Павел Беляев
Тихий омут
Лазутчик удивлённо взглянул на собеседника. Тот подмигнул и довольно погладил бороду, всем своим видом говоря: уважают здесь старину Арея, уважают.
…Арей Элефант даже не пустил вурдалака к себе в избу, заповедовав хватать верного скакуна и во весь опор мчать до Капища. Он серьёзно опасался, что кто-нибудь из завсегдатаев мог уже донести кому следует о странной компании известного прощелыги. Не ровен час, нагрянут с минуты на минуту.
Поэтому холодно попрощавшись с Ареем, будто действительно незнакомы, лазутчик вскочил в седло и дал пятки серой в яблоках кобыле.
Глава 12
Вечером Аней со своими друзьями – Прохорием и Дзюце собрались в заброшенной часовне. Она находилась под самым пиком Угрюм-горы. Когда-то это место в любое время суток кипело жизнью. Сюда шли все: от белого жреца и до последнего паломника. Даже сейчас, после стольких лет запустения, здесь витал дух толпы. Казалось, что вот-вот, тяжёлые двери распахнутся, и внутрь хлынет бурлящий человеческий поток. Но вместе с тем, здесь царило чудовищное запустенье. Золотой орнамент потерял свой блеск, а фрески облупились от сырости. Так и не убранные свечи кривились уродливым частоколом, а образа со стен взирали со всех сторон с никому не понятной враждебностью.
Монахи никогда не говорили о том, что заставило их навсегда покинуть святое место, где в былые времена хранились мощи Пестеля блаженного. Часовню закрыли наглухо и каждому послуху строго-настрого запретили приближаться к ней. И, конечно же, священнослужители не могли более успешно привлечь внимание семинаристов к этому месту.
Но туда ходили отнюдь не все. Кому-то хватало благоразумия не совать носа.
Многие, ослушавшиеся возвращались с безумными глазами и на всю жизнь оставались заиками. Их сразу отчисляли. Некоторые становились божьими людьми и почётно пускали слюни где-нибудь в главном храме.
Аней с друзьями бегал сюда уже второй месяц и пока кроме чертовски мрачной обстановки никаких ужасов не заметил. А собирались они здесь по одной простой причине: только здесь ребята могли встречаться с четвёртым членом своей компании – послушницей Ливой.
Мальчики и девочки в Храмовых скалах учились в противоположных концах семинарии и уставом им было запрещено общаться между собой. Прохорий вырос с Ливой в одной деревне под Бараа-Тору и дружил с ней едва ль не с самого рождения. Он-то и познакомил остальную компанию с девочкой. Бойкая Лива быстро влилась в мужской коллектив и была там, что называется, «свой пацан». Но поскольку за такую дружбу всех четверых могли запросто отправить к родному порогу, то встречались они тайно, по ночам и в том месте, где почти никто не появляется. И заброшенная часовня под Угрюм-горой была идеальным местом.
Друзья сидели внутри разноцветного круга, отброшенного светом витража. На них со всех сторон осуждающе смотрели иконы. Они-то знали о каждом нарушении распорядка центральной семинарии, всех шалостях и проказах. А ещё знали, чем обычно всё это кончается. Раз за разом одни и те же сюжеты пролетали перед деревянным взглядом образов, но остановить эту безумную вереницу даже им не было по силам.
Вдруг раздался тихий скрип. Мальчишки вздрогнули и насторожились. Нет, кажется, показалось. Да, точно показалось. Они зорко огляделись по сторонам и принялись шёпотом пересказывать друг другу леденящие душу истории, связанные с заброшенной часовней. Но шорох повторился. На этот раз он был громче и ближе, словно кто-то незримый осторожно подбирался к непутёвым семинаристам.
Друзья вскочили на ноги и стали спиной к спине. Аней отчётливо услышал, как лязгают зубы, и тут вдруг понял, что это его собственная челюсть отстукивает, как ложки. Снова шарк. Ветер за окном колотится в витражи, будто его тоже что-то напугало. А потом у алтаря возникло серое расплывчатое пятно.
Поначалу мальчишка не поверил своим глазам. Разум отказывался принимать призрак как данность. Но, когда друзья с истошными воплями бросились к дверям, сомневаться в своих глазах уже не приходилось. Аней суетливо развернулся и, мало что не падая, припустил следом.
Сзади раздался смех. И как-то не сразу дошло, что он был звонкий и заливистый. Вроде, даже девчачий. Настоящие призраки, определённо, не могли так смеяться. Парни остановились и, пересилив себя, обернулись.
Лива громко хохотала и размахивала над головой белым платком.
– Видели бы вы свои лица! – она показала мальчишкам язык и снова рассмеялась. – Ой, не могу! У Анея так зубы стучали, что эхом по часовне разнеслось! А у тебя, Прохорий, что за мокрое пятно на штанах?
– Я киселём облился, когда шёл сюда, – обиделся Прохорий.
– Ты? Ты! – рассвирепел Дзюце. – Ты что же думаешь, это смешно? А вот я тебя щас…
И мальчишки не сговариваясь бросились за долговязой рыжей девчонкой. Та заливисто хохотала и молодой козой ускользала от каждой попытки схватить её. Ребятня носилась по заброшенной часовне ещё некоторое время, пока запыхавшиеся парни не плюнули на это дело.
Лива уселась на пыльную скамью и устремила мечтательный взгляд к золотому, покрытому густой сетью паутины паникадилу.
– Смешные вы, мальчишки, вас так легко напугать, – а потом добавила, – И провести.
– Да ну, тебя, – скривился Прохорий, пытаясь двумя руками закрыть чёрное пятно на штанах.
Они расселись полукругом. Дзюце продолжал подтрунивать над Прохорием. Лива наградила Анея весьма странным взглядом и спросила:
– Как дела? – а потом, не дав ему ответить, затараторила сама. – Ой, тут у нас с девчонками, чего было… Вот в какой раз убеждаюсь, какие они все дуры! Предста…
– Тихо! Слышите? – перебил её Прохорий.
– Прохор, не смешно, – скривился Дзюце и выдохнул.
– Да нет, серьёзно, слышите? – не унимался Прохорий. – Сюда кто-то идёт.
Ребята быстренько переглянулись и умолкли. Действительно, со стороны восточной галереи раздавались суетливые шаги.
– Это призраки! – шёпотом завизжал Дзюце. – Они заберут наши души! Боже мой, боже мой, я ведь вы-выучил заутреннюю…
– Да ша на тебя! – фыркнул Прохор. – Призраки не топают, как слоны. И перепугано не шепчутся.
– Призраки, они всяко могут изголяться над живым… Помню, старый Лью рассказывал…
Что там рассказывал старый Лью так никто и не узнал. Аней и Лива сгребли перепуганного шонь-рюнца под руки и поволокли за бронзовую купель, стоявшую на широкой узорчатой тумбе. Долговязый пилиг юркнул следом и заткнул Дзюце рот. Притаились.
Шаги всё приближались. Тихие, осторожные, словно кому-то пришло в голову испытать нервы неслухов-семинаристов. Потом настал момент, когда они прекратились, но лишь на время. Шарк-шарк-шарк. Скрип. Кажется, это поехали в сторону дряхлые ставни. Снова скрип. И тишина.
Аней отчётливо слышал, как бьётся собственное сердце. Рукавом стёр со лба пот, но помогло ненадолго. Лива облизала пересохшие губы и попыталась проглотить ком, внезапно образовавшийся в горле. Прохория трясло крупной дрожью. Но, не смотря на это, он исправно зажимал рот, закатившему от страха глаза, узкоглазому толстяку Дзюце.
Они сидели так в полной тишине, предоставленные собственным страхам.
Лива глубоко вдохнула и вопросительно посмотрела на Анея. Мальчишка думал долго. Всё-таки побороть врождённую трусость не так-то легко. Взгляд измученно бродил по выпуклому рельефу купели. Страх страхом, но до обеда тут не просидишь. В конце концов, послух кивнул. И в этот самый момент новый шорох заставил всех вздрогнуть.
На этот раз звук больше всего походил на шелест лёгкой ткани. Ребята явственно ощутили присутствие. Запахло ладаном и кадильными благовониями. Ну, точно призраки.
Дзюце запрокинул голову и начал глубоко порывисто дышать. Прохорий квадратными глазами уставился на Анея, будто тот должен знать, что делать.
– А ты уверен, что здесь нас никто не найдёт? – говорила девушка. Голос был тихий и слегка испуганный.
– Да, – второй был явно юношей. – Об этом месте ходит дурная слава. Никому в здравом уме не придёт в голову сюда сунуться. Особенно ночью в полнолуние.
– А мы, в таком случае, что тут забыли?
– Ну, как же? Все эти россказни об ужасах, творящихся здесь – полная чепуха. Зато только здесь мы можем находиться вместе всю ночь. Только подумай: вся ночь для нас… И не нужно бояться быть застигнутыми врасплох.
Лива осторожно выглянула из своего укрытия. Потом прыснула в кулак и дала знак мальчишкам последовать её примеру.
Призраками, так перепугавшими ребят, оказались парень с девушкой. Он был рослый и мускулистый. Правда, на смуглом бородатом лице ночной тенью скользил призрак высокого интеллекта. Судя по насыщенности его зелёных облачений, незнакомец готовился в скорости покинуть семинарию.
Девица была на порядок младше, поскольку одевалась в полубесцветные одеяния. Лицом незнакомка была бледна, как и все монашки. А вот фигурой не по-церковному привлекательна. Она избегала взгляда молодца и при этом щекой прижималась к груди.
– Это же… – шёпотом поразился Прохорий. – Они… Это же… Они что, целуются? Фу!
Лива бросила на него сочувственный взгляд, какой обычно бросают на тяжело больных, и во все глаза уставилась на происходящее. Аней тоже не сводил взгляда с миловавшейся парочки. Жрец и монашка, это ведь преступление! – пронеслось где-то на задворках сознания и тут же исчезло.
Влюблённые были так красивы, как может быть красива древняя легенда. А их любовь, без всякого сомнения, столь же драматична, как финал этой легенды. Скупое освещение вырвало лишь фрагменты фигур, предоставляя свободу воображению.
– А давайте шугнём? – раздалось над самым ухом, и Аней чуть не шугнулся сам.
Дзюце противно ухмылялся и злобно потирал ладони. И куда, спрашивается, подевался его приступ?
Лива заверещала и со всех ног припустила к целующейся парочке.
– Во даёт! – присвистнул толстяк. – На лету хватает.
А потом у него над головой серебряной молнией мелькнула цепь.
Прохорий истошно заорал, пальцем указывая куда-то за спину шоньрюнца. Когда парни обернулись, цепь просвистела снова. Дзюце подбросило вверх и с размаху грянуло об пол. Мальчишку протащило несколько саженей по битому граниту и уволокло к окну.
Аней спиной прижимался к холодной ребристой купели. Под рубашкой ручьями катился холодный пот. Перед послухом стоял огромный монах в сером. Из-под выреза балахона выглядывала широкая бугристая грудь. Сквозь белого жреца едва различимо просматривался алтарь. Призрак медленно размахнулся серебряной цепью.
Нерев зажмурился и втянул голову в плечи. О том, чтобы бежать или как-то иначе попытаться спастись, не было даже и мысли. Разве ж в человеческих силах убежать от призрака, который способен во мгновение ока оказаться там, где пожелает?
В первые мгновения Аней даже не понял, что произошло. В бок что-то врезалось и оторвало от пола. Но это не могла быть цепь чудовища. От неё бок бы разорвало на тысячи мелких осколков, а тут только слегка протащило по полу. Открыв глаза, мальчишка увидел перед собой Прохория. Он вопил изо всех сил и пытался за руку утащить друга подальше от ужасного видения.
Призрак слепо тащился за ними. Он не торопился – тем, у кого за плечами вечность, некуда спешить.
Аней смог пересилить себя, и парни бросились туда, где вокруг недвижимого Дзюце уже собрались остальные. Лива вытирала ему лицо собственной юбкой. Изо рта бедного толстяка тихо бежала кровь вперемешку со слюной. Незадачливый любовник изо всех сил прижимал к себе монашку и перепугано смотрел…
…на двух других призраков. Эти тоже при жизни были белыми жрецами. Во всяком случае, за это говорили светло-серые балахоны с островерхими капюшонами. Местами жреческие облачения чернели пятнами крови. Засученные рукава открывали жилистые руки храмовников. Они деловито и без лишней суеты раскладывали на железных столах ужасающего вида тиски, иглы, молоточки и клещи. Вот прислонилась к тонкой ножке стола зубастая пила. Рядом стала пылающая жаровня, на кою тотчас отправились клещи.
Второй призрак с интересом вертел в руках маску с шипами, вбитыми вовнутрь. Это орудие пытки, по всей видимости, не удовлетворило спекулатора, и он чёрти-откуда выудил чудовищный коловрат.
Глаза мальчишек округлялись всё больше с каждым новым инструментом. Несчастная монашка громко выла, уткнувшись лицом в шею спутника. Тонкие бледные кулачки до хруста сжимали грубый ворот его сутаны. Молодого жреца жестоко бил озноб, но он не разжимал объятий и исподлобья взирал на призраков.
Лива наоборот, изо всех сил старалась не смотреть в сторону чудовищ. Её внимание целиком было поглощено полуживым Дзюце, из неестественно перекошенного рта которого непрерывно бежал алый тягучий ручеёк.
Дух белого жреца с цепью стоял без движения и неотрывно следил, чтобы никто не вырвался из западни. Сквозь него чудовищными обрывочными пучками сочился холодный свет молодого месяца, попавший сюда сквозь полураспахнутые ставни. Серебряная цепь звенела и вилась, точно живая.
За окном начиналась буря. Шум ветра постепенно мерк, уступая плеску исполинских волн. Где-то совсем далеко раздался гром. Он прокатился по небу чудовищной колесницей, заставляя своды Угрюм-горы трепетать. Похолодало до того, что можно было отчётливо разглядеть пар, идущий изо рта и носа. Откуда-то потянуло запахом тухлых яиц.
Наконец, призраки закончили свои приготовления и повернулись к послухам. Накинув островерхие капюшоны так, чтобы скрыть лица, духи всплеснули руками. Потом согнули их и развернули ладонями к себе. Так, как держали, если бы в них была книга. Раздался тихий утробный гул, отдаленно напоминающий орган.
Когда призраки загудят в трубы, это ознаменует час Кузницы и Горна. Не к селу припомнил Аней слова из Откровения. Мёртвым станет тесно в могилах, и вместе с ними на землю ступят железные воины. Горе взметнётся в небо и заслонит собою солнце. Оно затмит собой его око, чтобы Господь не увидел, как железные воины приведут того, кто пробудит Извечных Владык. В детстве его назовут Любящим Добро, но именно он обратит мир во прах.
Один из духов сорвался с места и тихо побрёл к живым.
– Окно! – прошипел Анею на ухо Прохорий.
Мальчишка оглянулся и облизал пересохшие губы. В самом деле, на половину открытые ставни казались единственно возможным спасением. Даже самому неуклюжему из всех присутствующих – Дзюце хватило бы двух прыжков, чтобы добраться до него. Да вот только бедный шонь-рюнец сейчас захлебывается собственной кровью и боится шелохнуться от дедеровской боли в размозжённой челюсти. Да и одно неверное движение и полетишь с обрыва в студёные волны…
Но у страха глаза велики.
– Помогай! – прохрипел Аней, хватая подмышки толстяка.
Прохорий не мешкал. Он рванул друга за другую руку, и ребята поволокли узкоглазого семинариста к окну. Лива, как могла, пыталась им помочь. Её тонкие пальцы вцепились в воротник Дзюце и рванули, едва не разорвав сутану.
– Остановитесь, безумцы! – заорал будущий выпускник, но было уже поздно. Призрак оказался быстрее.
Серебряная цепь блеснула тусклой молнией, и Прохорий полетел в купель. Его падение отозвалось высоким дребезжащим звуком. Перепуганная Лива споткнулась и упала навзничь. Она ударилась затылком о мраморный пол так, что на какое-то время потемнело перед глазами. Но именно это падение и спасло девочку. Цепь пролетела всего на пол пальца от головы и сбила с постамента высокий вычурный подсвечник.
Настала очередь Анея. От страха он отпустил измученного Дзюце и чуть присел, чтобы хоть как-то устоять на трясущихся ногах. А дальше произошло невообразимое. Когда цепь зашипела и пронзила воздух, мальчишка упал на колени и инстинктивно прикрыл голову руками. Никто не понял, что произошло. На миг всех ослепила яркая вспышка. Когда к Анею вернулось зрение, он увидел дыру в куполообразной крыше часовни. Дыра была обожжена по краям.
Призрак болтался в воздухе в десяти шагах от мальчишки и слепо таращился на него. И ничего не делал.
Мальчишка сам ничего не понимал. Немая сцена затягивалась.
Остальные призраки оживились. Тому, что держал в руках ужасающего вида клещи, не составило особого труда схватить семинариста за левую руку и хорошенько встряхнуть. Мальчишку поволокли к столу со спекулаторским инструментарием под утробный гул невидимых труб.
– Аней! – закричала Лива и, зажав рот двумя руками, зарыдала.
Послух вырывался, крутился и даже пытался укусить, но, разумеется, толку с этого было немного. Бестелесному призраку не так-то легко причинить боль. Всё было бестолку. Глаза защипало от досады – неужели всё закончится так глупо? Его просто запытают в заброшенной часовне. И всё.
Внезапно Аней почувствовал, как правая ладонь постепенно нагревается. Тепло как бы приобретает плоть, становится плотным и вязким. Повинуясь неясному наитию, мальчишка выбросил ладонь вперёд, в направлении своего мучителя.
Со стороны это выглядело, как ослепительная искра, появившаяся прямо из ладони мальчишки. Она ударила призрака в грудь и отбросила назад. Аней оказался свободен, и спустя всего несколько мгновений точно такая же вспышка ударила в духа с цепью. Его она заставила лишь пошатнуться.
Позабыв обо всём на свете, привидения собрались в кучу и бестолково уставились на нерева. Он трясся крупной дрожью, но готовил новый удар.
Призраки медлили. Они наблюдали за мальчишкой, точно увидали перед собой диковинную зверюшку. Должно быть, им впервые встретился если не равный, то уж точно не самый слабый противник. Тот, что держал в руках цепь, криво усмехнулся и повернулся к Анею спиной. Его мутноватая полупрозрачная фигура медленно удалялась, словно дух возвращался домой с прогулки.
Остальные двое быстренько сгребли за пазуху пыточные снасти и скрылись в стенах. Звуки труб постепенно стихли, уступая место девичьим завываниям и стонам Дзюце.
Аней медленно повернулся к друзьям. Он знал, что нужно что-то сказать, постараться успокоить, но ничего путного придумать не мог. В голове образовалась какая-то мучительная пустота, в которой эхом отзывались остатки боевой молитвы.
– Как ты это сделал? – срывающимся голосом произнёс Прохорий. Он тоже плакал. Плакал и держался за живот.
«Хороший вопрос,» — подумал Аней.
– Да какая уже разница? – хмуро произнёс будущий жрец.
Все разом обратились к незнакомцу. Девушка на его плече прятала лицо в складках растянутой сутаны. Она стеснялась даже взглянуть на ребят, заставших её за греховным занятием. Да и после всего произошедшего ей вообще никого не хотелось видеть.
– Чего уставились? Разве не понятно? Это была наша последняя ночь в Храмовых скалах, и уже завтра всех отчислят. Не смотрите на меня так! – повысил он голос. – Вы прекрасно знаете, как поступают с теми, кто нарушает устав. Особенно с теми, кто ходит в старую часовню под сводами Урюм-горы. Рытникне рытник, жрец-не жрец, какая разница? Скоро мы все вернёмся в родные пенаты и заживём, как раньше. Только вернёмся не с венцом грамоты и в лучах храмовой благодати, а заклеймённые позором. И кое-кто никогда больше не встретится, – губы старшекругника предательски скривились, но он сдержался, лишь крепче обняв монашку. – А тебе и вон ему, – незнакомец указал взглядом на Прохория и Дзюце, – молиться надо, чтобы покинули семинарию живыми.
– Со мной всё в порядке, – упрямо заявил пилиг.
– Оно и видно. А с ним?
– Мы никому не скажем, что произошло здесь! – забиякой крикнул Аней. Он сам не верил в это, но возразить негодяю было просто необходимо.
– А как ты объяснишь его отбитые потроха? – кивок в сторону Прохория. – А то, что у него изо рта кровь фонтаном брызжет? – кивок на шонь-рюньца. – Скажете подрались? Во-первых, всё едино за драку выгонят; а во-вторых, никто не поверит, что два молокососа друг друга так отделали.
– Вы тут все, о чем вообще? – в ужасе завопила Лива. Она вернулась к своему прежнему занятию и, положив голову Дзюце к себе на колени, стирала с его лица кровь. Весь подол девицы был замаран тёмными пятнами. – Какое отчисление? Какие драки? Его скорей в лазарет надо! Какая разница, отчислят нас или нет? Аней, твой друг умирает! И ты, Проша! Ещё не известно, что приключилось с тобой! А-ну, помогите! Помогите же!
Аней понуро схватил Дзюце подмышки и попытался сдвинуть с места, но сил не хватило. Ему попытался пособить Прохорий, но он сам едва держался на ногах и только застонал.
Недоученный жрец вздохнул. Он поднялся и нежно, извиняясь, погладил монашку по спине.
– Отвяжись! – она дёрнула плечом и закрыла лицо руками.
– Иша…
– Не трогай меня!
Губы незнакомца задрожали. Он молча подхватил под руки шонь-рюнца и поволок к выходу. Следом, облокотившись на плечо Ливы, плёлся Прохорий. Последней шла Иша.
– Её с нами не было, – прохрипел выпускник.
– Ч-то? – переспросил Аней.
– Я говорю, с вами был только я. Я и вы трое бегали сюда по ночам. Не говорите никому, что с нами был ещё кто-то. И про вашу девочку, тоже не нужно упоминать. Пусть хоть они останутся.
– Да, – кивнул Аней. – Ты прав.
