Павел Игоревич Шаповалов
Анна
Сухо поздоровавшись с анестезиологом, который был также молод как и я, по всей видимости тоже новичок, я встал к окну, чтобы дождаться доктора Лея, а также подождать пока пациента заинтубируют, здесь присутствие хирурга было не нужным, да и вообще, с анестезиологами у нас чаще всего были весьма и весьма сухие и нейтральные взаимоотношения, честно говоря, я даже не знал как звали этого врача, что сейчас занимался интубацией пациента, в основном наиболее тесное общение с анестезиологами налаживалось со стажёрами, потому что именно они передавали истории болезней им, именно они занимались оформление предоперационных эпикризов, а мы же лишь делали свою основную работу. Кто-то может это считать ненормальным, но всё же это заслуженно, ведь каждый из хирургов прошёл этот путь, я в свои годы стажировки всё это прошёл и наступил период некого облегчения, к тому же всё это необходимо для стажёров в качестве обучающих манипуляций. Ведь ведение историй болезней является важнейшим аспектом в деятельности любого врача, с истории всё начинается, даже операции считаются второстепеннее чем истории, хоть и звучит это крайне абсурдно, но всё же это именно так.
Лея Джейн оказалась в операционной буквально сразу же после того, как пациента заинтубировали, она была словно часы или словно предсказательница, так как уже хотели отправить Бернарда за ней, но не успел он выйти, как она оказалась на пороге. Это была девушка, которая была примерно как я, но всё же несколько старше по возрасту, она была небольшого роста, а её волосы были чёрного цвета, хоть и сейчас они были прикрыты медицинской шапочкой и надёжно спрятаны, но всё же отдельные пряди виднелись через ткань этой шапочки.
– Приветствую, Лея, – с улыбкой ответил я, смотря на неё, – Пациента уже заинтубировали, я думаю нам пора уже намываться, ты пришла очень даже вовремя. – продолжил я, попутно отходя от окна и направляюсь в сторону рукомойника, Лея последовала за мной следом и заняла крайний рукомойник, что был позади от меня.
– Привет Том, действительно вовремя, хотя планировала прийти ещё раньше, ты слышал, что творится в ряде штатов? – включив воду, повернув голову вполоборота спросила она, я, в это время тоже включив воду намыливал руки первый раз и услышав её слова, тоже повернул голову вполоборота,
– Да, я сегодня с утра слышал о каком-то чудовищном убийстве в городе, было что-то новое? – спросил я, намыливая область вокруг пальцев рук и смывая несмотря на руки.
– Подобные инциденты произошли ещё в нескольких регионах нашего штата и ещё и в других, какой-то ужас происходит в стране, – импульсивно отвечала она, отвернувшись и продолжая тщательно обрабатывать свои руки, а затем выключив воду протёрла их стерильным полотенцем и обработав антисептиком последовала в операционную.
– Да уж… Весёлое дежурство меня ожидает, – с горем в голосе проговорил я, осуществив все те же манипуляции и отправился внутрь операционной, держа руки перед собой на расстоянии от хирургической рубашки. Подойдя к медсестре, я стоял, потряхивая руками, чтобы спирт на руках испарился и перчатки наделись лучше и когда медсестра нарядила в операционный костюм Джейн, подошёл к медсестре я. Это была какая-то очень молодая девочка, по её глазам, что выглядывали из под медицинской маски можно было даже подумать, что передо мной сейчас стоит несовершеннолетний ребёнок, а эта её улыбка, глазами, как это бывает, когда ты надеваешь маску, рот и мимика рта не видна, но мышцы верхней части лица, особенно те, что по углам от глаз принимают участие в улыбке и, пожалуй, выражают её полноту, именно сейчас на меня смотрят эти самые улыбчивые глаза. Она постоянно улыбалась, такое чувство, что если бы ей сказали какую-то, пусть даже самую плохую новость на свете, она всё равно продолжала бы улыбаться, или по глупости, или по инерции, или же таким человеком она была. Ведь есть люди, которые пытаются искать позитив совершенно во всём. Когда медсестра надела на меня халат, сразу же со спины подошла санитарка, женщина средних лет маленького роста, которая уверенными движениями рук завязала мой операционный халат сверху, около шеи, на талии и около бёдер, а медсестра же в это время умело подготовила перчатки, в которые я погрузил свои руки. Эти действия и движения были настолько отточены ими, что словно они работали перед этим в каком-то военном госпитале, где под действием крайне строгой дисциплины им вбили эти навыки, но на деле же, это было самая распространённая манипуляция, помимо подачи инструментов хирургу по требованию во время выполнения операции.
Оказавшись в полном обмундировании, я подошёл к операционному столу слева от пациента, доктор Джейн же стала со стороны главного хирурга справа, ей было удостоено право сделать разрез, дабы визуализировать для нас область дефекта, в мою же руку, стоило мне её лишь протянуть, лёг анатомический пинцет и несколько марлевых тампонов. Мне крайне и крайне нравилась эта медсестра, в отличие от её более старшей коллеги, эта медсестра была настолько вовлечена в операцию, словно она была неотъемлемой частью нашего коллектива, она стояла на аналогичных операциях часто, особенно часто стояла со мной и поэтому по виду жеста протянутой руки она без единого слова понимала что я хотел от неё и какой инструмент был нужен мне. Признаться, во время операций я вовсе не любил о чём-то говорить, поэтому, когда в операционной стояли мои операции там царила либо полнейшая тишина, с еле слышимыми перешёпытами между медсёстрами, либо же играла музыка из радиоприёмника, хотя последнее было в разы чаще.
Когда Джейн сделала ровный и весьма экономичный разрез по альвеолярной части нижней челюсти, я промокнул область разреза кончиком марлевого тампона и кровь сразу же, словно как в губку, начала пропитываться в марлевый тампон, поменяв кончик тампона и захватив его по новой кончиком пинцета я продолжал промокать операционное поле, визуализируя хороший доступ для Лея, она же в это время умело осуществляла отслоение слизисто-надкостничного слоя, достигая области дефекта, а затем взяв в руки кюретажную ложку принялась скоблить патологически-изменённую кость.
– Снаружи происходит нечто крайне и крайне странное, – вдруг прозвучал громкий голос, что прервал тишину которая царила в операционной, это была старшая медсестра операционного блока, несколько пожилая и полная женщина, в которой было очень много энергии и был очень грозный голос, наверное это и способствовало её назначению на этот пост, – Руководство госпиталя прислало срочное оповещение о том, чтобы до конца рабочей смены никто не покидал территории госпиталя, а все входы и выходы перекроют до вечера, вечером спецавтобусы развезут всех по домам, по предварительной версии имеется информация о том, что это какой-то террористический акт, а из других источников… – продолжала говорить она быстро и крайне импульсивно, а в конце вдруг затихла и продолжила совершенно иным голосом, словно не её, он был тих и крайне неуверенный – Другие источники сообщают, что это уже не люди, а монстры и подобное происходит уже по всей Америке. – закончила она вдруг резко. Продолжать операцию в данной ситуации было крайне и крайне непросто, поэтому мы с Джейн прервались на некий миг,
– Вы сейчас это всерьёз, Марта? – с нотой удивления спросила Джейн, взглянув на неё исподлобья, – Вы хотите сказать, что мир на грани конца света и люди, превратившиеся в монстров сейчас уничтожают нашу цивилизацию? – продолжала Джейн, её голос, её слова в этот момент звучали крайне двусмысленно, словно она пыталась осмеять старшую медсестру, но с другой же стороны, судя по тому что творилось снаружи эти слова могли иметь и крайне серьёзный окрас, даже я не смог понять подачу Джейн, потому что был просто шокирован происходящим, я просто стоял держа в руке пинцет, в котором располагался кончик марлевого тампона, который был уже полностью пропитан кровью.
– Я надеюсь, доктор Джейн, что вы говорите это без издёвки и сарказма, потому что верить официальной версии в террористический акт, как-то не особо получается, судя по тому что сейчас происходит на улицах нашей страны, – истерично отвечала старшая медсестра, попутно подходя к радиоприёмнику и включая его, а затем быстро вращая кнопку и настраиваясь на волну центральной радиостанции “Голос Америки”. Стоило ей лишь поймать эту станцию, как ведущий чётко поставленным голосом, отчётливо сообщал о количестве жертв и масштабах происходящего: “В Колумбусе сообщают о десяти тысячах пострадавших, большая из них часть укушены, у некоторых оторваны конечности, нападающие же весьма быстрые и по сообщениям очевидцев во всех регионах страны нападающие выглядят специфическим образом, у них большие клыки и расширенные зрачки, во всём остальном они выглядят как обычные граждане, у ряда из нападающих имеются укусы, порезы и прочие ранения на теле и лице. Если вдруг вы встретитесь с такими людьми, просьба сразу укрываться в укрытия и просьба не выходить на улицу без лишней необходимости. Мне только что сообщили о новых данных: если кто-то из членов вашей семьи был укушен в обязательном порядке, немедленно изолируйте укушенного и заприте его в другом помещении, сами же не подходите к окнам, не включайте свет и заприте двери, крайне рекомендуем не покидать своих жилых домов, если вы находитесь на работе или вне дома, то найдите безопасное место и спрячьтесь там. По сообщению, которое поступает из пресс-службы белого дома, правительство уже готовит пакет мер, направленных на объявление чрезвычайной ситуации, прошу прощения, – запнулся ведущий, видимо получил какую-то новую информацию, – Не чрезвычайной ситуации, а карантинных мер, в Соединённых Штатах будет введён карантин, просим никого не выходить на улицы. Поступает информация о том, что подобная ситуация сейчас происходит и в Европе…”. Голос ведущего продолжал тараторить со скоростью света, периодически он запинался, периодически же затихал, словно что-то читал, но речи, которые он вёл и вправду были не похожи на террористический акт, только если, конечно, злодеи не решили подчинить себе всю Землю, что было бы весьма странным. Марта убавила звук на приёмнике и выбежала из операционной, я не знал, что сейчас делать и как себя вести в конкретной ситуации, накатывали волны резкого возбуждения, которые выражались в сильном потряхивании рук и эти волны чередовались с ощущением бессилия и в такие моменты потряхивание я ощущал уже в ногах и во всём теле. Но я был хирургом и Джейн была хирургом, перед нами лежал пациент, неизвестно выживет он если это окажется конец света или же нет, нам было это ничуть не важно, сейчас он был в наших руках и с нашей стороны мы были обязаны дать ему шанс, сдать пост и попытаться решить его проблему, что была в его нижней челюсти, а уже затем решать остальные проблемы, пусть их и было, судя по словам ведущего по радио, нескончаемое множество.
– К чёрту, Лея, бери чёртов инструмент в руки, заканчиваем операцию, мы должны это сделать, – Вдруг в какой-то миг меня резко перемкнуло и мой голос, что раньше был тихим и спокойным вдруг стал импульсивным и резким, с некоторой ноткой злости. Лея стояла ещё так несколько минут, с отупением смотря в сторону выхода из операционной, я видел как её ноги тоже тряслись, поэтому я взял кюретажную ложку и принялся скоблить в одиночку кость что было сил, периодически вытряхивая стружку чёрно-бурого цвета на салфетку, когда наконец я достиг чистой, белой кости, которая легко кровоточила, я обнаружил секвестр, который при помощи зажима извлёк и вновь начал скоблить кость в области расположения этого секвестра, очищая кость и стачивая острые углы, обнаружив что дефект был крупным и без трансплантации кости там ничего не заживёт я с яростью вскрикнул, – Джейн, чёрт тебя подери, бери скальпель, забирай кость из угла, нужна стружка, быстрее, – истерично схватив с операционного стола скальпель я с размаху положил ей в руку, тогда она вдруг воспряла и рука её окрепла, она словно вернулась обратно в этот мир и резвым движением руки произвела ещё один разрез, при помощи хирургической пилы она забрала трансплантат, который начала дробить вместе с медсестрой, я же в этот самый момент завершал последние действия с костью и как только ложе было подготовлено, мы вместе уложили костный материал, в сформированную область, – Шей здесь, а я ушью область дефекта, быстрее, – Указал пальцем на ту область, где она забирала костный материал, а сам же выхватив шовный материал с иглодержателем из рук медсестры, улыбка на лице которой вдруг в миг погасла и я увидел её совершенно иной, я принялся быстро ушивать рану, было сложно, в виду недостаточной опытности в этом деле, но всё же я старался, даже мотивируя себя тем, что за дверью множество монстров, которые вот-вот вломятся в эту операционную и сожрут нас всех, не оставив ни единой косточки, эти мысли и вправду были хорошей мотивацией, возможно, её даже было необходимо использовать и в университетах, но факт оставался фактом, мне удалось за пятнадцать минут ушить рану и завершить операцию.
Как только я всё окончил, я сразу же скинул перчатки и подошёл с опаской к окну, за окном продолжало светить ярко солнце и было такое чувство, будто ничто не предвещает беды и всё прекрасно и вовсе как и раньше, мир живёт своей жизнью как и его люди, потому что за окном я не видел никого, лишь периодически проезжающие на быстрой скорости зелёные грузовики, которые по всей видимости были полны военных, судя по символике на машинах, людей, а тем более монстров я не видел, но эта тишина ничуть не успокаивала, а лишь разжигала всё большую бурю жути и страха. Когда я обернулся, я увидел, что Джейн словно обессиленная сидела на корточках около стены и смотрела куда-то вдаль, а анестезиолог также отвержено, как и мы буквально пару минут назад, экстубировал этого пациента. Как только мужчина лежащий на операционном столе начал дышать и кашлять, мы все вчетвером перекинули его на каталку, которую заранее привезла санитарка и отвезли в палату интенсивной терапии, в которой остался сам анестезиолог и пациент, после того как мы покинули эту палату он закрылся внутри, но наверное это было и верно, так поступил бы каждый из нас, в том числе и я.
III
Вернувшись в ординаторскую, я был в сильнейше подавленном состоянии, судить о мере своей потерянности и недоумения от происходящего можно было на основание того критерия, что я даже не заметил как вернулся из операционной в операционной шапочке и бахилах и более того, когда моё притупление и бездумное залипание в одну точку вдруг прошло и я опомнился, я на миг подумал о том, что я не помню как попал сюда. Казалось бы сегодняшняя и без того быстрая операция тянулась целый день, но за окном был ещё день, его начало, совсем недавно часы пробили полдень, а звуки из коридора, которые доносились из радиоприёмника продолжали вести страшные сводки, количество жертв росло в геометрической прогрессии и уже ни у кого не оставалось сомнений в том, что это было начало конца. Когда я вышел из ординаторской я увидел перед собой полностью пустой коридор, все двери палат, что постоянно были открыты, что бы ни случалось, в этот раз были плотно затворены, а шкаф что стоял позади поста, в котором хранились медикаменты для пациентов был распахнут на всю и в нём практически ничего не оставалось, ни бинтов, ни пластырей, ни дексаметазона, лишь небрежно разбросанные по шкафу упаковки от препаратов, которые были пустыми. По всей видимости, кто-то из персонала не терял зря времени и уже был готов к тому, чтобы спасать свою шкуру и убираться отсюда, в принципе это было и правильно, потому что надеяться на Божью благодать и что всё это прекратится по единому знамению и слову Богу, уже было нельзя.
Я прошёлся по коридору, пытаясь прислушиваться к звукам, что были за дверьми палат и лишь периодически слышал перешёпоты пациентов, которые, по всей видимости, считали меня монстром, подойдя к кабинету где располагались медсёстры я открыл дверь и увидел перед собой трёх медсестёр нашего отделения, которые уже сидели с ножами наготове, но увидев меня они опустили свои ножи и несколько расслабились,
– Кто-то обчистил шкаф с медикаментами, к нам кто-то заходил? – спросил я, окинув их всех взглядом, попутно захлопывая плотно за собой дверь.
– Нам ничего не известно, доктор Корнуэлл, никто из нас так и не смог выйти отсюда, как только всё это случилось, мы ждём служебные автобусы, – со страхом в голосе и дрожью ответила самая младшая медсестра, её глаза в этот момент были настолько круглыми, словно вот-вот выпадут из глазниц, уловив её слова и её взгляд, я сделал недоумевающее выражение лица, потому что я либо пропустил этот момент, либо же просто был не в курсе о чём они вели речи, о каких автобусах, – Вы не в курсе? – вдруг поняла медсестра, поймав мой непонятливый взгляд, – Руководство распорядилась спрятаться всем в своих кабинетах и закрыться и ждать когда за нами приедут автобусы, говорят, правительство оцепила территорию свободную от монстров, нас всех отправят туда, но никто не знает на какой срок. – продолжала свой долгий монолог девушка, я же в этот самый момент крайне и крайне внимательно слушал её слова.
– Пациенты поедут тоже? – спросил я, взглянув на неё.
– К сожалению нет… – со страхом, подавленным голосом ответила она, – Говорят, что вероятно даже не все сотрудники смогут уехать, у нас всего два автобуса, а персонала в несколько раз больше, кто-то отправится в одиночку до указанного пункта, а кто-то же будет спасаться своими силами, увы… – продолжала она.
– Что, чёрт побери? – вскрикнув, а затем опомнившись и сбавив тембр спросил я, – Какого чёрта они решают такое и какого чёрта делать остальным? – я был просто в ярости, но потом всё же взял себя в руки, ибо понимал что такова жизнь, в этом мире мы больше не нужны никому, когда рушится всё, каждый является сам решателем своей судьбы, поэтому я всё же взял себя в руки – Куда нас всех повезут? «Уже дали координаты?» —спрашивал я, подходя ближе к медсёстрам.
– Здание торгового центра на западе Колумбуса, огромная вышка “Нью-Плаза”, там, как сообщили находится безопасная зона, туда мы отправляемся, – ответила вторая, более старшая и более опытная медсестра, в отличие от первой её голос был спокоен, будто она приняла что может вот-вот умереть, либо имела огромную надежду спастись всерьёз.
– Спасибо, надеюсь увидимся там, – ответил я сухо, покидая кабинет и плотно закрывая за собой дверь, из-за двери я услышал, как медсёстры начали двигать что-то тяжёлое и объёмное, подпирая им дверь.
Спустя два часа и вправду приехали два старых автобуса, но что-то, или моё сильнейшее чутьё или же моя настороженность и страх предостерегли меня от посадки на автобус, я решил остаться здесь и уйти своим ходом, как только стемнеет. За окном же продолжало светить солнце, словно сама природа иронизировала над человечеством, как бы говоря: эй, ребята, вчера было так дождливо и пасмурно, когда вы жили обычной жизнью, но я решила вас порадовать солнышком к последнему дню человечества, выходите на прогулку. Я стоял около окна в ординаторской, дверь которой плотно подпёр столом и с опаской выглядывал в окно, наблюдая за тем, как огромные толпы людей, все из которых были даже не переодеты и были в своих медицинских костюмах, организовывали очереди под командой и управлением военных, что стояли по обе стороны от очереди держа в руках большие автоматы и командуя этим потоком людей. В очереди я заметил, что все заведующие отделений, в том числе и доктор Лаер располагались впереди, штатные врачи после них, а медсёстры и санитарки стояли самыми последними, сразу формировалось понимание о значимости людей и о том, что иерархия имеет место быть даже при хаосе и что те речи, что внушали нам наши социалистические политики о равенстве полнейшая чепуха и огромнейшее пустословие и всему этому было подтверждением именно эта самая ситуация, а то как очередь именно в таком порядке выстроили военные, что служили на эту власть, лишь вдвойне обличало всю жалкую сущность двуличного и лицемерного социалистического строя.
Я наблюдал за тем как люди быстро и активно погружались в автобусы, заполняя их до самого предела, очередь быстро, я бы сказал, стремительно рассасывалась, но вдруг в один момент затворённая дверь госпиталя распахнулась и из неё ринулось множество других медицинских работников, здесь были и врачи и медсёстры, даже некоторые пациенты вышли и хотели попасть на автобус. Казалось бы что вот-вот случится перепалка и люди накинутся на военных, которые выстроились в единую и плотную шеренгу, плечом к плечу и не пропускали людей, но когда толпа достигла колоссальных масштабов и они начали буквально таранить солдат, я заметил очень-очень недобрый жест руки первого в строю, он замахнулся рукой в воздухе и указал пальцем на людей и сразу же все солдаты выставили автоматы в боевую готовность и открыли огонь, убивая людей в прямом смысле этого слова. На сухой асфальт, который поблёскивал на солнце буквально мгновение назад вдруг резко полилось множество человеческой крови, солдаты стреляли в женщин, мужчин, в головы, в туловища, словно создавая сильнейший водопад из людской крови, от увиденного я вдруг опешил и отскочил от окна, чтобы не попасть в область обозрения солдат. Я понял, что сейчас произошло самое страшное и самое ужасное, что можно было только ожидать, я в очередной раз убедился в том, что моё чутьё меня не подвело снова. Я с дрожью и сел на корточки около окна, вылупив глаза как та молодая медсестра, что я видел буквально несколько часов назад, я настолько был в ужасе и шоке, что даже слышал, как дико бьётся моё сердце. Автоматные очереди продолжали стоять в моих ушах, хотя уже прошло как несколько минут с того момента, как всё затихло. После этой тишины последовал рёв моторов и звуки шин, которые двигались по асфальту и постепенно удалялись. Когда автобусы уехали, я не находил сил и смелости даже просто пошевелиться, поэтому я сидел в таком положении ещё десять минут, прислушиваясь к каждому шороху, который раздавался за окном, но всё же набравшись смелости я смог встать и взглянуть на улицу.
Асфальт, площадью примерно в несколько десятков метров был словно залит огромным множеством вишнёво-красной крови, трупы лежали на асфальте, а какие-то люди, которые по крайней мере по внешнему виду выглядели как люди, но на их телах были сильнейшие ранения, их одежда была подрана и порвана, а плоти пронзенные широкими пулевыми отверстиями склонившись на колени перед некоторыми трупами пожирали их плоть, а потом те, кого пожирали первые монстры, вставали медленно и покачиваясь пожирали других и это продолжалось до тех самых пор, пока на асфальте не осталось ничего, кроме крови, ни одного трупа не было на земле больше, они ходили вокруг по этому периметру, что вёл к выходу с территории из госпиталя. Некоторые из этих монстров начинали с течением времени ходить более быстро и походка их становилась более устойчивой, но клыки, которые я смог увидеть даже с такой высоты были поистине огромными и отличали их от людей даже сильнее чем их походка и их искромсанные тела. Картина была жуткая, это было нечто, что сложно поддавалось описанию и хоть какой-то характеристики. Эти твари были далеко не Божьего происхождения, казалось, что это были порождения самого сатаны.
Я наблюдал за ними ещё около десяти минут, как вдруг меня опешило, и я понял, что если я сейчас же не проверю двери, то все эти твари окажутся здесь и тогда я не смогу отсюда уйти. Я, не думая подошёл к двери и оттащил большой дубовый стол, который подпирал дверь и вышел в коридор, здесь было так же тихо, как и несколько часов назад, отличало лишь то, что во всём помещении отрубило электричество и радио больше не передавало никакой информации. В отделении царила ужасающая гробовая тишина и темнота. С осторожностью я пробрался до выхода из отделения и увидев перед собой спасительный красный ящик “Пожарный кран” кулаком разбил защитное стекло и вытащил оттуда пожарный топор, его рукоятка была весьма длинной, ярко-красного цвета, а рабочая часть, где располагалось лезвие было довольно массивным и широким, схватив этот топор я побежал быстро по лестнице вниз, где располагался широкий холл, здесь было множество разных колонн, которые были стилизованы под стиль классицизма, а также огромные окна, распространяющиеся от самого пола и возвышающиеся на три с половиной метра до самого потолка. Я увидел под столом трясущегося человека, он был в форме охранника, видимо один из тех, кто был свидетелем из первого ряда произошедшего днём, он был всё ещё в шоке, но насколько смог убедиться, пытаясь взглянуть на его лицо, он был ещё живым. Я подбежал к дверям, которые вели к выходу и заметил что одна дверей была слегка приоткрыта, а за стеклом бродило множество монстров, я резво и быстро подбежал к этой двери и захлопнул её, закрывая на ключ, который по счастливому стечению обстоятельств был вставлен в замочную скважину.
– Мужчина, мужчина, – кричал в полголоса я, – Не бойтесь меня, я живой, я сотрудник, вы живы? – спрашивал я всё также резво и импульсивно.
– Д-да, я-я, т-тут, жив, не убивайте, – дрожащим и заплетающимся голосом тянул он, смотря на топор, что держал я в свои руках.
– Я не трону вас, не бойтесь, я свой, я не трону, – успокаивающе кричал я, подходя к нему ближе, – Кто-то из живых здесь ещё остался? – спрашивал я, подходя к нему всё ближе и ближе, а затем потряхивая его по плечу, чтобы вывести из состояния шока.
– Только пациенты и персонал операционного блока… – в истерике отвечал охранник дрожащим голосом, но на ней раз хотя бы без запинок и сильного страха, – Военные заставили меня запереть эти двери изнутри, когда вышли все кто был указан в каком-то их списке, но когда здесь скопилось столько людей, что они были готовы накинуться на меня, я был вынужден открыть эту дверь и… Произошло всё это, это просто ужас… Вероятно, те кого они забрали с собой тоже долго не протянут. – рассказывал охранник в подробностях, а в ходе того пока он говорил, его голос становился всё смелее и крепче, видимо понял, что он сейчас в безопасности и ему нечего бояться, я слушал его крайне внимательно и просто недоумевал от такой жестокости военных, которые заставили запереть нас всех здесь, оставить умирать, оставить наши судьбы и жизни на волю случая, на волю судьбы.
– Здесь есть какой-то пункт связи? Радио, передатчики, хоть что-то можно уловить? – спрашивал я, сам оглядываясь по сторонам, чтобы обнаружить что-либо.
– Все радиостанции перестали транслироваться два часа назад, правительственная линия также молчит, пожарная станция и полиция не отвечают. И электричества нет, вырубило весь город, похоже. – отвечал он, со страхом и опаской выглядывая в окно и смотря на дома, что находились вдали от госпиталя, в этих домах было совершенно темно и не горело света, хотя на улице уже постепенно начинало смеркаться и наступал вечер.
– Хорошо, я понял, оставайтесь здесь. Вы слышите? Оставайтесь здесь и никому и ни в коем случае не открывайте двери, чтобы вы ни увидели и кого бы вы ни увидели. Я скоро вернусь, – говорил я, довольно серьёзным и даже несколько грубым образом и ждал до тех самых пор, пока охранник не кивнул мне одобрительно головой, лишь после этого я мигом побежал к лестнице и поднялся на пятый этаж, в операционный блок, в голове я понимал что не смогу спасти здесь никого, в госпитале осталось огромное множество людей, особенно послеоперационных, которых я был бы просто не в силе вывести и ответить за их жизнь, поэтому пусть это и казалось крайне и крайне жестоко, но я с хладнокровием, которое периодически сменялось жалостью и страхом пошёл в сторону стерилизационного блока, нашёл зелёную вместительную аптечку, с красным крестом на ней и расстегнув её я принялся укладывать все необходимые материалы: я взял несколько десятков шовных материалов, один иглодержатель, три анатомических и хирургических пинцета, три скальпеля, три распатора, несколько бинтов и целую пачку пластыря, зажимы, на полке, где было написано “Медикаменты” я выгреб всё что было лишь возможно: спирт, анестетики, антисептики, 5 туб с антибиотиком цефтриаксоном. Уложив это всё, я застегнул аптечку и отправился в сторону анестезиологического блока, моя цель была добыть наркозный препарат, попутно на ходу сгребая со стола ларингоскоп, я открывал все шкафчики, лазил по всем полкам, но ничего не мог найти, тогда я стал искать на нижних полках и нашёл небольшой шкаф, который был заперт на замок, это было оно самое, я взял пожарный топор и со всей силой ударил по замку, который в тот же момент поддался и его ушко откололось, дверь открылась и я нашёл там несколько флаконов с эмульсией пропофола, это было то, что я и искал, взяв весь препарат из шкафчика, какой тут только был я его уложил в аптечку, пусть всё с трудом туда помещалось и с огромным трудом закрывалось, но иного варианта не было, даже то что я набрал очень скоро закончится.
Когда я вышел из анестезиологического блока, я услышал шаги и шорохи, что раздавались из-за закрытой двери, которая вела в палату интенсивной терапии, я попытался открыть эту дверь, но она была подперта чем-то тяжёлым изнутри.
– Откройте, я живой, я сотрудник, – прикрикнул я и в этот момент шаги вдруг замерли, а спустя мгновение я услышал, как кто-то оттаскивает что-то тяжёлое от двери, дверь распахнулась, а я же на всякий случай держал топор наготове. Но стоило двери открыться полностью, как на пороге я увидел того самого анестезиолога, который был на сегодняшней утренней операции, вид его был подавленный, а сам он был бледным. – Почему вы не уехали со всеми? – вдруг спросил я.
– Я не мог оставить пациента, нужно было следить за его состоянием, а потом… – сначала он говорил уверенно и спокойно, а затем сделал глубокую и трагическую паузу, – Потом случилось это, – он указал пальцем на окно и я всё понял, – Видимо, вы и сами знаете о чём я, с этими людьми опаснее чем выживать самим. – закончил он.
– Да, я прекрасно вас понимаю, но, как вас, Кевин, да? – спросил я, но ответа не стал дожидаться, так как вспомнил что его и вправду так звали, хоть и анестезиологи были в большей степени безликими для нас, хирургов, но всё же его имя что-то побудило меня вспомнить, – Поймите, Кевин, нам не спасти этих людей, – стал говорить я шёпотом, чтобы не услышал пациент, который лежал за стеной, в палате, – Правительственные линии, радио, полиция, пожарные, никто не доступен, связь оборвана и электричества нет, нам нужно спасаться, а спасти всех кто в этом госпитале нам нет никаких возможностей, здесь много послеоперационных пациентов, которые банально не смогут самостоятельно идти на большие расстояния, а если мы позволим им это, то это будет равноценно тому чтобы и их и себя вести на казнь, за окном десятки, а то и больше монстров, как бы это ни звучало цинично, но даже здесь им будет в разы безопаснее, чем тут. – говорил я весьма и весьма спокойным голосом, что отчасти даже пугало меня самого, потому что такой циничности от себя и из своих уст мне не приходилось никогда слушать, но видимо этот новый мир за полдня смог меня так изменить, что я воспринимал эти слова как истину, как основные суждения, против которых, как бы ни хотелось, уже не попрёшь и по всей видимости эти слова были сказаны настолько убедительно, что даже Кевин вдруг, в самый последний момент обмяк и кивнул мне с одобрением, пусть и было это одобрение весьма сомнительным и в его глазах ощущалась доля самоистязания, но всё же он понял что я был прав.
