bannerbannerbanner
Генералиссимус Суворов

П. И. Ковалевский
Генералиссимус Суворов

Полная версия

Если до начала кампании Европа могла относиться к Суворову скептически, то после Адды его имя прочно установилось. После Адды Суворов занял Турин и Милан. Теперь вся Северная Италия была освобождена от французов. В Милан Суворов вошел в день Светлого Воскресения. Народным восторгам и овациям не было конца. По нашему обычаю, русские христосовались между собою. Восторженные итальянцы, по чувству благодарности – и экзальтации, не отставали от русских в этом обычае и также христосовались… Ну, итальянки не хотели в любезностях и восторгах быть ниже своих мужей… Храбрые русские герои первый раз в жизни могли представить подобие Магометова рая… При въезде в Милан Суворов не мог не сошкольничать: впереди армии он пустил статского советника Фукса в его расшитом золотом костюме, а сам ехал сзади духовенства. После он подсмеивался над Фуксом, говоря: «Егору Борисовичу спасибо! Хорошо раскланивался, – помилуй Бог, как хорошо!..»

В Милане Суворов так же мило принял депутации и со всеми был крайне ласков и любезен. К обеденному столу он пригласил русских, немецких и пленных французских генералов и был изысканно любезен с последними. Генерал Серюрье так возгордился этим приемом, что вздумал критически отнестись к военным приемам Суворова, на что последний скромно заметил:

«Что делать, мы, русские, без правил и без тактики, я еще из лучших…» Многих французских офицеров Суворов отпустил под честным словом не воевать, Серюрье возвратил саблю со словами «кто так владеет шпагой, как вы, тот не должен быть лишен ее»!..

Слава и успехи Суворова были причиною тому, что в его армию приехал великий князь Константин Павлович. Это прибытие имело и хорошие и нехорошие стороны. Во всяком случае, оно стесняло и затрудняло Суворова, хотя уже с первых шагов он поставил всех в должные отношения. Раз великий князь легкомысленно воспользовался своим положением, причем едва не вышло несчастья. Суворов откровенно указал ему на должное положение дела, а свиту его так пробрал, что те, вероятно, долго помнили Суворова.

Суворов сам всюду являлся образцом храбрости, безбоязненности и самоотвержения, таковыми же были и все в его армии, начиная с великого князя и кончая простым солдатом. Раз под Турином Суворов с 3–4 приближенными и десятью казаками слишком опередил армию. Всюду были французские аванпосты, и Суворов рисковал наверняка попасть на них. Донской атаман Денисов указал на эту опасность Горчакову, но Горчаков не осмелился доложить Суворову. Тогда Денисов загородил Суворову дорогу и заявил, что так ехать дальше нельзя. Напрасно Суворов доказывал ему крайнюю необходимость разведок, Денисов не пустил Суворова, а все разведки исполнил лично. Подобный случай был и под Турином. Намереваясь взять его штурмом, Суворов ночью вышел из окопов и направился к стенам города. Ночь была дивная, и Суворов залюбовался; а в это время его из города заметили и он стал мишенью стрельбы. Ядра ложились вокруг него, а он и не двигался. Тогда Денисов, не теряя времени на убеждения, схватил Суворова за поперек и побежал с ним в сторону. Озадаченный Суворов вцепился ему в волосы, кричал, бранился, но ничего не мог сделать. Только в окопах Денисов выпустил Суворова. Но последний не унимался и все-таки пытался выйти и осмотреть, что нужно. Видя такое упрямство Суворова, Денисов взялся проводить его сам, но только окопами, а затем повел его в совершенно другом направлении. Уловка была обнаружена слишком поздно.

Турин был взят. Великий князь занял дворец, а Суворов поселился в маленьком домике. В замке засели французы и сильно обстреливали город, особенно тот пункт, где жил Суворов. В дворике его дома были раненые и убитые. А Суворов сидел в домике и прикинулся спящим. Тогда Денисов решился извлечь Суворова и отправился к нему. «Что Карпович?» – Денисов объяснил. «Оставь меня, – я спать хочу», – а затем отвернулся лицом к стене.

С освобождением Северной Италии Суворов получил самую искреннюю благодарность от императора Павла и сардинского короля и очень строгое и недовольное письмо от австрийского императора. Дело было вот в чем: император Павел решился принять участие в войне с целью возвратить королям отнятые у них французами престолы. Так его понимал и Суворов и потому действовал в рыцарском духе своего повелителя. Поэтому он полагал, что Сардинское королевство освобождено теперь для сардинского короля, о чем и известил последнего. Но не так думал австрийский император, о чем он и уведомил Суворова весьма ясно и определенно, высказав ему свое неудовольствие. В этой хижине жили люди, которые одно говорили, а другое делали…

С этого момента у Суворова начинаются великие недоразумения с Австрией. Слава побед падала почти исключительно на долю Суворова и его армии. Приказов австрийского совета Суворов не слушал, данной ему инструкции не исполнял, а сплошь и рядом действовал вопреки тому и другому. Можно ли было терпеть такого полководца?… Мало ли что, что он бьет французов, чего австрийцы до сих пор не делали?… Дело не в этом. Дело в том, что он одерживал победы не так, как это указывал военный совет… Чтобы дать почувствовать Суворову свою немилость, военный совет начал оставлять его войска без продовольствия, без одежды и палаток, лошадей без овса, сена, ковки и проч. Вот и воюй. Но и этого мало. Австрийские генералы начали оказывать явное неповиновение главнокомандующему.

Суворов довел обо всем этом до сведения Павла, и Павел понял, с кем имеет дело. Между тем славные подвиги Суворова только начинались. Первое великое дело было при Требии, где Аннибал за 218 лет до Р. X. разбил римлян. Здесь Суворов имел дело с Макдональдом, генералом молодым, энергичным, к которому сам Суворов относился с уважением, причем армия Макдональда была многочисленнее, а позиции сильнее. Русские войска только подходили, были страшно утомлены и менее чем в половинном составе.

И тем не менее Суворов вел их в бой. Напрасно Багратион шептал Суворову на ухо, что роты не насчитывают и 40 человек, и просил обождать отсталых. Он получил в ответ: «… а у Макдональда нет и по 20; атакуй с Богом…» А вот подлетает Розенберг. Его войска не могут далее драться. Надо перейти в полное отступление. Суворов лежал под деревом около скалы.

«Попробуй сдвинуть тот камень! Не можешь? Ну так в такой же мере и отступление не возможно. Извольте держаться крепко и ни шагу назад…» Вот опять Багратион. Убыль людей дошла до половины. Ружья плохо стреляют, люди измучены до невозможности… «Не хорошо, князь Петр… Лошадь…» Суворов направляется к отступавшим, смешивается с ними и, направляясь назад, кричит: «Заманивай, ребята, заманивай!.. Шибче, бегом…» Сделав таким образом шагов сотню, Суворов вдруг остановился и скомандовал: «Стой!» А затем атака и бросился в бой… Боже, где взялись силы, где взялась энергия… Ружья застреляли… Барабанный бой поддержал все… Солдаты как безумные бросились за своим кумиром и победа была одержана… «Макдональд более чем разбит», – писал Суворов. Моро струсил и отступил. Даже Мелас писал в Вену, что победой обязаны главным образом русским войскам и личной храбрости ее предводителя… За Требией была взята Мантуя. На этот раз Суворов получил титул князя Италийского с оставлением графа Суворова-Рымникского.

Рейтинг@Mail.ru