Павел Беляев
Тихий омут
– Слепым? – докончил за него зрящий. Медленно повернулся к воеводе боком и с улыбкой произнёс. – В дедеровой кузнице.
Воевода только махнул рукой:
– Да, ну тебя!
Отстукивая перед собой тонкой лозиной, Мазарь покинул светёлку.
– Эй, Благодей! – позвал воевода. – Неси своё колдовское зелье!
Дверь тихонько отворилась, и в трапезную вошёл жилистый, как ремень, высокий мужчина. В руках он держал обёрнутый рушником дымящий горшок.
– Ты всё равно, что поджидал за дверью, – одобрительно крякнул Сота. А про себя подумал, что будь в дружине таких побольше, пожалуй, и без камнемётов можно было бы обойтись.
Нет! Тут же оборвал он себя. Люди – хорошо, но дальнобойные машины тоже нужны. И людей больше сохранишь, и страху нагонишь.
– Спасибо, Благодей. Ступай.
Воин поклонился и тихой поступью выскользнул за дверь.
* * *
Гулкая тишина подземелий и дымный чад факелов. Запахи гари и плесени.
Сота стоял чернее тучи. Заложив руки за спину, воевода испепелял взглядом то место, откуда вот-вот должен был появиться Иерекешер. А вместе с ним и приснопамятный лорд Кетиш.
Вот показался серый, невзрачный монах. Воеводе вскользь подумалось, что его доверием всё больше и больше начинают пользоваться люди увечные, калеки: слепой Мазарь, немой Иерекешер, горбун звонарь Авдика. Не оттого ль, что хромой воевода чаял в них если не родственные души, то товарищей по несчастью? Усмехнувшись в усы глупой выдумке, Сота развёл руки в стороны, изображая радушие.
– Поздорову, милостивый государь!
Лорд в ответ поклонился ему в пояс по-неревскому обычаю и произнёс:
– Гой еси! – нынче поверх гербовой туники на нём был горностаевый полушубок, а на голове бесформенная заячья шапка. На ноги знаменитый купи-продай где-то выискал меховые унты, каковые можно было достать лишь далеко за полярным кругом. Но по теплоте и прочности эта обувь равных не знала.
Следом показалось несколько отроков в старых пошарканных пуховиках и шапках из собачьего меха. Они толкали перед собой широкую телегу, груженную настолько, что та едва не скрежетала брюхом по каменному полу.
Стараясь не обращать на отроков внимания, Сота протянул руку дорогому гостю и хрипло посетовал на погоду.
– Ваша самоотверженность, лорд, вызывает восхищение. Не каждый бы отважился вести торг зимой да ещё приехать в такую погодку, – молвил воевода. – Вечером будет сильный снегопад, боюсь, как бы дороги не замело подчистую…
– Сота, друг мой, – спокойно отвечал Кетиш, почесывая нос, – пусть ненастье тебя не беспокоит. Мне вполне по силам добраться куда угодно в любую погоду.
– Ну, тебе оно, конечно, видней, – развёл руками регент.
На самом деле он вовсе не беспокоился о лёгкости пути лорда. Просто, начнись торг по весне, у воеводы оставалось бы ещё немного времени, чтобы собрать первую партию невольников. Но так как пронырливый Северный Клинок уже приступил к выполнению своих обязательств, Соте тоже приходилось поторапливаться.
– Я решил не изводить тебя напрасными ожиданиями и привёз сразу всё, – «обрадовал» воеводу гость. – В обозах, мой дорогой друг, без труда сможет отыскать всё то, что оказалось ему потребным из рыцарского вооружения. Но самое главное, не оглядываясь на ненадёжных слуг, я хотел бы вручить ему собственноручно, – лорд Кетиш криво усмехнулся и протянул небольшую тубу, обшитую кожей.
– Это то, о чём я думаю? – на всякий случай спросил Сота.
– Именно, – кивнул лорд. – Именно то, о чём мы оба думаем. Масштабы, конечно, пришлось подкорректировать, но все расчёты и размеры перенесены с самой скрупулёзной точностью, на которую только способны лучшие чертильщики мира сего. Всё в полном размере. Требушеты, баллисты, мортиры… И то, что ты просил в записке. В общем, полный набор.
– И пару коньков в придачу, – хмыкнул господин регент.
Сота взвесил тубу на руке и хмуро взглянул на собеседника.
– Помилуй, mon amy! – возмутился купи-продай. – Какой смысл мне тебя обманывать, когда долг твой таков, что выплачиваться будет едва ли не дольше предварения в жизнь тех планов, кои мой друг вынашивает в своей голове? Нет, почтенный воевода, мне гораздо выгоднее, чтобы ты полностью выплатил положенную цену. Уж доверился мне раз, так верь до конца.
Вот тут он был прав, и воеводе сделалось стыдно – разве престало войну, как вздорной бабе, метаться туда-сюда, от одного решения к другому? Да ещё сомневаться в собственных поступках? Сомневаться раньше надо было, пока суть не дошла до дела, а нынче всё – лишь плоды пожинай. Да имей смелость отвечать за собственные деяния.
Разумеется, начальствующий над дружиной ничем не выдал своего стыда, а только лишний раз смерил лорда взглядом.
– Ты, лорд, не серчай, – медленно произнёс он. – Наше дело таково – доверяй, но проверяй. Я надеюсь, ты не обидишься, если первые выплаты начнут поступать после того, как я проконсультируюсь с несколькими сведущими людьми?
– Что ты! – беззаботно пожал плечами гость. Настолько беззаботно, что въедливая заноза недоверия в сердце мироградского воеводы, заныла с удвоенной силой. – Проверяй сколько угодно, я за свой товар готов поручиться хоть головой.
– Не сомневаюсь в этом, – дружески улыбнулся Сота. А сам подумал: своей ли? – Ну, а коли с делами покончено, можно и…
Но Кетиш остановил его жестом и со вздохом слегка поклонился.
– Благодарю за гостеприимство и радушие, достойные лишь всяческих похвал, но дела торопят. Неровен час, и впрямь снегопад ударит, к чему нам лишние хлопоты? Не обижайся, друг мой, но нужно успеть слишком много, а так мало осталось времени… Пора в путь.
Мужчины любезно распрощались. Воевода урядил Иерекешера проводить почтенного гостя да снарядить в дорогу кой-какой снедью. Когда шаги лорда и иже с ним утихли, Сота до хруста сжал кулаки. От обеда отказался! Каким бы вежливым не был отказ, едино: отказом он и оставался. Ох, и скверно же, когда партнёр пренебрегает обычаем!
На другой день, воевода уже стоял на княжеском стрельбище, проверяя на слух струнную тетиву. Что всегда удивляло воина, так это то, что подобные тетивы не только стоили самых высоких похвал за прочность и упругость, но и могли издавать протяжные высокие звуки, от того струнными и назывались. Некоторые даже поговаривали, будто неревский музыкальный инструмент – гусли когда-то в стародавние времена вырос из лука с такой вот тетивой.
По слухам, тетиву тогда именовали не иначе, как гуслой. Иногда самые справные охотники в погоне за дичью уходили далеко за околицу и, бывало, пропадали не один день. Во времена таких вот походов, перед сном у лесного костра, они развлекали себя игрой на собственном луке. Играли по-разному: кто-то бестолково тренькал, стараясь извлекать какие-то звуки, иные наловчились пиликать на ней при помощи смычка. Так появился гудок. Но самым ненасытным пришло в голову натянуть на доску сразу три таких тетивы, а, чтобы звуки не были похожи один на другой, гуслы ставили разной величины. И так постепенно гуслы пересели с простой штакетины на полый ящик со звончатой крышкой. А количество их возросло от трёх до современных тринадцати.
Правда то было, нет ли – воевода поручился бы едва ль. Но то, что лук со струнной тетивой пел — оставалось непререкаемой истиной.
Со стороны малого терема гордо вышагивал Ивец в плотном кожаном зипуне и мурмолке с меховым подбоем. С некоторых пор юный княжич завёл обыкновение одеваться не слишком тепло даже в стужу. Сота поди не мать родная, вдоволь умаявшаяся с больным дитятей – кутать сверх меры не станет.
Сегодня наследник мироградского престола решил поразить наставника стрелецким умением. Вот уж полный месяц мальчишка до десятого пота упражнялся с луком и самострелом. Худо-бедно, но дело шло. И успехов здесь было куда как больше, чем в рукопашной или фехтовании. Ну, никак изнеженное тело не принимало жёстких ухваток или скоростной работы руками.
Особенно юному князю удавался короткий облегчённый самострел. С ним дела шли настолько хорошо, что гордый способным учеником стрелец Зварь обещал научить его в ближайшее время стрелять с полуоборота и навскидку.
Сота по чину поклонился князю и молодецки отбросил назад высокий воротник кафтана. Мальчишка сдержанно, как то и подобало князю по праву рождения, кивнул и слегка поправил лямку, переброшенного через плечо тула. Видимо, плотно набитый стрелами, он уже мал-помалу натирал.
Воевода отметил, что свой короткий самострел юный княжич держал правильно – двумя руками у диафрагмы, чтобы и руки лишний раз не утруждать, и вскинуть мигом, буде возникнет такая нужда. Другой бы на его месте просто закинул за спину, как мешок.
– Что ж, князь, покажи, чему тебя дядья научили.
Тетива на самостреле была взведена, и парень лишь наложил короткую стрелу. Удивить Соту ему-таки удалось. Вскинув оружие, он, почти не целясь, нажал на спуск и поразил небольшую деревянную мишень в виде человеческого бюста – в грудь.
Воевода поднял брови и хмыкнул.
– А-ну, ещё! – скомандовал он.
Ивец суетливо схватился за небольшой механизм, предназначенный для упрощения накладки тетивы на шестерню. Несколько раз крутанув его, он взвёл спусковой крючок и снова выстрелил. На сей раз вышло прескверно – бельт высек из цели сноп щепок и, полоснув по краю, потерялся в снегу стрельбища.
На скулах княжича заиграли желваки, а ноздри принялись нервно раздуваться. Сота был уверен, что вот-вот и из ушей дым повалит.
Но нет. Мальчишка выдохнул так, что получилось очень похоже на сдавленный рык, и быстренько взвёл крючок. Рука метнулась к тулу и безошибочно схватила то, чего регент ожидал меньше всего – стрелу с гранённым бронебойным наконечником. Теперь князь не торопился. Целился довольно долго, зато, когда тетива зашипела и соскочила с шестерни, стрела пробила цель навылет в точности там, где у живого человека был бы правый глаз.
Воевода присвистнул и похлопал молодца по плечу. Мальчишка вскинул подбородок и вновь потянулся к зарядному механизму. Теперь он не суетился вовсе, тянул струну медленно, как бы с оттягом. Схватив точно такую же стрелу, Ивец медленно обернулся и навёл самострел на регента. Тот расхохотался, оценив шутку, и показал большой палец.
Юный князь волчонком смотрел на опекуна и даже не собирался опускать оружие.
– Я понял, ты не шутишь, – хмыкнул Сота с самым серьёзным выражением лица, на какое только был спокоен. – Говори.
– Ты сам учил меня сомневаться во всём, – хрипя от напряжения, произнёс мироградский наследник. Он старался говорить твёрдо, но первые же слова выдавали неуверенность в собственной правоте и попытку оправдаться перед собой. – Может, я не самый завидный ученик, но кое-чему ты научил меня неплохо.
– Значит, не все мои потуги пропали втуне, – с лёгкой улыбкой заключил воевода. – И так?
– Я не верю, что мама могла просто так сбежать, оставив меня одного. Я не верю, в те слухи, что приписывают ей побег неизвестно с кем и неизвестно почему. И я совершенно не верю в то, что ты, Сота – первый человек в Мирограде после государыни, ну, абсолютно ничего не знаешь об её исчезновении.
Вот теперь князёныш по-настоящему удивил воеводу. Регенту захотелось присвистнуть, но он сдержался, справедливо полагая, что подобное может только оскорбить стервеца, что в данную минуту никому не было нужно. Вместо этого опекун выдержал долгий взгляд и, дождавшись, чтобы мальчишка первый отвёл очи, тяжко навалился на костыль.
Нет, конечно же, он не боялся бронебойного наконечника, мало что не давившего в грудь. Убивать впервые всегда невероятно сложно. А вот так: посмотрев в глаза, перемолвившись с человеком, и убить?.. Впервые? Тем более, что до этого с ним ел, пил, даже доверял, как родному… Человек способен на такое, только если загнать его в угол и довести до состояния берсерка. Нет, мальчишка не спустит тетиву. Не в этот раз.
– Знаешь, Ивец, – медленно начал Сота, – иногда в жизни может приключиться такое, что заставит тебя удирать из собственного крова, мало что не галопом. И родных не известишь, потому что иногда только безмолвное позорное бегство может уберечь от беды тех, кто тебе больше всего дорог. Хотя, ты прав, – чуть поразмыслив, молвил регент, – мы действительно кое-что прознали о пропаже княгини. Идём.
Сота поднял воротник и, нахохлившись, побрёл в сторону старого конца Кремля. Собственно, из этого крыла когда-то и вырос величественный мироградский терем. Из уважения к былому, конец не стали сносить, хотя там давно уже никто не появлялся, а стародавние брёвна, подогнанные в сруб без единого гвоздя, покосились и кое-где подёрнулись тонкой сетью трещин.
Ивец семенил рядом. На всякий случай, он держал заряженный самострел наготове, чтобы в случае чего быстренько вскинуть и выстрелить. Он всё ещё тешил себя надеждой, что способен на это.
Через покосившуюся крылечную дверь старого терема они попали в затхлый полумрак заброшенной горницы. Кругом раскинулось мрачное царство запустения. Покрытые тонкой шалью паутины и пыли перевёрнутые лавки и полуистлевшие столы словно являлись посланниками седой старины, настолько далёкой, что и само сущее казалось перед ней несмышлёным дитятей.
Но долго разглядывать ужасающую горницу не довелось. Повозившись с кованым блестящим замком, Сота отворил низкую арочную дверь, инкрустированную тонким яшмовым узором, и нырнул в темноту. Делать нечего, мальчишка стиснул зубы и юркнул следом. Несомненно, коварный воевода заманивал его в ловушку, но так запросто ему не взять молодого удальца, делающего такие успехи в стрельбе! Уж, пока самострел в руках, Ивец сможет за себя постоять. Но чёрт подери, как же темно.
Старый вояка, как назло, уверенно вышагивал в кромешной тьме и, руководствуясь какими-то, одному ему известными приметами, безошибочно выбирал дорогу. Скоро мало-помалу тьма стала рассеиваться, всё вернее уступая тусклому свету нескольких факелов.
Воевода привёл мальчишку к высокой громоздкой двери, окованной железом. Ухватившись широченной ладонью за металлическое кольцо, регент постучал.
– Открывайте, мать вашу! Свои! – громом прокатился по подземельям глухой рык Соты.
Дверь тихо скрипнула, и в проёме возникло длинное смуглое лицо с тонкими губами и противно-длинным носом.
– Здравствуй, воевода, – прогундосил носатый и смерил Ивеца взглядом. А потом, чуть погодя, отбил небрежный поклон. – И тебе поздорову, князь. Большая честь для нас, – прохрипел мужик и посторонился, пропуская Соту с мальчишкой внутрь. Однако же, судя по тону носатого, на самом деле ни о какой чести и речи не шло.
Они оказались в небольшом помещении, выложенным красным кирпичом. По стенам вразброс были развешаны факелы, а под потолком чудовищно низко свисал канделябр. Здесь стояло несколько столов с лавками по обе стороны от каждого. За ними сидели мужи в бардовых кафтанах со стрельчатыми застёжками и тафьях, отороченных серым пухом. Большинство что-то старательно записывало на тонко выделанных пергаментных тетрадях. Кое-кто напротив – сощурившись пытался прочесть какие-то свитки, горой лежащие на столе перед ним. Трое совсем далеко от двери быстро что-то жевали.
Увидев пришельцев, все как один повскакивали с мест и дружно приветствовали князя, наконец-то почтившего своим присутствием.
Несмотря на радушный приём, мальчишка всё ещё по привычке держал Соту и нескольких незнакомцев на прицеле. Несомненно, за этими лживыми улыбками и бесноватым взором крылось нечто большее, чем простое почтение перед князем.
– Это – опричники, – тихо произнёс воевода, – своего рода тайное воинство. Я создал его сразу, как только узнал о пропаже княгини – для поисков. Чтобы ненароком не причинить вреда пресветлой Злате, они вынуждены действовать скрытно. Обещай мне, князь, что будешь держать язык за зубами? Поскольку, если кто-то прознает об опричнине, боюсь, твоей маме может сделаться худо, – и после недолгого молчания добавил, – Дозволь держать ответ о проводимом расследовании.
Что называется, пыльным мешком по голове. Ивец, наконец, дознался до тайны воеводы, но желание пристрелить его на месте от чего-то разом отпало. Выходит, всё это время он – наследный князь мироградского престола подозревал возможно самого преданного Мирограду человека, возможно, единственного своего друга среди лживых бояр и продажных дворян, кои так и зыркают, как бы приворовать побольше, да как бы самому оседлать княжий стул.
Вот уж, где стыд-то.
Мальчишка оторопело слушал одного опричника за другим и тихо дурел. Ему и в голову бы не смогло прийти, сколько, оказывается, средств потратил Мироград и лично Сота, чтобы отыскать следы его матери. Скольким людям пришлось втереться в доверие к самым ужасным и мерзким слоям городского населения. И что самое страшное: некоторые уже погибли на этом пути.
Воевода стоял одесную молодого князя и хмуро наблюдал за своими людьми. Зоркий глаз создателя мироградского тайного воинства неотрывно следил за лицами докладчиков, их позами и движениями. Сота остался доволен – ничто не выдало лжи опричнины. Ничто.
Глава 11
Корчма «Старая квочка» издавна пользовалась не лучшей репутацией. Приличные люди сторонились её днём, а ночью и вовсе обходили десятой дорогой. Здесь всегда собирались воры и проходимцы всех мастей, убийцы и висельники, до кого ещё не успела – или не смогла – добраться карающая длань городской стражи. Не случалось ещё такого дня, чтобы в «Старой квочке» не произошла драка или поножовщина, частенько заканчивающиеся смертью. Иной дозор старался держаться сторонкой от этого заведения.
Корчмарь Станислав был хмурый седой мужик, отнюдь, правда, не старый. Он награждал посетителей острым взглядом из-под насупленных густых бровей и, заранее предчувствуя неприятности, спрашивал: «Чего угодно?».
– Чего угодно? – бросил Станислав, навалившись на прилавок.
Будилад положил перед собой новиградскую крону и, глядя куда-то за спину трактирщика, тихо произнёс:
– Пива.
– Сколько?
– Кубок, а там посмотрим. На худой конец сдачу оставишь себе.
Корчмарь смерил его подозрительным взглядом и скрылся в подсобке.
Лазутчик поправил старенькую прохудившуюся шапку с полинявшей меховой опушкой и, поглаживая недельную щетину тыльной стороной ладони, украдкой оглянулся через плечо.
Похоже им заинтересовались четверо смуглых ребят с дурными глазами, что сидели за небольшим покосившемся столом почитай у самого входа. Пока они просто временами зыркали в его сторону, но опыт подсказывал, что одними переглядками дело не кончится.
Почти незаметным движением Будилад поправил тугую повязку на раненой ноге и полез правой рукой под полу крытого мехового кафтана.
Вернулся корчмарь. Он вытер прилавок перед Будиладом непонятного цвета тряпкой и поставил кубок с холодным пивом. Лазутчик кивнул и принялся пить.
В это время с шумом распахнулись двери «Старой квочки», и вместе со стылым ветром и мокрым снегом внутрь ввалился красный обросший мужик со всклокоченной бородой да распухшей от беспробудной пьянки мордой. От него разило кислым запахом пота и пятилетним перегаром аж от крыльца. Мужик зажал указательным пальцем ноздрю и прицельно высморкался на порог.
– Такую-то мать, ну, и погодка! – гаркнул он хриплым голосом и, сорвав дырявую заячью шапку, запустил ею в проходившего мимо дымчатого кота. Котяра обиженно заверещал и стрелой юркнул в подпол.
Пришелец подобрал головной убор и сел у прилавка неподалёку от Будилада. Витиевато выругавшись и подобрав самые немыслимые сравнения, заказал квасу.
– Колосники горят, – развёл руками мужик, – только квасом и спасаюсь. Ничё больше не берёт.
– Говорят, у тебя вчера аминины справлялись? – участливо спросил корчмарь, подставляя ему под нос ладью.
– Чё у тебя тут так орут постоянно? – скривился пришелец и одной рукой схватился за голову, а другой за ладью с квасом. – Дружище, – обратился он к Будиладу и чуть не упал, – честное слово… Вот первый раз так нажираюсь, аминины были… – после этих слов Станислав сдержано засмеялся и скрылся в подсобке. – Помоги до стола добраться? Бога ради.
Лазутчик вздохнул, сгрёб со стола пиво одной рукой и забулдыгу за шиворот второй. Утащил его к дальнему столу и небрежно толкнул на лавку. Мужик громко велел трактирщику принести чего перекусить и вытаращил на Будилада красные воспалённые глаза.
– Выпьешь со мной, а? Не побрезгуй, путник, – и умоляюще сдвинул брови, положив правую пятерню на грудь.
Родович украдкой пробежал взглядом по корчме и сел напротив пьяницы. Станислав принёс им кувшин пива и вяленой рыбы на широком расписном блюде.
– Мож, чего пошибче? – справился он.
– Не, – отмахнулся мужик, – ну, может, погодя.
Корчмарь хмыкнул и вернулся за прилавок.
– Зря ты сюда пришёл, – отпив прямо из горлышка произнес мужик. Это был известный пьяница и прощелыга Арей по прозвищу Элефант. Прозвищем сим его наградили заморские купцы, и было оно, видно, жутко обидным, потому как сам Арей никогда не признавался, что оно значит. – Мне уже ведомо, что тебя разыскивают, а тут мы как бельмо на глазу.
– Здесь? – усмехнулся Будилад.
– Хочешь сказать, в этом болоте? – снова выпил Арей. Когда-то он был купцом, жил в богатом тереме, ходил в шелках. А потом в единый миг лишился всего. Почитай весь товар утоп во время бури у Мошуарских островов. А что не потонуло, то разграбили скорые на расправу островитяне. Домой вернулся к пустому порогу. Его семья пропала, и как Арей не старался, следа их не нашёл. Так и спился. – Думаешь, коль ворьё кругом, так и затеряешься? А я тебе вот как скажу: найти тебя здесь, что два пальца обоссать. Народец гнилой пошёл, каждый норовит сдать, заложить, чтоб потом больше захапать, чтоб делиться не пришлось. А ты человек новый, сразу видать, и явно нездешний.
– Думаешь, проблем не оберёмся? – серьёзно спросил Будилад.
– Да, почти уверен. Кроме тебя, чужаков тут ещё четверо. И один беспрестанно пялится на нас, к чему бы это?
Лазутчик впился двумя руками в кубок и расхохотался, делая вид, будто Арей только что поведал ему весьма занятную историю. Бывший купец тоже хихикнул для порядка и припал губами к кубку с квасом.
– Мать-перемать, дерьмо-дерьмом, а хорошее пиво только тут и можно достать. По крайней мере, в Лихоборе, – посетовал Элефант и отобрал у Будилада кубок. Правда, после нескольких глотков, вернул. – К себе я тебя не пущу, опасно…
– Думаешь, и за тобой следят?
– Есть такой грешок в последнее время. Только никак не разберусь кто. Толи из Саахада кому-то приспичило, толи из Арагуза, чёрт их там разберет, – он махнул рукой и подлил выпивки. – Тебе налить?
Лазутчик отмахнулся.
– Этим-то от тебя что надо? – дался диву Будилад. – За морем, поди, своих забот хватает, зачем им за тобой ещё следить?
– Не знаю, – хмыкнул пьяница. – Не наши, и точка. К своим-то уже привык, да и давно они тут обитают. А эти – чужаки, пришлые. Совсем недавно в нашем конце объявились, и пока ни к одной шайке не примкнули. Странные они, чую, не только за мной приглядывают. А тебя, видать, ищут крепко.
– Откуда знаешь?
– Сорока на хвосте принесла. Не знаю уж, чем ты насолил этому Соте, но только ищет тебя не только он.
– Ещё родовичи, – кивнул вурдалак. – Я теперь предатель, друг Арей. И башку мне снимут за милую душу.
– Не снимут, – уверенно бросил Элефант и, навалившись локтями на столешницу, понизил голос пуще прежнего. – Тебя ещё кто-то ищет. И это не князья, кто-то покруче. Люди называют его Азарем. Фатьяну твоему про это тоже известно. И можешь быть уверен, пока князь родовский не выяснит, кому и зачем ты понадобился ещё, будь спокоен – башка твоя останется на месте…
– Почему ты решил, что этот Азарь круче, чем князья? – шёпотом спросил лазутчик.
– А то, что Азаря этого тоже ищут. Рытники.
– Вон оно как… – протянул вурдалак и от удивления навалился на столешницу.
Рытники, их ещё называли цепными псами Храмовых скал. Лучшие воины Горнего, которые, по слухам, могли справиться с самим чёртом. Именно рытники разбили армию лютичей, некогда считавшуюся непобедимой. И теперь Будилада разыскивал некто, за кем охотились эти чудо-воины.
Арей выругался.
– Перемать! Слав, почему пиво кончилось?! – заорал он на всю корчму. – И давай уже сюда окорок, чего жмёшься?
Будилад задумался: его ищут. Третья сторона. Кто? Что за Азарь такой? Что-то подсказывало ему, что вряд ли этому Азарю тоже понадобился компромат на Соту. Во всяком случае, это не главное. Было бы дело в мироградских документах, уж Арей-то бы об этом узнал.
Запахло жареным мясом, у вурдалака аж слюнки потекли. Сидевший напротив Элефант, потирал руки и хищно улыбался, глядя на горячее мясо. Лазутчик отдал корчмарю ещё полторы кроны и быстренько оторвал себе кусок – пока разорившийся купец не сожрал всё в одиночку.
– Всем нужен старина Арей, – усмехнулся мужик и поскрёб лохматую шею. – Черт его, просто притягиваю всяческих предателей…
– Ты это о чём? – с набитым ртом молвил Будилад, поэтому «о чём» у него вышло, как «о фём».
Арей Элефант помрачнел и совсем уж перешёл на шёпот, хотя особой надобности в этом не было. И без того было трудно что-либо нормально расслышать от завсегдашнего трактирного шума, криков и ругани. Да ещё неподалёку, у самого очага устроились трое певцов, тянущих под гусли и гудки какой-то жутко унылый мотив.
– Ты про рива Стародума слыхал? – выдавил Арей. Его друг покрутил головой. – Да и не услышал бы. Я надеюсь, ты знаешь, кто такие ривы и чем они промышляют?
– Угу, – кивнул вурдалак, запивая пряное угощенье, – убийцы наёмные. Живут у Капища и держатся особняком.
– Вообще-то, не совсем. На самом деле, они людей в основном не убивают. Чудиков всяких укладывают за деньги, всё больше тварей несмышлёных. Ну, там, шишига какая допечёт, русалки в конец оборзеют. Конечно, не без того, случается и на истинных тварей ходить, супротив которых не каждый жрец сдюжит…
– Я понял, – кивнул Будилад. – Отбирают хлеб у священников.
– Причём довольно успешно, надо сказать. У кого деньжата при кармане предпочитают к ривам обращаться. И видать не без оснований. К тому же, за них говорит и то, что, как ни крути, а они прямые наследники лютичей. А это что-то да значит.
– Это, в общем-то, неважно.
Арей насупился.
– Знаешь, что, раз такой умный и понятливый, ступай и решай уже свои проблемы. Не мешай старине Арею поправляться.
– Ладно, дружище, не обижайся. Так что там с твоим ривом?
– А то, что тоже, вроде предателя стал. Хороший был рив, по-своему талантливый. Но боги любят всякие насмешки.
– Боги? – перебил его лазутчик и прыснул в кулак. – Старина Арей подался в язычество?
– А я из него и не выходил, – серьёзно заметил купец и подмигнул, – только не говори никому. Ну, вот. Твою мать, и довелось же Думу встретить русалку. Бох ты мой, Будилад, – Элефант закатил глаза и покрутил головой, – что это была за девка. Сам видел. За такую и жизнь отдать не срам. Но это всё неважно. Сбежали они и решили схорониться у меня. Я им дал кой-чаво и выгнал из города. Неспокойно что-то было. А их, как от меня вышли, так и встретили жрецы Храмовых скал. Рив-то выкарабкался, а вот девчонку ухлопали…
– Погоди! – треснул себя по лбу лазутчик. – Безумный рив, так кажется его называют!
– Ага. Я слышал, он собственноручно зарезал графа Арагуза прямо на турнире – при всех. Этот-то граф и навёл священников на его русалку.
– Надо же, – Будилад задумался и принялся потирать бороду.
– Я это к чему? – прервал его размышления собутыльник. – В последнее время, рядом со мной лучше не появляться. Так что щас пображничаем и ступай-ка ты подобру-поздорову. К ривам сходи, може, пособят чем. Ну, а нет, так хоть добавишь своим преследователям головной боли. Пусть думают, какие у тебя дела с чудоборцами. Мать твою за ногу, будем здоровы, чужеземец! – уже громче произнёс Элефант, и мужи чокнулись.
Некоторое время ели молча. Будилад прислушался к певцам. Они, наконец, сменили наигрыш и запели гораздо мелодичней.
…Чёрные волосы, чёрный лес,
Чёрное озеро рябью накрыло,
Чёрные звёзды глядят с небес,
Чёрное сердце навеки остыло.
Красный рассвет распахнёт окно,
Кому-то придётся за всё поплатиться,
Белое выпить до дна вино,
С чёрною девой навеки проститься…
Ты, не ожидая победы в бою,
Смело шёл с горящим взором,
Чтобы однажды долю твою,
В клочки разорвали борины с позором!..
– Ая знаю эту былину, – прервал молчание Будилад. – Она про лютича, который из-за арагузской чародейки вышел один на один с борином, за что и поплатился собственным рассудком. Что-то часто в последнее время про лютичей говорят. К чему бы это?
– Объявятся, наверное, – пошутил Элефант.
– Не объявятся, – серьёзно заметил вурдалак. – Года два назад Фатьян приказывал разыскать их следы. Как ты уже понял, ничего. Кто-то ассимилировался, кто-то вернулся и стал ривом. Но сам по себе народ волкодлаков вымер. Остались только истории.
– Совершенно, кстати, реальные истории, – поддержал его Арей. – Да, раньше мужики были не то, что щас… Стукач на стукаче, всё за шкуру свою трясутся. Вот уже и мне не верится, что ты пошёл против всех из-за женщины.
– Тебе и про это известно?
– А как же? Сплетни сплетнями, а крупица истины там завсегда есть… О вас, Будилад, тоже когда-нибудь балладу сложат… Но вам уже будет всё равно, – чуть помолчав, мрачно добавил известный пьяница и прощелыга Арей Элефант.
– Когда уйду, письмецо одно отправишь?
– Станиславу оставь. Глядишь, дольше проживёшь.
Прямо перед Будиладом на пол клинка в столешницу вошёл обыкновенный кухонный нож. Одному из четверых чужаков, по-видимому, наскучило бросать пустые взгляды, и он решил пойти на контакт.
– Не нравится мне твоя рожа, – дохнул перегаром здоровый реет с густой рыжей бородой и чёрными острыми глазами. – Весь вечер за тобой наблюдаю…
Вурдалак знал, чем это всё закончится, но открыто на конфликт не пошёл. Он медленно допил своё пиво и заявил, что уже уходит, избавляя тем самым рыжего неприятности лицезреть свою физиономию.
– Ты не понял… – процедил сквозь зубы реет. – Ты уже никуда не пойдёшь…
Он вынул нож и погладил вурдалака полотном по щеке. Полкорчмы уставились на родовича. Народ жаждал зрелища, но мерзкий пришелец со скучающим видом сидел, опершись левым локтем о стол, и барабанил пальцами.
– Перемать, ты что, охренел? – взбеленился Арей. – Какого лешего? Не видишь, мы разговариваем?
– Молчи, пёс! – фыркнул незнакомец, не удостоив Элефанта и полувзглядом. – Твоё дело в свинарнике почивать и собакам хвосты заворачивать.
– Ну, это ты зря, – с гадкой ухмылкой сообщил Будилад и уж готов был всадить обоюдоострый клинок в брюхо негодяя, но его опередили.
Два дюжих молодца словно по волшебству возникли по обе стороны от реста. Один ловко выбил из рук оружие, второй скрутил в три погибели и куда-то потащил. Трое чужаков, сидевших вместе с рыжим, медленно и демонстративно поднялись. Но когда вслед за ними также не спеша встала добрая половина корчмы, они передумали и снова сели.
