднял на нас взгляд сидевший за конторкой крепко сбитый пожилой мужчина. Он подозрительно прищурился и обернулся к развалившемуся в глубоком кресле Сержанту: – Это, что ли, ваши?
– Они самые. – Сержант поднялся на ноги и доложил: – Все спокойно.
– Вот и замечательно, – кивнул Джек. – Пока здесь побудь, вечером пришлю кого-нибудь.
– Это зачем еще? – удивился я. – К чему столько охраны?
– А на всякий случай, – не стал ничего объяснять Пратт, мельком глянул в висевшее на стене зеркало и прищелкнул пальцами: – Ключ, пожалуйста…
– Я провожу.
Консьерж подхватил приставленный к стене костыль и заковылял к уходившей на верхние этажи лестнице. Причиной хромоты оказалась вовсе не старческая немощь – левая нога заканчивалась деревянной культей.
– Не стоит, – попытался остановить его Джек, но ничуть в этом не преуспел.
– Положено! – безапелляционно отшил его увечный моряк и обернулся к Сержанту: – Присмотри тут за хозяйством пока, молодой.
– Будет исполнено! – пряча улыбку, отрапортовал тот.
Консьерж довольно споро поднялся на второй этаж, отпер ближнюю к лестнице дверь и протянул мне ключ. Я прошел внутрь и огляделся. Одна комната, стол, пара стульев, у стены – койка, в углу шифоньер. И что самое главное – мои вещички сюда в целости и сохранности привезли. Вот это действительно радует.
– Гальюн на этаже, – заявил прислонившийся к косяку старик. – Столоваться здесь будете?
– Нет, – за меня ответил Джек и сунул ветерану полмарки. – Ты моим спуску не давай, пусть не расслабляются.
– А то! – гордо выпятил грудь консьерж. – У меня не забалуешь! На флоте с полусотней таких олухов справлялся!
– Вот и здорово. – Пратт прикрыл дверь и усмехнулся, оглядев обстановку: – Простенько, как говорится, но со вкусом…
– Ты зачем людей ко мне приставил?
Скинув насквозь промокшие мокасины, я первым делом примерил предоставленные охранкой сапоги. А ведь хорошо сидят! И не жмет нигде вроде. Ладно, посмотрим, как носиться будут. Все же не по ноге сшиты…
– Опять по башке получить хочешь? – недобро усмехнулся Джек.
– Издеваешься?
– То-то же. Ну и какие у нас дальнейшие планы?
– Проедемся по городу, поговорим кое с кем.
– По поводу?
– Да ты знаешь…
Я вытащил из мешка шило и сунул его в голенище сапога. Ножны с превращенным в серп когтем прицепил на пояс.
– Ну? – поторопил меня рыжий.
– Очень это все на чью-то стандартную заготовку похоже.
– Ты действительно полагаешь, что Ланс привлек для этого дела местных мошенников?
– А почему нет? – Застегнув пряжку плаща, я нахлобучил на голову шляпу и посмотрелся в висевшее рядом с дверью зеркало. Сойдет. – Самим думать ничего не надо, а от исполнителей потом избавиться можно.
– Получается, мы будем гоняться за призраками? – Джек распахнул входную дверь и вышел в коридор.
– Получается, так. – Я два раза провернул в замке ключ и зашагал к лестнице. – Но это не страшно. Главное, чтобы результат был.
– Рад, что ты это понимаешь. Не хотелось бы на старости лет в Пахарту или Аврию уматывать. Хотя на островах, говорят, мужики в цене. Будешь любимым наложником у какой-нибудь богатенькой бабенки…
– Типун тебе на язык!
– Да шучу я, шучу. Какая Пахарта, какая Аврия? Не найдем наконечников – вздернут, и все дела.
– Шутник, блин…
– При чем здесь шутки? Это правда жизни! – с довольным видом хохотнул Джек. – Куда едем?
– Увидишь, – поморщился я. Тоже мне комедиант выискался. – Надеюсь, ты против посещения городского дна ничего не имеешь?
– Я? Да как ты мог такое подумать?
– Вот и замечательно…
Месяц Святого Огюста Зодчего
Последним Густав Сирлин похоронил Жака Бортье.
Да, старина Бортье продержался дольше всех. Остальные головорезы Темной сотни сгинули один за другим в самом начале осени, когда как-то враз закончилось сопутствовавшее Густаву везение. Оно и неудивительно: государства Пакта капитулировали одно за другим, и войска Ланса без лишних сантиментов принялись наводить на оккупированных территориях порядок. Так вот и вышло, что дезертиры из вольных хищников в считаные дни превратились в загнанную дичь.
Засады, облавы, летучие отряды кавалерии…
Густав Сирлин надумал переждать лихое время в лесах, а потом и вовсе перебраться в Драгарн, но от выследивших остатки беглой сотни королевских егерей удалось уйти только ему да Жаку. И вот оно как в итоге вышло: ерундовый порез загноился и свел Бортье в могилу.
Был ли сотник рад тому, что старуха с косой в очередной раз обошла его стороной? Скорее, этот факт его просто устраивал. Закидывая комьями сырой земли тело спутника, Густав осознал, что давно уже не испытывал практически никаких эмоций. И даже непременный спутник беглецов – страх – утонул в бездонном омуте как-то незаметно затопившей его душу серой хмари безразличия.
Густав устал. Он просто очень сильно устал.
Летом был кураж. Летом его вела злая радость, и сотник щедро разбрасывался выпитой из Виктора Арка потусторонней силой. В глазах солдат он стал чуть ли не одним из небожителей. Но не лубочно-правильным Святым, а всемогущим повелителем битвы, одним взмахом руки способным раскидать десяток латников.
Что ж, какое-то время так оно и было. Пока не иссякла сила. Пока он не почувствовал, что вычерпан до дна. Опустошен и уподоблен высушенному ярким солнцем рыбьему костяку. Вымотан настолько, что даже таившаяся в глубине его души тьма не способна больше разгореться во всепожирающее черное пламя.
Когда это случилось? Две декады назад? Три? Он не помнил. Прошлое терялось в туманной пелене, а попытки разобраться в путаных обрывках воспоминаний заканчивались дикой головной болью.
Но если с тем, что для него есть лишь серое настоящее, Густав худо-бедно смирился, то принять роль обычного человека так и не смог. Осознание собственной никчемности жгло его изнутри, будто пожиравший торфяник подземный огонь. Жгло, не давало думать ни о чем другом, заставляло бежать куда глаза глядят, лишь бы подолгу не оставаться на одном месте.
Не потому ли и повалились на отряд все эти неприятности?
Кто знает?
Темный сотник предпочитал об этом не задумываться. В его сером настоящем места для прошлого больше не оставалось.
Но, может, оно и к лучшему?
Кинув на могилу последний ком земли, Густав отошел к лесному болотцу сполоснуть выпачканные в грязи руки, да так и замер, уставившись на дрожавшее из-за бежавшей по воде ряби отражение. Давно не стриженные лохмы всклокоченных волос, кудлатая борода, осунувшееся лицо с темными провалами воспаленных глаз.
Неприглядное зрелище. Неприглядное и тревожное.
Сотник вытер ладони о замызганные штанины, вернулся к могиле и уселся на ствол вывороченного из земли вяза. Увиденное ему не понравилось. Весьма не понравилось.
Давным-давно, чуть ли не в прошлой жизни, когда Густав бродяжничал и водил знакомство с разным отребьем, он вдоволь насмотрелся на опиумных курильщиков. Конченые людишки. Но так ли он теперь от них отличался?
Те грезили о затяжке дарящей блаженное забытье отравы, ему для полного счастья хватило бы и крупицы потусторонней силы. Скверны, как пренебрежительно именовали ее недалекие святоши.
Впрочем, даже сейчас Сирлин продолжал презирать тех вконец опустившихся бродяг. Они сами выбрали свой путь. Он оказался заложником семейных тайн и ничего изменить в своей жизни уже не мог. Другое дело, что никогда к этому особо и не стремился.
И уж точно Густав не собирался подыхать от жалости к самому себе в этом забытом всеми Святыми лесу.
Утопиться в болоте?
Как-нибудь в другой раз.
Кое-как приведя в порядок всклокоченную шевелюру, Густав подрезал бороду и кинул кинжал к валявшемуся на земле мечу. Потом избавился от засапожного ножа, вытряхнул из дорожного мешка кольчугу и, посильнее напялив шляпу, зашагал в сторону тракта.
Сколько бы он ни просидел в чащобе – о нем не забудут. Жнец не из тех, кто прощает плевки в лицо. А уж на забывчивость Виктора Арка рассчитывать и вовсе глупо. Нет, единственное, что оставалось сотнику, – это как можно быстрее сбежать на полдень. В Драгарн. В Алезию. На худой конец – в Пахарту. Там его не достанут. Там можно будет переждать лихое время.
К тракту Густав вышел уже под вечер. Первым делом он нарвал лопухов и вычистил заляпанные болотной жижей сапоги, потом осмотрел одежду и недовольно поморщился. Солдатская куртка с темным пятном на месте споротой эмблемы полка и давно не стиранные штаны респектабельности бывшему сотнику не добавляли. С другой стороны, таких вот непонятных персонажей сейчас пруд пруди. В глаза он бросаться точно не будет, а это главное. На крайний случай в подклад куртки нужные бумаги зашиты. И золото – на золото надежды было даже больше, чем на поддельную подорожную.
Выбравшись на заросшую высокой пожухлой травой обочину, темный сотник с четверть часа подыскивал подходящее место, потом приглядел заросли только-только начавшего облетать орешника и уселся на лежавший неподалеку от них плоский камень. Если поедут солдаты или еще какой беспокойный люд – сигануть в кусты проблемой не станет. А торговый обоз или почтовая карета тут волей-неволей ход замедлят: сразу за его камнем тракт круто поворачивал, огибая болотину.
В кустах и в самом деле хорониться пришлось не единожды – армейские разъезды по тракту мотались постоянно. Да и без служивых непонятного сброда на дороге хватало. Залегший в кустах Густав на глаза им не показывался: меньше всего он хотел угодить в переделку, ошибившись с выбором попутчиков.
Как-то незаметно подкрались ранние осенние сумерки, небо затянули облака и заморосил мелкий серый дождик. Темный сотник поежился, но с обочины уходить не стал. И не прогадал: вскоре на дороге появилась одинокая бричка. Правил ей худощавый мужчина лет сорока, под поднятым верхом прятался от дождя его спутник.
На повороте бричка замедлила ход, а когда Густав ступил на дорогу, и вовсе остановилась – возница сразу сообразил, что незнакомец успеет перехватить поводья, и нахлестывать лошадь не стал. Вместо этого он поудобней ухватил плеть и привстал с козел.
– До Мерна не подвезете, люди добрые? – припомнив название соседнего городка, выставил перед собой пустые руки Сирлин.
– На въезде солдаты подорожные проверяют, – предупредил возница.
– Не беда, – улыбнулся Густав. – Бумаги имеются.
– Тогда подвезу. – Мужчина на миг нахмурился, потом тяжело вздохнул и пожал плечами: – Почему не подвезти?
– Благодарю, – поспешил забраться в бричку сотник и протянул руку: – Густав.
– Фридрих, – представился хозяин брички и сунул плеть за голенище сапога.
Так и не скинувший с головы капюшона спутник возницы промолчал. Да и сам Фридрих не выказал особого желания продолжать разговор. И лишь когда мимо них в очередной раз проскакал отряд ланских кавалеристов, Сирлин не выдержал и поинтересовался:
– Неспокойно в округе?
– А где сейчас спокойно? – вновь пожал плечами Фридрих, оказавшийся несколько старше, чем решил сотник поначалу. Теперь-то Густаву были прекрасно видны исчертившие лицо собеседника тонкие морщинки, набухшие вены и мешки под глазами.
– Тоже верно.
– Но летом и вовсе пришлось лиха хлебнуть. – Возница поправил шляпу с обтрепавшимися полями, из-под которой выбивались слегка вьющиеся светлые волосы. – Из дома страшно выбраться было, не то что из города.
– И не говорите, – усмехнулся сотник. – Будь моя воля, из дома бы – ни ногой.
– Это точно. – Фридрих разглядел, что солдатская куртка на попутчике не ланского фасона, и тяжело вздохнул: – У меня сыновья на войне сгинули. Теперь вот приходится одному крутиться…
– А вы по какой части будете? – заинтересовался сотник.
– Лекарь я. В окрестных деревнях лекарей сейчас днем с огнем не сыщешь, вот и мотаюсь.
– Есть такое дело, – кивнул Густав, который не понаслышке знал, как непросто отыскать в разоренной войной стране самого завалящего костоправа. Особенно когда у тебя на руках раненый боец, а на хвосте висят королевские егеря.
– Но ничего, налаживается потихоньку жизнь, налаживается. Вот поначалу жути натерпелись – просто беда.
– А что такое? Мародеры?
– Нет, солдаты себе лишнего не позволяли. Но, как наши город сдали, по ночам люди пропадать начали.
– Серьезно?
– А то как же! Первую декаду все от страха тряслись. Сейчас как дурной сон то время вспоминается.
– Лихое времечко настало, – по необходимости поддерживать разговор кивнул Густав. – Остается надеяться, дальше лучше будет…
– Да будет, чего там. Простому люду все равно, кому подати платить. Главное, чтобы три шкуры не драли.
– А храмы Единения как?
– Дело привычки, – поежился Фридрих. – Кому невтерпеж, тот и дома Святым помолиться может, я так считаю. Но многих туда до сих пор силком сгоняют. Кого-то и пороли уже…
– Вот как?
– Да, было дело. А по мне, так храмы Единения ничем от молельных домов не отличаются… – Возница приметил глубокую лужу посреди дороги и начал править к обочине.
– Гони! – рявкнул сотник, но было поздно: выскочивший из кустов бородатый мужик в какой-то рванине успел перехватить поводья. И сразу же на тракт высыпали трое его дружков.
– А ну слазьте! Живо! – заорал размахивавший топором главарь и подскочил к сотнику: – Быстрее, кому сказано!
Двое разбойников обежали бричку, и схватившийся было за плеть Фридрих заколебался, не зная, что предпринять. Темный сотник краем глаза приметил у одного из парней дубинку, а у второго вилы и приуныл. Лишиться зашитого в подклад куртки золота он себе позволить просто-напросто не мог.
– Чего вы хотите? – спросил возница и невольно отодвинулся от зубьев нацеленных ему в грудь вил.
– Деньги и лошадь! Портки тоже скидывайте, портки у вас добрые. И ты! – Главарь махнул топором в сторону сидевшего в бричке человека в плаще. – Да, ты! Ну-ка, откинь капюшон! Живо, кому сказано! А не то…
– Ты глядь, баба! – заржал бугай, за поводья удерживавший лошадь.
– Бабу тоже оставляйте! – осклабился главарь, и Густав со всего маху пнул его в лицо. Тут же стремительно соскочил с брички, ухватил оброненный заводилой топор и, крутанувшись на месте, с размаху всадил иззубренное лезвие в голову отпустившему поводья здоровяку.
А вот Фридрих сглупил. Вместо того чтобы стегануть лошадь, он протянул плетью парня с вилами и повалился с козел, получив от второго разбойника дубинкой по голове. Сидевшая в бричке девица истошно завизжала; Густав поднырнул под лошадь, ухватился за черенок и легко вырвал вилы из рук растерявшегося разбойника. А потом и вовсе насадил его на ржавые зубья.
– Берегись! – завопила вдруг девушка, сотник шатнулся в сторону, но раскрутивший дубинку парень оказался быстрей.
Удар по ребрам едва не выбил из Густава дух, в боку что-то мерзко хрустнуло, а в глазах потемнело, и все же охнувший от боли сотник успел увернуться от второго замаха. Увернулся – и сразу ринулся на разбойника, торопливо перехватывающего дубинку. Вцепился ему в руку, начал выкручивать запястье, а когда отчаянно вырывавшийся парень все же обронил оружие, подтянул гаденыша к себе и свернул шею.
– Папа!
Соскочившая с брички девица с криком бросилась к потерявшему сознание Фридриху, Густав же первым делом вытащил из сапога отправленного к бесам разбойника нож и, выпрямившись, поморщился от боли в отбитом боку. Затем он подошел к валявшемуся на обочине главарю, спокойно перерезал тому глотку и лишь после этого обеспокоился состоянием хозяина брички.
– Живой?
– Не знаю, – начала подвывать девушка. – Не знаю! Не знаю!
Густав Сирлин ухватил ее за руку, аккуратно поставил на ноги и, не особо зверствуя, влепил легкую пощечину. Спокойно присел к Фридриху и сразу же нащупал пульс.
– Живой он. Живой.
– Слава Святым! – всхлипнула девушка, приложив ладонь к покрасневшей щеке.
– Звать-то тебя как?
– Эльза.
Густав присмотрелся к ссадине на виске Фридриха и нахмурился. На первый взгляд рана серьезной не казалась, но, когда дело касается головы, ничего нельзя сказать наверняка.
– И далеко, Эльза, до города?
– Нет, рукой подать.
– Поехали. – Темный сотник осторожно поднял Фридриха и, скривившись от резкой боли в отбитом боку, переложил его в бричку. – Придерживай родителя своего, я править буду.
– Хорошо.
– Но! Пошла! – прикрикнул Густав, и нервно прядавшая ушами из-за запаха крови лошадь побрела через лужу. – Пошла!
– Густав, вы поможете занести отца в дом? – забеспокоилась вдруг Эльза. – Мне одной не справиться.
– Хорошо, – кивнул сотник. – Лекари другие у вас в городе остались?
– Нет, – помотала головой девушка. – Костоправ и травница только.
– Костоправ – это, конечно, хорошо, да только твоему отцу нормальный лекарь нужен.
– Главное – его до дому довести, – всхлипнула Эльза, но сразу же взяла себя в руки. – Я знакомых обойду, они помогут…
– Вот и замечательно, – тяжело вздохнул Густав и надолго замолчал, размышляя, какую байку он скормит дежурящим на въезде в Мерн солдатам. О чем о чем, а об этом следовало подумать заранее.
– Сворачивайте, – указала вдруг Эльза на неприметную проселочную дорогу, когда впереди замаячили переходящие в пригород фермы.
– Зачем еще? – насторожился темный сотник. Ехать по колдобинам ему не хотелось, да и проселок завести мог бес знает куда.
– Здесь ближе, – объяснила девушка, немного помолчала и добавила: – И на въезде не солдаты гарнизона, а ополченцы дежурят…
И в самом деле – разбитая тележными колесами дорога вскоре повернула к городу, а караульная будка и вовсе оказалась пуста. Чему Густав только порадовался – особой надежды на подорожную у него не было, а кошель с золотом вовсе не бездонный. До Драгарна путь не близкий, пригодится золотишко в дороге еще. Да и на новом месте деньги понадобятся.
– Слуг у вас нет? – уточнил сотник, когда остановил бричку у дома лекаря, ни в одном из окон которого не горел свет.
– Раньше были, а сейчас мы вдвоем живем, – объяснила девушка. – Собак тоже не держим, заходи.
Густав кивнул и отправился отпирать ворота. Возиться с Фридрихом ему не хотелось совершенно – левый бок так и горел огнем. Но не бросать же девушку с раненым отцом на улице? Мало ли чего ей в голову взбредет. Уж лучше помочь.
Тихонько помянув недобрым словом Святых, сотник вернулся к бричке, загнал ее во двор и с кряхтением поднял на руки так и не пришедшего в себя лекаря.
– Сюда, – позвала его Эльза.
– Иду. – Густав поднялся на крыльцо, прошел по темному коридору и, уложив Фридриха в кровать, оперся о стол, чтобы не упасть.
– Что с вами? – забеспокоилась девушка.
– Все в порядке. – Сотник вытер выступившие на лбу мелкие капельки пота и глубоко задышал, дожидаясь, пока пройдет головокружение.
Эльза зажгла свечи и всмотрелась в сотника.
– А лицо бледное, словно мел. Вас ранили?
– Со мной все в порядке. А тебе пора идти за костоправом.
– Но я не могу оставить отца одного!
– Сбегай к соседям.
Сотник перестал опираться на стол и тут же закатил глаза и охнул от пронзившей бок боли.
– Густав, оставайтесь, – предложила вдруг девушка. – Вас должен осмотреть лекарь!
– Не стоит, – помотал головой сотник, потом осторожно прикоснулся к горевшим огнем ребрам и сдался: – Только не надо меня никому показывать, так отлежусь. Ты беги, я за ним присмотрю.
– Спасибо! – Обрадованная Эльза выскочила из комнаты, а Густав с кряхтением опустился на стул, размышляя, не свалял ли он дурака, поддавшись на уговоры остаться.
С другой стороны, ему и в самом деле нужно было отлежаться. И симпатичное личико дочери лекаря никак не сказалось на его решении.
Ну… почти никак.