«Зверства не перестают быть зверствами,
если они творятся в лабораториях и
называются медицинскими экспериментами.»
Джордж Бернард Шоу
1944 г. Польша возле города Осик
Таранику надоел пустой треп водителя штурмбанфюрера, он посмотрел в глаза Каманину и небрежно кивнул головой. Ефрейтор потянул за шиворот еле сопротивляющегося немца, придал ему пинка для ускорения, направив к сараю. Спустя несколько минут до ушей капитана, направившегося к Сорокину дабы согласовать последующие действия, долетел звук одиночного выстрела.
– Ну что, есть информация? – Поинтересовался лейтенант.
– В этом здании, – указал рукой капитан, – есть химическая лаборатория.
– Так вот что мы обнаружили, – пробормотал Иван. – На торце здания дверь в лабораторию, названную Веретенниковым цехом, из-за переплетения труб и несколько цилиндрических емкостей.
– Значит лабораторию вы успели обнаружить, – резюмировал Тараник, – теперь ваша задача с Веретенниковым найти доктора физиолога, какое-то необычное достояние Германии. – Будьте аккуратны с ним, после расстрела детей, со слов немца доктор сошел с ума. Теперь у нас есть транспорт, доставим его в штаб, пусть дальше особисты разбираются.
– А ты с бойцами куда, дальше бараки рассматривать? – Спросил Сорокин.
– Нечего там осматривать, – печально вымолвил капитан. – По какому-то чуду, двое детей выжили, мы их вместе с Каманиным обнаружили в яме под нарами. Тащите доктора, а мы заберем мальчика с малолетней сестрой и выдвигаемся отсюда, по пути оставим местным жителям.
С фронтальной стороной кирпичного здания, в левой его части располагался вход, куда направились уже уничтоженные фашисты. Оформлен вход в виде крыльца с несколькими ступенями и металлическим коническим козырьком, прикрепленным к стене и удерживаемый двумя трубами. Двустворчатые двери при эвакуации сняли и поставили рядом с входом на землю, привалив к стене, чтобы было удобнее таскать ящики с документацией и реактивами, используемые и синтезированные для опытов над детьми. Один из таких ящиков бросили на крыльце, Веретенников открыл крышку и увидел битое стекло от химической посуды.
От входа направо и налево вел узкий коридор, где в кабинетах стояла простая канцелярская мебель, а пол был усыпан разбросанными листами бумаги со следами от обуви. С крыльца можно было подняться на второй этаж или спуститься в подвал. Иван, а за ним и ефрейтор сбежали по лестничному маршу в подвал, оказавшийся казармой с рядами кроватей, разделенной на секции стенами, а в тупике справа рядом с высоким шкафом отгороженная металлическая клеть оружейки.
– Давай наверх, ефрейтор, – буркнул лейтенант на Веретенникова, распахнувшего шкаф, – или тебе немецкие портки приглянулись?
Веретенников усмехнулся резкости Ивана и направился к лестнице, а лейтенант уже успел преодолеть добрую половину марша, ведущего на второй этаж. Только ступив в коридор, Сорокин услышал негромкий одиночный стук, а затем раздался звук похожий на скрип.
Слева и справа от лейтенанта длиной около трех метров тянулись глухие стены светло-серого оттенка, далее в неглубоком проеме по левой стене располагалась двойная дверь из легких широких половинок с большим круглым стеклом. Сквозь него можно было увидеть просторную химическую лабораторию, заставленную по периметру и в центре столами. Сорокин услышал негромкое сопение позади себя и мгновенно на каблуках развернулся, желая пресечь возможную атаку. Источником шума оказался Веретенников, он глубоко дышал очевидно, отставая, пытался поспеть за лейтенантом.
– Иван, все же там внизу – цех, а лаборатория здесь устроена! – Тихо выговорил ефрейтор, позабыв о субординации.
Сорокин мельком взглянул на Веретенникова, приложив палец к своим губам. Ефрейтор молча указал через стекло на пять газовых баллона разного цвета, установленных в нише возле дальней стены. Эти баллоны имели такие же цвета, как цилиндрические емкости в цеху. От баллонов отходили резиновые шланги, подключенные к непонятной установке на центральном столе.
Дальние столы с обеих сторон лаборатории упирались в странные матовые высокие полупрозрачные этажерки, разделенные на несколько секций по высоте. Сорокин с Веретенниковым уставились на секции этажерок, ефрейтор удивлённо распахнул широко глаза и зашептал: "Там что-то шевелится?", но Иван зажал ему рот своей ладонью.
Где-то позади разведчиков вновь раздался глухой стук и спустя минуту тот же скрип, что расслышал Иван, когда поднялся на второй этаж. Тихо ступая по коридору, Сорокин с ефрейтором двинулись вперед к источнику звука, находившемуся в комнате справа. Лейтенант подал знак Веретенникову распахнуть по команде дверь, а сам приготовил оружие и после скупого движения головы Ивана, ефрейтор распахнул дверь.
В комнате откинувшись на спинку кресла возле кофейного столика с закрытыми глазами сидел высокий худой немец с лицом человека не старше тридцати пяти лет. Несмотря на отсутствие даже признаков легкого дрема и сосредоточенность немец не почувствовал движения воздуха и еле различимый шепот Веретенникова, сообщившего лейтенанту о дальней пустой комнате. Сорокин осмотрел комнату, по наличию кровати, одежного шкафа – это явно нерабочий кабинет.
Рука немца с зажатыми пальцами пистолетом лежала на кофейном столике, вдруг он, не открывая глаз, сел прямо, медленно поднял руку. Когда ствол коснулся виска его забила мелкая дрожь, рука безвольно упала на стол, рукоятка пистолета глухо стукнула о деревянную поверхность, а тело безвольно опало на спинку и кресло издало характерный скрип.
Сорокин не стал дожидаться очередной попытки самоубийства, подошел к кофейному столику и выдернул пистолет из рук немца. В волнении тот подскочил с места, взглянул на стоящего перед ним русского офицера и опять плюхнулся в кресло.
– Я всего лишь хотел помочь людям достичь величия, – забормотал доктор по-немецки.
– Поэтому вы решили расстрелять детей! – На русском гаркнул Сорокин.
– Я полюбил этих детей, – с лёгким акцентом, но довольно неплохо на русском продолжал трепетать доктор. – Даже штурмбанфюрер Хевениц, кто управлял лабораторией от СС не хотел убивать детей, это все людоедская выходка Гауптмана Ферке. Ах, если бы не эта проклятая война, я открыл бы в людях спящие таланты.
– Назовите себя, – потребовал лейтенант.
– Артур фон Кланке, нейрофизиолог, – Доктор вскочил со своего кресла и деланно поклонился. – Застрелиться я не смог и готов работать на вашу страну.
– По мне проще хлопнуть тебя и ещё одного нациста не будет на свете. – Взмахнул пистолетом Иван.
– Я никогда не был сторонником идей национал-социализма, я был и остаюсь ученым, но как человек оказался слаб, поэтому и стал сотрудничать с профессором Бергом, возглавлявшим один из отделов Аненербе.
– Собирайтесь, – предложил Сорокин. – В штабе решат кто вы, ученый или нацист, если конечно у вас есть что предложить.
Фон Кланке подошёл к шкафу вытащил и накинул на себя пальто достал шляпу, потом будто что-то вспомнил, направился к кровати и приподнял одеяло с матрасом.
– Все результаты опытов и тщательно запротоколированные эксперименты по составам газовых смесей по распоряжению штандартенфюрера СС Ленца группа Гауптмана Ферке с территории лаборатории упакована и вывезена.
– Так у вас ничего не осталось? – Сорокин разочарованно посмотрел на спину доктора, копошащегося возле кровати.
– Для себя я делал записи, – фон Кланке повернулся с сияющим от самодовольства лицом к Ивану, держа в руках три толстые тетради. – Сюда я записывал все и даже собственный анализ каждого эксперимента. Уверен, мои материалы помогут создать высокоинтеллектуального человека будущего.
– Для русского человека главное душа, – пробормотал лейтенант себе под нос. – Веретенников веди этого доктора вниз в двор.
Фон Кланке, прижимая к себе тетради левой рукой, поправил шляпу, извлек из внутреннего кармана очки, нацепил их себе на нос, прогнал по коридору и принялся неторопливо спускаться по лестнице. Сорокин оглядел ещё раз комнату доктора, вышел в коридор, взглянул через круглое окно в двери лаборатории и поспешил за Веретенниковым, сопровождающим немца. Во дворе Нефедов с Каманиным проверяли целостность мотоциклов, а Тараник умудрился за это время заменить прострелянное колесо автомобиля. В ожидании решения русских солдат на траве возле машины сидели мальчик с сестрой.
***
Современная Россия, встреча с подругой в Старогорске
Алиса не обращала внимание на проходящих прохожих и на вой проезжающих машин, чьи водители были недовольны образовавшимся препятствием из-за брошенного рядом с поворотом автомобиля. Арефьева потянула подругу к проезжей части: "Садись быстро в салон. а то смотри, как мужики беснуются. Через пять минут ее машина уже стояла на паркинге, две женщины прошли в торговый центр и поднялись на второй этаж, где располагался фудкорт. По-деловому энергичная Арефьева не дала Насте слова сказать пока не заказала кофе и фруктовый десерт. Анастасия отломила ложечкой кусочек десерта с лесными ягодами, посмотрела на школьную подругу, посылающую кому-то приветствия.
– Алиса, ты меня прости, но я ведь и вправду тебя совсем не помню. – Девушка опустила глаза к пирожному и заговорила снова. – Твою фамилию и имя я услышала от своего мужа.
– Как же так, Настя? Взаправду не помнишь? – Надула губки собеседница, а потом перешла с жалостью. Что же такое с твоей памятью произошло? – Риторически, не ожидая ответа вздохнула Арефьева. – Кто же у тебя муж, что меня знает?
– Мой муж – Константин Никольский, – сообщила Настя, – он управляет компанией моего отца. Костя рассказывал, что по заявке твоей фирмы выполнял какой-то проект.
– Так Никольский твой муж, – уважительно покачала головой Арефьева, – очень серьёзный деловой человек, я хорошо знакома с Константином. Знаешь, что, моя забывчивая подруга, ты же шла в торговый центр за покупками, сейчас мы вместе отправляемся за нарядами и за восстановлением нашей школьной дружбы.
После нескольких часов проведенных в магазинах торгового центра, бесконечных примерок яркой одежды у Анастасии зарябило в глазах. Она за свою семейную жизнь лишь изредка уделяла время на подобные покупки, но Алиса, наполненная неиссякаемой энергией, не забирая свою машину с парковки, потащила подругу вниз по улице, где она уверяла расположены бутики известных брендов. Девушка не замечала ход времени, неимоверно уставшая, бросив с десяток пакетов в багажник автомобиля Арефьевой, заняла место рядом с ней и не заметила, как закрыв глаза, задремала. Из сна Настя выпала из-за резкого торможения автомобиля новой знакомой, тело дернулось вперед и откинуло обратно на спинку пассажирского сиденья.
– Куда ты меня привезла? – Сонно спросила Настя.
– К себе домой! – Резковато ответила Арефьева. – У меня большая квартира, есть где разгуляться и гостей принимать. Мы с тобой пробегали полдня по магазинчикам, уже вечереет, как лучшая подруга домой я тебя сегодня не отпущу.
Настя вяло выбралась из машины, забрала свои покупки и вслед за Алисой, словно обреченная, поднялась в квартиру на седьмом этаже.
– Алиса, – девушка удобно устроилась на диване, – немного отдохну и вызову такси, Костик будет волноваться куда я запропастилась.
– Настя, ты в каком веке живешь? – Воскликнула Арефьева. – Мобильный телефон для чего придумали? Давай звони своему Костику.
– Ох, Алиса, – попробовала улыбнуться Анастасия, – от этого забега за тряпками у меня словно разум отключился.
Она достала телефон и попыталась дозвониться до мужа, пока Арефьева возилась на кухне. Просторная комната условно и без каких-либо перегородок делилась на зоны Гостиной с мягкой мебелью, где расположилась Настя, кухня с линейкой шкафов, тумб и различной утвари, а также зоны столовой со столом и мягкими стульями. Хозяйка, вытащив пакеты с заморозкой, хлопнула дверью холодильника, на тумбе щелкнул вскипевший чайник, а на плите что-то заскворчало.
– Алло, Настенька, я скоро буду дома, – раздался в трубке голос Константина.
– Сегодня я домой скорее всего не вернусь, – вздохнула девушка.
– Почему? – По неопределенной интонации было непонятно Костя обеспокоен или сердиться. – Что случилось?
– Еще вчера ты вспоминал Алису Арефьеву, а сегодня, когда я шла из парка в торговый центр, она случайно проезжала мимо и заметила меня.
– Настенька, что-то я не пойму где ты сейчас? – Холодно выдал Никольский.
– Я дома у Алисы, она готовит нам ужин и не хочет, чтобы в позднее время я уезжала. – Терпеливо объяснила Настя.
– Ну-ка дай мне трубку, – Анастасия за общением с мужем не заметила, как подруга оказалась рядом с ней и сама забрала из руки телефон. – Это Алиса Арефьева. Послушай, Никольский, твоя жена сегодня переночует у меня, я не видела мою школьную подругу с того времени, как мои родители из Тарска перебрались в областной центр. Нам есть, о чем поговорить, нужно примерить наряды, что мы приобрели. Завтра я сама вызову Насте такси, и она вернется в Тарск.
– Алиса, что Костик сказал? – Спросила Настя, когда получила свой телефон обратно, а Арефьева заспешила к плите.
– Запыхтел недовольно, как медведь. – Не оборачиваясь к подруге рассмеялась хозяйка дома. – Вот все мужики такие, сами шляются неизвестно где, а стоит женщине с подругами время провести, так указывают своей благоверной сидеть дома.
Через несколько минут подруги сидели за столом, поглощали ризотто с овощами, приготовленное хозяйкой на скорую руку, и запивали его белым вином. Алиса коротко рассказала о своем бизнесе, о недвижимости, что успел купить до своей кончины ее отец, о неудачном замужестве. Непринужденность в рассказе подруги словно подталкивала или вынуждала Настю на откровенность, а может быть вино послужило толчком, и она сама не поверила свой открытости и подробно изложила все свои личные проблемы от неспособности или злого рока в зачатии ребенка, бесконечной депрессии и нервных срывов до наметившейся холодности со стороны мужа.
– Любовь между нами конечно же не исчезла, – рассуждала Настя, – возможно некоторая пресыщенность обыденностью жизни и бытовых проблем, а также как в других семьях необходимость рождения долгожданного ребёнка, что придает семье полноценность и новый этап в отношениях.
– При общении с Константином по вопросам бизнеса, я по-женски чувствовала, что именно семья и любимая жена питают его внутренние силы. – С завистью продекламировала Арефьева. – Сейчас, беседуя с тобой, понимаю ваше трепетное отношение друг к другу.
– За такого мужчину, как Никольский, нужно бороться.
По Настиным глазам Алиса прочитала удивление и поспешила объяснить подруге свое понимание фразы. Она стала рассуждать, бороться нужно прежде всего самой, не допускать пустых ссор и скандалов, соответствовать своему мужу, постоянно развиваться, держать себя в тонусе, а если муж желает ребенка, то непременно родить наследника. Алиса поднялась из-за стола, собрала тарелки и погрузила их в посудомойку, убрала ополовиненную бутылку и сполоснула бокалы. Подруги перешли из зоны кухни в гостиную и расположились в креслах, Алиса взяла со столика пульт и с потолка полилась легкая романтическая музыка.
– Депрессия не покидает меня уже давно, – подумала вслух гостья, – с мужем мы прошли самые разные обследования и консультации у разных специалистов, по неизвестным врачам причинам, проблема заключается во мне, как результат нервные срывы.
– Милая моя подруга, – затараторила Арефьева, – неужели ты все еще веришь в государственную медицину. – Она не дождалась ответной реакции. – Известно ли тебе, что в окрестностях Тарска, за пределами, образовавшейся области отдыха, располагается закрытая женская клиника.
– Возможно об этой клинике и говорил однажды Костя? – Настя заинтересованно посмотрела на подругу.
– Мне срочно понадобились документы по проекту от Никольского, и мы договорились пересечься в одном из кафе, – принялась вспоминать хозяйка дома. – Когда он подъехал я рассказывала о клинике своей знакомой, так он уловил часть разговора.
– Доктора же не появляются неожиданно, как грачи по весне? – Улыбнулась молодая женщина. – Кругом одни и те же и в государственных и коммерческих медучреждениях.
– Настя в этом вопросе ты абсолютно не права. – Принялась объяснять Арефьева.
Она рассказала о построенной с нуля клинике, как по всей стране отбирали лучших и молодых перспективных специалистов, а также о закупке необходимого современного оборудования. Никольская удивилась масштабности проекта и его незаметности для жителей Тарска, а также о необходимости привлечения существенных финансовых средств. Со слов Арефьевой в создание этой женской клиники участвовали многие богатые люди области.
– Про эту, скрытую от глаз обычных обывателей, под видом пансионата, мы с тобой еще поговорим. – Попыталась сменить тему разговора Алиса. – По себе знаю на нервную систему благотворно влияет работа или какое-либо увлечение.
– Я увлекалась фотографией с последующей пост обработкой на компьютере, – поделилась Настя, но два года, как не сделала ни одного снимка.
– Никольский показывал мне в своем кабинете некоторые твои работы, – вспомнила Арефьева, – я тогда долго оставалась под впечатлением, насколько ярко и живо смотрелись твои фотографии.
Да я уж и забыла, когда для меня это представляло интерес. – Махнула рукой девушка.
– Талант нельзя просто так погасить! – Глаза Алисы загорелись. – Это же самый лучший для тебя способ покончить с депрессией и забыть про нервные срывы. Вот если бы прямо сейчас посмотреть бы на твои фотографии.
– Мои старые работы всегда со мной! – Улыбнулась девушка. – Наиболее лучшие и удачные работы я как-то сохранила в облаке, чтобы посмотреть их достаточно компьютера, подключенного к интернету.
Арефьева соскочила из кресла, через полминуты вернулась с планшетом, объяснила, что у неё по всей квартире действует Wi-Fi и предложила для лучшего просмотра отработки устроиться рядом на диване. Настя авторизовалась на нужном Облачном сервисе, где хранились ее фотографии, открыла первый затем второй снимок и передала планшет Алисе и принялась посматривать то на экран, то на подругу, с выражением восхищения и удивления продолжавшей подолгу зависать на каждом выведенном на планшет изображении.
– Я обязательно просмотрю все фотографии, – пообещала Арефьева. Для себя я приняла важное решение, с завтрашнего дня начинаю заниматься твоей персональной выставкой.
– Выставкой чего? – Рассмеялась Никольская.
– Твоих потрясающих фоторабот! – Отрезала Алиса. – У меня есть помещение, где ранее проводились выставки художников. Ты станешь известной и востребованной фотохудожницей. Уйдёшь от своей депрессии, а я, как бизнесвумен, восстановлю позаброшенную галерею.
Перед тем, как пойти спать, подруги еще обсудили некоторые детали сотрудничества, Настя сохранит на рабочем компьютере Арефьевой архив фотографий, дома отберет еще некоторые работы, составит для каждого художественную аннотацию. Алиса совместно со своей помощницей искусствоведом организуют печать и проведение выставки.
Анастасия впервые за прошлые годы уснула спокойным сном, ее переполняло счастье от будущей выставки и грандиозных перспектив. Уже задремывая она вспомнила улыбку отца, встретившего ее из тура по Европе в кабинете. Погруженная в добрые сновидения и уверенная в своём грядущем неумолимом счастье, Анастасия и не подозревала через какие испытания и душевные страдания ей придётся пройти.
***
1944 г. Польша возле города Осик
По возвращению разведгруппы в полк на трофейной технике Тараник направился для доклада в штаб, передав на попечение Сорокина детей, приказал не сводить глаз с доктора. Улицы польских поселений на обратной дороге были безлюдны, да и передавать первому встречному детей не хотелось. Всю обратную дорогу мальчик по имени Радослав без умолку рассказывал Ивану, неплохо понимающему по-польски, о жизни в лагере и это явно не соответствовало представлениям о жестокости немцев, но вспомнив об бездыханных детских телах, лейтенант угрюмо уставился на дорогу.
Фон Кланке с блаженной улыбкой смотрел, то на спящую девочку, то на что-то рассказывающего Радослава, самодовольно кивал, думая явно о своем. Его размышления уводили куда-то далеко за пределы металлического кузова автомобиля. Блаженная улыбка и собственные воспоминания не покидали Артура и в избе, куда его толкнул низкорослый русский солдат с монгольским лицом.
Он вспомнил своего учителя Клауса Огенбауэра, чье увлечение евгеникой передалось и Артуру. Огенбауэр с ненавистью отметал стремление многих, подверженных национал-идее, в создании сверхлюдей расы господ и бездушных биологических организмов слуг. За свои мечты и взгляды по развитию у всех людей способностей без разделения на расы и статус был схвачен в своем доме, дальнейшая судьба профессора Огенбауэра неизвестна.
Извлекая прошлое из своего сознания, Артур сжал глаза до боли, позорные моменты, как офицер СС в присутствии профессора Берга быстро сломал его волю, захотелось стереть из памяти или засунуть подальше в самый ее дальний уголок. Из глубокой задумчивости фон Кланке вывел лейтенант Сорокин сунувший ему в руки миску с кашей, что даже от этой простой еды призывно заурчало в животе.
– Ешь быстрее, доктор, – проворчал Иван, – думаю, что там, – лейтенант кивнул головой в сторону, – твоя судьба решена, наверное, в штаб армии повезут.
Артур еле успел опустошить миску, как в избу вошёл начальник разведотдела полка, самолично вызвавшийся доставить немецкого доктора. Фон Кланке полагал, что его ждут жуткие испытания и бесконечные допросы, но грозный человек, к кому обратился его сопровождающий по странному званию комиссар устало выговорил: "Ты свободен, капитан, а доктора мы отправим в Москву первым бортом!".
***
1938 г. Берлинский университет, в ожидании профессора
Артур уже на протяжении часа ожидал профессора Клауса Огенбауэра в его кабинете, настроение молодого ученого за это время сильно ухудшилось, так как накануне его в коридоре университета перехватил скользкий велеречивый профессор Берг. В университете злые языки болтали, что к Бергу с почтением относится сам Гиммлер и возможно поэтому его лаборатория в последний год оснащалась самой передовой техникой.
Франц Берг отвел фон Кланке в тихий закуток, поинтересовался ради приличия успехами молодого ученого.
– Дорогой Артур, вам пора уходить из-под опеки Огенбауэра. – Зашептал Берг в самое ухо. – Скажу вам по секрету, – Воздух из рта Франца неприятно обдувал ухо собеседника. – Высказываниями Клауса, о его несогласие с мнением высшего руководства страны, недовольны, я надеюсь, что вы, Артур их не разделяете. – Берг отступил на пару шагов от собеседника и пристально посмотрел в глаза.
Фон Кланке находился в некотором ступоре, он подумывал как поскорее отвязаться от этого опасного человека, поэтому не издав ни одного звука, повел головой из стороны в сторону.
– Это замечательно, что вы согласны с нами. – Франц улыбнулся, оскалив зубы. – Философские евгенические взгляды Огенбауэра многие ученые считают не только антинаучными, но и зловредными. – Берг снова шагнул к парню и дружески похлопал ему по плечу. – Величие Германии в таких молодых ученых, как вы, Артур, – профессор вытащил из нагрудного кармашка прямоугольник из плотного картона и вложил его в руку Артуру. – Завтра после полудня жду вас в своей лаборатории, адрес на карточке.
Испуганный Артур стоял несколько минут, как замороженный, наконец он смог сдвинуться с места, руку что-то неприятно кольнуло, подняв ладонь к глазам, он взглянул на картонную карточку с острыми углами и пробормотал напечатанную строку адреса. Фон Кланке печально вздохнул и направился по своим делам.
Сейчас он сидел в кабинете своего учителя и с волнением его ожидал, чем больше проходило минут, тем сильнее росло беспокойство, так как не понимал, как сможет сообщить Клаусу, что попался в сети Берга. Артур попытался погрузиться в чтение, извлек из книжного шкафа толстый фолиант по физиологии и старательно впитывал в себя знания особо ценного раздела, в отношении которого у него с профессором недавно вышел спор.
Фон Кланке перелистнул несколько страниц, зацепил несколько листков, каким-то образом оказавшихся в объемной книге. Он развернул листы, понял, что это тезисы статьи профессора и начал бегло читать.
Вмешательство во внутреннее божественное устройство живого здорового человека с целью изменить либо воздействовать на его органы с любой даже с самой благородной целью является садизмом. Человек, считающий себя настоящим ученым не имеет права использовать подобные методы с целью познания, так как это приведет пациента к неминуемой гибели, а на научной карьере можно поставить крест. Методы электростимуляции, как и физические вибрационные воздействия, якобы способствующие усилению когнитивных способностей, считаю злонамеренными утопичными методиками.
Артур отложил прочитанные листки, на обороте последнего тоже что-то было написано твердой рукой Огенбауэра. Технологии не стоят на месте, в скором будущем ученые создадут потрясающую воображение аппаратуру для исследований живого организма, способную не только выдать верный диагноз, но и позволяющую бесконтактно повлиять на человеческие органы с целью их безболезненного улучшения. Сегодня же настоящие ученые имеют право на доступные в нашем веке бесконтактные методы воздействия, чтобы без травматизма и опасности найти способы создания совершенного человека.
Парень вложил листки обратно в нужный раздел книги и поместил том на прежнее место в шкаф. Подняв голову, Артур посмотрел на молчащий радиоприемник и решил включить его. Радиостанция транслировала речь фюрера. Одна из фраз зацепила молодого ученого, поэтому он решил оставить радио работающим и вернуться к столу.
– Мы должны постоянно думать о создании великого национал-социалистического государства, но достичь этого только проведением внешних реформ невозможно. – Гитлер выкрикивал фразы так, что уследить за его цельной мыслью Артуру было сложно. – Наш народ обязан навсегда покончить со всеми слабостями, от которых мы страдаем сейчас. Мы следуем направлениям наших предков, сохранивших для нас общегерманскую культуру. Путь нашего величия только в двух факторах – раса и личность.
Почему же с такой предубежденностью и неприязнью относятся многие коллеги к профессору Огенбауэру? – Задумался Артур, но со своими предположениями оказался на пути ошибочных суждений. – Я же уверен, что мечта Клауса, в личностном интеллектуальном совершенстве человека без каких-либо ухудшающих его кровосмешений.
Радио голосом Адольфа Гитлера продолжало засорять мозги молодому ученому, дверь в кабинет распахнулась и профессор Огенбауэр со сморщенным лицом стремительно, не скидывая плаща, прорвался к радиоприемнику, отключил его и только потом с укоризной посмотрел на своего ученика.
– По воле этого безумца скоро вся Европа, а не только Германия, превратиться в фабрику по промывке мозгов. – Рассердился Огенбауэр. – Трезвомыслящие люди, не поддающиеся подобному зомбированию будут уничтожаться либо превращаться в рабов с помощью методов, разрабатываемых такими отщепенцами от науки, как Франц Берг.
– Профессор, – тихо, на пределе слышимости решился вклиниться фон Кланке. – Берг сегодня заловил меня в коридоре, когда я направлялся к нашим студентам.
– Франц, мерзавец, – продолжал бушевать Огенбауэр, – я потребовал от него не приближаться к моим подопечным. – Надеюсь, ты смог ему жестко ответить нет?
– Я не смог, Клаус, – печально склонил свою голову молодой человек, – Франц знает какие-то слова, он будто меня загипнотизировал, поэтому отказать не получилось. Он назначил мне встречу после полудня на завтра. Сейчас чувствую себя виноватым, словно предал вас, профессор.
– Теперь Берг не отступится от тебя, Артур. – Клаус печально посмотрел на парня. – Могу предположить, что тебя, мой друг, будут заманивать в сети Аненербе, а беседу с тобой будет проводить кто-нибудь из офицеров СС.
– Может мне не ходить на эту встречу? – Артур растерянно посмотрел на профессора, присевшего за стол с противоположной стороны.
– Обязательно пойдешь, – задумался Клаус, – иначе тебя включат в черный список неблагонадежных граждан. Я достаточно пожил на этом свете, мой мальчик, так совет, что разрешаю тебе нести про меня весь тот вздор, о чем шепчутся по углам коллеги по университету. – Огенбауэр соскочил со стула и направился к шкафу, не переставая рассуждать. – Наверняка тебя будут расспрашивать о моих взглядах на состояние в стране и его руководстве, поэтому спокойно открещивайся от меня.
– Как я могу вас предать, дорогой Клаус! – Зажмурившись от накатившего страха выдавил из себя Артур.
– Я не боюсь смерти, мой мальчик, – улыбнулся профессор, возвращаясь к столу с тонкой папкой, – для меня важно не то, что ты им скажешь, а о чем думаешь и какое твое мировоззрение. Дух человека может быть несгибаемым, а плоть слаба и тленна.
Профессор положил на верхнюю обложку папки ладонь и принялся, как на лекции, последовательно излагать суть нового исследования, что долгое время оставалось только на уровне идеи. Он напомнил своему ученику, что по своей природе разум не единообразен, а состоит из широчайшего спектра когнитивных способностей. Наличие редких способностей часто называют талантом, что проявляется с различной эффективностью не только в юном, но даже в зрелом возрасте.
– Под талантом, профессор, вы понимаете не только дар деятелей искусства –поэтов, художников, но и инженеров и докторов. – Попытался поддержать мысль Огенбауэра.
– Это все так, – согласился Клаус, – но я хотел сказать не о том таланте, к чему приходит человек со временем, тратя годы на обучение и самосовершенствование. – Старый ученый задумался. – Прежде всего хотелось сказать о даре, возникшем словно ниоткуда, возможно по неведомому божественному промыслу. Хотя ты знаешь, что я атеист, в противном случае не допустил бы подобного богохульства.
– Что-то я, профессор, не могу понять перспективу ваших рассуждений. – Потер свой подбородок Артур.
– В свободное время от повседневных забот я пришел к выводу, – Клаус выдержал паузу, – современная наука способна разработать технологию, позволяющую пробудить такой дар у человека.
Огенбауэр раскрыл папку и фон Кланке увидел на первой странице фотографию играющих на лужайке детей. Клаус прояснил, что в детях глубоко спят многие способности, пробудятся они или нет зависит от семьи и общества. Можно разделить детей на группы по интересам и с помощью метода, еще далекого до окончательного применения, пробудить в них художников, поэтов, математиков, спортсменов, полиглотов и т.д.