Павел Корнев
Бессердечный
Нервами, нервами сшитое сердце мое!
Группа «Стимфония». Сердце
Часть первая
Мавр. Закаленная сталь и загущенный керосин
1
Ночь. Мрак. Скорость.
Риск.
Надсадно ревет движок; броневик несется по размокшей от дождя проселочной дороге, ежеминутно и даже ежесекундно рискуя слететь на обочину и завязнуть в грязи, а то и вовсе врезаться в дерево или перевернуться. Колеса подпрыгивают на кочках и проваливаются в выбоины, руль всякий раз дергается и пытается вырваться из рук, приходится стискивать его изо всех сил, дабы не упустить и не потерять управление.
Первая же оплошность грозила стать и последней.
Скорость. Риск.
Ноги давно занемели, спину нещадно ломило, а глаза беспрестанно слезились, но я нисколько не раскаивался, что сорвался в имение дяди глухой ночью, сразу, как только покончил с формальностями в китайском квартале. А вот Рамон Миро жалел об этом с самого начала нашей безумной поездки.
Его неизменно красноватого оттенка лицо сейчас напоминало цветом сметану, сам же бывший констебль расщеперился, как морская звезда, опасаясь вылететь из кресла при очередном рывке, и явно боролся с рвотными позывами. В то, что неведомый душитель сумеет нас опередить, он нисколько не верил и не переставал об этом твердить, пока его окончательно не укачало.
– Остановись почистить фары! – потребовал он.
– И так светят! – отмахнулся я, не желая терять время.
«Или пан, или пропал! – мысленно повторил я слышанную от деда поговорку. – Или пан, или пропал, и никак иначе!»
Мы должны успеть. Успеть во что бы то ни стало!
К счастью, за городом дождь стих, а дорога большей частью бежала среди полей, обходя лески и рощицы стороной. Мне оставалось лишь высматривать ямы и давить на газ, выжимая из движка все заложенные в него лошадиные силы.
Тот бешено стрекотал, пожирая гранулы тротила, в кузове громыхал незакрепленный груз, и не было слышно даже собственных мыслей, но вопрос Рамона я разобрал.
– Нет! – ни на миг не отрывая взгляда от дороги, крикнул в ответ. – Понятия не имею, кто удавил иудея!
Но точно не человек. Ладони простых смертных не обжигают жертв холодом, не оставляют на их коже следов обморожения. Аарона Малка прикончило либо инфернальное создание, либо сиятельный – один из тех налетчиков, что пытались взять меня в оборот.
Кто именно – не суть важно. Важно его опередить.
Убийце теперь доподлинно известно, где именно находится алюминиевая шкатулка с руной молнии на крышке, и очень скоро граф Косице расстанется не только с ней, но и с собственной жизнью. Последнее, если честно, трогало меня мало, да только шансы отправиться при таком раскладе вслед за дядей превышали все разумные пределы.
Если шкатулку заполучат сиятельные, на меня откроют охоту малефики, в противном случае придется и дальше бегать от таинственных банковских грабителей. Только со шкатулкой я мог начать собственную игру; лишь продвинувшись в расследовании, имел реальные шансы переиграть своих оппонентов.
Тут переднее колесо ухнуло в яму, самоходную коляску подбросило, а потом потащило по грязи; в самый последний момент я справился с управлением и выровнял броневик, когда тот уже съехал на обочину и едва не перевернулся в кювет.
Рамон судорожно сглотнул и простонал:
– Ненавижу тебя, Лео!
Я только ухмыльнулся:
– Подумай о трех тысячах…
– Я их уже заработал! – немедленно взвыл крепыш. – Уже! А ты втравил меня в новую авантюру!
– Охоту на оборотня ты тоже полагал авантюрой, так? – легко нашелся с ответом я.
Но Рамон Миро за словом в карман не полез. Он сунул палец в прореху распоротого и залитого кровью плаща и обвиняюще произнес:
– А это нормально, по-твоему?
Парировать этот неоспоримый довод было нечем, да я не стал и пытаться.
– Надо выяснить, из-за чего все это началось! Узнаем, что стоит на кону, – озолотимся!
И вновь Рамон оказался безжалостно точен в формулировках.
– Это надо тебе! – заявил он. – Не мне! Ты озолотишься, не я.
– Не беспокойся, ты тоже внакладе не останешься, – пообещал я, заметил мерцавшие по правую руку огоньки и предупредил: – Проехали станцию, скоро будем на месте.
Рамон промолчал.
Переполошив своим стрекотом и собак, и людей, броневик промчался мимо фермы арендаторов, затем обогнул дубраву и покатил прямиком к усадьбе.
– Подъезжаем, – предупредил я приятеля. – Готовься.
– Выключи фары, – посоветовал Рамон.
– Пустое, – отказался я не столько даже из-за опасения вылететь на обочину, сколько из-за хлопков двигателя. Такой шум не услышит разве что глухой.
Или мертвый.
Именно эта мысль промелькнула в голове, когда броневик остановился перед закрытыми воротами имения. В оконце сторожки моргал неяркий огонек, но давешний старик и не подумал выглянуть на улицу и выяснить причину визита полицейских в столь неурочный час.
Что-то было не так.
– Что-то не так, – сказал я Рамону.
Да тот и без моего предупреждения уже укрылся за курившимся паром капотом броневика и упер в плечо приклад винчестера.
– Что я здесь вообще делаю? – простонал он.
– Прикрываешь меня! – напомнил я и выбрался из кабины. – Не зевай! – предупредил приятеля, обежал самоходную коляску и, откинув задний борт, забросил в кузов трость. Взамен вытащил самозарядный карабин и пару подсумков с загодя снаряженными магазинами.
– Очки не мешают? – спросил тогда Рамон.
Я приподнял окуляры из затемненного стекла и хмыкнул:
– Думаешь, так лучше?
Красноватое лицо напарника осветилось отблеском моих сиявших в темноте глаз, и он признал:
– Нет. Верни.
Я опустил очки на нос, осторожно приблизился к воротам и, пристроив винтовку на перекладине, скомандовал Рамону:
– Давай!
Крепыш в один миг перемахнул через ограду, отпер калитку и запустил меня на территорию имения.
– Сторожка! – шепотом предупредил он.
– Ты первый! – столь же беззвучно выдохнул я в ответ.
Шуметь и во всеуслышание объявлять о своем визите не хотелось, даже несмотря на немалый риск поймать заряд соли или мелкой дроби.
Прикрывая друг друга, мы подобрались к приоткрытой двери, там Рамон заглянул внутрь и сразу отпрянул.
– Мертв, – сообщил он и добавил: – Шея сломана.
– Проклятье! – выругался я, на миг заколебался, потом распорядился: – Жди! – и поспешил к броневику.
Снял рулевое колесо, закинул его в кузов, следом забрался сам. На ощупь отыскал закрепленный под лавкой ящик с гранатами, достал две, вкрутил запалы. Потом навесил на борт массивный замок и вернулся к напарнику уже спокойным и собранным, без малейшей дрожи в коленях.
– Надо вызывать подкрепление! – злым шепотом встретил меня Рамон, совсем позабыв о недавнем увольнении.
Я на его больной мозоли топтаться не стал и лишь покачал головой:
– Думаю, мы опоздали.
– С чего ты это взял? – удивился крепыш.
– Дирижабля нет, – сообщил я, указав на одинокий фонарь причальной мачты.
Не горели сигнальные огни летательного аппарата, не проглядывал из ночного мрака белый овал полужесткого корпуса.
– На дирижабле мог улететь убийца, – предположил Рамон.
– Тогда тем более волноваться не о чем, – хмыкнул я и двинулся к родовому особняку.
Крепыш направился было следом, но сразу остановился и заявил:
– Улетел граф или убийца – нам незачем туда идти!
– Брось! – попытался урезонить я напарника. – Мы должны выяснить, что именно здесь произошло!
– На кой черт?
– Чтобы элементарно знать, кого именно разыскивать! К тому же если на дирижабле улетел граф, то душитель где-то поблизости. Вдруг получится его разговорить?
– Нет, – отрезал Рамон. – Это плохая идея.
Я оглядел темный, без единого светящегося окна силуэт особняка, конюшню и разросшийся сад, способный скрыть целую роту солдат, и мысленно согласился с приятелем.
Это и в самом деле была плохая идея. Плохая и очень опасная.
Но вслух сказал другое.
– Либо мы идем вместе, – беспечно пожал я плечами, – либо дожидайся меня в броневике. Только учти – если я сгину, иудеи тебе за оборотня ни сантима не заплатят. Подумай об этом!
– Проклятье! – выругался Рамон, вытер вспотевшее лицо и нервно глянул на мрачный особняк. – Черт с тобой! – сдался он. – Идем!
С тихим смешком я первым двинулся по аллее, дошел до поворота к конюшне, но сворачивать к ней не стал, не желая терять время. Меня манил к себе особняк.
Манил? Я поймал себя на этой мысли и даже замедлил шаг.
Азарт схлынул, словно я переступил некий рубеж, мир вновь обрел объем, силуэты зданий и садовых деревьев перестали казаться вырезанными из фанеры и небрежно раскрашенными театральными декорациями, накатило понимание, что все это происходит прямо здесь и сейчас.
Вернулся страх.
Я замер на месте, вслушался в тишину ночи. Без плеска наших сапог по лужам кругом воцарилась совсем уж гробовая тишина, только прокатился где-то далеко-далеко гудок паровоза. Но он донесся будто из другого мира; даже все имперские бронепоезда, вместе взятые, помочь нам сейчас, увы, ничем не могли.
– Лео! – тихонько шепнул Рамон. – Что такое?
Я передернул плечами, чтобы унять некстати разыгравшееся воображение, и двинулся дальше. Родовое имение мрачной громадой вырастало из темноты; вскоре нам удалось различить распахнутую настежь входную дверь.
– Будь я проклят, если нас не приглашают внутрь! – выдохнул Рамон. – «Заходи в гости», – сказал паук мухе!
Нервное напряжение развязало немногословному крепышу язык, и я счел нужным успокоить его. Просто протянул одну из прихваченных с собой гранат.
– Держи.
– Не терпится тут все разнести? – пошутил Рамон, нервно озираясь по сторонам. – Может, сразу дом подожжем, чтобы время не терять?
– Отличная идея! – буркнул я, медленно и осторожно понимаясь на крыльцо. – Прикрывай! – позвал приятеля, первым шагнув через порог.
В прихожей мы постояли, всматриваясь в темноту, затем я щелкнул выключателем, но электрическая лампочка под потолком не зажглась.
Тогда я повесил карабин на плечо, достал из кобуры «Рот-Штейр» и попросил напарника:
– Фонарь!
Рамон передал мне карманный фонарик; яркий луч скользнул по прихожей и сразу выхватил из темноты тело дворецкого. Да еще из коридора торчали чьи-то ноги в поношенных штиблетах.
Переступив через тело ночного сторожа, мы прошли в гостиную, там на софе лежала горничная с запрокинутой головой. Обескровленное лицо по цвету ничем не отличалось от белого передника.
– Вот черт! – выдохнул Рамон Миро.
– Тише! – шикнул я на него, прислушиваясь к тишине.
За стеной тихонько поскрипывал сверчок, и только. Больше не было слышно ни звука.
– За мной! – скомандовал я тогда и начал первым подниматься на второй этаж.
Яркий луч фонаря плясал и прыгал из стороны в сторону, легко освещая темные углы, и все же меня не оставляло чувство, что из тьмы за нами наблюдают чьи-то холодные глаза.
Самовнушение? Да черт его знает…
Второй этаж проверять не стали.
– Сначала осмотрим кабинет графа, – решил я и двинулся по лестнице дальше.
Как-то совершенно неожиданно у меня пропало всякое желание выслеживать неведомого душителя; захотелось развернуться и бежать отсюда без оглядки, и даже не знаю, что именно удержало от этого постыдного шага – остатки бушевавшего в крови азарта или опасение показаться смешным.
Подозреваю, все же второе.
Мы поднялись на третий этаж, я шагнул в коридор и замер как вкопанный, когда в распахнутой настежь двери кабинета мелькнули отблески керосиновой лампы.
И тень! Тень на полу перед дверью слегка колыхалась, то отползая в одну сторону, то скользя в другую. В кабинете кто-то был.
Выключив фонарь, я сунул его в карман и приложил к губам указательный палец. Рамон кивнул, давая понять, что разглядел тень, и весь подобрался в ожидании схватки.
Я перехватил «Рот-Штейр» двумя руками и двинулся вперед. Бесшумно ступая по ковровой дорожке, прокрался по коридору и одним стремительным прыжком заскочил в кабинет. А там сразу отшатнулся в сторону, освобождая место напарнику.
Стрелять не стал: в кабинете никого не оказалось, только валялись всюду в спешке раскиданные бумаги да щерился прорехами вывернутых на пол ящиков секретер.
Но я ошибся! В первый миг взгляд просто соскользнул с растворенной в тенях фигуры у письменного стола. Огонек керосиновой лампы трепыхался за спиной у неподвижно замершего человека и превращал его черный силуэт в подобие одной из скользких рыбин, что бездумно скользили в аквариуме у дальней стены.
Глаза выхватили из темноты лишь плащ и широкополую шляпу с плоской тульей; больше ничего разглядеть не удалось.
Тени, чтобы их!
Я вскинул пистолет, беря незнакомца на прицел, но прежде чем успел – решился? – выжать спусковой крючок, раздался неприятный свистящий полушепот, столь же призрачный, как и тени вокруг:
– Не стоит!
Фраза неприятной ломотой отозвалась в висках, и я в нерешительности замер с поднятым пистолетом, а вот Рамон медлить не стал. Винчестер оглушительно грохнул, дульная вспышка в клочья разодрала заполонившие кабинет тени, но малефик даже не шелохнулся.
Он выдержал театральную паузу, затем посмотрел на зажатую в руке пулю и безразлично произнес:
– Напрасная трата патронов.
Обозленный неудачей Рамон рванул рычаг винчестера, выкидывая на пол стреляную гильзу, но я остановил его, повторив слова незнакомца:
– Не стоит!
Выложенная таинственным душителем на край письменного стола пуля оказалась не только покрыта инеем, но и деформирована; тонкие пальцы незнакомца смяли алюминиевую оболочку.
– Верное решение, – рассмеялся малефик и жестом фокусника извлек из воздуха шкатулку из светло-серого металла с ломаной руной молнии на крышке. – Полагаю, вас это интересует, сиятельный Орсо?
– Возможно, – осторожно ответил я, гадая, как быть дальше.
Действовать с позиции силы или проявить благоразумие? Напасть первым или попытаться договориться?
Смятая пальцами пуля делала бесперспективным первое; выказанная душителем безжалостность лишала надежды на второе.
И как поступить?
Рамон шагнул от двери в одну сторону, я двинулся в другую. Керосиновая лампа теперь не светила душителю в спину, но даже так сгустившиеся под его шляпой тени были непроницаемы для взгляда и скрывали лицо лучше всякой маски.
– Гадаете, где граф? – спокойно поинтересовался малефик; Рамона он упорно игнорировал и поворачивался на месте вслед за мной.
Я встал так, чтобы нас разделял письменный стол, и демонстративно убрал пистолет в кобуру.
– Даже если граф в аду, особо горевать по этому поводу не стану, – ответил после этого, не особо кривя душой.
– Возможно, и в аду, – усмехнулся душитель. – Хотите взглянуть? – протянул он шкатулку, но сразу отдернул руку обратно, словно дразня.
– Взглянуть? – озадачился я, облизнул губы, спросил: – На каких условиях? – и сразу понял, что совершил непростительную ошибку. Возможно даже фатальную.
Расслабленность душителя в один миг сменилась хищным интересом.
– Не знаете, что внутри, так? – даже подался он вперед, и лишь мелькнувший перед лицом огонек керосиновой лампы заставил его выпрямиться и отступить.
И впервые свистящий полушепот не отозвался колючим эхом в моей голове, принуждая к быстрому и опрометчиво-откровенному ответу.
– А вы? – спросил я, глядя на трепыхавшего за стеклом огненного мотылька. – Вы знаете?
– Не важно, – ответил малефик, и тени вокруг него пришли в движение, будто обвивавшие циркача удавы.
Один из призрачных жгутов скользнул к Рамону и обернулся вокруг его лодыжки; крепыш замер на полушаге, а направленный на душителя ствол винчестера вдруг вздрогнул и начал смещаться в мою сторону.
Я с обреченным вздохом снял темные очки, но сияние глаз нисколько не смутило малефика, он только рассмеялся:
– И что же вы будете делать, сиятельный? Напугаете меня до смерти?
– Прихвачу с собой в ад, – ответил я и небрежным движением скинул лампу на пол.
Стекло немедленно раскололось, керосин разлился по кабинету и вспыхнул. Пламя вмиг дотянулось до штор, взлетело к потолку, запалило разбросанные повсюду бумаги, вывернутые ящики, а потом и мебель.
Рамон отбросил винчестер и сорвал с себя объятый пламенем плащ, наткнулся на стул и живым факелом покатился по полу. Меня пожар отрезал от входной двери и загнал в угол, а вот душитель не потерял присутствия духа – или же обезумел от страха? – и ринулся к спасительному выходу напрямик через огненную стихию.
Я взглянул на хронометр, выжидая загаданную минуту, но Рамон протянул ко мне руку и умоляюще прохрипел:
– Перестань!
Решив не испытывать терпение напарника, я снял с плеча карабин и ударом приклада рассадил боковую стенку аквариума. Хлынувшая на пол вода в один миг смыла лужицу горящего керосина, и в кабинете воцарилась непроглядная темнота.
– Адский пламень! – прошептал Рамон пересохшими губами и отлип от стены. – Как же больно!
– Молчи! – шикнул я на него, перебежал к входной двери и выглянул в коридор, но душителя уже и след простыл. Прислушался – от густой тишины зазвенело в ушах.
Рамон встал рядом и едва слышно выдохнул:
– Ушел?
– Ушел, – подтвердил я столь же тихо.
Крепыш с облегчением вытер покрытый испариной лоб и без сил повалился в кресло. Его зацепил лишь малый отголосок чужого ужаса, но даже так он походил на одну из бившихся в опустевшем аквариуме рыб.
– Он не вернется? – спросил Рамон, когда я включил электрический фонарик и принялся изучать учиненный в кабинете разгром.
– Нет, – уверенно заявил я в ответ. – А если и вернется, то увидит дом в огне.
– Как ты сделал это?
Я только рассмеялся:
– Это все мой талант, дружище, не забыл?
Душитель боялся огня; я заметил это по той резкости, с которой он отпрянул от керосиновой лампы. Оставалось лишь вовремя дернуть за эту ниточку и превратить лужицу горящего керосина в бушующий пожар.
У страха глаза велики? Воистину так!
На полу в луче электрического фонаря сверкнул отблеск алюминиевой шкатулки; я натянул перчатки и поднял ее, но замок оказался взломан, а сама она – пуста.
– Проклятье! – выругался я, не скрывая разочарования.
– Что такое? – встрепенулся Рамон.
– Ничего.
– Совсем ничего?
– Совсем! – огрызнулся я, в сердцах зашвырнул шкатулку в угол и прошелся по кабинету, но так и не пришел ни к какому определенному выводу, чьих рук дело этот кавардак: спасавшегося бегством графа или прибывшего по его душу малефика.
– Лео, надо убираться отсюда! – поторопил меня крепыш, когда я начал разбирать разбросанные по полу обгорелые бумаги, мокрые из-за разлившейся всюду воды.
– Надо, – согласился я с напарником и сунул в карман смятую душителем пулю. – Только сначала проверим дом.
Комнату за комнатой мы обошли весь особняк, но на втором и третьем этаже никого не оказалось, а все слуги внизу были мертвы. Душитель отличался завидной методичностью, он не упустил никого.
– Где родные графа? – спросил Рамон, когда мы прошли в гостиную.
– Дочери в пансионе, жена на водах, – ответил я. – Континентальная Европа, до них не добраться ни нам, ни малефику. Нам – так точно.
– Будешь искать графа?
– А сам как думаешь?
– Твое дело, – не стал отговаривать меня Рамон и вдруг указал на тело служанки, распростертое на софе. – Подожди-ка!
– Что такое?
– Посвети на шею!
Я выполнил распоряжение напарника, присмотрелся и сразу заметил две темно-синих отметины на мертвенно-бледной коже.
– Чтоб меня разорвало! – охнул крепыш. – Здесь был вампир!
По спине пробежал неприятный холодок; я пересилил себя и заставил прикоснуться к мертвой девице. Тело уже остыло, но в отличие от остальных жертв только-только начинало коченеть.
– Во что ты втравил меня, Лео?! – зашипел Рамон испуганно и гневно. – Малефики и вампиры, подумать только! Да вампиров даже в Европе почти не осталось, а у нас и подавно!
– Если оборотень прилетел из Нового Света, почему бы не сделать это вампиру? – пробурчал я.
– Зачем? На кой черт? Что происходит, Лео?
Я отмахнулся от напарника и поспешил на выход.
– Давай убираться отсюда! Уже светает!
– Нет, постой!
– Так не терпится угодить за решетку? – нахмурился я, глянув на приятеля сверху вниз.
– Хорошо, после поговорим! – решил крепыш, но стоило только мне двинуться к выходу, ухватил за руку и придержал. – А ты уверен, что малефик был один? – спросил он и первым выглянул на улицу с винчестером на изготовку.
– Почему нет? – удивился я.
– Как он смог в одиночку перебить столько людей?
– Тени, – напомнил я. – Ему помогали тени. Ты меня чуть не подстрелил из-за одной такой, помнишь?
Рамона от неприятного воспоминания откровенно передернуло, он загнал в трубчатый магазин винчестера патрон взамен стреляного и пробурчал:
– Все равно не зевай!
Я кивнул и снял с плеча самозарядный карабин. Душителя винтовочной пулей точно не пронять, но вампиры имеют обыкновение окружать себя смертными помощниками. Да и спокойней с оружием в руках-то…
Высокое крыльцо особняка выходило на восток, на самом горизонте облака уже окрасились розовым, и я негромко произнес:
– Светает!
Крепыш кивнул, давая понять, что расслышал мои слова, но бдительности не потерял; в байки о сгорающих на солнечном свете вампирах он не верил. Я, если начистоту, – тоже. Поэтому до броневика добирались без лишней спешки, не отрывая глаз от подступавших к аллее деревьев и кустов.
Птицы уже затеяли свою обычную утреннюю перебранку, от фермы арендаторов донесся петушиный крик, и риск наткнуться на случайного прохожего возрастал с каждой минутой. Подойдя к воротам, мы распахнули калитку и опрометью бросились к броневику.
Рамон предусмотрительно заглянул под самоходную коляску и дал отмашку:
– Порядок!
Тогда я отпер кузов и закинул в него винтовку, взамен достал рулевое колесо. Крепыш подбежал и протянул винчестер.
– Убери, – попросил он.
Я принял ружье и сразу простонал:
– Болван!
– Что такое? – встрепенулся Рамон.
– Гильза! – крикнул я. – Стреляная гильза осталась в кабинете дяди! Отпечатки!
– Будь я проклят! – Рамон побледнел как полотно, но сразу поборол растерянность, выхватил у меня баранку и забрался в кабину.
– Возвращаемся! Быстрее! – крикнул он, ставя на место рулевое колесо.
– Заводи! – отозвался я и вскочил на подножку со стороны пассажирского сиденья.
Затрещал двигатель; под частые-частые хлопки броневик подкатил к воротам, легко снес их и въехал на территорию усадьбы. При ударе нас ощутимо тряхнуло, и самоходная коляска даже выкатилась на газон, но Рамону удалось вовремя вывернуть руль и вернуться на аллею.
В один миг мы домчались до особняка, там крепыш резко затормозил, выскочил из кабины и опрометью бросился в дом. Я перебрался на его место, заранее развернул броневик к выезду и поднял откинутый до того на капот лобовой бронелист. Ночью ехать с закрытым ветровым стеклом не представлялось возможным, но сейчас уже рассвело, сельский люд давно проснулся, и меньше всего мне хотелось, чтобы какой-нибудь не в меру зоркий арендатор сообщил впоследствии полицейским наши приметы.
Вновь хлопнула входная дверь, Рамон стремительно сбежал с крыльца и забрался в кабину.
– Погнали! – крикнул он.
– Нашел?
– Да! – подтвердил крепыш, переведя сбившееся дыхание. – Да погнали же!
И мы погнали. Не останавливались до самого города, даже воду в радиатор не доливали, пока не загнали броневик в глухой проезд на задворках какой-то мануфактуры.
Рамон побежал с ведром к колонке на соседний перекресток, а я принялся расхаживать вокруг самоходной коляски, разминая затекшие ноги и посматривая по сторонам. Спину нещадно ломило, голова налилась свинцом, а руки дрожали от усталости, но не находил я себе места вовсе не из-за плохого самочувствия.
Беспокоило совсем иное.
– Что делать с самоходной коляской? – спросил у вернувшегося с водой напарника. – Все знали, что мы с дядей не в ладах, не удивлюсь, если сегодня-завтра ко мне нагрянут с обыском.
– Такое разве возможно? – удивился крепыш, заполняя радиатор.
– А сам как думаешь? – фыркнул я.
– Нет! – досадливо махнул приятель рукой. – А карантин? Как они попадут внутрь?
– Рано или поздно подыщут сиятельного с иммунитетом к аггельской чуме. Броневик – прямая улика, наследили мы в имении изрядно.
– Избавься от него, – предложил Рамон.
– Не вариант, – отказался я. – Еще пригодится.
– Лео! Из-за этой консервной банки мы можем угодить за решетку!
Я даже ничего слушать не стал.
– Твой кузен со Слесарки… – прищелкнул пальцами. – Что, если загнать броневик к нему?
– Сдурел? – округлил Рамон глаза. – Не стану я впутывать в это семью!
– А угольный склад?
Крепыш задумался, потом кивнул.
– Знаешь, там есть пара заброшенных пакгаузов, – пробормотал он. – До осени в них точно никто не сунется.
– С отдельным въездом? – уточнил я.
– Есть и такие, – подтвердил приятель. – Поехали!
К этому времени давно рассвело, и высыпавшие на улицы обыватели с любопытством глазели на забрызганный грязью до самой крыши полицейский броневик. К счастью, в окрестностях угольного склада, где теперь работал ночным сторожем Рамон, было безлюдно; там компанию нам составила лишь пара брехливых собак.
Рамон указал на нужные ворота, велел ждать и куда-то убежал, а вернулся уже с увесистой связкой ключей.
– Не волнуйся, – успокоил он меня, отпирая заржавелый амбарный замок, – этот пьянчуга не проснется, даже если у него над ухом корабельная пушка выстрелит.
– Сделай в свою смену дубликат.
– Обязательно.
Ворота подались с жутким скрипом, нам пришлось приналечь изо всех сил, распахивая створки, а потом я загнал броневик в черное от угольной крошки нутро пакгауза, заглушил движок и обессиленно протянул напарнику руку:
– Спасибо! Выручил.
Рамон стиснул ладонь своей лапищей и спросил:
– Награду за убийцу банкира когда стребуешь?
– С утра займусь, – решил я, взглянул на часы и поправился: – Да нет, ближе к обеду уже, наверное.
– Не затягивай с этим, – потребовал крепыш. – Хорошо?
– Не сомневайся даже, – пообещал я, взял трость и выбрался из кабины.
Совместными усилиями нам с грехом пополам удалось захлопнуть ворота склада, Рамон навесил на них замок, измазал его угольной пылью и оценивающе оглядел со всех сторон.
– Сойдет, – решил он.
Стоило бы снять со связки нужный ключ, но от усталости мысли путались, а глаза закрывались сами собой. Бессонная ночь и нервотрепка выжали из меня все соки, и единственное, чего сейчас по-настоящему хотелось, – это лечь в кровать и закрыть глаза.
Поэтому только махнул рукой и отправился домой. Спать.
Но добраться до кровати оказалось не так-то просто.
С толку сбила Елизавета-Мария. Она окинула меня оценивающим взглядом и тоном, не терпящим возражений, заявила:
– Чашка чаю тебе сейчас точно не повредит.
Я взглянул на отражение своей бледной и осунувшейся физиономии, отвернулся от зеркала и кивнул:
– Хорошо, накрывай.
– Попьешь на кухне. Надеюсь, хоть это научит тебя являться домой вовремя!
Выяснять отношения я не стал; просто был не в состоянии. Молча убрал на вешалку пыльную куртку, поставил трость в тубу для зонтов, затем избавился от заляпанных грязью сапог и прошел на кухню.
Уселся у окна, отпил горячего сладкого чаю и бездумно уставился на сад с черными, мокрыми от дождя деревьями.
– Вижу, возвращаться под утро входит у тебя в привычку! – многозначительно заметила суккуб, разжигая плиту.
Я промолчал. Не хотелось ни разговаривать, ни шевелиться, и даже постель больше не манила обещанием забытья, представляясь теперь чем-то нереально далеким.
Я сидел у окна и пил чай.
Елизавета-Мария оставила попытки разговорить меня и поставила на огонь толстую чугунную сковороду. Налила масла, посыпала специй, и по кухне немедленно разлился аромат экзотических приправ. Пару минут спустя на раскаленный металл шлепнулся шмат мяса, но я не обратил на шипение и шкварчание ни малейшего внимания, и лишь когда девушка выставила передо мной тарелку с едва прожаренным бифштексом, выразил свое недоумение:
– Не слишком плотно для завтрака, как ты считаешь?
– Посмотри на себя, кожа да кости! – возразила девушка. – К тому же подозреваю, для тебя это не завтрак, а поздний ужин.
– С чего ты вообще решила, что я хочу есть?
– От тебя пахнет смертью, – спокойно ответила Елизавета-Мария, – а всякое убийство для человека – лишь прелюдия к сытной трапезе. Даже если это убийство себе подобного, так уж издревле повелось.
– Себе подобного? – скривился я. – Сегодня мы прикончили оборотня. Жуткая была тварь.
– Полагаешь, будто так сильно отличаешься от него? – не удержалась девушка от шпильки.
Меня передернуло.
– Отличаюсь! – резко бросил я. – Весьма и весьма. Все ясно?
– Как скажешь, дорогой, – пожала плечами Елизавета-Мария и достала из ящика бутылку хереса. – Да, кстати! Красное вино продолжает пропадать. Урезонь свою белобрысую мартышку, пока я не оторвала ей руки.
– В последнее время мы с лепреконом не находим общего языка, – покачал я головой.
Если начистоту, вымышленный друг детства просто сводил своими выходками с ума. Я не вспоминал о наглом коротышке долгие годы и теперь никак не мог взять в толк, с какой стати он вообще выбрался из подсознания. Это пугало возможной утратой контроля над собственным даром, ведь ни один мой кошмар не задерживался в этом мире так долго, ни одна фантазия не казалась столь реальной.
Елизавета-Мария была лишь личиной суккуба, а что придавало сил лепрекону?
Ответа на этот вопрос у меня не было.
– Этот коротышка пьет как лошадь, – пожаловалась девушка, усаживаясь напротив с бокалом крепленого вина, и придвинула ко мне тарелку с соусом. – Ешь!
Я собирался отказаться, но живот вдруг подвело от голода. И хоть никогда особо не жаловал плохо прожаренное мясо – а на срезе даже выступила кровь, должен был признать, что стейк оказался очень даже ничего. Острый соус с непонятным, но удивительно тонким вкусом прекрасно его оттенял.
– Слышала что-нибудь о Конвенте? – спросил я девушку, отрезая очередной кусочек мяса.
– О Конвенте? – озадачилась Елизавета-Мария и пригубила херес, пытаясь скрыть замешательство. – Это идейные, – сообщила она после долгой паузы, когда уже начало казаться, что мне не дождаться ответа вовсе.
– Идейные? – не понял я.
– Малефик обыкновенный просто счастлив продать свою жалкую душонку в обмен на малую толику силы и прижизненное благополучие. Эти не такие, они грезят о старых временах. Они хотят их вернуть.
– Вот как?
– Именно так, – подтвердила девушка. – А почему ты спрашиваешь?
Я только плечами пожал, не став рассказывать о последних словах умирающего оборотня.
– Не связывайся с Конвентом, – предупредила Елизавета-Мария. – Они опасны, чрезвычайно опасны. Перейдешь им дорогу – они убьют тебя и сожрут душу.
– Откуда вдруг такая забота о моей душе?
На миг из-под личины миловидной девушки проступил истинный облик инфернального создания, и огненно-красные глаза адской твари обожгли меня неприкрытой ненавистью.
– В этом случае я останусь ни с чем! – заявила суккуб.
Но меня так просто было не провести. Я разбирался в страхах и мог сказать точно – суккуб боялась, и боялась за себя, не за меня.
